Малин паркует машину возле Филадельфийской церкви, пренебрегает оплатой парковки в автомате. Они с Заком пересекают Дроттнинггатан, подавляя в себе голод и желание завернуть в "Макдоналдс".
Звонят в домофон у подъезда дома двенадцать, и Вивека Крафурд впускает их.
В приемной, в кресле с восточным орнаментом, сидит Юсефин Давидссон, рядом с ней ее взволнованная мать.
Вивека устроилась за столом в кожаном кресле, ее лицо освещено ясным ровным светом, падающим из окна, выходящего на Дроттнинггатан. "Какое странное, почти мистическое освещение", - думает Малин.
- Ну что ж, давайте приступим, - говорит Юсефин Давидссон. - Я хочу знать, что же произошло.
"И не только ты", - думает Малин.
50
Память - это насилие.
Она затаилась где-то в глубине тебя, Юсефин.
Синапсы подключатся к синапсам, и ты вспомнишь. Но хочешь ли ты вспоминать?
Мы помним. Мы можем увидеть, что произошло, как мы пропали. Мы предпочитаем называть это именно так - исчезновением, и как мы потом после долгого одиночества нашли друг друга в этом беспорядочном космосе.
Мы с Софией обрели друг друга.
Может быть, мы попали в прекрасное место раньше сознательного и бессознательного? Раньше всего, что мы, люди, пропускаем в этой жизни.
Мы можем ощущать, какими когда-то были, наш космос может принимать любой цвет, какой нам захочется, и мы можем находиться, где нам угодно.
Сейчас мы с тобой, Юсефин, в комнате у тетеньки-психолога.
Нам тоже нужны твои воспоминания.
Как бы там ни было, нам нужно подвести черту под правдой, чтобы обрести покой окончательно, перестать бояться темноты. Потому что таков наш космос, он может принимать такую окраску, что черное начинает казаться белым.
Не бойся.
Это всего лишь воспоминания.
Хотя не только. Они - твоя жизнь, и они нужны нам.
Но помни одно, Юсефин. У нас, летних ангелов, нет ничего, кроме друг друга.
Перед моими глазами маятник.
Шторы, книги в кожаных переплетах на полках, офорты с пейзажами. Эта комната - как в Англии.
Маятник.
По-моему, такое бывает только в кино.
Воздух затхлый, не могла она проветрить? Или надушиться духами?
"Этот странный диван на самом деле такой удобный", - думает Юсефин и пытается сконцентрироваться на маятнике, но мысли разбегаются, взгляд перескакивает с одного присутствующего на другого.
Женщина-полицейский. Малин. Она стоит за спиной у тетеньки-психолога.
Что в голове у этой Малин? Она кажется внешне спокойной, но кто угодно может заметить, что она вся на нервах. Или не то чтобы на нервах, но типа маньяка - хотя и наоборот.
Она смотрит на меня во все глаза. Хватит пялиться! Наверное, она читает мои мысли, потому что теперь отводит взгляд.
Полицейский с бритой головой сидит на черном стуле у окна. Спокоен, но опасен. Отец знаменитого хоккеиста, и еще моя мама, до смерти напуганная. Я не боюсь, а чего она боится? Что ее маленькая девочка окажется измазанной в грязи? Я не белая голубка, мама, не будь такой наивной.
И тетенька-психолог. Взгляд раздраженный. Она заметила, что я думаю о своем.
- Смотри на маятник и слушай мой голос.
"А разве она что-то сказала?" - думает Юсефин и отвечает:
- Я постараюсь.
Тетенька-психолог говорит:
- Сделай глубокий вдох…
И я делаю глубокий вдох.
- Следи за движениями маятника…
И я слежу за движениями памятника.
- Ощути, как ты уплываешь…
И я чувствую, как уплываю.
Веки падают.
Темно, но все же светло.
Но - подождите.
Где это я?
"Наконец-то", - думает Малин, когда замечает, как Юсефин Давидссон погружается в себя, подчиняясь командам Вивеки.
Вопросы она написала на бумажке: Вивека несколько раз повторила, что она, и только она, будет разговаривать с Юсефин во время сеанса. Иначе все осложнится: это ведь не как обычная беседа в состоянии бодрствования, здесь надо следовать за образами и словами, а не за контекстом.
Вивека кладет маятник на стол.
Звук машин, проезжающих по улице Дроттнинггатан, проникает в комнату.
"Можно слышать нас всех пятерых, наше дыхание, - думает Малин. - Мы дышим как один человек".
Лицо Зака бесстрастно: Малин знает, что он очень скептически относится к этой идее, хотя теперь, когда они уже здесь, никогда в этом не признается.
Вивека берет бумажку с вопросами с верхней полки книжного шкафа.
- Юсефин, ты слышишь меня? Я хочу задать тебе несколько вопросов. Ты готова мне ответить?
