- За ту, что она есть, - девушку из добропорядочного семейства. - И, обращаясь к Люсиль, г-н Пьер добавил: - Ваш голос я мог оценить, когда ещё только слышал вас, а не видел. А теперь я могу подтвердить, что у вас ещё и чудесная внешность. Вы говорите правильно по-французски, держитесь сдержанно и благородно. И вы можете воспользоваться тем преимуществом, что не принадлежите к аристократии. Сцена открыта для вас.
По привычке, привитой с детства, г-н Пьер считал, что девушке из аристократического круга не подобает думать о сценической карьере. И напротив, для девушки из третьего сословия даже желательна карьера артистки.
Спохватившись, что его слова могут показаться обидными для Люсиль, старый учитель поправился:
- Впрочем, вы, мадемуазель Люсиль, можете вполне выдержать соперничество с любой аристократкой. Они могут поучиться у вас естественной грации и непринуждённым приятным манерам.
При каждой похвале учителя пения Люсиль краснела всё гуще, Франсуа насупился и всё время норовил перебить г-на Пьера. А Ксавье нервно постукивал пальцами по столу.
- К чему вы ведёте, разрешите узнать? - спросил, как мог спокойнее, Клеран.
- А вот к чему: я хочу предложить мадемуазель Люсиль брать у меня уроки без всякой за то оплаты. А когда мадемуазель станет знаменитой певицей, она, надо надеяться, не забудет своего старика учителя.
- Как же можно брать уроки даром! - смущённо залепетала Люсиль. - А платить за них мы и в самом деле не можем.
- Платить или не платить за уроки - не в этом дело, мадемуазель, - рассмеялся старый учитель.
- Я понимаю… Вы имеете в виду согласие моих родителей… К сожалению, они непримиримо относятся к сцене… Нет, нет, они никогда не согласятся.
- Но ведь учиться пению ещё не означает обязательно пойти на сцену. Я глубоко верю в то, что такой божий дар, какой отпущен вам, не должен пропадать втуне… Что же касается ваших родителей, я сам пойду их просить, чтобы они дали согласие на ваши занятия пением. Они не устоят против моих доводов. Я не имею чести знать вашу матушку, но об отце вашем я слыхал, что он очень просвещённый человек.
Лестный отзыв г-на Пьера об отце доставил Люсиль большое удовольствие.
- Я давно вас знаю, господин Пьер, - наконец улучил Франсуа минуту, чтобы вставить своё слово. - И потому не могу допустить у вас никакой задней мысли. Но согласитесь, что это довольно странно. Не имея ещё согласия родителей Люсиль, вы вбиваете ей в голову всякий вздор. Ведь она и впрямь вообразит, что красива, поёт как певчая птица и что французская сцена не может без неё обойтись…
Клеран едва не рассмеялся: ведь дядюшка Франсуа только что сам расхваливал Люсиль, как мог. Правда, не в таких изысканных выражениях, как г-н Пьер. А теперь петушится и протестует против предложения старого учителя.
Господин Пьер был задет за живое.
- В моих бескорыстных намерениях вы можете не сомневаться. Но я не хочу, чтобы у вас оставалась хотя бы тень сомнения. Мы сейчас же пойдём с мадемуазель Люсиль к её отцу и поговорим с ним, как подобает в таких случаях.
- Пусть с вами пойдёт Клеран! - предложил Франсуа тоном, не допускающим возражений.
И Клеран покорно последовал за г-ном Пьером и совершенно счастливой Люсиль, не заставившей приглашать себя дважды.
Жак, как обычно, сидел в своём кабинете, занятый сразу множеством дел.
Когда-то много лет назад, когда мальчишкой он начал работать у своей тёти Франсуазы, он восхищался размерами и убранством кабинета для чтения, который казался ему верхом совершенства. Теперь он сам стал владельцем такого кабинета для чтения в модном Пале-Рояле.
