- Так держать! - приказывал командир.
- Есть так держать! - отвечал рулевой.
На левой стороне мостика маячила фигура командира отделения сигнальщиков старшины 1-й статьи Ахмета Мамедова. Упруго опираясь пружинистыми ногами на палубу, всем телом подавшись вперед, Ахмет пристально всматривается в горизонт. У него, как и у командира, тоже был бинокль, но он почти не пользовался им. В степи вырос, далеко видел и невооруженным глазом.
- Плавающий предмет справа тридцать, - четко доложил Мамедов и через секунду умиротворенно добавил: - Обломок доски, товарищ командир.
- Есть. - Командир мельком бросил взгляд в то место, на которое указал сигнальщик. - Наверное, еще с прошлого года плавает.
Ему не хотелось напоминать, что всего два дня назад в этих водах подорвался на мине морской охотник, возвращавшийся из дозора.
Четвертым на мостике был юнга Чистяков, ученик рулевого. Он пристроился рядом с Корытовым, справа от штурвала, и зачарованно смотрел на разворачивающуюся перед ним панораму моря. Такой красоты Володьке видеть еще не доводилось. Ни во время поездки с отцом на рыбалку, когда они целую неделю провели на берегу безмятежного озера. Ни в пионерском лагере под Сестрорецком, где море и берег живописно дополняют друг друга. Ни в тот день, когда вместе с матерью плыл на сверкающем белизной пароходике из Ленинграда в Петергоф, к знаменитым фонтанам.
Тогда тоже захватывало дух от восторга, но все же не так. Почему? Трудно объяснить. Может, оттого, что сейчас он пережил первую блокадную зиму. А может, просто от внутреннего, скрытого где-то в глубине души ощущения новизны и значимости происходящего. И крепнущей в нем уверенности, что недавнее прошлое, страшное и жестокое, уходит, отдаляется от него и никогда больше не возвратится.
Время от времени Володька поглядывал на капитан-лейтенанта Приходько, на Корытова и Мамедова, как бы приглашая их полюбоваться неповторимым морским пейзажем. "Смотрите, любуйтесь, не теряйте случая, - говорили сияющие Володькины глаза. - Ведь это так интересно! Где вы еще увидите такую красоту!"
Однако никто из моряков восторга юнги не разделял. Искрящаяся от бликов поверхность воды вызывала у них лишь не проходящее тревожное беспокойство. Во взглядах Приходько и Корытова читалось любопытство и стремление ободрить юнгу, который впервые участвовал в столь важном боевом походе. А молодой Мамедов косился на Володьку из-под смолисто-черных бровей с нескрываемой усмешкой. Мол, радуйся пока, а потом посмотрим, каков ты в деле.
Для Володьки этот поход имел особое значение. Первый по-настоящему боевой поход. Ведь траление в море - это целая боевая операция. Их будут обеспечивать сторожевые катера и самолеты-истребители. Может разгореться настоящее морское сражение. Володька сразу понял это, когда шли приготовления к походу. Его хотели оставить на берегу. На этот раз уже не мичман Довгань, а сам боцман идею подал. Мол, не стоит рисковать. И командир в самый последний момент хотел отправить Володьку на береговую базу. Хорошо, он разгадал, в чем дело, и сумел, при поддержке Корытова, уговорить командира.
Теперь Володька привязался к Корытову еще больше. Очень он ему благодарен - и за науку, и за дружбу.
Корытов словно читал Володькины мысли.
- Товарищ командир, - обратился он к Приходько, - разрешите подсменку. Пусть юнга постоит у штурвала.
Предложение в общем-то вполне закономерное. На пробных выходах Володька не раз становился к штурвалу. А потом сдавал зачет. Принимал сам Приходько и вынес решение: "Впредь можно допускать к несению вахты".
Тем не менее на сей раз командир засомневался.
- А не рановато ли? - спросил, окинув юнгу оценивающим взглядом.
Володька смело выдержал его. За три месяца пребывания на корабле он уже привык к таким взглядам.