Белая комната без единого звука.
Чужой голос, мой собственный.
- Задавай вопросы, если ты так хочешь.
- Я буду задавать вопросы.
- Я устала, я хочу спать.
- Парк Тредгордсфёренинген, - говорит незнакомый голос, и из дыры в стене начинает проникать ясный ровный свет, окна становятся черными и исчезают.
- Я проснулась там.
- Что случилось до того, как ты проснулась?
- Я спала. До того я была в кино.
Свет исчезает, комната становится серой, и ко мне движется черный силуэт - волк, или собака, или заяц, или человек. Но какой человек будет ходить на четырех ногах?
- Уберите собаку.
- Собака заставила тебя заснуть?
- Ее уже нет.
- Кто укладывал тебя спать?
- Мама.
Комната снова белая, я одна, а под потолком висят складские полки, как гигантские лампы. Я вижу саму себя спящей, кто-то похлопывает меня по спине, стоит запах бассейна, сухого летнего утра.
- Руки.
- Уложили тебя спать?
- Да.
- Руки мужчины или женщины?
- Не знаю.
- Ты помнишь, как начался тот вечер?
Стены комнаты исчезают, я вижу себя на велосипеде, едущей через лесок, по асфальтовой дорожке, через лес в Рюде в сторону города, но я не знаю, почему я поехала этой дорогой, зачем?
- Я шла по лесу.
- Какому лесу?
- Неправильному лесу.
- Зачем?
Неприятный чужой голос, женский голос, очень старый.
- Почему это был неправильный лес?
- Что-то следило за мной.
- Что было в лесу?
- Что-то.
Какой это лес?
Какая-то сила тащит меня вниз, есть только я, и я засыпаю, просыпаюсь от звуков движущейся машины.
- Потом я ехала в машине.
- Куда?
- К складским полкам, которые только что свисали с потолка.
- Ты попала на склад?
Мое тело на кушетке. Меня трут, кожу жжет, противно пахнет. И что со мной делает это тело, его зубы блестят, меня режут, боль во всем теле, прекратите давить, прекратите давить.
- Прекратите давить, ПРЕКРАТИТЕ ДАВИТЬ, ПРЕКРАТИТЕ, ПРЕКРАТИТЕ ЭТО!
Голос, незнакомый:
- Все наладится, ты в безопасности, теперь ты можешь проснуться.
Я снова в белой комнате, черный силуэт исчезает, и тогда я тоже выскальзываю прочь, кажется, прямо через стену, просыпаюсь в беседке, уже утро, и какой-то добрый человек будит меня, хотя я не сплю.
- Я убежала, я не спала, но я ничего не видела.
- Кто нашел тебя в парке?
- Наверное, человек. А правда - человек ли это был?
- Теперь ты можешь проснуться. Просыпайся.
Чернота.
Открыть глаза.
Мужчина-полицейский, женщина-полицейский, мама со спокойными глазами и тетенька-психолог. Одно у них всех общее - судя по виду, они совершенно сбиты с толку.
Юсефин Давидссон и ее мама покинули приемную. Зак растянулся в кресле, кажется готовый к сеансу психотерапии.
Вивека сидит за своим столом, Малин у окна. Она видит внизу машины, едущие по Дроттнинггатан, - они почти расплываются в матовом свете.
- Это нам мало что дало, - отмечает Зак. - Ну, кое-что, во всяком случае.
- Если я правильно поняла, - говорит Малин, - на нее напали в лесу, отвезли в какое-то складское помещение, где подвергли насилию, а потом ей удалось убежать и добраться до парка Тредгордсфёренинген.
- Похоже, ее усыпили в лесу, - добавляет Вивека.
- Но о злоумышленнике она ничего не рассказала, - ворчит Зак.
- Да, ни слова, - соглашается Малин.
- Сожалею, - Вивека разводит руками, - но допрос под гипнозом редко дает прямые ответы. Сознание не хочет возвращаться к ужасным переживаниям.
- Ты сделала все, что смогла, - отвечает Малин.
- Может, попробовать еще раз? Через несколько дней?
Зака будто подменили: теперь он, похоже, всерьез поверил в силу гипноза.
- Думаю, это бессмысленно, - вздыхает Вивека. - Память связана с инстинктом самосохранения. Теперь она снова закрылась.
Малин ощущает усталость. Хочет домой к Туве. Мечтает, чтобы расследование уже к чему-то привело.
Ну хоть к чему-нибудь.
51
Часы на стене в зале заседаний показывают 18.15. Секундная стрелка бежит по кругу, как положено, однако не покидает ощущение, будто на часах что-то не то. Встреча по подведению итогов вместо утреннего совещания.
Следственная группа собралась вокруг стола. Все устали, лица блестят от пота, одежда помята и испачкана мелкой летней пылью.
