- Посмотри на нее! Она не дышит носом! - заметил вдруг Габриеле. - Гудрон забился ей даже в ноздри!
Тогда Приска отыскала зубочистки, окунула в бензин и очень осторожно прочистила микроскопические ноздри черепахи. Динозавра удовлетворенно чихнула.
- Отлично. Порядок. А теперь как следует помыться и натереться маслом, - сказала Инес.
Но Приске пришла в голову еще одна идея:
- Этот проклятый гудрон наверняка заткнул и дырку под хвостом. Бедняжка Динозавра! Пять дней не делать свои дела! Какая мука!
Она положила ее на колени вверх тормашками, схватила ногтями кончик хвоста и вытащила его из-под панциря. Ее подозрения подтвердились. Там тоже был сгусток гудрона.
- Зубочистку! - скомандовала она, как хирург, который просит: "Ножницы! Скальпель!"
- Фу, какая гадость! Куда ты суешься! - воскликнула Инес.
- Посмотрела бы я на тебя с пробкой из гудрона в этом месте целых пять дней!
Когда Динозавру "откупорили", она издала протяжный вздох облегчения и выпустила на пол струю зеленоватых какашек.
- Какая гадость! - повторила Инес.
Смешно, что Инес такая брезгливая, ведь сама-то она, с тех пор как родился Филиппо, только и делает, что меняет ему пеленки и моет попу. По крайней мере, какашки вегетарианки Динозавры, у которой очень простая система пищеварения, не пахнут, ну разве что чуть-чуть травой, как лошадиный помет.
Но именно благодаря брезгливости Инес Приска придумала неожиданный и изысканный способ насолить синьоре Сфорце.
Глава пятая,
в которой объявляется о предстоящем посещении инспектора
К большому огорчению всей семьи, настроение дяди Казимиро портилось с каждым днем.
- Он становится все более мрачным, нервным и раздражительным, - докладывала Элиза своим подругам.
Казимиро, который всегда был самым болтливым из трех братьев и высказывал свое мнение по любому поводу, теперь после еды, вместо того, чтобы посидеть полчасика в гостиной, покурить со своими братьями, сразу же запирался в своей комнате и сидел там один.
- А еще он стал пожирать карамельки, - рассказывала Элиза. - Представьте себе, взрослый мужчина! Он их не сосет, а жует. Слышали бы вы, с каким хрустом он вгрызается в них зубами! Няня накричала на него, как на маленького, сказала ему, что каждая карамелька - это один оборот бормашины, а он послал ее к черту. Тогда няня расплакалась, а дядя Леопольдо спросил: "Обязательно было так грубить?" И знаете, что ответил на это дядя Казимиро? Он сказал: "Оставь меня в покое. Ты прекрасно знаешь, что это из-за тебя мне так плохо". И дядя Леопольдо покраснел и больше не произнес ни слова.
Все это было очень странно, потому что дядя Леопольдо всегда был с ним очень милым, и даже в последнее время милее, чем обычно.
- Бедняжка! Когда страдаешь от безответной любви, раздражает каждый пустяк… - заметила Приска, которая разбиралась в любви. В одном фоторомане Инес был бразильский офицеришко, который, чтобы выплеснуть свою хандру, стрелял по диким степным кроликам, хотя они ему ничего не сделали.
Элиза не знала, что и думать об этом неожиданном превращении дяди Казимиро. С одной стороны, такое его злобное настроение - идеальное состояние для мести. С другой - она боялась, что дядя уйдет с головой в свои личные проблемы и забудет, что его долг - мстить обидчикам любимой племянницы.
Нужно поторапливаться. А то они рискуют просто так разозлить учительницу и подставить Элизу под удар. А нет ничего глупее, чем бесполезная жертва, как часто повторял дядя Леопольдо.
Но судьба была к ним благосклонна. 15 мая синьора Сфорца взволнованно объявила ученицам, что в следующий четверг их посетит инспектор младших классов:
- Умоляю вас, не волнуйтесь и не стесняйтесь. Не опозорьте меня.
Но она, конечно, волновалась не за них, а за свой журнал и методичку, которые инспектор должен был проверить и оценить.
Чтобы их, не дай бог, не испачкать, она даже принесла из дома пару белых полотняных перчаток - такие надевают гувернантки, когда накрывают на стол. Каждое утро она вытаскивала журнал и методичку из ящика учительского стола и переворачивала страницы с такой осторожностью, будто это крылья бабочек.
