23
Дом, где я выросла.
Кажется, кирпич плавится от жары, стекает с фасада, обнажая воспоминания и предчувствия.
И ложь.
Но что это за ложь?
Зак сидит за рулем, стиснув зубы.
Они не превышают разрешенную скорость тридцать километров в час, и Малин успевает заметить, что живая изгородь вокруг дома ее детства просела еще больше, чем в прошлый раз, словно у нее совсем нет сил бороться с жарой.
В доме никого нет.
Кто сейчас там живет? Какие у них воспоминания?
"Я брожу кругами вокруг воспоминаний, - думает Малин. - Они застряли во мне, как электрические вспышки, бессменные маяки в моем сознании, бросающие свет на меня, мои поступки и тем самым на мое будущее.
Чего я боюсь?
Я держусь за то, что было, и в то же время пытаюсь убежать, я цепляюсь за воспоминания, словно они могут помочь мне понять что-то в настоящем".
Проветрить.
Выкинуть одежду умершего - и он перестанет являться привидением.
Мама и папа на Тенерифе.
С каждым днем Малин все острее ощущает, что родители что-то скрывают, и сейчас, когда они с Заком проезжают мимо ее бывшего дома в Стюрефорсе, неся страшное известие ничего не подозревающим родным погибшей девушки, она ощущает это еще яснее, чем когда бы то ни было. Ее история основана на какой-то тайне - не выяснив, в чем дело, она не сможет успокоиться.
И вот уже дом скрылся позади. С глаз долой - из сердца вон.
Фотография мертвого тела Тересы Эккевед лежит у нее в кармане.
Это она, Малин уверена.
Когда они собирались сесть в машину, Зак буркнул:
- Малин, ты сама покажешь им фотографию. Я не смогу.
Она не старше Туве, и хотя Малин пытается прогнать образ дочери, хотя глаза ее открыты, лицо Туве то и дело сливается с лицом девушки на фотографии.
"Прочь, прочь", - думает Малин, но это бесполезно.
Ты - все девушки.
И ты - единственная девушка.
Я поймаю того негодяя, который это сделал. Я постараюсь понять.
Палец на звонке входной двери, пот на лбу, пыхтящий Зак в шаге позади, солнечные очки в руке, взгляд готовится выражать соболезнование.
Снова образ Туве.
Звуки за дверью.
Что это за звуки?
Тяжелые шаги человека, понимающего, что приближается вселенская катастрофа - тот момент, когда жизнь застывает, навсегда превращаясь в тугую горькую массу, где радость - всего лишь интеллектуальное упражнение.
Я радуюсь. У меня получается радоваться.
Мужчина, стоящий перед ней, полон уверенности. Позади него женщина с приоткрытым ртом, испуганные голубые глаза покраснели от хронического недосыпа.
И снова ты здесь, Туве, хотя все мое внимание должно быть сейчас сосредоточено на этих людях, стоящих передо мной. Если у меня есть миссия на земле, то это заботиться о тебе. Это единственное, что мне дано. И сейчас, когда ты стала упрямым подростком, ты уже не хочешь, чтобы я заботилась о тебе - разве что помогала немного в житейских делах.
Но я никогда не перестану заботиться о тебе, Туве.
Это исключено.
Сигвард Эккевед распахивает дверь, отступает. Его плечи опускаются, а жена уходит куда-то в сторону веранды в тщетной попытке убежать от правды. Потому что сама правда, их правда пришла в дом, и они оба это предчувствуют.
- Проходите, - говорит отец Тересы. - Как продвигается следствие? У вас есть к нам еще вопросы? Хотите кофе? Агнета! - окликает он жену. - Ты поставишь кофе? У нас есть лед, так что мы можем предложить инспекторам кофе. Они тоже страдают от этой жары, да уж, интересно, долго ли такая погода простоит.
Малин не перебивает его.
Они с Заком садятся на стулья возле белого дивана в гостиной. Позади них заманчиво голубеет бассейн. Агнета и Сигвард понимают, что означает эта позиция, занятая гостями, и садятся на краешек дивана, подавшись вперед, как бы слушая с напряженным интересом, словно он может отогнать кошмарный сон.