Только что начался обзор последних событий.
Малин рассказала о посещении Свеи Свенссон и Стюре Фолькмана, о допросе под гипнозом.
От Карин Юханнисон поступили плохие новости. Техническое обследование квартиры Сулимана Хайифа не дало никаких результатов. В компьютере у него обнаружена уйма порнографических материалов, но ничего такого, что позволило бы привязать его хотя бы к одному из убийств.
Магазин "Блю роуз" продал тридцать четыре вибратора, а один из полицейских ассистентов нашел в Интернете десяток сайтов, где продавались изделия того же производителя, так что без признания или новых доказательств вопрос о Сулимане Хайифе не мог сдвинуться мертвой точки.
- Почему мы сразу же не проверили "Блю роуз"? - возмутился Зак.
- Мы сочли само собой разумеющимся, что такие штучки покупают в Интернете, - ответила Малин. - Ни в одном закипающем от жары мозгу не всколыхнулась мысль об этом убогом магазинчике.
- Ошибки случаются в каждом расследовании, - говорит Свен Шёман. - Мы частично избавили технический отдел от ненужной работы. Но что-то предпринять в отношении покупателей вибраторов в "Блю роуз" не представляется возможным. Конечно, мы можем попросить их связаться с нами, но это ничегошеньки не даст. Никто открыто не признается в том, что он покупал вибратор. В этом мы единодушны, правда? Хайиф. Тут мы можем продвинуться дальше?
- У него нет алиби, в остальном же у нас на него - полный ноль.
Малин слышит усталость в голосе Вальдемара Экенберга. Похоже, он уже соскучился по своей вилле в Мьёльбю и по привычной клиентуре.
Еще один сотрудник, женщина по фамилии Аронссон, по просьбе Малин исследовала семейную ситуацию Стюре Фолькмана. Порылась в архивах и обнаружила, что одна из двух его дочерей от брака с Гюдрун Стрёмхольм, Элизабет, покончила с собой в возрасте семнадцати лет - повесилась. Причина самоубийства осталась неизвестной.
Теперь с этим кое-что прояснилось.
Аронссон - самый толковый ассистент из своего выпуска. Она проверила также сведения, связанные со смертью отца Луисы Свенссон. Тело было обнаружено в воде возле лодки на озере Рюссбюшён, с раной на голове. Предположительно, Гуннар Свенссон поскользнулся в лодке, ударился головой об уключину и без сознания упал за борт. На уключине обнаружены следы крови.
Свен рассказывает, что от Yahoo неожиданно пришел ответ, содержащий пароль от почтового ящика Тересы Эккевед. Единственная корреспонденция, найденная в нем, - десять сообщений, адресованных Lovelygirl, которая, судя по содержанию писем, и есть Луиса Свенссон. В письмах упоминается название ее усадьбы. Судя по этим сообщениям, на время убийства никакие свидания не назначались. Ответ от Facebook так и не поступил.
"Ты хотела скрыть свои непристойные тайны, Луиса, - думает Малин. - Ты надеялась, что мы ничего не узнаем. А когда мы узнали, ты продолжала защищать себя, свои воспоминания, свою сущность".
Одинокий человек в лесу. Совратитель несовершеннолетних.
Затем Свен рассказывает о том, что специализированный экспертный отдел в Стокгольме составляет психологический портрет убийцы, но на это нужно время, ибо весь отдел ушел в отпуск, а приглашенный со стороны психолог неожиданно простудился и заболел.
- Ох уж эти психологи, - ухмыляется Вальдемар.
Малин размышляет о том, что сказала Вивека Крафурд о портрете убийцы, но решает оставить это при себе. Ведь это всего лишь догадки, построенные на минимальном материале.
- Прорабатывайте дальше все версии, - говорит Свен, - и пытайтесь найти новые. Напрягите мозги. Экенберг, Сундстен - допросите всех, кто ранее совершал преступления на сексуальной почве. Всех, кого найдете.
Рядом со Свеном сидит встревоженный Карим. Он знает, что его скоро ждет очередная встреча с представителями СМИ, снова на него посыплется град вопросов, а он не сможет ответить ничего определенного. Пресс-конференция назначена на семь часов.
Когда все расходятся, Карим просит Малин остаться. Они снова садятся за стол.
- Малин, - говорит он. - Ты даже не представляешь себе, как мне хочется вернуться в домик в Вестервике и пойти купаться.
Так он хочет поговорить о купании?
- У тебя ко мне какое-то дело?
- Да. Я хочу попросить тебя присутствовать на пресс-конференции.
- На пресс-конференции? Ты же знаешь, я такие вещи терпеть не могу.
- Малин, это приказ. Если я не могу дать им никакой новой информации, то, во всяком случае, могу подарить им общение с самым красивым лицом линчёпингской полиции.