При этом она самодовольно улыбалась. Хорошая работа, ничего не скажешь, внушительная и по содержанию, и по форме. Инспектор сразу поймет, что учительница Сфорца привила ученицам не только все необходимые знания, но и чувство прекрасного, любовь к порядку и точность.
Потом она открывала методичку наугад и оглядывала класс.
- Здесь написано: "История: Энрико Тоти". Кто сможет рассказать нам о жизни Энрико Тоти?
Приска помнила только, что у него была странная привычка метать в австрийцев костыли вместо стрел или пуль, поэтому не осмеливалась поднять руку. Гораздо больше ей нравилась история Сильвио Пеллико, который много лет просидел в тюрьме, где приручил крыс и научился ампутировать ноги друзьям без анестезии.
Вызвав двух-трех девочек, учительница осторожно закрывала журнал и методичку, заворачивала их в белую бумагу и убирала обратно в ящик, который запирала на ключ, настороженно оглядываясь по сторонам.
Это стало ее навязчивой идеей, очередным ритуалом. Одни и те же движения в одном и том же порядке и всегда в одно и то же время.
Через несколько дней Приска могла бы сесть с закрытыми глазами в классе на другом конце коридора и безошибочно сказать: "Вот сейчас она вынимает ключ из сумочки… Открывает ящик. Теперь надевает перчатки. Достает журнал и кладет его на учительский стол. Разворачивает оберточную бумагу. Теперь берет методичку и кладет ее на журнал".
Такая пунктуальность идеально вписывалась в Прискин новый план мести.
Глава шестая,
в которой Элиза и Розальба делают открытие
В то воскресенье Розальба, как обычно, собиралась к синьору Пирасу в его загородный домик и предложила Элизе поехать с ней.
Они помогали старому кладовщику мотыжить, полоть поливать и собирать улиток. Синьор Пирас обожал лакомиться улитками и заразил своим пристрастием Розальбу, которая теперь умела чистить их отрубями и готовить.
Элиза, наоборот, говорила:
- Какая мерзость!
Мерзость и мука для бедных созданий, которые, ничего не подозревая, ползают себе по веткам и листьям, и хоть и замечают опасность своими четырьмя глазами (два на голове и два на рожках), убежать все равно не могут. И хрупкая ракушка их совсем не защищает, куда ей до черепашьего панциря!
- Вовсе не мерзость! Французы предпочитают улиток устрицам и икре! - говорил синьор Пирас, который гордился своим изысканным вкусом.
Устриц и икру Элиза тоже бы есть не стала, поэтому решила никогда не ездить во Францию.
Они вернулись в город уже в сумерках, и синьор Пирас захотел проводить их до дому:
- В наши времена девочкам не стоит ходить так поздно, мало ли что…
Дорога к центру шла мимо дома учительницы Сфорца, которая жила на окраине в мансарде многоквартирного дома.
Было жарко. Воздух пах белыми цветами акации, усыпавшими большие деревья. Все окна были открыты, но только одно, то, что над скамейкой, было освещено. Соблазн был внезапным и непреодолимым.
- Если мы туда заберемся, то сможем увидеть, что там внутри, - предложила Розальба.
Элизе идея понравилась.
- Синьор Пирас, следите, чтобы никто не шел по дороге! - распорядилась Розальба, протягивая старику корзинку с улитками.
- Но Розальба! Так нельзя! Это некрасиво, - пролепетал синьор Пирас, зная, что эта плутовка все равно не послушается. - Постарайтесь хотя бы не упасть! Не расшибитесь!
Розальба в два прыжка перебралась со скамейки на карниз крыши и вцепилась в подоконник. Она заглянула в комнату, стараясь, чтобы ее не заметили. Элиза, схватившись за ставню, подглядывала с другой стороны.
Они-то думали, что увидят синьору Сфорца, сидящую в кресле и заполняющую свой драгоценный журнал или беседующую с мужем. Но не тут-то было.
Посреди комнаты стоял большой обеденный стол. Вокруг стола сидели восемь девочек с книжками и тетрадками перед собой. Элиза узнала Эстер Панаро, Ренату Голинелли и Камиллу Ранидду. Спиной, судя по всему, сидели Урсула Узини, Алессандра Мандас, Флавия Ланди и Эмилия Дамиани. Во главе стола, надувшись, расположилась Звева Лопез дель Рио. Ряд Подлиз в полном составе!