- Когда-то пробовать надо, - заокал своим баритоном Корытов. - А момент подходящий. Обстановка спокойная, курс не меняется, погода на диво.
Командир в раздумье прошелся по мостику.
- Добро, сменяйтесь, - сказал скупо.
Ростом Володька был чуть выше штурвала. Когда Корытов впервые привел его на мостик - на второй день после зачисления Володьки в состав команды, - присутствовавший при этом боцман с обычной для него прямотой сказал: "Да он и штурвал-то не одолеет".
Действительно рядом с массивным колесом, по ободу которого торчали отшлифованные, величиной с доброе ткацкое веретено, рукоятки, юнга смотрелся не очень.
Но Корытов сразу рассеял все сомнения. "Ничего, - ответил он на реплику боцмана, - подкрепится, потренируется и одолеет. Рулевое дело не столько силы, сколько сноровки требует. - И ободряюще подмигнул Володьке: - Верно я говорю?"
Володька лишь благодарно улыбнулся Корытову, а себе дал клятву - покорить гордый штурвал.
К выходу в море он готовился ревностно. Благодаря заботам, прежде всего Корытова, многому научился. Бегать по трапам и драить до блеска медяшку - металлические детали корабельной отделки, управляться с тяжелой корабельной шваброй, отбивать склянки в колокол, отвечать "есть!", если его вызвали или отдавали приказание. И кричать "полундра!", если нужно было кого-то предупредить об опасности. Он уже не путал, где находится рулевое отделение, а где машинное. Где бак - носовая часть верхней палубы, а где ют - кормовая. Знал, как попасть на сигнальную площадку или в трюм.
Внешне Володька тоже преобразился. При содействии баталера - корабельного завхоза - Корытов достал через тыловых дружков комплект матросской формы БУ - бывшей в употреблении - и подогнал ее по Володькиному росту.
- Брюки немного великоваты, - извиняющимся тоном отметил Корытов, - но подкормишься, подрастешь - в самый раз будут.
- Хорошие брюки, - удовлетворенно сказал Володька. Он таких брюк еще никогда в жизни не носил и сразу почувствовал себя повзрослевшим.
Ботинки подгонять невозможно, вместо тридцать седьмого размера пришлось довольствоваться тридцать девятым. Но это уже детали. В целом флотская форма сидела на нем отлично.
- Теперь я совсем как моряк, - довольный своим видом, сказал Володька.
- Еще не моряк, - охладил его пыл Корытов, - но уже и не пацан бездомный. - И, помедлив, добавил: - Но будешь моряком, если постараешься.
И Володька старался. Особенно рьяно изучал он рулевое дело. Как надо стоять у штурвала, куда смотреть и как отвечать на команды. Всем премудростям своей специальности учил его Корытов.
Бывали и срывы. Поначалу юнга никак не мог привыкнуть к строгому корабельному распорядку. То лишнюю минуту в койке проваляется, то бросит одежду где попало. А то и приборку сделает небрежно.
Влетало за это. И от Корытова, и от боцмана, и от дежурной службы. Несколько раз на камбузе вне очереди бачки драил.
"Кто такой юнга? - просвещал его неутомимый Корытов. - Это паренек, мальчонка вот вроде тебя, который готовится стать матросом. Полноценным моряком. Так готовься. Преодолевай в себе неподвижность и расхлябанность, делу учись…"
К лету Володька заметно окреп, освоился с корабельным бытом. И уже не был похож на того голодного, обессилевшего мальца, которого три месяца назад старшина Сухов принес на корабль. И шутники из команды вроде Кости Слизкова перестали даже пытаться, забавы ради, посылать его на клотик за чаем или в ахтерпик - кормовую выгородку - достать ведро компрессии. Володька на такие дешевые розыгрыши уже не клевал.
Пожалуй, единственным человеком, с кем у Володьки до сих пор не ладились отношения, был мичман Довгань. Тот по-прежнему считал, что мальчишке не место на корабле, и при встречах с ним демонстративно отворачивался, бурча себе под нос что-то вроде: "Развели тут детский сад на боевом корабле".
Однажды юнга по каким-то делам заглянул в машинное отделение.