Свободных денег у Жака не было. Заработка хватало на то, чтобы содержать семью. Но когда у него в кармане оказывался лишний франк, он, с согласия Бабетты, вносил какие-нибудь улучшения в свой кабинет.
Увидев Клерана и незнакомого ему г-на Пьера, вошедших в сопровождении Люсиль, Жак учтиво приподнялся навстречу гостям.
Выслушав, о чём идёт речь, он не знал, что ответить.
Г-н Пьер был настолько осторожен, что, говоря о замечательных голосовых данных Люсиль, лишь вскользь упомянул о том, что такой голос открывает путь на сцену. Он настойчиво предлагал давать ей уроки пения, деликатно обходя вопрос об их оплате, но подчёркивая, что лучшее вознаграждение для учителя - успехи, которые делает его ученица. А Люсиль будет успевать - в этом он не сомневается.
Жаку показалось, что сама судьба идёт навстречу желаниям Люсиль. И в то же время хранит от тех опасностей, которые её подстерегают на театральном пути. Пусть девочка занимается пением, у неё ведь и в самом деле такой чудесный голос! Вот только как быть с оплатой уроков? Жак заколебался.
- Я должен поговорить с женой, посоветоваться…
Люсиль пришла в восторг. Раз отец хочет посоветоваться с Бабеттой, значит, он ещё не уверен, как надо поступить, следовательно - не всё пропало. А уж с матерью она найдёт общий язык.
Бабетта легко согласилась:
- У Люсиль и в самом деле такой голос, какой не часто услышишь. Уроки пения ведь не сцена. Пусть поёт! Только как же нам отблагодарить господина Пьера?! Люсиль говорит, что он предлагает давать уроки бесплатно. - И, покачав головой, она добавила: - Впрочем, Жак сообразит, какие книги по музыке или ноты могут быть ему полезны. Ведь не каждая книга по карману господину Пьеру. А Жак для него ничего не пожалеет.
Так Люсиль стала ученицей г-на Пьера.
Глава восьмая
Вальдек де Воклер на распутье
Племянник г-на Пьера Вальдек де Воклер завоевал репутацию "доброго малого". Он никому не причинял зла, впрочем, и хорошего от него тоже никто не видел. Правда, в светских салонах, модных кафе и на прогулках в парках Парижа, где проводил время Вальдек, не требовалось всех тех достоинств, которые дают подлинное право называться "добрым".
Ко времени Реставрации мать Вальдека скончалась, отец успел восстановить свою принадлежность к дворянству и частичку "де" перед своей фамилией. Но не успел поправить расшатавшиеся финансовые дела. Потеряв отца, Вальдек вступил на самостоятельный путь, не зная, с чего начать. Получаемая им небольшая рента отнюдь не могла его удовлетворить. Не имея никакой профессии, молодой Вальдек к тому же получил только поверхностное домашнее образование.
И де Воклер, светский острослов и балагур, выбрал карьеру журналиста, как ему казалось - самую лёгкую из всех возможных в его положении. И так как у него не было призвания к тому, чтобы погрузиться в атмосферу политических споров и страстей, он начал писать в газеты отчёты о театральных спектаклях. Тут ему, по крайней мере, было легче лавировать, не высказывая собственных суждений. Надо было только улавливать на лету, в какую сторону склоняется общественное мнение, и отсюда делать вывод - хвалить или ругать новую пьесу. Каковы были его политические убеждения, де Воклер не смог бы ответить сразу. Вернее, они менялись у него в зависимости от самых разных причин. Иногда ему казалось, что правление Карла X совсем не так уж плохо, иногда же он искренне восхищался стихами Беранже и других поэтов именно потому, что они выражали недовольство политикой короля. Вальдек усвоил твёрдо: он должен быть с теми, кто в конце концов обеспечит ему безбедную жизнь, возможность вращаться в светском обществе. Одна беда: быть принятым в свете - значит, менять костюмы, шляпы, трости, следуя моде. А это стоит дорого. Денег требовало и постоянное посещение кафе. А какой же журналист не посещает кафе, не показывается на выставках, в фойе театров, в актёрских уборных?