- Мы нашли девушку возле пляжа в Ставсеттере, - говорит Малин.
- Это не Тереса, - говорит Агнета. - Она никогда не стала бы там купаться, ведь бассейн… хотя она иногда ездила туда на велосипеде…
- Девушка убита. Мне тяжело это говорить, но я думаю, что это ваша дочь.
Родители Тересы тяжело оседают на диване, словно из них выпустили весь воздух. Малин вынимает из кармана блузки снятую "Полароидом" фотографию и кладет на черную полированную поверхность журнального столика; женщина всхлипывает. В саду тревожно каркает ворона, лист падает с куста, сморщив на некоторое время поверхность воды в бассейне.
- Вы можете сказать - это Тереса?
Она чувствует, как Зак усилием воли удерживает себя на стуле, в то время как ему хочется вскочить и выбежать прочь - из дома, из сада, мчаться куда глаза глядят по тихим асфальтовым дорожкам коттеджного поселка.
Но он сидит неподвижно. Выдерживает столкновение с реальностью.
Все безымянные чувства, витающие в комнате, как черные духи, складываются в два слова: боль и скорбь.
Агнета Эккевед отворачивается. Если не смотреть на фотографию, то ее как будто не существует - и не существует того, что она означает. Сигвард Эккевед наклоняется вперед, смотрит на свою девочку, ее закрытые глаза, бледную желтоватую кожу, прозрачную от недостатка кислорода. Она не спит, он больше никогда не погладит ее во сне по щеке и не шепнет ей: "Я буду рядом, когда ты проснешься, я всегда буду рядом, что бы ни случилось".
Вместо этого - только фотография на столе.
Смерть. Конец.
- Это Тереса, - произносит он.
Агнета Эккевед отворачивается еще дальше - со стороны Малин видит, как по ее щекам льются слезы, огромные настоящие слезы.
- Это она, - повторяет Сигвард Эккевед.
Малин кивает.
- Тогда все ясно, - говорит Зак.
Малин берет со стола снимок, держит в руке - у нее возникает чувство, что она не может просто сунуть его обратно в нагрудный карман, спрятать фотографию погибшей с глаз долой.
Но тут Агнета Эккевед произносит:
- Уберите эту фотографию, пожалуйста. Прошу вас.
И Малин прячет снимок.
- Я пойду посмотрю, готов ли кофе, - произносит Сигвард Эккевед и встает.
Но так и остается на месте, и все его тело начинает сотрясаться.
Дом детства.
Силикатный кирпич.
Урчание машины.
- Что теперь? - спрашивает Сигвард Эккевед, немного придя в себя.
Малин все прекрасно поняла, но вместо этого рассказала о формальностях - что судмедэкспертиза обследует тело, прежде чем выдать его родственникам для похорон, что они могут ее увидеть, если захотят, но в дополнительном опознании необходимости нет.
Сигвард Эккевед дослушал ее до конца.
- Вы меня не поняли, - говорит он. - Я хотел сказать: что теперь будет с нами?
24
Мама, папа.
Я вижу вас в доме и вижу, что вы горюете. Но я не слышу, что вы говорите, - отчего вы такие грустные? Что произошло? Вы волнуетесь за меня? Не волнуйтесь, я просто вышла ненадолго.
Но мне кажется, что я больна.
И что я сплю.
Когда проснусь, я приду домой.
Мама лежит на кровати, а ты, папа, бродишь туда-сюда по веранде - тебе, должно быть, жарко на солнце.
К вам только что приходили, я видела женщину. До этого она приходила ко мне и так странно на меня смотрела - почему? Она положила вам на стол фотографию, но мне не хотелось на нее смотреть.
Кто-то снимал меня. Я слышала жужжание объектива.
Я в машине "скорой помощи".
Значит, я заболела?
