Она набирала воды в ложку, подносила ко рту, но ложка оказывалась пустой и сухой. Тогда синьора Сморща решила, что это не настоящий источник, а всего лишь мираж. И пока остальные туристы пили воду в свое удовольствие, она, проклиная судьбу, умерла от жажды, и не было на свете ни души, которая бы о ней пожалела.
- Ты ведь не осмелишься сдать учительнице такое сочинение? - сказал Габриеле, прочтя его и одобрив литературное применение своего техно-магического изобретения.
- Почему? - с невинным видом спросила Приска.
- Потому что главную героиню зовут почти так же, как твою учительницу. Ты не заметила?
- В мире есть куча людей с похожими именами. Если она решит, что я имела в виду ее, значит, у нее совесть нечиста.
- Она подумает, что ты нарочно. Она поставит тебе кол и напишет замечание в дневник, вот увидишь…
Но учительница вернула сочинение почти без исправлений и поставила за него целых 8 баллов.
- Фантазии у тебя хоть отбавляй, да и пишешь ты хорошо, - только и сказала она.
Рената Голинелли подняла руку:
- А вы нам его прочитаете?
По неписаным правилам 4 "Г" сочинения, набравшие 8, 9 или 10 баллов, читались в классе вслух в качестве образца.
Но на этот раз синьора Сфорца сказала:
- Нет. Сегодня у нас нет времени. Мне надо прочесть вам сочинение Звевы Лопез дель Рио, которая заработала 9 баллов. Тема у него такая: "Значение смирения и милосердия к бедным".
"Она ничего не поняла или только притворяется?" - гадала Приска.
А Элиза, которая с большим удовольствием прочитала сочинение подруги, подумала: "До чего нам придется дойти, чтобы вывести ее из терпения и заставить нас побить?"
Раз другого выхода не было, она решила сама подвергнуться риску, чтобы дяде Казимиро пришлось прийти ей на помощь и устроить обещанную кровавую расправу.
ФЕВРАЛЬ
Глава первая,
в которой Элиза ведет себя из рук вон плохо
Нелегко было после трех с половиной лет безупречного поведения из послушной, милой и воспитанной девочки вдруг превратиться в неуправляемую строптивицу. Тем более что природа наделила Элизу кротким и тихим нравом, в отличие от вспыльчивой, готовой взорваться по любому поводу Приски.
Поэтому Элизе, чтобы плохо себя вести, нужно было разработать подробный план, установить правила и действовать строго в соответствии с ними. Нельзя было ни на секунду расслабиться.
Приска, ярая сторонница затеи с кровавой расправой, помогала подруге выдумывать самые ужасные выходки, которые просто обязаны были вывести учительницу из себя.
Но что бы Элиза ни натворила, все оказывалось пустяком.
Не отвечать на вопросы учительницы, сдавать задание с ошибками на мятом грязном листочке… Увлеченно ковырять в носу, чесаться, опрокидывать чернильницу на учебники… Одно такое преступление, совершенное любым из Кроликов (кроме, пожалуй, Марчеллы и Розальбы, которые, впрочем, никогда не позволяли себе ничего подобного), не говоря уж об Аделаиде и Иоланде, вызывало вспышку ярости, строгий выговор и не меньше пяти ударов линейкой.
Элиза уже три дня хулиганила как могла, но ничего не получалось. Учительница кричала, угрожала, смотрела свирепым взглядом и даже написала в дневник замечание (всего одно!), но единственным ощутимым результатом стала любезная записка бабушке Лукреции: "Девочка в последнее время какая-то усталая и ленивая. Может быть, ей не помешает пару дней отдохнуть и попить что-нибудь укрепляющее". Бабушка Лукреция пришла с запиской к дяде Леопольдо:
- Это еще что за новости? И вообще, почему она пишет мне, если прекрасно знает, что Элиза живет с вами?
- Я считаю, что Элиза в отличной форме. Пусть лучше синьора Сфорца займется таблицей умножения, а диагнозы и назначения оставит нам, докторам, - рассмеялся дядя Леопольдо.
