Малин сильнее давит на педали, ощущает легкий запах дыма, видит город в желтых тонах через стекла солнцезащитных очков.
Тело начинает просыпаться, одолевая внутреннее сопротивление. Кажется, сегодня еще жарче. Смотреть на градусник за кухонным окном не хотелось. Асфальт под колесами кажется маслянистым: такое ощущение, что размякшая земля в любой момент может лопнуть, выпуская наружу сотни пылающих червей.
Лето - время велосипедистов.
В центре расстояния небольшие, и в это время года все в Линчёпинге ездят на велосипедах, если только не мешает жара. На самом деле Малин предпочитает машину, но, похоже, бесконечные разговоры об экологии в газетах и по телевидению дали всходы у нее в мозгу. Подумайте о новых поколениях. Они имеют право на живую планету.
В это время дня Малин одна на улицах города. В витринах магазина "Н&М" на площади - плакаты о распродаже, слова выделены пылающими красными буквами над изображением известной фотомодели, имя которой Малин никак не может вспомнить.
Распродажа. В этом году скидки на тепло. Перепроизводство тепла.
Остановившись перед красным сигналом светофора у "Макдоналдса" на углу Дроттнинггатан, Малин поправляет бежевую юбку, проводит рукой по белой хлопчатобумажной блузке.
Летняя одежда более женственна. В этом Малин чувствует себя вполне сносно, а в такую жару юбка однозначно лучше, чем брюки.
Пистолет в кобуре спрятан под тонким льняным жакетом. Она вспоминает, как они с Заком ходили в тир, с одинаковой настойчивостью засаживая пулю за пулей в черные картонные мишени.
Кафе, где продают гамбургеры, расположено в здании постройки пятидесятых годов. Серый каменный фасад, белые выгнутые перила балконов. Напротив через улицу стоит дом, построенный на рубеже двух предыдущих веков: там находится консультация психоаналитика Вивеки Крафурд.
"Любитель покопаться в чужих мозгах, - вспоминает Малин. - Вот уж кто видит меня насквозь".
Опять приходят на ум слова, сказанные ей Вивекой на последнем этапе расследования одного убийства.
- Вас что-то тяготит, вам чего-то не хватает? Редко это читается с такой очевидностью.
И еще:
- Позвоните мне, если будет потребность поговорить.
Поговорить.
В мире и без того слишком много слов и слишком мало тишины. Малин ни разу не звонила Вивеке Крафурд по поводу своих проблем, однако неоднократно обращалась в связи с делами, где требовался "взгляд психолога", как выразилась сама Вивека. К тому же они пару раз посидели вместе в кафе, когда им случалось столкнуться где-нибудь в городе.
Малин оборачивается, бросает взгляд на площадь Тредгордсторгет, на красивые причудливые коробки автобусных остановок, на небольшие деревца, высаженные среди узорчатого камня, на красный оштукатуренный фасад дома, где расположены магазин семян и кондитерская "Шелинс".
Приятная площадь, приятный городок.
Ухоженный фасад, за которым скрывается человеческая неуверенность. Все, что угодно, может произойти в этом городе, где встречаются старое и новое, где постоянно сталкиваются богатые и бедные, образованные и неучи, где предрассудки цветут пышным цветом. На прошлой неделе она ехала в такси с пожилым шофером, который высказал свое мнение об иммигрантах:
- Ох уж эти черные! Они все нечисты на руку. Зимой бы ими печи топить - вот тогда будет хоть какая-то польза.
Ей хотелось выйти из машины, вынуть удостоверение и сказать:
- Я тебя сейчас засажу за разжигание межнациональной розни!
Но она промолчала.
Вот мужчина-иммигрант в зеленом рабочем комбинезоне пересек площадь. В руках у него щипцы с длинными ручками, чтобы не нагибаться, поднимая с земли окурки и бумажки. Бутылки и банки уже собрал кто-то из городских нищих.