Синьора Сфорца стояла у другого конца стола, тоже с тетрадкой в руках, и, несмотря на поздний час, вела урок. Она что-то объясняла, спрашивала, исправляла задания в тетрадях… У нее не было никаких розг в руке, и говорила она строго, но ласково. Элиза и Розальба слышали обрывки фраз вроде:
- Деточка, что ты натворила? Смотри, здесь надо было разделить, а не умножить… Попробуй еще раз…
Или:
- Флавия, бедняжка, память тебя подвела, это очень сложный билет. Есть только один способ. Я знаю, что это скучно, но уверяю тебя, это сработает. Отсядь в сторонку со своей тетрадкой и перепиши его еще два раза. Вот увидишь, ты запомнишь его и никогда не забудешь.
Розальба побледнела. Так вот почему Подлизы, которые с синьориной Соле, да и в начале года с синьорой Сфорца еле-еле вытягивали на "удовлетворительно", в последней четверти получали только отличные оценки и были готовы к экзамену на твердое "хорошо". Учительница, потихоньку от всего класса, давала им частные уроки! Интересно, бесплатно - она та еще подлиза - или заставляла их платить?
Какие же притворщицы и лицемерки Эстер, Рената и их милейшие подружки! Они всегда готовы шпионить, сплетничать о ком-нибудь из Сорванцов или Кроликов, дай им только повод, разбалтывать все секреты. Но тут они умудрились держать язык за зубами: об этих вечерних уроках никто и не догадывался. Ни одна из них не проговорилась. Даже эта простушка Эмилия Дамиани.
Розальба была в бешенстве. Как бы ей хотелось ворваться в комнату на лиане, как Тарзан, приземлиться на стол, стуча себя кулаками в грудь и крича "Оооооо!", и разбросать пинками книжки, и тетрадки, и…
- Эй! Слезайте, быстро! Кто-то идет! - прошептал снизу синьор Пирас.
Элиза первая спрыгнула вниз и ловко и приземлилась. А Розальба с размаху плюхнулась прямо на синьора Пираса.
- Осторожнее, ты раздавишь улиток.
- Какая врунья! - заметила Элиза, когда они отошли достаточно далеко. - Знаешь, что она сказала маме Приски, когда советовала нанять ей репетитора по математике? "Я из принципа не даю частных уроков". Из принципа! Постыдилась бы!
- Ну и слава Богу! Зато мы познакомились с синьориной Мундулой, - сказала Розальба. Потом она вдруг остановилась. - Подождите секундочку!
Она порылась в карманах и вытащила измятый белый листок. Она всегда носила с собой бумагу, на случай если ей вдруг неудержимо захочется рисовать. Она попросила у синьора Пираса огрызок карандаша, который старик всегда носил в нагрудном кармашке, и написала большими буквами:
ВРУНЬЯ!
Потом она подняла с земли камень и плотно-плотно завернула его в записку.
- Вы идите вперед! Спрячьтесь за углом. Я скоро вернусь.
- Что ты делаешь? - запротестовал синьор Пирас. - Стой! Уже совсем темно…
- Она мигом, - успокоила его Элиза, которая догадалась, что собирается сделать Розальба, и потащила его вперед, в густую тень акаций. Она и не думала спрятаться за углом и пропустить Розальбин подвиг.
А Розальба подбежала к дому, прицелилась и запустила камнем в освещенное окно. Послышался звон разбитого стекла, и в тот же миг погас свет.
Она попала в лампочку! В темноте раздался визг, шум падения, треск опрокинутых стульев, беспорядочные обрывки фраз…
- Что это было?
- Я слышала взрыв…
Потом в квадрате окна обрисовалась какая-то тень Но Розальба была уже далеко, под покровом темноты рядом с Элизой и синьором Пирасом. Она утащила их за угол, схватила подругу за руки и, смеясь как одержимая, завертела ее в стремительном хороводе.
Врунья и подлиза!
Врунья и подлиза!
Пели они в такт.
Врунья и подлиза,
Не ждала сюрприза!
Врунья и подлиза,
Час расправы близок!
