Диадема была сделана из 12 крупных изумрудов, каждый ценой в 500 лир. Оправа была золотая и весила 50 грамм. Золото стоит 35 лир за грамм. Но ростовщик купил диадему всего за 3000 лир. Сколько потеряла на этом жена самурая? (……) И сколько на этом заработал ростовщик, если учесть, что он немедленно перепродал диадему очень богатой синьоре Агонии Серца за 12 000 лир? (……)
Шли годы. Однажды Мирокази вызвали чинить засорившуюся ванну. Квартира располагалась на шестом этаже. Между этажами было по два лестничных пролета, разделенных лестничной клеткой. Каждый пролет состоял из 23 ступенек, кроме двух последних, в которых было по 25 ступенек. Сколько всего ступенек пришлось пройти синьору Мирокази и на скольких лестничных клетках он мог отдохнуть? (…… и ……)
Ванна могла вместить 83 литра воды. Из крана ванны, когда он был полностью открыт, выливалось по 2,5 литра воды в минуту. В сток обычно сливалось 3 литра воды, а теперь, когда ванна сломалась, только 1 литр. Сколько требовалось времени на то, чтобы ванна переполнилась, до поломки (……) и сколько требуется после поломки? (……)
Хозяйка ванны была тучной женщиной по имени Ина Ула, она была вся покрыта грязью, так что видны были только глаза.
- Раньше, когда вода нормально сливалась, я могла каждый день принимать ванну! - призналась она синьору Мирокази. - Но, к сожалению, знаете, как это бывает, грязь накапливается слой за слоем! Каждый день на мне оседает 300 грамм. Представьте себе, я не мылась уже 3 месяца!
Если учесть, что Ина Ула сейчас весит 80 кг, какой у нее собственный вес, когда она чистая? (……)
На починку ванны Мирокази потратил 7 часов. Если учесть, что его тариф 50 лир в час и ему пришлось еще заменить кран стоимостью 30 лир и пробку за 10 лир и что в конце концов он, по причине, которая станет ясна позже, сделал синьорине Уле скидку в 20 %, сколько она должна была заплатить за ремонт ванны? (……)
Закончив, Мирокази сказал:
- Ну, давайте посмотрим, как работает слив! Синьорина, примите ванну!
Ина Ула мылась, и грязь отваливалась с нее слой за слоем. В конце концов, как бабочка из кокона, из ванны вылезла прекрасная девушка с огненно-рыжими волосами. Именно о такой женщине Мирокази всегда мечтал.
И действительно, увидев, какая она красавица, водопроводчик влюбился по уши и сказал:
- Выходите за меня замуж. Я подарю вам изумрудную диадему моей покойной матери.
Но он еще не скопил достаточно денег, чтобы выкупить ее, потому что синьора Агония Серца требовала за нее 20 000 лир. У Мирокази было только 11 300. Сколько ему не хватало до требуемой суммы, учитывая, что его брат Сальдабарре был готов помочь ему и подарить 1000 лир? (……)
И сколько заработала бы на этой сделке коварная богачка Агония Серца? (……)
Ина Ула сказала ему на это:
- Я тоже тебя люблю и выйду за тебя замуж. Чтобы помочь тебе собрать нужную сумму, я буду преподавать математику ученицам синьоры Агонии Серца, которая не способна ничему научить, так что приходится нанимать репетиторов.
Она взяла трех учениц, всего получалось 9 часов в неделю. Учитывая, что синьорина Ула брала 20 лир за час, сколько требовалось месяцев, чтобы собрать сумму, которой не хватало синьору Мирокази? (……)
Когда диадема наконец-то вернулась в руки Мирокази, он бросил работу водопроводчика и снова стал самураем. Он женился па синьорине Ине Ула, и трех учениц позвали быть подружками невесты.