Малин смотрит вперед - туда, где улица Сентларсгатан, выходящая прямой линией из центра, делает поворот у Рамсхелля, самого фешенебельного квартала города. Там живут Хассе и Биргитта, родители Маркуса. Рядом с больницей - ведь они оба врачи.
На светофоре загорается зеленый свет, и Малин катит на своем велосипеде дальше.
От вчерашнего пива с текилой не осталось и следа. Как и от Даниэля Хёгфельдта. Он тихонько ушел, пока Малин спала, и если она хоть немного его знает, то сейчас он сидит в редакции, ругает напропалую летний застой и жаждет, чтобы хоть что-нибудь случилось.
Под прикрытием зеленых кленов Малин проезжает мимо медицинского училища, а в сотне метров справа, в начале улицы Линнегатан, виднеется парк Тредгордсфёренинген. За училищем дома сменяются парковкой, а за спящими машинами возвышается отель "Экуксен", который считается лучшим в городе. Но Малин сворачивает в другую сторону, ко входу в бассейн Тиннербекен. "Тиннис", как его называют в народе, открывается в семь, на парковке перед ним всего две машины: красный "вольво" и невзрачный белый фургон - кажется, "форд".
Малин спрыгивает с седла, пристраивает велосипед возле вертушки на входе, снимает с багажника сумку.
В кассе никого нет, на грязном стекле прилеплен листок с надписью: "Бассейн открывается в семь. До восьми вход бесплатный".
Малин проходит через вертушку. Солнце как раз поднимается из-за трибун, светит ей прямо в лицо, и всего за несколько секунд относительная прохлада утра сменяется жестоким зноем.
Перед ней двадцатипятиметровый бассейн под открытым небом, пустое здание аквапарка, небольшой бассейн для водных развлечений и поросшие травой склоны вокруг. Везде вода. Так хочется в воду.
В раздевалке пахнет плесенью и чистящими средствами - трудно сказать, чем сильнее.
Натягивая красный купальник на бедра, Малин отмечает их упругость и думает о том, что упорные тренировки помогают бороться с возрастными изменениями - мало кто в тридцать четыре года может похвастаться такой отличной формой. Она встает, натягивает купальник на грудь, соски твердеют от прикосновения синтетической ткани.
Малин вынимает из сумки очки для плавания: в спортивном зале сейчас слишком жарко, лучше в бассейн.
Взяв с собой бумажник, пистолет и телефон, она покидает раздевалку, проходит мимо душа. По правилам надо сначала принять душ, но ей хочется сразу окунуться и почувствовать кожей ту воду, в которой она будет плавать.
А отпуск только в середине августа. Почти все ее коллеги уже ушли на долгожданный отдых, кроме Зака и начальника отдела, комиссара Свена Шёмана. Юхан Якобссон с женой и детьми на даче у какого-то озера в окрестностях Нэсшё. Когда Юхан рассказывал Малин о планах на лето, лицо его приобретало мученическое выражение.
- Тесть с тещей построили два гостевых домика, один для нас, а второй для Петры, сестры Йессики. В каждом по кухне и по ванной - все для того, чтобы лишить нас уважительных причин не ездить туда.
- Юхан, тебе уже тридцать пять. Зачем делать то, чего не хочется?
- Йессика без ума от этого места. Мечтает, чтобы у детей на всю жизнь остались воспоминания, связанные с этими краями.
- Они там между собой ругаются?
- Не то слово! Теща - типичный образец пассивной агрессивности. Обожает роль жертвы.
Юхан отхлебнул из чашки, но кофе оказался уж слишком горячим, и пришлось выплюнуть его в мойку.
- Обжигает, зараза!
Как это лето.
Малин ступает в узкий бетонный проход к трибунам и по лестнице спускается к бассейну. Чувствует, как купальник врезается между ягодицами.
Бёрье Сверд.