- А-а, Володя, - приветливым возгласом встретил его Степан. - Заходи, не стесняйся. У нас тут тепло и уютно, что тебе в бабушкиной хате.
Свою бабушку Володька не помнил и о такой хате представления не имел, но приглашение принял с готовностью. На верхней палубе в тот день было ветрено и сыро, погреться действительно не мешало. Хотелось и повидаться с машинистами, особенно со старшиной Суховым, которому Володька за свое спасение был признателен "по гроб жизни".
Сухова в тот раз на месте не оказалось, зато мичман Довгань был тут как тут. Увидев юнгу, он сурово нахмурился и зарычал:
- Это еще что за гости? В машинное отделение посторонним нельзя.
Сказал, как отрубил.
Володька обиделся: какой же он посторонний? Но вида не подал, а, боясь окончательно разозлить Довганя, поспешно юркнул обратно в люк. Про себя решил: ноги его больше не будет в машинном. В конце концов, Сухова можно навещать и в кубрике.
После ухода Володьки Степан только руками развел и в глаза сказал Довганю:
- Ну, Прокопыч, больно уж ты строг. Чем он помешал тебе?
На что мичман коротко бросил:
- Не положено.
Юнга очень переживал все это. Нет, он ни в чем не упрекал сердитого мичмана. Но такое отношение к нему, мальчишке, пережившему тяготы блокады, вызывало у Володьки чувство горечи, незаслуженной обиды. И неосознанный внутренний протест.
Однако Володька никак не выдавал своих переживаний. А втайне надеялся, что со временем ему представится возможность проявить себя в настоящем деле и Довгань оценит его по достоинству…
Сосредоточенно и осторожно принял Володька от Корытова штурвальное колесо. Рукоятки были теплые, гладкие. И не очень податливые. В какой-то миг ему показалось, что слишком они непослушные и вот-вот вырвутся из его ладоней. Но уже в следующую секунду движения юнги стали увереннее и он ощутил, как штурвал покорно подчинился его воле.
- Юнга Чистяков рулевую вахту принял! - стараясь скрыть волнение, громко доложил Володька. - На румбе двести семьдесят пять.
- Так держать, - отозвался командир.
- Есть так держать!
Вахта - дело ответственное.
Море встречало Володьку приветливым светом и еле заметным покачиванием. Оно словно раскрывало юнге свои просторы для долгого и благополучного плавания.
IX
Первую мину "Галс" подсек на четвертом заходе. Володька как раз стоял за штурвалом. Корабль чуть-чуть содрогнулся, будто его дернули за трос, к которому был прикреплен трал.
И тут же Мамедов доложил:
- Слева по корме мина!
Приходько отреагировал сразу:
- Стоп машины! - Он рывком повернул ручки машинного телеграфа. - Шлюпку за борт!
Володька с любопытством наблюдал за происходящим.
В нескольких десятках метров от корабля на поверхности воды тупорылым зверем, всплывшим из неведомых морских глубин, покачивался большой черный шар. Он миролюбиво шевелил округлыми боками и топорщил короткие неострые рога. Но Володька уже был наслышан о свирепом нраве этого тихого на вид "зверя". "Рога" - это свинцовые колпаки, взрыватели. Внутри шара - несколько сот килограммов взрывчатки. От малейшего удара колпак разрушается, и происходит взрыв.
Опасно, страшно, такого пришельца надо уничтожать.
На верхней палубе уже хлопотали минеры, это их дело. Подавал команды боцман, руководивший спуском шлюпки. Из общего шума выделялся разухабистый говорок Кости Слизкова.
- Попалась, подлая, - звенел дискант минера. - Теперь от нас не уйдет, тута ей и крышка.
Несмотря на молодость - лишь два года службы позади, - Костя встречал немало таких штучек. Первую мину он уничтожил еще в июле прошлого года, когда война только начиналась. Теперь вел себя по-хозяйски, хотя и нервничал немного. Как-никак дебют в новой кампании.
- Ладно, не ерепенься, - урезонивал его боцман. - Спускайся в шлюпку. И полегче там, первую в этом сезоне берем.