Выгодный брак! Вот что могло бы вывести де Воклера из тупика, дать ему возможность сорить деньгами. И Воклер стал присматриваться к богатым невестам.
Среди них графиня Жанна д’Эрикур занимала не последнее место. Красива, умна, остроумна, богата! Но стоило де Воклеру оказаться в числе поклонников этой светской красавицы, как он не на шутку в неё влюбился. Так, по крайней мере, он решил. Казалось бы, чего лучше! Но Воклер переоценил своё обаяние.
Жанна д’Эрикур, не отказывая ему окончательно, охотно выслушивала его комплименты, смеялась его шуткам, но не говорила, ни "да", ни "нет".
Солнце сегодня особенно ярко светило в окна холостяцкой квартиры Вальдека, когда он решил, что ему пора заняться пересмотром своего гардероба.
Увы! Извлечённые из шкафа и разбросанные им по креслам и дивану костюмы всех цветов показались ему в лучах раннего солнца блёклыми, поношенными, не модными.
Огорчённый Вальдек остановился наконец на светло-сером, ещё очень элегантном рединготе, более тёмных, но в тон серых брюках и голубом жилете. Да, в этом костюме он ещё может показаться Жанне. Но пора обновить гардероб! А как его обновить, когда нет денег! Да, да, настало время потребовать от Жанны решительного ответа. Она должна принять его руку и сердце. Но Вальдек был дерзок только у себя дома. Когда же он встречал насмешливый взгляд холодных серых глаз Жанны, он тотчас забывал все остроумные слова, приготовленные заранее.
Жанна сидела в гостиной в обществе банкира Лепелетье, грузного, немолодого человека, с которым Вальдеку приходилось не раз встречаться на балах и раутах. Хотя Вальдек мечтал застать Жанну одну, чтобы поговорить с ней напрямик, он обрадовался, что её гостем был именно Лепелетье: с его стороны он мог не опасаться соперничества. Лепелетье был известен как хороший отец и муж.
Протянув для поцелуя холёную руку, Жанна сразу же озадачила Вальдека вопросом:
- Что вы слышали о втором марта?
Лицо Вальдека вытянулось. Что означает её вопрос? Что за ним скрывается? Как же это он пропустил новость, которая связана с днём второго марта?
- Я не понимаю, о чём вы говорите?
- С каких это пор вы так непонятливы? - небрежно бросила Жанна. - Ведь второго марта должна наконец собраться палата. Но так как король недоволен её составом и поведением депутатов, упорно твердят, что её созыв будет ещё отсрочен.
- А, да, возможно, конечно, - промямлил Воклер.
Очередная сессия палаты действительно была назначена на 2 марта. Но в городе возбуждённо толковали о том, что открытие не состоится. Передавали даже слова, которые якобы Карл сказал своим приближённым: "Какие бы преступные козни ни строили злонамеренные люди, я найду в себе силы их преодолеть. Эти силы я почерпну в моей непреклонной решимости поддержать общественное спокойствие".
Конечно, Воклер слышал, что король пренебрегает Хартией, и отнюдь не желает давать прав народу. Слышал он и 0 недоразумениях с палатой, но, занятый устройством собственной судьбы, он не придал им должного значения.
Но Жанне было по душе поддразнивать Вальдека, и она не унималась.
- Какой же вы журналист, если не знаете последних новостей! Кстати, как вы принимаете политику Полиньяка? Ведь его рука чувствуется во всём. Это он интригует против палаты… Это ему она неугодна.
- Конечно, я считаю, как и вы, - подхватил Вальдек, - что князь Полиньяк перегибает палку. Сейчас в политике надо быть более гибким. Но когда я слышу такую тонкую оценку политического положения из уст одной из наших красивейших женщин, нет предела моему удивлению и восхищению.