На следующий день, по совету Розальбы, Элиза встала прямо посреди урока, сняла правую туфлю и метнула ее в окно. Стекло со звоном разбилось, а туфля вылетела на улицу и упала в апельсиновый сад по соседству со школьной спортивной площадкой.
Элизины одноклассницы сидели разинув рты.
Последние несколько дней они с удивлением наблюдали, как переменилась Элиза. Даже Звева Лопез так себя не вела и уж тем более не вытворяла столько проделок подряд. Но еще больше учениц 4 "Г" приводило в замешательство то, что учительница только ругала ее и угрожала наказанием, вместо того чтобы принять меры.
В ту секунду, когда Элиза бросила туфлю, учительница сидела, склонившись над хрестоматией.
- Что это было? - вздрогнула она. - Какой-то уличный мальчишка швырнул в окно камнем?
- Это Маффеи! - сказала Звева, довольная, что можно наябедничать. - Она сошла с ума и стала бросаться туфлями.
- Лопез, не говори ерунды.
- Но посмотрите на осколки! Они же все вылетели наружу. И вон у Элизы только одна туфля.
Синьора Сфорца не могла отрицать очевидного:
- Что произошло, Маффеи?
Элиза порядком струхнула, но отступать было некуда:
- Мне попал камешек в туфлю. Я встряхнула ногой, и туфля соскользнула.
Довольно нелепое объяснение. Как можно так тряхнуть ногой, чтобы туфля взлетела к окну и разбила его? Но учительницу оно устроило.
- Ты какая-то беспокойная в последнее время, Маффеи. Ты плохо себя чувствуешь? Ты уверена, что не заболеваешь корью?
- Я уже переболела в прошлом году, - сказала Элиза. А потом, не спросив разрешения, направилась к двери.
- А теперь ты куда?
- Поднимать мою туфлю.
- Не выходи так! Ты простудишься. Одолжи хотя бы пару ботинок у кого-нибудь из одноклассниц. У кого такой же размер обуви?
Когда Элиза ушла, учительница повернулась к классу и строго сказала:
- Не думайте только, что этот подвиг останется безнаказанным. Я понимаю, конечно, что ваша одноклассница плохо себя чувствует. К тому же не стоит забывать, что она сирота. Но в моем классе надо соблюдать дисциплину. А ты, Агата, чему так улыбаешься? Хочешь получить линейкой? Нет? Тогда я напишу тебе замечание в журнал.
Но несмотря на угрозы, Элизе все сошло с рук. А хозяин сада, куда приземлилась туфля, очень смеялся над ее рассказом и даже подарил ей полный пакет сладких апельсинов.
Чем дальше, тем безнадежнее казалась эта затея. С одной стороны, из Элизы вышла абсолютно бездарная хулиганка. А с другой - учительница, похоже, была полна решимости оправдать даже самые ужасные Элизины выходки.
- Может, зря мы в тот день попросили бабушку Лукрецию отвезти нас на машине, - сказала Розальба.
Глава вторая,
в которой Элиза и Розальба наносят визит
Учительница не случайно упомянула корь. Она знала, что в школе уже многие заболели и, скорее всего, грядет эпидемия.
Вот и в 4 "Г" через неделю после происшествия с туфлей чуть не полкласса не пришло в школу.
- Нужно устроить так, чтобы те из вас, кто уже переболел корью, а значит, не может заразиться, навестили больных и отнесли им уроки, - сказала учительница, - иначе они будут отставать.
- Я пойду к Роберте! - вызвалась Алессандра.
- Я пойду к Флавии, она живет рядом! - предложила Марина.
К Звеве захотели пойти целых четверо - все мечтали увидеть знаменитую позолоченную кровать с шелковым балдахином и одеялом из песца, которая была описана в стольких сочинениях.
Элиза, разумеется, пойдет к Приске, которая заболела одной из первых.
Учительница долго всех записывала и наконец сказала:
- Хорошо. Все решено.