- Первую, да не последнюю, - не унимался Костя. - Не беспокойтесь, товарищ боцман, все будет в порядке, разделаем по высшему разряду.
- Зажигалку не забыли?
- Как можно? И спички имеются, про запас.
- Отваливай!
- Весла на воду!
Юркий корабельный тузик с двумя минерами и сигнальщиком на борту заскользил по воде.
С мостика Володьке было видно, как шлюпка подошла к мине и развернулась кормой к ней. Костя Слизков, перевесившись через транцевую доску на срезе кормы и удерживая тузик на вытянутых руках, приладил подрывной патрон и поджег запальный шнур. Шлюпка отошла на безопасное расстояние - в мертвую зону - и остановилась. Матросы распластались на дне ее, так что какое-то время она казалась пустой.
Через несколько минут с миной было покончено. Издали это выглядело впечатляюще. В том месте, где она находилась, взметнулся гигантский столб воды. По воздуху прокатился громоподобный гул.
И снова наступила тишина. Ласковый бриз чуть рябил поверхность моря. Там, где взорвалась мина, расплывалось огромное мутное пятно, усеянное серебристыми блестками. Володьке они показались загадочными. Лишь позже он понял, откуда эти блестки.
Вскоре тузик подняли на борт тральщика, и все пошло по-прежнему.
- Толково сработали, - буднично похвалил минеров Приходько. И без всякого перехода скомандовал: - А теперь - по местам, пойдем дальше.
Володьке нравилась эта спокойная уверенность командира, не показная, а естественная, как бы постоянно подчеркивавшая, что все идет как надо и нет никаких причин для волнений.
Звякнул машинный телеграф: "Малый вперед!" Володька снова взялся за штурвал, преодолевая его упрямую упругость, вывел корабль на заданный курс.
- На румбе двести семьдесят пять!
- Так держать!
До полудня затралили еще три мины. Один за другим ухали над морем раскаты взрывов. Матовым стеклом наплывал на форштевень морской простор, и с тихим плеском разбегались по сторонам малахитовые волны. Кучерявился за кормой вытекающий из трубы дымок, сливаясь в уходящей дали с белопенным буруном кильватерного следа, образуемого работой винтов.
Володька вспомнил совсем недавние события. Перед выходом в море на "Галсе" состоялся митинг, экипаж принял резолюцию, в которой были такие слова: "Клянемся тебе, Родина, беспощадно громить ненавистного врага, очистить воды Балтики от фашистских извергов". При голосовании Володька тоже поднял руку. Корытов одобрительно шепнул ему: "Верно, Володя, укрепляй морское братство".
Теперь слова надо было подкреплять делом.
Улучив момент, Володька обратился к командиру:
- Товарищ капитан-лейтенант, разрешите мне… потом… тоже на шлюпке?
- Куда… на шлюпке? - не понял Приходько.
- Мины подрывать.
Приходько многозначительно переглянулся с Корытовым.
- А сможешь?
- Смогу.
- Молодец!.. Только рановато тебе. Вот поплаваешь, понаблюдаешь, потренируешься - тогда… поглядим. А пока рановато.
Видно, зря высунулся, не вовремя. Но ничего, при случае можно будет повторить просьбу. Рано или поздно он своего добьется.
На очередном заходе по тральной полосе прошли мимо того места, где взорвалась мина. На помутневшей поверхности воды необычным плавучим островом растекалась оглушенная взрывом рыба.
Все на мостике угрюмо молчали. Даже всевидящий Ахмет Мамедов не проронил ни слова. Словно через кладбище шли.
Только Володька ликовал: вот она, тайна загадочного блеска. Тонны свежей рыбы! Разве можно равнодушно проходить мимо такого богатства?
И он не выдержал, закричал:
- Смотрите, сколько рыбы! Миллион! Вот бы собрать да в Ленинград. Всех накормить хватит. И вареной, и жареной.
Володька так увлекся, что, забыв о штурвале, взмахнул руками. Корабль вильнул на курсе, врезался в рыбье месиво.