Его жену Анну, страдающую рассеянным склерозом, поместили в отделение временного пребывания при университетской больнице. Три недели ей придется провести вдали от своей виллы, обставленной ею с таким вкусом; три недели в больничной палате, в полной зависимости от посторонних людей. Впрочем, зависимость для нее не новость, она уже много лет полностью парализована. Сам Бёрье отправился в долгожданную поездку в Танзанию - Малин знает, что он копил на это путешествие несколько лет. Ей известно также, что своих собак он сдал в гостиницу для животных на Егарваллен. Об этом они говорили как-то в пятницу вечером в конце июня, когда он подвозил Малин домой.
- Малин, - сказал он, и его ухоженные усы дрогнули, - меня так ужасно мучает совесть, что пришлось отдать туда собак.
- Не переживай, с ними все будет в порядке. Гостиница на Егарваллен, говорят, хорошее место.
- И все же собак нельзя просто так взять и отдать. Я имею в виду, они же члены семьи.
В последние недели перед отъездом спина Бёрье, кажется, еще больше ссутулилась под тяжестью чувства вины, плечи опускались все ниже от раскаяния, которое он испытывал заранее.
- С Анной тоже все будет нормально, - сказала ему Малин, когда они остановились у ее подъезда на Огатан. - Ей будет хорошо в университетской клинике.
- Они там даже не понимают, что она говорит.
Слова "не переживай" уже вертелись у нее на языке, но она так и не произнесла их, а лишь молча положила руку на его рукав.
На следующий день на утренней летучке Свен сказал:
- Поезжай, Бёрье! Тебе это пойдет на пользу.
Бёрье, который в иных случаях мог разозлиться по поводу подобных комментариев, откинулся на стуле и развел руками.
- А что, по мне очень заметно, что я не хочу ехать?
- Нет. По тебе заметно, что тебе надо ехать. Отправляйся в Танзанию и подстрели там антилопу. Это приказ.
Малин спускается к бассейну, запах хлорки ударяет ей в нос. Она идет вдоль длинной стороны туда, где виднеются стартовые тумбы, словно гигантские куски серого сахара. За бассейном высятся вязы с пожелтевшими кронами. Малин по-прежнему единственный посетитель - похоже, никто из оставшихся в городе не в состоянии подняться так рано.
Карим Акбар. Начальник управления полиции.
Отпуск он проводит традиционным образом, хотя на работе остается неоднозначной фигурой. Они с женой и восьмилетним сыном сняли домик под Вестервиком. Отдыхает Карим три недели, хотя на самом деле, как он рассказал Малин, пока жена с сыном будут гулять и купаться, собирается заняться написанием книги об интеграции, основанной на личном опыте.
Малин представляет себе, о чем будет книга. Маленький курдский мальчик, обитающий в тесной квартирке в пригороде Сюндсвалля. Его отец покончил с собой, не вынеся жизни за бортом общества. Сын взял реванш: изучил юриспруденцию, стал самым молодым начальником управления полиции в стране и к тому же единственным иммигрантом, который добился чего-то подобного. Теперь активно пишет статьи в газеты, участвует в дебатах на телевидении.
Малин взбирается на стартовую тумбу. Она предпочитает плыть посередине бассейна: мелкие волны по краям раздражают ее. Наклоняется, аккуратно кладет полотенце и телефон на асфальт, прячет пистолет в полотенце и надевает плавательные очки.
Дегерстад вернется с курсов из Стокгольма в начале сентября. Андерссон по-прежнему на больничном.
Малин потягивается, чувствует, как тело готовится войти в воду, подсознательные команды поступают мышцам, органам, каждой клетке и капле крови, словно идет быстрый прогон по списку готовности.
Мышцы напряжены. Вперед!
Она не слышит, как надрывается мобильный телефон, злобно возвещая: что-то случилось, летний сон Линчёпинга скоро будет нарушен.
Одна рука вперед, другая назад. Вдох на каждый пятый гребок. Задача - проплыть сорок раз туда и обратно.
Доплыв до конца в первый раз, она переворачивается в воде, наслаждаясь ощущением собственного тела. Долгие часы, проведенные в спортзале полицейского управления, дали результаты: ей кажется, что она контролирует свое тело, а не наоборот.
Хотя это, конечно, всего лишь иллюзия.
Что такое человек без тела?
