Малин ходит кругами у беседки, трогает ленты ограждения, уже кем-то оторванные, закрывает глаза и видит, как кто-то гоняет обнаженную, израненную, обмытую хлоркой девушку взад-вперед по траве. Вот она связанная, с кляпом во рту, кто-то вводит в нее кусок синей пластмассы - туда-сюда. Память замыкается в себе, говорит - СТОП! Сюда больше никто не войдет. Трава под тобой - в такую жару на ней даже нет росы. Его, ее, их тела на тебе, мышцы, со всей силой вдавливающие тебя в землю. Трава - постель, с которой ты уже никогда, никогда не поднимешься.
Так ли все это было?
Юсефин Давидссон.
Мария Мюрвалль.
Тереса Эккевед - исчезла.
Где связь?
Юсефин. Ты бродила в полубессознательном состоянии, когда тебя нашли, но все же ты была тут, с нами. И ты свободна, хотя на самом деле нет.
Тереса.
А ты еще существуешь? Где тебя искать?
Я слышу голос.
Я не узнаю его. Но он спрашивает, где я.
Я хочу знать, где я. Ведь если я пойму, где я, то смогу уйти отсюда, выбраться из этого холодного темного места, где я так одинока, и уйти домой.
Все черно.
И холодно.
Прошу тебя: спроси снова, где я. Пусть твой голос станет маяком, который укажет мне дорогу из страха и этого темного кошмарного сна.
Спроси еще раз, пожалуйста.
Спроси.
- Тереса, куда же ты подевалась?
Малин произносит это прямо в воздух, стоя у беседки.
Пение птиц.
Лица. Петер Шёльд, Натали Фальк, Бехзад Карами, Али Шакбари, другие, лишенные черт. Тот, кто позвонил в полицию, и еще, еще…
Нужно снова поговорить с Натали. Кто такая Lovelygirl - вдруг она знает?
Малин приседает на корточки, водит рукой по траве, словно барсук, роющий землю.
Кто ты, способный на такое? Откуда в тебе столько отчаяния? Что произошло с тобой, чтобы тебе захотелось сделать такое с Юсефин? Что ты хочешь сказать мне? Может быть, огненный адский змий проник в твой рай, превратив его в ад, отныне и навсегда. И зачем было ее отмывать? Что ты хочешь смыть?
Время свивается в кольцо. Земля и воспоминания размыкаются, истина ускользает, чтобы защитить ее носителя.
"Как заставить тебя вспомнить, Юсефин?" - думает Малин.
Запах горящего леса.
Горящих животных, насекомых, мхов.
Лес - чистилище для тех, кому не повезло.
Запах горящих червей, выползающих наружу из обгоревшей земли. Малин отчетливо ощущает его - если бы она могла полететь, пронестись в воздухе над равниной, над озером Роксен, в сторону леса Хюльтшёскуген и окрестностей Чьелльму, то увидела бы под собой отблески огня. Заметила бы пылающие точки и задалась вопросом: что это - магма, или истина, или насилие, вылившееся наружу, достигшее точки кипения?
Она увидела бы девушек, парящих в воздухе, как пламенеющие искры.
15
Семнадцатое июля, суббота
Сверхурочная работа - естественное дело теперь, когда их лето неожиданно двинулось по всем кругам Дантова ада.
Они будут работать. Не стоит без необходимости отзывать коллег из отпуска.
Запах горящего дерева и угасших жизней утром еще отчетливее.
Но он не раздражает, просто кажется каким-то иным, даже почти приятным, будто костер, разведенный в лесном походе, возле которого Туве и другие дети могут отогреть озябшие пальцы.
"Сегодня нет ветра, и свет пока щадящий", - думает Малин, глядя, как флаги уныло свисают на флагштоках у входа в полицейское управление. Большая парковка у нее за спиной почти пуста, там стоит лишь парочка автомобилей, ожидающих сигнала к началу охоты.