Этими банальными комплиментами Воклер вернул расположение Жанны, и она продолжала щебетать, уже с бо́льшей благосклонностью к своему незадачливому поклоннику.
- Вы знаете, - продолжала она светский разговор, - что мать князя была ближайшей подругой Марии-Антуанетты, А теперь её сын приближённый короля, его главный советчик!
- Мда-а… - промямлил Вальдек, не зная, как лучше ответить, чтобы попасть в тон Жанне. Говорит ли она о Полиньяке потому, что так думает, или потому, что здесь сидит банкир Лепелетье.
Но Жанна разрешила его сомнения, сказав вдруг самым искренним тоном:
- А может быть, и впрямь князь Полиньяк решится наконец вернуть аристократии полностью её законные права и привилегии.
- Да, да, конечно, - теперь уже уверенным тоном подтвердил Вальдек.
Но тут банкир Лепелетье решил, что и ему пора вставить своё слово.
- А я полагаю, что каждому овощу своё время. То, что было хорошо при короле Людовике Шестнадцатом, вряд ли может быть уместно при дворе короля Карла Десятого, ибо между этими двумя королями пролегло сорок лет. А это срок немалый. Всё меняется. Сейчас не титулы, а деньги решают всё. Как вам должно быть известно, аристократия давно выпустила их из своих рук, и капиталы, и земли оказались у банкиров.
Жанна рассеянно взглянула на говорившего.
- Вы рассуждаете как деловой человек, и поэтому, наверное, вы правы. Ну, а какие светские новости вы принесли мне, мосье Вальдек? Кто женился, кто развёлся, кто блеснул каким-нибудь необыкновенным туалетом?
Тут Вальдек оказался на высоте. Уж светские-то новости он знал, как никто другой. И непринуждённая беседа потекла бесперебойно, причём Вальдек её всё время поддерживал, порой вызывая благосклонную улыбку Жанны каким-нибудь вовремя вставленным острым словцом.
Но рассказы о том, чья лошадь взяла первый приз на скачках, чей туалет был отмечен на балу при дворе, быстро наскучили Лепелетье, и он поспешил откланяться.
Это было на руку Вальдеку. Однако он понимал, что сразу перейти к интересующей его теме не дипломатично, и ещё несколько минут продолжал болтать о новостях. Наконец, найдя, что должное время истекло, он глубоко вздохнул и сказал:
- Жанна! Вы не находите, что вам пора уже дать мне ответ…
- Ответ? На какой вопрос? - У Жанны был непроницаемый вид.
Это сбило с толку Вальдека, но он всё же продолжал:
- Вы очень жестоки, Жанна!.. Вы не хотите сказать мне: "да". А между тем, верьте мне, вы никогда не пожалеете, что сделали такой выбор. Со мной вы будете счастливы, как ни с кем. Вы найдёте во мне преданного друга, мужа, советчика. Я не богат, но, идя об руку с вами, я совершу невероятное.
- Это всё пустые разговоры! Вы же знаете, Вальдек, что деньги меня не интересуют. Доходов с имений, которые остались мне после смерти мужа, хватит на много лет для того, чтобы вести блестящую жизнь в самом высшем парижском обществе.
- Тогда, если не моё затруднительное материальное положение, которое, увы, хорошо известно в обществе, что удерживает вас от того, чтобы дать мне согласие? Ведь я вам нравлюсь, я знаю, чувствую, верю, что подхожу вам во всём. Мы люди одного круга, я всегда сумею сделать вашу жизнь приятной, развлечь вас… Но, может быть, вас тревожит тень вашего покойного мужа?
- О нет! Мы дети трезвого века. Мужа я не любила. Меня выдали за него замуж, когда я была ещё очень молода. Через год его случайно убили на охоте, и я не очень-то горевала… Мне даже понравилось быть вдовой…
- Какие жестокие слова! Ведь он вас любил! Впрочем, сейчас речь не о нём, а обо мне. Вы сами давали мне понять, что я вам не безразличен.