Если учесть, что шлейф был длиной в 5 м, сколько сантиметров пришлось на каждую из них? (……)
И если учесть, что усилие, чтобы держать 10 см шлейфа, требует 18 калорий, а булочка с кремом содержит 28 калорий, сколько булочек пришлось съесть каждой подружке невесты, чтобы восстановить силы? (……)
Супруги жили долго и счастливо столько лет, сколько было часов уроков, плюс минуты, потраченные на ремонт ванны, плюс граммы грязи, скопившиеся на синьорине Ула за полтора месяца, плюс калории дюжины булочек. Сколько счастливых лет прожили супруги? (……)
P. S. Синьорина Ула не могла мыться в марте, апреле и мае.
АПРЕЛЬ
Глава первая,
в которой Приска распрощалась с Олимпией
15 апреля, в Вербное воскресенье, Приска в последний раз навещала старушку Олимпию. Она не стала ей рассказывать о том, что больше не придет, потому что на Пасху заканчивается ее обязательство перед дядей Леопольдо: бывшая медсестра ничего об этом не знала и думала, что Приска навещает ее по доброте душевной. Вместо этого Приска объяснила, что перепрыгивает через пятый класс и ей надо в два раза больше заниматься перед экзаменом. А еще рассказала Олимпии о том, что ходит заниматься к синьорине Мундуле.
- Ну как? Нравится тебе эта плутовка Ундина? - оживилась Олимпия.
Плутовка? Неужели они говорят об одном и том же человеке? Эта женщина, такая мудрая, такая уравновешенная, которая двигается с таким гармоничным и спокойным изяществом, и вдруг плутовка? Удивление Приски было таким заметным, что Олимпия рассмеялась.
- Я ведь знаю ее с рождения, и она для меня все еще ребенок. Мы с Мундула дальние родственники, и ее мама - моя лучшая подруга с самого детства. Маленькая Ундина была страшная хулиганка и всегда играла в мальчишеские игры. Настоящий ураган! Она вечно бегала с мячом и затевала драки со всеми уличными мальчишками, которые, конечно, страшно ее колотили. А какая дерзкая была! Ее маме так и не удалось научить ее, что ребенок должен беспрекословно слушаться взрослых и, если на него кричат, должен молчать… Просто чума, говорю тебе! Кто бы мог подумать, что она станет такой прилежной, выиграет все эти стипендии и поступит в Университет.
Приска слушала как завороженная. До сих пор она никогда не задумывалась о том, что ее богиня тоже когда-то была маленькой девочкой, как она сама. Ей всегда с трудом удавалось представить, что взрослые раньше были детьми. Маленькая Ундина… как бы ей хотелось с ней познакомиться! Они бы наверняка подружились!
- У тебя нет ее детской фотографии? - спросила она.
- Должна быть где-то. Принеси-ка мне альбом из шкафа. Он на первой полке справа… Или нет. Погоди. Он у меня тут на тумбочке. Вчера заходил доктор и тоже захотел посмотреть его.
Приска была так взволнована, ей так не терпелось посмотреть, какое лицо было у Ундины в детстве, что она не обратила внимание на этого "доктора".
Олимпия бережно перелистывала картонные страницы, обклеенные фотографиями…
- Вот! Она должна быть тут. У нее была конфирмация в один день с моей племянницей Адой.
Кудрявая темноволосая Ада с длинной белой лентой на лбу, на которой держалась вуаль, улыбалась. Но вместо фотографии Ундины на листе остались только четыре липких треугольника по углам более светлого прямоугольника.
- Она оторвалась! Эти ушки ни к чему не годны, - сказала Олимпия. - Поищи-ка на полу. Она должна была упасть куда-то сюда.
Приска встала на четвереньки и стала искать под кроватью, под креслом Олимпии, под тумбочкой. Она даже приподняла края истертого пыльного ковра. Но фотографии и след простыл.
- Она, наверное, еще раньше отклеилась, - сказала Олимпия. - Знала бы ты, сколько всего находит моя сестра на дне под ящиками, когда делает генеральную уборку! Столько вещей там прячется!