- Извините, - подняла руку Розальба. - А кто пойдет к Реповик и Гудзон?
- Они нам не подруги, эти две! - возразила Урсула.
- И потом, никто не знает, где они живут… - сказала Алессандра.
- Я знаю, где они живут, - сказала Элиза. - Иоланда - за собором, а Аделаиде - возле Старого рынка.
- Думаю, ваши родители не обрадуются, если я вас пошлю в самые бедные кварталы нашего города, где полно всякого сброда, - заметила учительница.
- И что же делать? - спросила Розальба.
- Ничего не делать. Пусть эти благоухающие синьорины сами выкручиваются. Я их в свой класс не приглашала.
- Но это нечестно! - сказала Элиза позже, когда они остались вдвоем с Розальбой. - Они ведь и так второгодницы! Если сейчас они опять отстанут, в следующий класс им не перейти. Мы сами к ним пойдем.
И они пошли. Только сначала навестили Приску. Температура была уже небольшой, но Приска все равно ворчала, потому что ей надоело сидеть дома и она уже перечитала все книжки (и даже целую коллекцию фотороманов, которые ей тайком выдавала Инес и откуда она узнала, что все мужчины - вруны и предатели).
Элиза не раз бывала на Старом рынке вместе с няней. Няня считала, что только там можно купить по-настоящему свежие овощи. А вот Розальба была тут первый раз. И дорога к рынку - точнее, один длиннющий узкий извилистый переулок - произвела на нее огромное впечатление. Высокие дома загораживали солнце. Неба тоже было не видно - его закрывали бесконечные веревки с бельем. Ступеньки домов кишели детьми - самые маленькие бегали с голой попой, - которые играли, визжали, ссорились среди мусорных куч.
Женщины тоже громко ссорились, визгливо выкрикивая проклятия.
- Смотри! - хихикнула Розальба.
По переулку сновали толпы людей, но прямо посередине неподвижно стояла женщина, опустив руки и глядя перед собой. Это была высокая красивая старуха с прямой спиной, одетая в цветастое деревенское платье. Она держала на голове корзину с овощами. "Она держит эту корзину с таким гордым видом, будто она королева и на голове у нее корона, усыпанная бриллиантами", - подумала Элиза. А та широко расставила босые ноги и желтая струя, текущая из-под трех ее разноцветных юбок надетых одна на другую, с журчанием сливалась со сточными водами в канавке посреди мостовой.
- В деревне все женщины так делают. Они не носят трусов, - объяснила Элиза, которая уже видела такое раньше.
- И что, прямо у всех на виду? Она не стесняется?
Элиза не успела ответить, потому что кто-то положил ей руку на плечо:
- Маффеи!
- Аделаиде! Так ты не болеешь корью?
У Аделаиде на руках сидел ребенок, на плече висела огромная сумка. На ней было клетчатое платье из коробок для бедных, не по размеру и рваное, ноги - босые, несмотря на холодный февральский ветер. Элиза с трудом ее узнала, да и то только по короткой стрижке.
- Что вы здесь делаете? - удивилась Аделаиде.
- Мы пришли рассказать тебе, что проходят в школе. Мы думали, у тебя корь, - сказала Элиза.
- Нет. Я в прошлом году болела.
- Тогда почему же ты не пришла в школу? - спросила Розальба.
- Потому что мама нашла работу на пять дней у одной синьоры, помогает ей с переездом, а я должна присматривать за детьми. Это мой самый младший брат.
- Какой милый малыш! - сказала Розальба, чувствуя себя последней лгуньей. Братик Аделаиде был тощий, грязный, со спутанными волосами и длинным бледным лицом, как у взрослого.
- Как его зовут? - спросила Элиза.
- Козимино, - сказала Аделаиде, перекладывая малыша на плечо. - Ну и тяжелый же! И есть еще четверо.
Все вместе они подошли к ее дому.
- Входите. Здесь я живу.
Нужно было спуститься по ступенькам - жили они в подвале. Дом Аделаиде состоял из одной-единственной комнаты с земляным полом. Воздух и свет проникали туда только из входной двери.