Малин с трудом бредет сквозь жару. Нынешнее утро дается тяжело. Без пяти восемь, однако уже мучительно жарко, она вспотела в своей футболке и белом пиджаке. Опять натянула юбку - в брюках невыносимо, хотя она почти никогда не носит юбку на работе. Юбка - символ женственности, слабости, принадлежности к другому миру. Ее мир - мужской мир, что бы ни думали по этому поводу феминистки, сидящие в Главном управлении полиции. Так что обычная одежда на работе - брюки.
Но только не в такую жару. Сегодня тоже не получится.
За завтраком она прочла о лесных пожарах на сайте газеты "Корреспондентен". Вся первая страница занята фотографией горящего леса, а в самой газете - подробные описания работы пожарных при попытке погасить огонь. Горит площадь в несколько гектаров. По причине засухи огонь пустил корни и жаждет новых завоеваний, впал в зависимость от земли, от живого. Пожарные команды Линчёпинга, Норрчёпинга, Муталы и Финспонга борются с огнем в запыленном лесу.
Янне хочет туда. Среди огня лучше, чем на Бали. Он мечтает зарыться в работу, заняться спасением других вместо того, чтобы попытаться понять себя, меня, Туве - нас всех.
А вот и репортаж о ее расследовании на целый разворот. Фотография вибратора и текст: "Полиция подозревает, что преступник использовал синий вибратор". Предрассудки. Карами. Шакбари. Догадки по поводу Lovelygirl.
Как, черт подери, просочилась в печать информация о вибраторе? Через Карин Юханнисон? Свена Шёмана? Возможно, проболтался Свен, прижатый к стене каким-нибудь журналистом.
Ну что ж, теперь это известно всем.
Дверь в полицейское управление открывается автоматически. За стойкой администратора сидит Эбба, ранняя пташка.
- Доброе утро, Малин!
Малин кивает в ответ.
Зак и Шёман на своих местах, хотя до утреннего совещания еще час.
Оно проводится всегда, независимо от того, рабочий день или выходной.
Оба внимательно изучают какие-то документы, однако обращают внимание на появление коллеги, одновременно поднимают на нее глаза, и Свен говорит:
- Да, Малин, пора уже!
- Добро пожаловать, Малин! - Зак рад, что хотя бы один раз сумел прийти раньше ее.
Свен, одетый в мятые белые льняные брюки, тоже явно рад ее видеть.
Увидев выражение его лица, Малин решает не рассказывать ему о своем посещении парка Тредгордсфёренинген вчера вечером, хотя и собиралась это сделать: Свен любит прочувствовать обстановку на месте преступления.
- Ну как, Малин, удалось вчера выпить пива?
"Нет, - думает Малин. - Но я зато пропустила рюмочку текилы, когда вернулась домой".
- У тебя немного утомленный вид, - почти по-отечески добродушно ухмыляется Зак.
Они решают начать совещание, не дожидаясь девяти. Опять игнорируют конференц-зал: вполне достаточно круглого стола в кухне. Сегодня здесь не много сотрудников в униформе или штатском, им не помешают.
У Свена вид более усталый, чем обычно, и Малин задумывается, откуда у него эта новая усталость. Поначалу грешит на жару, но потом замечает тонкий слой пыли на его волосатых руках. Пыль лежит на коже разводами, и Малин догадывается, что Свен встал очень рано и не один час простоял у токарного станка. Что и сказать: очень полезное занятие, когда вокруг лесные пожары и расследование буксует.
- В лесу черт-те что делается, - словно услышав ее мысли, говорит Зак. - Становится все хуже и хуже.
- Восемьдесят пожарных, - откликается Свен.
- А огонь уже почти добрался до озера Хюльтшён, - добавляет Малин.
В кухне становится тихо, все трое прихлебывают кофе из покрытых коричневыми пятнами кружек.
- Ну ладно, начинаем, - объявляет Свен. - У нас поблизости есть недавно вышедший на свободу насильник, которого мы должны проверить. Фредрик Юнассон, проживающий в Мьёльбю, тридцати двух лет от роду. Живет с мамой. Напал на женщину в ее подъезде. Попытка изнасилования и нанесение телесных повреждений.