Стоявший рядом с юнгой Корытов поддержал штурвал и ворчливо шепнул:
- Нельзя так, Володя. Суетишься.
"Главное на корабле - не суетиться", - вспомнил Володька свой первый разговор с Корытовым.
- Юнга Чистяков, отставить разговоры! - рассерженно бросил Приходько - Держать корабль на курсе!
- Еда ведь… пропадает… - тихо протянул Володька, снова уцепившись за штурвальное колесо. На глаза ему навертывались слезы. - А там… люди голодают…
- Не хнычь, - наставительно сказал Ахмет. - Тоже мне начпрод выискался. Как бы нам самим на корм рыбам не угодить с таким рулевым.
Но Володька не мог успокоиться. Он представил, как бы обрадовался хоть одной такой рыбешке дед Трофимыч или дворничиха Варвара. А ведь, наверное, и раньше были такие косяки. Если бы…
- Жалко… еда… - Эта мысль не давала ему покоя.
- Еда… - сурово повторил Приходько. - Нам сейчас не до еды, юнга… А еще на шлюпку просился.
Слова командира прозвучали укором и как бы подтверждением Володькиной слабости, неподготовленности к серьезной работе.
- Я думал… - начал было оправдываться Володька.
- У рулевого на вахте должна быть одна дума, - прервал его Приходько, - как удержать корабль на курсе. В любых условиях. Ясно?
- Так точно, ясно. - Володька наконец уразумел, что допустил промашку.
- Вот и договорились, - миролюбиво заключил Приходько и в упор посмотрел на Володькино лицо. - А теперь, юнга Чистяков, сдайте вахту старшему рулевому.
- Как?.. - растерянно заикнулся Володька, но, встретив строгий взгляд командира, четко доложил: - Есть сдать вахту.
Корытов бережно принял штурвал из рук Володьки и незаметно толкнул его в бок: держись, не робей.
Володька отошел в сторону, на самый край мостика. Он с грустью и сожалением смотрел, как тральщик подминает под себя и раскидывает в стороны пласты перевернутых вверх брюхами рыб. В глазах рябило от этой картины, и досада на свое бессилие скребла душу.
"Еще и наряд вне очереди влепят, - подумал с горечью. - А за что?"
Наверное, он еще долго переживал бы случившееся. Но корабль вдруг дернулся, подскочил, словно споткнулся или за что-то зацепился, и замедлил ход.
С кормы донесся встревоженный дискант Кости Слизкова:
- Мина в трале!
- Стоп машины! - Приходько отреагировал на доклад так, будто знал о нем заранее. - Подобрать трал!
"Вот бы мне сейчас туда, на корму, - подумал Володька. - Там сейчас самое интересное, трал выбирать будут, да еще с миной".
Решил действовать по всем правилам.
- Можно мне туда? - тихо спросил у Корытова, показав на корму.
Корытов понял, о чем речь.
- У бати разрешения попроси, - кивнул в сторону Приходько.
Володька подошел к командиру.
- Товарищ капитан-лейтенант, разрешите обратиться? - вскинул руку к виску.
- Слушаю вас, - недовольно поморщился Приходько - он еще не забыл недавнюю выходку юнги.
- Можно, я пойду помогу минерам?
- Минерам? - Приходько чуть помедлил, потрогал подбородок. - Ну что ж, иди, помоги. Там сейчас дел много. Кстати, передай боцману, чтобы трал подбирали поосторожнее.
На корме натужно ворчала тральная лебедка, наматывая на барабан, как на шпульку, толстый витой трос. Лебедкой управлял минер Темин. Боцман и Костя Слизков стояли у среза кормы и пристально смотрели за борт, в воду.
Володька подошел, встал рядом.
- Глянь, Фомич, к нам подмога, - подмигнул Володьке Костя.
- Кого еще? - рокотнул боцман. - А, это ты, юнга. Подключайся смелей. Глубже под воду смотри, она оттуда должна показаться.
"Она" - это мина, - понял Володька. - Но почему она на этот раз не всплыла?"
- Есть, - коротко ответил он и передал распоряжение командира насчет осторожности.