Комната была загромождена мебелью: двуспальная кровать, без одной ножки и покрытая драным покрывалом в цветочек, комод с зеркалом и лампадкой, стол с четырьмя стульями, плитка с газовым баллоном, ножная швейная машинка и старая коляска, куда Аделаиде положила младенца. Козимино немедленно захныкал.
"Шестеро детей и родители… Где же они спят? А где Аделаиде делает уроки? Даже книжных полок нет… Да и книжек тоже", - подумала Элиза.
Ей хотелось пить. Однако, оглядевшись, она не увидела раковины. Двери в ванную тоже не было. "Где же они моются? Где делают свои дела?" Но спросить она, конечно, не решалась. Но ей не пришлось слишком долго ждать, когда эта тайна будет раскрыта.
Девочка лет семи, очень похожая на Аделаиде, но с двумя длинными белобрысыми косами, вбежала в дом и, не поздоровавшись, молча остановилась у двери; она схватила за медное кольцо и приподняла каменную плиту, закрывавшую яму в полу. Потом спустила трусы и села на корточки над ямой.
- Лучана! Чтоб тебе пусто было! Занавеску хотя бы закрой, бесстыдница! - закричала Аделаиде и спрятала сестру за старой простыней, натянутой на проволоку. - Вот выскочит крыса из ямы и укусит тебя за задницу!
- Правда крыса может вылезти? - испугалась Розальба.
- Если не закрывать крышку…
Аделаиде взяла ведро воды, стоявшее рядом с плитой, и вылила его в яму.
- Ну вот, придется опять идти за водой… - вздохнула она.
- Мы тебя проводим, - предложила Розальба.
По дороге Аделаиде рассказала им, что Иоланда тоже не болеет. Она уехала в деревню - помогать бабушке печь пирожные к празднику.
На обратном пути, неся в руке большое цинковое ведро, больно бьющее по ногам и выплевывавшее ледяную воду на ботинки и чулки, Элиза вспоминала слова учительницы: "Матерчатая салфетка. Хорошее мыло. Вы должны блестеть как новенькие монетки".
Глава третья,
в которой Розальба угощает
Дома они застали всех братьев и сестер Аделаиде, один другого грязнее и оборваннее, которые, прослышав о гостях, поджидали их, выстроившись на ступеньках. Они знали, что это те самые девочки, которые подарили их сестре необыкновенные рождественские подарки, и ждали от их прихода невесть каких чудес.
Младшие тут же принялись своими грязными ручонками обшаривать карманы гостей. Четырехлетняя Лоренцина в восторге гладила меховой воротник Розальбиного пальто и приговаривала "мяу-мяу".
- Эй! Чего встали? Идите играйте. Кыш! Кыш! - кричала Аделаиде, сгоняя их со ступенек.
- Мы есть хотим! - заныла бесстыдница Лучана.
- Да! Есть! Покорми нас! - попросил другой.
- Только смотрите, если я покормлю вас сейчас, на ужин ничего не останется, - предупредила старшая сестра.
- Мы сейчас хотим есть! - закричали дети.
- Ну хорошо! Все за стол! - скомандовала Аделаиде.
Потом любезно обратилась к подругам:
- Вы тоже располагайтесь. Проходите, пожалуйста.
- Нет, спасибо. Мы уже перекусили у Приски, - поспешно сказала Розальба, которой совсем не хотелось сидеть в этой грязи. - Занимайся детьми. Мы подождем на улице.
Элиза пихнула ее в бок. Пусть в этом полутемном вонючем подвале можно задохнуться, но это все-таки Аделаидин дом, и так вести себя невежливо.
Так что они вошли, сели на краешек кровати и стали смотреть, как Аделаиде управляется со своим зоопарком.
Обед или ранний ужин состоял из холодных макарон с засохшей томатной пастой, от одного только взгляда на которую делалось дурно. Еще детям досталось по треугольному сырку в фольге и по полстакана молока. Аделаиде резала хлеб, ловко орудуя длиннющим острым ножом.