- Этим пускай занимаются ребята из Мьёльбю, - отмахивается Зак. - А других насильников мы будем проверять - не только недавно выпущенных?
- Начнем пока со свеженьких. На большее у нас нет ресурсов, но я составлю список.
- А потом? - спрашивает Малин. - Что мы будем делать дальше с Бехзадом Карами и Али Шакбари? Мы должны проверить алиби Бехзада. Можем мы послать несколько сотрудников поговорить с теми, кто был на семейном празднике? У нас есть народ? Или нужно отзывать людей из отпуска?
- Форс, полегче! - усмехается Свен. - У нас нет ничего конкретного против этой парочки.
Карим наверняка имел со Свеном разговор, но тот никогда не откажется от рабочей версии только потому, что на него давит начальство или СМИ.
- Так у нас есть люди? - настаивает Малин. - Мы можем взять подкрепление из Муталы и Мьёльбю?
Отпуска - дело святое, иначе никто никогда не сможет отдохнуть.
- Можем привлечь парочку сотрудников в форме. Пусть проверят алиби.
- Кого именно мы можем задействовать?
- Йонстедта и Булоу.
"Отличные ребята, - думает Малин. - Молодые, бессемейные, но не качки и не солдафоны. Скорее, будущие следователи".
- Ты вправду думаешь, что те двое замешаны в деле? - с сомнением спрашивает Зак.
- Кто знает? - отвечает Малин.
Я послушала их голоса. Точно как говорил Свен: "Слушай, Малин. Слушай голоса, звучащие в расследовании". Недавно он еще добавил: "Только тот, кто слушает, может чему-то научиться, а тот, кто чему-то научится, может подойти к истине достаточно близко, чтобы ухватить ее".
- По поводу Тересы никаких новостей, - говорит Малин. - Если только за вчерашний вечер и ночь не возникло что-то новое. Может, Петер Шёльд или Натали Фальк решили дать какую-нибудь дополнительную информацию?
- Тишина со всех сторон, - отвечает Свен. - Получается, что она вполне могла исчезнуть неделю назад. А что нам дает эта идея насчет лесбиянок? - Он резко меняет тему.
Теперь Зак выглядит уверенным, зато Малин начинает колебаться.
- Ну, не начинать же нам гоняться по всему городу за лесбиянками только потому, что мы подозреваем использование вибратора? И потому, что на страничке в Facebook содержится намек на лесбийские отношения?
- Гоняться не будем, - отвечает Зак. - Но это версия, которую стоит проработать.
- В таком случае мне хотелось бы еще раз поговорить с Натали Фальк. Наедине.
- Хорошая идея, - кивает Зак. - Она, похоже, не любит стариков вроде меня.
Свен бормочет "да", поправляет ремень на брюках и продолжает:
- От Андерссона из технического отдела тоже пока ничего. Вероятно, он не обнаружил больше ничего интересного и только успел отправить запросы в Yahoo и Facebook.
Затем Свен делает глубокий вздох.
- Я проверил, где в нашем лене собираются лесбиянки. В Норрчёпинге якобы есть клуб, "Дежавю делайт". У нас, по моим данным, ничего подобного нет.
- Рынок ограничен, - усмехается Зак. - Все лесбиянки спешат перебраться в Стокгольм.
- Или еще дальше, - добавляет Малин.
- Может быть, узнать в Союзе за сексуальное равноправие? - спрашивает Зак.
- В нашем лене у них нет филиала. Проверь клуб, Малин. Поговори, послушай, может, что-нибудь найдешь.
- Ты хочешь сказать: мне пойти туда и спросить, нет ли среди них кого-нибудь, кто пользуется вибратором и известен склонностью к насилию?
Свен не отвечает.
- Учитывая, что мы имеем по данной версии, это все же перебор, - продолжает Малин. - Пусть они спокойно сидят в своем клубе. У меня есть связи, начну с них.