Приска хотела было сразу поискать в шкафу, но Олимпия сказала:
- Да брось: ящики тяжелые, ты одна не справишься. Я покажу ее тебе в следующий раз.
И в утешение она рассказала Приске историю, которая случилась много лет назад, когда кум синьора Мундулы, который был пастухом в Озуни, подарил ему к Пасхе ягненка.
Он привел его в Вербное воскресенье, чтобы девочка могла поиграть с ним до того, как его зарежут и съедят. Он был такой маленький, что еще не умел щипать траву, и им приходилось поить его молоком из бутылочки. Кормила его Ундина, и ягненок считал, что она его мама, и бегал за ней по всему дому, тыкаясь лбом в ноги, чтобы показать, как он ее любит. Она помыла его в ушате, чтобы он стал белым-пребелым, и повязала ему на шею голубую ленточку с прошлогоднего пасхального яйца. Когда она выходила гулять на улицу, она брала ягненка на руки, потому что он не умел спускаться по лестнице. Поводок ему был не нужен, потому что он не убегал, а ходил за ней по пятам, и если она делала вид, что уходит, он бросался за ней, жалобно блея. Ундина не поняла еще, что ягненку суждено оказаться в духовке к пасхальному ужину. Но вечером в Великую пятницу, когда они мыли посуду после ужина, мама сказала ей:
- А из шкуры ягненка мы сделаем тебе симпатичный коврик, будет лежать перед твоей кроватью.
Тогда она все поняла. Но промолчала. Ночью она дождалась, когда папа с мамой заснут, взяла ягненка на плечи, как Иисус Христос, и в ночной рубашке босиком вышла на улицу. Можешь себе представить, как испугалась мама, когда утром не обнаружила ее в постели. Она закричала, перебудила всех соседей, папа пошел в полицию. О ягненке никто и не вспомнил. Считали, что ее украли цыгане, потому что она была по-настоящему красивой и утонченной девочкой, как будто из знатной семьи. В девять утра Ундина вернулась, все ноги у нее были в земле, и она никому не говорила, где была. Я думаю, она ушла за старые городские стены и бродила по полям, пока не нашла пастуха со стадом. Вот ему она и отдала ягненка. Правда, это уже я придумала потом. Она так ничего и не захотела рассказывать, и отец ее хорошенько отколотил, во-первых, за то, что она всех заставила поволноваться, а во-вторых, потому что в субботу мясные лавки были закрыты, и в тот год на Пасху семья Мундула осталась без ягненка на столе.
Приска слушала, восхищаясь маленькой Ундиной. Идти одной ночью по темному городу, потом по полям, где с ней могло случиться все что угодно… Ее переполняли сочувствие и жалость к Ундине за все эти оплеухи, которые выпали не ее долю, как назло, в день любви и согласия.
"А может, она тоже вела журнал учета незаслуженных подзатыльников? Интересно, помнит ли она еще о них…" - думала Приска.
Но в следующую среду Приска, придя на урок, не решилась спросить Ундину об этом и даже не рассказала, что разговаривала о ней с Олимпией. Она только смотрела на нее, пытаясь представить с ягненком на плечах, как Иисуса Христа, но не могла.
Глава вторая,
в которой учительница получает цветы
На Пасху было все еще холодно и шел дождь. Но через пару дней наступила хорошая погода, пришло тепло, а вместе с ним необходимость убирать зимние вещи. Девочки ходили с голыми ногами, а это значило, что наступила весна.
В саду синьоры Лукреции все цвело, и Элиза, как и в прошлом году, каждый день по дороге из школы собирала там букетик цветов для бабушки Мариуччи, которая отвозила его на кладбище.
Сама бабушка Лукреция на кладбище никогда не ходила, но не имела ничего против того, чтобы ее розы, барвинки, ирисы и ноготки оказывались на могиле Изабеллы.
Однажды Анджела Кокко пришла в школу с большим букетом анемонов и тюльпанов, под которые ее отец отвел кусочек на своем огороде. Она робко подошла к учительскому столу и положила его рядом с журналом.