- Послушайте, Вальдек, я скучаю среди людей, которые меня окружают. Неужели я, богатая, независимая, как говорят, красивая женщина, должна всегда видеть возле себя бездарных, похожих один на другого поклонников, все дела и мысли которых я могу заранее угадать? Не вы один атакуете меня. Недавно я должна была выслушать признание в любви или, вернее, предложение руки и сердца… как вы думаете от кого?
Воклер был ошеломлён и немного задет. Вот так же легко Жанна будет рассказывать о притязаниях Воклера его сопернику!
Не дождавшись ответа Воклера, Жанна пояснила:
- От Леона Виранду. Кстати, он числится в ваших приятелях. Леон, правда, немного заикается. Но зато будет менее разговорчив, а это очень важно для семейной жизни.
- И что же вы ответили Леону? - спросил уязвлённый Вальдек.
- Как вы нескромны!.. Но я буду откровенной. Ответила ему то же, что и вам: "Я не спешу".
Жанна явно насмехалась, но Вальдек решил не проявлять больше нетерпения и только спросил как мог хладнокровно:
- Так чего же вы хотите?
- Я? Чего я хочу? Я хочу, чтобы тот, на кого падёт мой выбор, чем-нибудь прославился, отличился… Ну, вот будет у нас война, предположим, с Алжиром, с кем угодно. Вы поедете туда, будете драться как лев и привезёте мне оттуда трофей - бороду бея или… на худой конец, жирафу.
- Вы смеётесь надо мной… А меж тем я страдаю…
- Смеюсь, конечно, но ведь и вы не очень-то серьёзно уверяете меня, что страдаете. Шутки в сторону! Поймите меня хоть вы… Я не выйду замуж просто за де Воклера. Я могу выйти за Вальдека де Воклера, того, который… Вы можете присоединить к этому "который" что хотите. Может быть, вы придумаете и предложите новый закон, который войдёт в силу как закон Вальдека де Воклера, изобретёте новый вид ружей, и он будет называться системой Вальдека де Воклера… Звучит красиво? Или, наконец, придумаете новую моду… Всё годится, лишь бы не это скучное: некий де Воклер…
Вальдек был подавлен. Ему пришлось вытащить из кармана обшитый кружевом носовой платок и обмахнуться им. Что мог он ответить? В самом деле, кто он такой? Де Воклер, и больше ничего. Сотня таких, как он, полируют каблуками полы светских гостиных…
- Я отвечу вам анекдотом, прекрасная повелительница, - сказал Вальдек, пытаясь овладеть собой. - Рассказывают, что когда Наполеон неожиданно вернулся с Эльбы, чтобы продолжить войну…
- Наполеон? Я люблю анекдоты о Наполеоне, - подбодрила его Жанна.
- Так вот, Людовик Восемнадцатый, испуганный его возвращением, всё же счёл нужным выказать патриотические чувства и срочно пожертвовал на нужды войны свою серебряную посуду.
Но король от этого ничуть не пострадал: его жертва была вознаграждена сторицей. Взамен серебряной, от которой он так великодушно отказался, двор не замедлил преподнести ему золотую. Людовик предложил одному из придворных последовать его примеру, но придворный, намекая на случай с посудой, ответил: "Ваше величество, когда Христос шёл на то, чтобы его распяли, он был уверен, что назавтра воскреснет. У меня, увы, такой уверенности нет!" Анекдот хорош, не правда ли? Я хочу сказать вам, о жестокая Жанна, что и у меня нет такой уверенности. Нет уверенности, увы, что, прославившись, я получу вашу руку.
- Ну что же, ваша притча или анекдот мне нравится, - сказала Жанна, искренне рассмеявшись. - Он, по крайней мере, хоть не пресный. А то мне до смерти надоело всё скучное и пресное, всё будничное. Даже в оперу я перестала ездить… Куда приятнее слушать уличные песенки, которые распевает весь Париж. А что до ваших притязаний на меня… я могу лишь повторить то, что говорила раньше…