Я лежу в полиэтиленовом мешке, но сейчас мне не настолько тесно, как раньше. Нахожусь в задней части машины, которая предназначена для пациентов. Вижу саму себя лежащей там - как я могу это видеть? Я парю, мама и папа, в этом сне я могу пребывать в нескольких местах одновременно.
Я одинока и, наверное, очень больна - иначе почему мне снятся такие странные сны?
Мама и папа.
Мне одиноко и страшно.
Вы или кто-то другой должны помочь мне.
Но только не грустите.
Я очень скучаю без вас, и это стремление к вам никогда не прекратится, где бы вы ни оказались, где бы я ни оказалась.
- Ну вот, все позади.
Зак не отрывает глаз от дороги, но Малин хорошо знает его и понимает: сейчас он хочет действовать, совершить что-нибудь конкретное, а не болтаться "словно больной пес", как он сам это называет.
- Что мы теперь будем делать? - спрашивает Малин.
- Нанесем визит Луисе Свенссон. Где она живет? У тебя вроде бы было записано.
Малин достает из кармана джинсов бумажку, полученную от Виктории Сульхаге.
- Виктория Сульхаге говорит, что это любительница жесткого секса.
- Едем к ней. Какой там адрес?
- По-моему, это какой-то хутор возле Римфорса.
- Отлично, едем туда немедленно, пока Свен Шёман не придумал еще одно совещание.
Она хочет возразить: разве это правильно? Против нее ничегошеньки нет, может, лучше оставить ее в покое?
Но Малин не произносит этого вслух.
- Сейчас мы займемся этой любительницей жестких приемов, - говорит Зак.
Его бритая голова кажется непроницаемой скорлупой. Как и зеленые глаза, если кому-нибудь случится вывести его из себя.
- Что ты думаешь по поводу Петера Шёльда и Натали Фальк? Они будут горевать, когда обо всем узнают? - отращивает он.
- Наверняка, - откликается Малин. - Может быть, теперь Натали Фальк расскажет то, что ей известно.
- Как ты думаешь, что она скрывает?
- Нечто.
- Пойди угадай, - вздыхает Зак.
Малин думает о Петере Шёльде и его отце, об их заговоре молчания.
Зак включил хоровую музыку на полную мощность.
Их окружают лес, сосны и ели, они едут по дороге наугад. Только через несколько километров роща расступается, выпускает на пустой выжженный луг, где высокая трава пожелтела и полегла от солнца. За лугом дорога опять ныряет в лес, потом снова по обе стороны открывается простор - на этот раз невспаханное поле с потрескавшейся землей. Позади поля виднеется усадьба, красный двухэтажный дом с пристройками по бокам - фасад, много лет не видавший ремонта, облупился и запылился.
В этом месте собрана тоска всего мира по дождю.
Они паркуют машину на гравиевой площадке перед усадьбой.
Три овчарки с лаем кидаются навстречу. Когда музыка резко обрывается, собачий лай становится оглушительным; овчарки подскакивают к окнам, показывают зубы - Малин видит, как течет слюна. Они охраняют свою территорию. Кто вы такие? Вы чужие? Прочь отсюда, иначе мы убьем вас, убьем.
Но вот раздается голос - грубый женский голос, перекрывающий лай собак:
- Успокойтесь. Тихо.
И собаки повинуются, отходят, и Малин видит женщину - высокую, не ниже метра восьмидесяти, одетую в грязный зеленый комбинезон, с маленькой крестьянской кепочкой на голове, которая едва прикрывает коротко остриженные волосы.
Ее черные глаза полны гнева.
Сколько ей - сорок пять? Пятьдесят?
"Жизнь тебя обижала, - думает Малин, открывая дверь машины, - а теперь ты мстишь всем подряд".
Женщина, стоящая перед ними на невысоком склоне, ведущем к усадьбе, в ярком свете солнца кажется еще внушительнее. Луиса, или Лолло, Свенссон, фермер, проживающая в одиночестве в лесах Римфорса, на хуторе Скугалунд, с собаками, поросятами и несколькими кроликами в клетках в качестве единственных спутников жизни.