- Это вам, синьора, - сказала она учительнице, не глядя на нее, и чуть ли не бегом бросилась к парте.
- Спасибо, Анджела. Очень мило с твоей стороны, - сказала синьора Сфорца. Она окунула лицо в цветы, чтобы насладиться их ароматом, потом отправила Розальбу к сторожу за вазой.
"Анджела ведь самый настоящий Кролик, - думала Приска. - Что это на нее нашло? Я понимаю, если бы это сделал кто-то из Подлиз. Но Анджела? Она же даже не будет прыгать через класс, и со следующего года у нее будет новая учительница…"
Но Анджела с гордым видом восседала за своей партой. Она знала, что одноклассницы ей завидуют. Как они сами не догадались воспользоваться весной, чтобы завоевать расположение учительницы!
Она еще больше задрала нос, когда синьора Сфорца прервала на пятнадцать минут диктовку билетов и стала объяснять классу разницу между тюльпанами и анемонами, рассказала о Голландии и ветряных мельницах, хотя на экзамене это не спрашивали.
Когда прозвенел звонок, учительница вынула цветы из вазы, вытерла стебли газетой и так, с букетом в руках, пошла со строем учениц во двор.
"Теперь все остальные дети, все учителя и родители увидят цветы, - подумала Анджела. - А потом учительница принесет их домой, поставит в красивую вазу и уж неделю-то точно будет думать обо мне всякий раз, как на них посмотрит".
В первый раз с начала учебного года она гордилась профессией своего папы.
Класс прекрасно выполнил большие маневры, спел песню, наклонил на прощание головы, а Анджела все любовалась этим красивым разноцветным пятном в руках учительницы. Потом строй рассыпался, и девочки хлынули к выходу. Синьора Сфорца тоже вышла через главный вход.
На крыльце, нежась на весеннем солнышке, ждала синьора Мандас, мама Алессандры, в своем элегантном синем костюме в белый горошек.
Завидев ее, учительница засияла:
- Вот так сюрприз, синьора Мандас! Как приятно вас видеть! Как поживаете? И как поживает профессор?
- Хорошо, спасибо. А вы, синьора Сфорца? Надеюсь, Алессандра вам не очень досаждает…
- Нет-нет, что вы! Ваша девочка - настоящее сокровище! Такая умная и добрая…
- Я очень рада. Ну, Алессандра, попрощайся с учительницей, мы идем домой. До свиданья, синьора.
Учительница любезно улыбнулась. Потом в порыве подобострастия протянула букет цветов.
- Синьора Мандас, примите этот дар. Цветы в доме приносят радость…
- О нет. Я не могу их принять, - не слишком настойчиво стала отнекиваться синьора.
- Прошу вас! Вы доставите мне удовольствие. Берите!
Синьора Мандас благосклонно улыбнулась и приняла цветы.
Анджела, которая с тревогой наблюдала за этой сценой, побледнела. И тут еще эта Алессандра, спускаясь по лестнице за руку с мамой, повернулась и показала ей язык.
- Теперь будешь знать, - сказала Анджеле Приска, которая тоже все видела, - надо было принести пучок чертополоха! И подложить на стул, чтоб она на него села!
Когда они вертелись за партой, учительница всегда спрашивала:
- Что с тобой такое? Ты что, на чертополох села?
Вот было бы здорово, если бы она сама как-нибудь уколола себе задницу этими колючками.
Больше никто из девочек не заметил, какая судьба постигла цветы Анджелы Кокко.
Всем ученицам синьоры Сфорцы захотелось перещеголять Анджелу. Вдруг стало модным приносить учительнице цветы. И дня не проходило без того, чтобы на учительском столе не появлялось два-три букетика. Их приносили, как водится, Подлизы просто по привычке заискивать. А еще потому, что их матери говорили:
- Мы в долгу перед синьорой Сфорцей. Обычно учительницы в государственных школах готовят учениц только к экзаменам за пятый класс. А для вступительных экзаменов в среднюю школу приходится нанимать репетиторов и грохать на эту кучу денег.