Тело в воде - как пуля, купальник - как кровавая полоса. Окружающие дома и деревья возникают на мгновение, будто тени, когда она делает вдох, и тут же исчезают из памяти.
Малин приближается к краю, завершая первый заплыв из намеченных сорока, собирается с силами перед новым рывком, и тут до нее доносится голос, спокойный и низкий:
- Простите, пожалуйста…
Я хочу плыть, не хочу останавливаться, не желаю ни с кем разговаривать или отвечать на вопросы, хочу пустить в дело свои мышцы, уйти от всяких мыслей, ото всех-всех мыслей…
- Да, что такое?
- Ваш телефон…
Может быть, это Туве. Или Янне.
Вместо того чтобы развернуться, она снижает скорость, хватается за металлический поручень.
Издалека доносится неопределенный голос, против солнца лицо кажется черным.
- Простите, но ваш телефон только что звонил.
- Спасибо, - произносит Малин, переводя дух.
- Да не за что, - отвечает голос, и большой черный силуэт исчезает, словно растворяется в лучах солнца.
Малин выбирается из бассейна, садится на край, опустив ноги в воду, тянется за телефоном, лежащим рядом с полотенцем.
Аппарат водонепроницаемый, рассчитан на работу в экстремальных условиях.
На дисплее - номер Зака.
Принято новое голосовое сообщение.
Лень его прослушивать.
Зак отвечает после третьего звонка.
- Малин, это ты?
- А кто же еще?
- Парк Тредгордсфёренинген, - говорит Зак. - Поезжай туда как можно скорее. Ты ведь где-то поблизости?
- Что случилось?
- Точно не знаю. Поступил сигнал. Увидимся возле детской площадки со стороны Юргордсгатан.
От этих слов вся прохлада воды словно улетучивается. Солнце и жара, тон, которым говорит Зак…
"Вот и отворяются щели в земле, - думает Малин. - Пришло время пылающих червей".
3
С полотенцем на шее Малин кидается в раздевалку. Ее мокрые следы на бетонных ступенях испаряются и исчезают прежде, чем она добирается туда.
Она срывает купальник, не заботясь о том, чтобы смыть с тела хлорированную воду бассейна, быстро обрызгивает себя дезодорантом, не трудясь расчесать стриженные под пажа волосы. Натягивает юбку, белую блузку, жакет, прикрепляет кобуру, надевает белые сандалии, похожие на кроссовки.
Через вертушку.
Вдох.
Вперед.
Что-то случилось.
Что ждет меня в парке?
Одно ясно: стряслось нечто экстраординарное. Зак рассказал в двух словах: за пятнадцать минут до того в полицейское управление позвонили, и разговор переключили с коммутатора на его телефон. Голос неопределенного пола путано сообщил: "В парке Тредгордсфёренинген голая женщина. Она сидит в беседке возле детской площадки. Видимо, случилось что-то плохое".
Голая женщина в крупнейшем городском парке.
Звонивший ничего не сказал о возрасте женщины, о том, жива она или мертва, короче, никаких деталей. Наверное, патруль уже на месте.
Может быть, ложная тревога?
Но по голосу Зака Малин поняла: начинается нечто серьезное. Снова пришло в движение зло, то неопределенное черное подводное течение, которое всегда где-то рядом с людьми.
Кто сообщил в полицию? Неизвестно. Но звонивший тяжело дышал. Номер не высветился ни на телефоне Зака, ни на коммутаторе.
Малин проезжает мимо бара и входа в отель "Экуксен", останавливается у ворот парка. В это время года здесь множество немецких туристов, приезжающих на больших автобусах, - по пути мимо ресторана Малин видела, как пожилые немцы толпятся у шведского стола с завтраком.
Перед открытой эстрадой - газон, обрамленный большими дубами. По весне этот парк - излюбленное место для попоек гимназистов. Кажется, если принюхаться, можно уловить запах перегара, блевотины и использованных презервативов. Справа виднеется беседка, построенная там, где стоял сгоревший много лет назад ресторан "Тредгордс".