Малин и Зак показывают свои документы. Собаки ворчат на ступеньках крыльца, готовые атаковать в любую секунду.
- Ну и чего вам надо?
- Ваше имя было названо во время следствия, - отвечает Малин, - и мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
Лолло Свенссон подходит ближе. Собаки показывают зубы.
- Какое еще следствие, черт подери?
- По делу об изнасиловании девушки в парке Тредгордсфёренинген. А сегодня еще одна девушка обнаружена убитой на пляже в Ставсеттере.
- Вам на меня накапал кто-то из девчонок? Наговорили обо мне всякого дерьма? Наверняка. Большинство баб ничем не лучше мужиков.
- Я не имею права назвать…
- Прекрасно понимаю, госпожа полицейский. Так что у вас ко мне за вопросы?
- Что вы делали ночью со среды на четверг?
- Я была дома.
- В одиночестве?
- Нет, эти животинки составили мне компанию. - Лолло Свенссон показывает на овчарок на крыльце. - Но они ведь не могут рассказать, чем мы с ними занимались?
- И никто другой не может подтвердить, что вы находились дома?
Лолло ухмыляется.
- Вы были знакомы с Тересой Эккевед?
- Нет.
- Вы знакомы с Натали Фальк?
- Тоже нет. Никогда не слышала этого имени.
- А Lovelygirl? Прозвище Lovelygirl вам что-нибудь говорит?
Никакой заметной реакции.
- Lovelygirl? Не знаю никакой Lovelygirl.
- Стало быть, ты любишь жесткий секс? - медленно произносит Зак. - Что это значит? Жесткий секс с юными девушками? Так?
"Черт тебя побери, Зак!" - думает Малин, но не вмешивается - он знает, что делает.
Однако Лолло Свенссон не поддается на провокацию.
- Я не имею ко всему этому никакого отношения.
- Ты любишь их привязывать, резать, стегать плеткой? Вот что тебе по вкусу - да, Луиса?
- Если у вас больше нет ко мне вопросов, то отправляйтесь восвояси.
- Но вот однажды ты привезла сюда девочку, но все пошло не по плану - с вибратором, не так ли? Или она убежала, когда ты закончила с ней, а?
Лолло Свенссон делает три шага назад, чтобы показать, что беседа окончена. Словно говорит: "Я все сказала, чертовы легавые, дальше крутитесь сами".
- Я должна заняться свиньями, - произносит она. - Свиньи не могут без ухода, они очень беспомощны. Настоящие слабаки.
- Мы можем осмотреть сараи? Дом?
Малин ожидает ответа.
- Вы спятили, инспектор Форс. Чтобы я пустила вас в дом без ордера на обыск? Глупая шутка.
- Вы знаете девушку по имени Юсефин Давидссон? Или Тересу Эккевед?
Голос Малин звучит сухо и сурово. Блузка липнет к телу - можно себе представить, до чего жарко Лолло Свенссон в ее комбинезоне. И вдруг ее округлая, но статная фигура ссутуливается.
- Я…
- И ты занималась тут с ними жестким сексом, - продолжает Зак. - Привезя их сюда, заманив. Чем? Обещаниями угостить спиртным? Показать собак? Покатать на лошадях? Есть у тебя лошади?
Ответа не последовало.
- Ты всегда используешь вибратор, когда трахаешься с девочками?
Услышав, как Зак произносит слово "вибратор", Малин вдруг понимает, что они упустили нечто очень важное касательно вибратора.
Но что?
Лолло Свенссон поворачивается к ним спиной, уводит собак в дом, а Малин и Зак остаются рядом с "вольво" на склоне возле хозяйственных построек. Вокруг запах летнего леса и тишина с привкусом одиночества - столь явным, что от него стынет даже нестерпимо жаркое лето.
25
Машина нервно подпрыгивает на ухабах.
- Что ты думаешь?
Голос Зака звучит спокойно, без того наигранного, провоцирующего возбуждения, как несколько минут назад.
Лес обступает машину плотной стеной, сотни оттенков зеленого и желтого умоляют о дожде.