Свен по-прежнему молчит, потом наконец соглашается:
- Ты права, Малин. Начни со своих контактов.
Затем откашливается и продолжает:
- Какие еще версии у нас были? Ах да, человек, утративший пенис. Такая информация не подлежит разглашению, к тому же это все-таки натяжка.
"Он говорит об этом так бесстрастно, обыденно, - думает Малин. - Словно утрата пениса - лишь мелкая неприятность".
- Давай я все же проверю через свои связи, - говорит она, но Свен хмурится.
- Только никаких незаконных обходных путей!
Не отвечая, Малин думает: "Далеко ли мы уйдем, если не будем пользоваться обходными путями?"
Тереса? Где же ты все-таки?
Я нахожусь под водой? Все это зеленое, коричневое, черное, мокрое вокруг меня - водяная трава, кувшинки? Это щуки своими зубами колют меня в ноги?
Чего этот сон добивается от меня? Или я не сплю?
Но тогда все вокруг не может быть черным!
Или я ослепла?
Мои глаза сгорели? Нет, вряд ли это возможно, ведь они не болят. Они в порядке, но с ними все же что-то не то. Я пытаюсь моргать, но ничего не происходит. Папа, почему ты не придешь и не поможешь мне опустить веки? Или они опущены - хотя бы одно?
Теперь я хочу закрыть глаза. Ускользнуть из этого места, от всего этого, звуков, слов, которых я не понимаю. Они как бред сумасшедшего, как пущенная задом наперед заезженная старая пластинка с тяжелым роком.
Выключите голоса.
Отпустите мои руки.
Дайте мне пошевелить руками и ногами, пальцами и веками.
Чего хотят эти голоса, которые раздаются подо мной, нет, надо мной. Мой слух как космос, встающий из сна.
Я застряла.
В зеленом, коричневом, черном.
Во влажном пластике.
Я не хочу быть слепой.
Не хочу, чтобы горящие муравьи заползали ко мне под веки.
Почему? Папа, почему ты не придешь и не заберешь меня домой?
Я хочу поскорее проснуться.
Мне никогда не снились такие плохие сны.
Я хочу проснуться, мама. Папа.
Я хочу.
Не быть слепой.
Проснуться, проснуться, проснуться.
Но как?
Скажите, как мне проснуться?
16
Сонная возня с бумагами, безрезультатные дискуссии после утреннего совещания. Позвонить Малин еще никому не успела.
Они поехали в город. Под зонтиком на открытой веранде кафе "Юлленфикет" кажется, что в воздухе почти закончился кислород, но яркий свет еще можно переносить, сидя в тени.
Два других посетителя помимо Малин и Зака - пожилая пара, которая пьет кофе и поедает свежие пшеничные булки. Стрелка часов приближается к половине пятого. Жара превратилась в потоки света, острые, как шило, а облако из частичек гари лесных пожаров снова накрыло город.
Лед в кофе.
Con hielo.
В молчании они по очереди прихлебывают кофе, а у торговой галереи перед витринами магазина "Интерспорт" бродит туда-сюда голубь; надувные мячи и матрасы в витрине, кажется, сдуваются и оседают с каждой минутой.
- Чувствуешь запах? - спрашивает Зак.
- Да.
- Думаешь, они справятся с огнем?
- Не сомневаюсь.
Зак кивает.
- Малин, посмотри вокруг. Такое ощущение, что в городе остались только мы. Мы и те, за кем мы гоняемся.
- От этого зноя у меня такое ощущение, что мозг весит не меньше двух тонн, - вздыхает Малин. - У него нет сил думать.
- А обычно у него есть силы думать?
- Очень смешно!
- Я видел вчера по телевизору документальный фильм, - продолжает Зак, помолчав. - О природе. Там паук спаривался со своими собственными детенышами.
- Такое обычно приводит к вырождению вида.
- Как ни странно, это работает на эволюцию, - улыбается Зак. - Получился новый вид пауков с близко посаженными глазами.