Конечно, они не думали отделаться только цветами. Они уже обсуждали между собой, как еще ее отблагодарить. Но пока они могли таким приятным способом выразить свою признательность.
Многие Сорванцы тоже приносили цветы, чтобы Подлизы не обзывали их голодранцами.
И Кролики приносили, просто чтобы не отставать от других.
Синьора Сфорца часто выходила из ворот школы с полной охапкой всевозможных цветов.
Приска, которая шпионила за ней, заметила, что если поблизости оказывалась мама кого-то из Подлиз или Сорванцов, которая приходила забирать свою дочку, букеты Кроликов шли по рукам. Бывало, что букет доставался той же синьоре, которая утром всучила его своей дочери. Тогда они обе хихикали, как девчонки, когда обмениваются вкладышами.
Кролики очень страдали из-за этого, но продолжали приносить свои букетики в надежде, что на этот раз синьора Сфорца оставит их себе.
Приска это не переваривала, и Элиза тоже. В Элизином журнале цветы, переданные знатным мамам, записывались в колонку "Несправедливостей". Сами они ни за что не хотели подражать одноклассницам. Опять повторялась та же история, что с рождественскими подарками для бедных. Тех, кто еще не возложил цветы на учительский стол, остались единицы. Среди них были Приска, Элиза, Розальба и Аделаиде.
И Звева, которая, видимо, считала ниже своего достоинства дарить учительнице подарки. Зато ее мама у школьных ворот получила уже три букета, принесенных Кроликами.
Глава третья,
в которой Элиза обнаруживает кое-что и очень расстраивается
Однажды в воскресенье после обеда Приска пошла делать уроки к Элизе и застала подругу с красными, распухшими от слез глазами.
- Может, ты сможешь узнать у нее, что случилось, - сказала бабушка Мариучча. - Мы не смогли вытянуть из нее ни слова.
Но Элиза только молча хлюпала носом. Когда бабушка и няня вышли из комнаты, она закрыла дверь на ключ.
Приска принесла в портфеле Динозавру, которая только что вышла из спячки. Черепаха сверкала красотой и чистотой. Утром Приска искупала ее в теплой воде, чтобы смыть пыль, и надо было видеть, как черепаха потягивается в воде, с каким наслаждением высовывает из панциря лапы и умную головку. Приска дала ей немного поплавать в тазике, потом вытерла и натерла панцирь каплей оливкового масла.
Динозавра очень проголодалась после долгого зимнего поста, и когда Приска положила ее на стол, сразу набросилась на листья примулы, которая стояла у Элизы в горшке.
- Кыш, дурында! - засмеялась Приска.
Но Элиза и ухом не повела.
- Можно узнать, что с тобой случилось? - потеряв терпение, спросила Приска.
- Я решила уйти из дома, - ответила Элиза.
Она приподняла край покрывала и показала собранный чемодан…
- Что они тебе сделали?
- Дядя Леопольдо меня больше не любит.
- Да ладно!
- Да, не любит! Он хочет взять другую девочку. А меня, наверное, отправит в детский дом.
- Чепуха какая-то! Как это другую девочку? Ты же его племянница.
- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - сказала Элиза. - Разуйся, а то бабушка с няней услышат.
Так, босиком, на цыпочках они прошли по коридору к комнате дяди Леопольдо, где царила полутьма.
Элиза подошла к каминной полке, на которой в серебряных рамочках стояли фотографии. Бабушка Мариучча в молодости, покойный дедушка Теренций, близнецы в детстве, бабушка с дедушкой на собственной свадьбе, Бальдассаре и Казимиро в военной форме и Элиза во всех видах: совсем крошечная, постарше - на море, на плечах у дяди Леопольдо, в первой школьной форме, в костюме Тремал-Найка на карнавале, в белом платье на конфирмации…