- Даже не знаю, - отвечает Малин. - Не перестаю удивляться тому, что скрывается в лесах вокруг этого города.
Она вспоминает зимнюю вылазку в связи с делом Бенгта Андерссона и братьев Мюрвалль и даже сейчас ощущает тот парализующий холод, высасывающий воздух из легких, когда она заставляла себя идти вперед среди деревьев, на голоса смерти и зла в глубине леса.
- Да уж, не перестаешь удивляться.
- У нас есть основания для обыска?
- Наверняка. Не так много и нужно, учитывая, что произошло. Возможно, хватит и того факта, что она отказалась нас впустить.
- Мне очень любопытно, что же кроется в этом доме, - задумчиво произносит Малин.
Юные девушки.
Их тела, мертвые и живые, плывущие, как медузы, в вечно кипящей воде, словно зовущие: достаньте нас, помогите нам, унесите нас отсюда!
Туве далеко-далеко, на другом конце земного шара, в раю, но и там есть свои змеи - исламисты и их насилие.
Отогнать ее образ.
Янне.
Он бежит по берегу, сердце неистово бьется в груди. Он всегда в пути, всегда спешит куда-то прочь.
- Я хочу знать, что скрывается в этом доме, - говорит Малин.
- Я тоже, - откликается Зак.
И в эту минуту у Малин звонит мобильный телефон. На дисплее - номер Карин Юханнисон.
В кабинете Карин увлажнитель воздуха на полу гудит наперегонки с портативным кондиционером. Влажность сошлась в неравной схватке с холодом, однако совместные усилия двух приспособлений делают кабинет Карин самым приятным местом из всех, где Малин довелось находиться в последние недели, - несмотря на отсутствие окна и горы книг, отчетов, папок и журналов на письменном столе, на полках и на полу.
Малин и Зак примостились на жестких деревянных стульях для посетителей, сама же хозяйка кабинета сидит, откинувшись на спинку дизайнерского черного футуристического кресла, наверняка купленного ею за собственные деньги, как и увлажнитель и кондиционер.
- Красивое кресло, - говорит Малин.
- Спасибо, - отвечает Карин. - Это работа Оскара Нимайера, заказала по Интернету из Южной Америки, на каком-то бразильском сайте.
- Эти аппараты ты тоже там купила? - спрашивает Зак. - Они так гудят - явно произведены в странах третьего мира.
Карин игнорирует колкость Зака и переходит к служебным делам, ради которых они приехали.
- Тереса Эккевед подверглась пенетрации, то есть сексуальному насилию. Я не обнаружила спермы, зато нашла такие же остатки краски, как в теле Юсефин Давидссон. С большой вероятностью могу сказать, что мы имеем дело с одним и тем же преступником.
- Помогать бедным - дело хорошее, не так ли? - не смог удержаться Зак.
По его глазам Малин видит, что он сожалеет о сказанном и чувствует себя дураком, но Карин даже ухом не ведет, будто не слышала.
- Вторая жертва тоже тщательно отмыта, - продолжает Карин, - но если ее скоблили щеткой, то это сделано с большой осторожностью. На коже я обнаружила следы хлорки. Как и у Юсефин Давидссон. Раны промыты спиртом или той же хлоркой, кроме того, преступник обработал их края тонким острым предметом, возможно скальпелем, но точно сказать не берусь.
- Как у Юсефин Давидссон? - спрашивает Зак.
- Нет, там они просто промыты. А у этих подровняли края.
- Подровняли?
- Да. Раны на голове и теле не смертельные. Девушку задушили. Земля под ногтями идентична земле возле пляжа - это говорит о том, что ее убили прямо там.
- То есть тело не перевозили?
- По всей видимости, нет.
- Значит, она сама пошла туда с этим человеком? - уточняет Малин.
- Этого я не могу знать.
- Ее мать упомянула, что она иногда ездила туда на велосипеде, - задумчиво произносит Зак. - Возможно, Тереса просто поехала искупаться вечерком?
- Как долго она пролежала в земле? - спрашивает Малин.