Вдали среди деревьев можно различить белый лакированный бок патрульной машины, словно мираж в пустыне.
Малин сильнее давит на педали.
Она ощущает, что насилие где-то рядом. Ей слишком часто приходилось с ним сталкиваться, и теперь она узнает его шестым чувством.
Патрульная машина припаркована возле маленькой беседки у подножия холма. Рядом стоит машина "скорой помощи". Вдали виднеются белые высотные дома с длинными балконами, а сквозь кроны деревьев проглядывает покрытый желтой штукатуркой дом, построенный на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.
Малин ставит велосипед на подножку. Осматривает сцену, запечатлевает ее в мозгу.
Рядом - качели, сделанные из автомобильных шин, отделенные зеленым деревянным забором. На песчаной площадке - горка и еще трое маленьких качелей в виде коров. Песочница.
Двое полицейских в форме - накачанный Юханссон и толстоватый Рюдстрём - бродят по газону возле песочницы. Они не видят Малин - она по-прежнему скрыта от их глаз патрульной машиной.
Полицейские как будто в коме. Они должны были услышать ее или хотя бы обратить внимание, когда с ней поздоровались сотрудники "скорой помощи", сидящие на скамейке с двух сторон от завернутого в оранжевое одеяло тюка. Грузный пожилой мужчина - Малин знает, что его зовут Йимми Никлассон, и юная девушка, блондинка лет двадцати, - наверное, новенькая. Им очень трудно набрать женщин - большинство не проходит тест на физическую выносливость.
Никлассон с тревогой смотрит на Малин.
Оранжевая фигура на скамейке неподвижна. Она завернута в больничное одеяло, медики поддерживают ее с обеих сторон. Голова опущена, накрыта тканью - даже трудно сказать, есть ли вообще человек под этим одеялом.
Малин медленно подходит к скамейке. Никлассон кивает ей, блондинка тоже.
Тут ее замечают Юханссон и Рюдстрём, начинают кричать, перебивая друг друга:
- Мы думаем, что это…
- Ее, скорее всего…
- Изнасиловали.
И когда это слово разрезает воздух, разносится над детской площадкой, существо, завернутое в одеяло, поднимает глаза. И Малин видит лицо совсем юной девушки, искаженное страхом. На нем явственно отражается сознание того, что жизнь может преподнести страшный подарок - в любом месте, в любое время.
На Малин смотрят карие глаза, будто спрашивают: "Что происходит? Что со мной теперь будет?"
"Боже мой, - думает Малин, - Туве, она же твоя ровесница!"
- Эй вы, заткнитесь! - кричит Малин патрульным.
Где же Зак?
Девушка снова уронила голову на грудь. Йимми Никлассон убирает руку, которой поддерживал ее, встает. Новенькая блондинка остается на месте. Увидев Никлассона, направляющегося к ней, Малин испытывает досаду: и почему она первой прибыла на место происшествия, почему не Зак? Он, как никто, умеет всех успокоить, а теперь это придется делать ей.
Юханссон и Рюдстрём уже перед ней: целая стена мужской плоти, внезапно придвинувшаяся почти вплотную.
- Мы обнаружили ее вон там, в беседке, она лежала на дощатом полу, - раздается гнусавый голос Рюдстрёма.
- Мы помогли ей подняться, - это Юханссон. - Но она молчит как рыба, нам так и не удалось установить с ней контакт, и мы вызвали "скорую".
- Хорошо, - говорит Малин. - Хорошо. Вы там к чему-нибудь прикасались?
- Нет, - отвечает Рюдстрём. - Мы усадили ее на скамейку, вот как она сидит, накрыли ее одеялом, которое лежало у нас в багажнике. А у "скорой" оказались свои одеяла.
- Ее одежду вы там видели?
- Нет.
- У нее кровотечение из половых органов, - говорит Никлассон высоким голосом, который так плохо вяжется с его мощной фигурой. - Насколько я вижу, ей нанесли также травмы рук и ног. Однако она какая-то неестественно чистая, словно ее терли щеткой.