Мимо них проходит молодая женщина с сенбернаром на поводке; огромное тело собаки раскачивается из стороны в сторону, словно она готова вот-вот упасть в обморок.
- Знаешь, я решила побеседовать с Натали Фальк прямо сегодня вечером.
- Давай. Только будь осторожна.
Малин вдыхает летний воздух, чувствует, как он обжигает легкие.
Они прощаются у Тредгордсторгет, и, едва Зак исчезает из виду, Малин достает телефон.
Главный врач Ханс Стенвинкель опускается на неудобный стул в своем жарком кабинете в девятом отделении университетской больницы.
Только что закончилась операция, длившаяся пять часов. Он пытался спасти ногу мотоциклисту, который столкнулся с трактором возле Несшё и был перевезен в Линчёпинг на вертолете. Время покажет, удалось ли сохранить ногу тридцатитрехлетнему лихачу: травмы были глубокие и обширные, нога разворочена от колена и до тазобедренного сустава. Хирург, сшивавший сосуды, сделал почти невозможное.
"У меня на лбу вода от умывания или пот? Черт его знает", - думает Ханс, и в эту секунду звонит телефон.
Высвечивается номер Малин. Чего она хочет?
Это мама Туве, девушки его сына Маркуса. Всегда напряженная, но ведет себя корректно, к тому же, по слухам, блестящий инспектор полиции. Всегда чем-то озабоченная, отстраненная, но после двух бокалов вина расслабляется и становится человеком. "Такое ощущение, что она не любит врачей", - всегда невольно думает Ханс в ее обществе.
- Слушаю!
- Это Малин. - Ее голос на другом конце провода не такой бодрый, как обычно, на заднем плане слышны звуки улицы. - Мама Туве.
- Привет, Малин! Как ты в такую жару? Еще не растаяла?
- Половина меня уже растеклась по асфальту.
Ханс посмеивается: она не лишена чувства юмора.
- Как там дела у Туве? Ей хорошо на Бали?
- По-моему, очень хорошо.
- Маркус сейчас на даче возле Турсхеллы, но к ее приезду он вернется в город.
- Ханс, возможно, ты можешь помочь мне в одном деле.
- Постараюсь. Что тебя интересует?
- Мне нужно знать, есть ли в нашем городе люди, лишившиеся пениса.
- Как ты сказала?
- Лишившиеся…
- Я понял.
- Это связано с делом об изнасиловании.
- Речь о той девушке, которую нашли в парке Тредгордсфёренинген?
- Да.
- Но подобная информация является врачебной тайной.
- Знаю.
- Прости, Малин, но я не могу тебе помочь. Разглашать информацию, содержащуюся в карточках пациентов, противозаконно.
- Это я тоже знаю, Ханс.
"У него был такой усталый голос, - думает Малин. - Эти долгие операции, наверное, ужасно утомительны". Она кладет телефон в передний карман юбки; на голубой ткани за день появились светлые и темные пятна грязи, и Малин ломает голову над тем, существуют ли в природе джинсы настолько тонкие, чтобы их можно было носить в такую жару.
Как всегда, манит паб на первом этаже. Просто безумие - жить в том же доме. Сидеть у стойки бара, переживая одиночество вместе с другими.
Выпить холодного пива - острая горькая прохлада, алкоголь, поднимающийся в мозг и заполняющий извилины чудесной пустотой.
Но нет. Не сейчас.
Ключ входит в замок. В квартире затхлый запах, одежда и вещи в полном беспорядке.
Малин останавливается, оглядывает себя в большом зеркале в коридоре.
Эти морщины - от жары? Во всяком случае, они появились недавно, эти тонкие черточки вокруг глаз.
"Мне тридцать четыре, - думает Малин. - И я по-прежнему не узнаю свое отражение в зеркале, не знаю, кого это я вижу".
Они снова приходят к ней, как призраки лета. Янне. Туве. И Даниэль Хёгфельдт.
Ее вдруг переполняет острое болезненное чувство: жизнь кончилась, хотя она только и делает, что живет на полную катушку.