Малин чувствует, как в груди поднимается волна раздражения, но вместе с тем против воли ощущает, что ей приятен комплимент Карима.
- Малин, если серьезно, я не хочу стоять там в одиночестве и опять не знать, что сказать. Было бы хорошо, если бы ты поговорила с ними. Это бы их немного успокоило.
- Так насчет красивого лица - это ты пошутил?
Карим усмехается:
- Посмотри на себя в зеркало.
- Мы можем рассказать им про вибратор?
- Что тот же производитель?
- Да.
- Нет, это приведет к тому, что Сулимана Хайифа все начнут считать виновником. Этого он не заслужил. Ты видела вчерашние газеты. И без того плохо.
Газеты пестрели фотографиями Сулимана Хайифа с черным квадратом, закрывающим лицо. Заголовки гласили: "Жестокий убийца пойман? Ужас Линчёпинга".
Самый красивый полицейский Линчёпинга?
Так вот до чего довело меня это безумное лето. До роли куклы в витрине.
Двадцать минут спустя Малин и Карим стоят перед группой журналистов в фойе полицейского управления. Из телеканалов представлено только "Шведское телевидение", зато множество радиостанций, десяток пишущих журналистов и два фоторепортера, наверняка из "Корреспондентен" и "ТТ". Всего несколько дней назад журналистов собралось раза в два больше: летние ангелы на глазах падают в цене, все меньше способствуют розничным продажам газет, по мере того как следствие все заметнее увязает.
- В течение дня мы прорабатывали различные версии, - говорит Карим и продолжает под шуршание фотовспышек: - Ожидаем в ближайшем времени прорыва в следственной работе, но в настоящий момент я не могу предоставить никакой новой информации.
- А вы, Малин, вы что-нибудь можете сказать?
Снова шуршание, всполохи вспышек, и Малин щурится.
Даниэль.
Раньше она его не видела. Должно быть, подошел позже.
- Нет.
- Ничего?
Малин видит толпу репортеров, голод в их глазах, любопытство и усталость - все то же, что и у них самих. И прежде, чем она успевает осознать происходящее, с ее губ слетают слова:
- Мы связались с психоаналитиком, который создал психологический портрет преступника или преступницы. По всей вероятности, речь идет о человеке, который сам подвергался насилию, с глубинными нарушениями образа собственного "я". Этот человек является частью общества, однако оказался на обочине. Больше я ничего не могу сказать.
- Как зовут психоаналитика?
- Этого мы, к сожалению, не можем раскрыть.
Карим глотает тот факт, что Малин выдала журналистам информацию, которую до того ни с кем из коллег не обсуждала, и сочтя, что она безвредна, добавляет от себя:
- Этот портрет неофициальный, составлен на скорую руку. В Центральном управлении криминальной полиции ведутся работы по созданию более полной версии.
- А Сулиман Хайиф? Вы продолжаете держать его в следственной тюрьме? Есть ли новые доказательства против него?
- Он пока остается в следственном изоляторе.
- Но вы думаете, что его скоро можно будет исключить из списка подозреваемых?
- Без комментариев, - говорит Карим. - Это все.
Несколько журналистов хотят взять интервью у Малин, но она отмахивается со словами:
- Дома меня ждет дочь. Я тороплюсь к дочери, извините.
Туве и Малин доедают пиццы, которые Малин купила по дороге, они уже остыли, но в такую жару холодные даже вкуснее.
Туве все еще не пришла в себя после долгого перелета. Она проспала весь день, так и не поехала купаться, даже не виделась с Маркусом, хотя и разговаривала с ним по телефону.
- Когда ты встречаешься с Маркусом? - спрашивает Малин, отправляя в рот последний кусок пиццы.
- Завтра, - сухо отвечает Туве, и Малин слышит по невеселому тону, что конец любовной истории не за горами.
"Жаль, - думает Малин. - Мне очень понравились Биргитта и Ханс, родители Маркуса. Так хорошо было посидеть с ними за ужином, пообщаться в расслабленной и приятной атмосфере".
- Ты скучала по нему на Бали?
- Не знаю, мама. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Тебе обязательно парить мне мозги Маркусом?
В гостиной слышатся позывные выпуска новостей.
- Там, возможно, покажут меня, - говорит Малин, и Туве сияет.
- Ой, хочу посмотреть!
Их сюжет третий, и в отсутствие другой информации много места уделено психологическому портрету. Малин показывают крупным планом в тот момент, когда она отвечает на вопрос; ей кажется, что она старая, усталая и измотанная, жалеет, что не накрасилась, не причесалась, хотя Карим советовал ей это сделать.
- Ты просто супер, мама, - говорит Туве и криво улыбается.
- Спасибо, это согревает.
- А что, тебе холодно?
- Да брось.