Лучана, разделавшись со своей порцией, протянула тарелку к кастрюле, где осталось немного макарон.
- Нет. Это для мамы, когда она вернется. Попробуйте только тронуть их - убью, - строго сказала Аделаиде. Она накрыла кастрюлю тарелкой и заперла в буфете.
"Сама она к еде не притронулась, а оставшихся макарон на двоих слишком мало, - подумала Элиза. - Или даже на троих?"
- А где твой отец? - спросила она Аделаиде.
- Папа эмигрировал в Германию. Сначала он работал в шахте и каждый месяц присылал нам деньги. Но теперь шахта обвалилась. Он остался жив, в отличие от других, но новую работу пока не нашел и ничего нам не посылает.
Розальбе пришла в голову неожиданная идея.
- Ты можешь сгонять с нами в центр на полчасика?
- Ну, если Лучана присмотрит за детьми…
Но Лучана совершенно не собиралась оказывать ей такую услугу:
- Ты старшая! Мама сказала…
- Мы принесем тебе леденцы, - пообещала Розальба.
- И шоколадку, - стала торговаться эта соплячка.
- И халву! - заверещали остальные.
- Если будете хорошо себя вести, получите леденцы, шоколадку и халву, - пообещала Розальба.
Элиза вопросительно посмотрела на нее. У них же денег нет!
- У меня же открытый счет в кондитерской Манна! - шепнула ей Розальба. - Идем!
- Я тоже хочу с вами! - захныкала Лучана, которая услышала слово "кондитерская". - Я боюсь оставаться одна с детьми!
- Ну хорошо! С детьми посидишь ты, Элиза, - распорядилась Розальба, которая уже не могла отказаться от своей затеи. - Мы вернемся самое позднее через полчаса.
Аделаиде и Лучана оробели от всего этого света и блеска. В кондитерской было людно: синьоры пили аперитив у стойки, а дамы, в основном пожилые, потягивали горячий шоколад или чай за круглыми мраморными столиками.
Сначала Розальба просто хотела накупить сладостей и унести с собой, сказав, что это для мамы. Но уже в кондитерской она подумала, что Аделаиде и Лучана никогда не ели за столиками и наверняка им это страшно понравится.
Не замечая смущения девочек, на которых удивленно и презрительно поглядывали официанты, Розальба потащила их в самую середину зала, усадила за столик под хрустальной люстрой и непринужденно заказала:
- Три горячих шоколада со взбитыми сливками и тарелку пирожных.
Синьор Кардано - все-таки очень уважаемый клиент, и Розальба тут завсегдатай. Поэтому ее обслужили по всем правилам, хотя хозяин кондитерской не спускал глаз с ее подруг, боясь, что они своей грязной одеждой и заляпанными башмаками испачкают его драгоценные кресла, обитые светло-зеленым атласом.
Аделаиде не понимала, как Розальба осмеливается заказывать все это добро, не расплачиваясь. Конечно, она тоже часто покупала в кредит. Но тогда бакалейщик обращался с ней очень грубо, обслуживал последней и никогда не давал больше полкило макарон за раз. А тут Розальба все заказывала и заказывала новые пирожные, как только они опустошали тарелки, и никто из официантов не кричал на нее и не говорил "Ну все хватит".
Розальба с удивлением наблюдала за своими гостьями, которые все ели и ели и не могли остановиться. Она твердо решила их не ограничивать - в этом вся соль угощения, - но никак не подозревала, что желудок такой маленькой девчушки, как Лучана, может вместить такое огромное количество пищи (а ведь она еще съела хлеб, сырок, молоко и макароны…).
Сестры Гудзон вслед за горячим шоколадом выпили по два лимонада и три газировки каждая. И съели пирожных: 20 - Аделаиде и 27 - Лучана. И не мини-пирожных, а больших настоящих: официанты приносили корзиночки с кремом, трубочки со сливками, "наполеон", безе, эклеры, берлинское печенье…