Даже Приска не смогла бы с лету сочинить такую складную песенку.
- Улитки! Осторожнее с улитками! - кричал синьор Пирас, пытаясь защитить от ударов драгоценную корзинку.
Весь оставшийся путь, до самых ворот дома Кардано (дядя Леопольдо должен был зайти за Элизой после ужина), подруги напевали:
Врунья и подлиза,
Не ждала сюрприза!
Погоди же, погоди -
Наша месть впереди!
Глава седьмая,
в которой рассказывается об охоте на черепах и возносятся хвалы Динозавре
На следующий день в школе синьора Сфорца и словом не обмолвилась о том, что произошло накануне вечером.
И Подлизы тоже.
- А что им еще остается? - сказала Розальба. - Они же не могут себя выдать, а то весь класс узнает про частные уроки.
Дни шли за днями. Понедельник, вторник, среда… Инспектор должен был прийти в четверг около половины двенадцатого.
И пока учительница любовалась своими бумажками, Приска, Элиза и Розальба каждую свободную минуту оттачивали свой План.
Такой План мог прийти в голову только настоящему знатоку природы и поведения черепах. А кто, кроме Приски, мог похвастаться такой осведомленностью?
Еще в раннем детстве, в деревне, когда ее двоюродный брат Альфонсо брал ее с собой на охоту на черепах, Приска поняла, что второе после сердца слабое место этих животных - кишечник.
Охота, естественно, состояла не в том, чтобы гнаться за черепахами по полям. Замеченная черепаха, считай, уже поймана. Но заметить ее пестрый панцирь на фоне земли, камней и зарослей не так легко. Поэтому нужно засечь черепаху, когда она, к примеру, ползет через дорогу и четко выделяется на белой пыли или на сером асфальте.
Еще Приска научилась распознавать среди других звуков природы шорох черепахи, ползущей в сухой траве.
Другие девочки с визгом разбегались, думая, что это уж. Но Приска знала, что этот медленный размеренный шорох не имеет ничего общего с змеиным стремительным шелестом. Так шуршит обладательница четырех лап, продирающаяся сквозь жнивье и сухие ветки и волочащая тяжелый громоздкий панцирь.
Но самый надежный способ удачно поохотиться - это пойти на дальние огороды, примыкающие к полю, между двумя и тремя часами дня, когда солнце палит беспощадно.
- У тебя будет солнечный удар! - грозила Антония трагическим тоном, а Инес гонялась за ней, чтобы надеть ей на голову белую полотняную панаму, смоченную в холодной воде, а потом выжатую.
Огороды были обнесены низенькой каменной оградой - не от воров, которые могли перелезть через нее в два счета, а от ослов и бродячих коз, которые любят полакомиться баклажанами и помидорами.
В ограде оставались щели, в которые в самые жаркие летние дни окрестные черепахи заползали, чтобы спрятаться от солнца, которое иначе их бы убило.
Так что охотникам достаточно было просто обшарить все ограды, засовывая руку в глубокие щели. Конечно, там можно было нарваться на паука, ужа или ящерицу. Но тем не менее за полчаса случалось выманить восемь или девять черепах, которые от испуга прятались целиком под панцирь, как будто говоря: "Никого нет дома. Приходите завтра".
Большую часть жертв, кроме тех случаев, когда у охотника была с собой коробка или корзина - а это считалось неспортивным и нечестным, - в результате отпускали. Но, конечно, не сразу, а после долгих поглаживаний и постукиваний по панцирю и советов не валять дурака и не прятаться больше в таких простых местах.
Каждый охотник мог принести домой не больше двух черепах за раз. Это правило возникло из соображений гигиены. Дело в том, что как только черепаха приходила в себя и вылезала из-под панциря, она пугалась еще сильнее и тут же выпускала струю жидких какашек.
Неопытных охотников черепахи обделывали с ног до головы, и они с криком отвращения швыряли свою добычу на обочину. И оставалось только надеяться, что несчастные животные упадут не на спину, а на живот и смогут вернуться в заросли, к свободе.
А такие опытные охотники, как Альфонсо и Приска, знали, что, возвращаясь с охоты, нужно нести черепах на вытянутых руках. Но даже так был риск забрызгать ноги. К счастью, по пути в деревню стояла колонка, где можно было помыться самим и сполоснуть черепаху.
Если обращаться с ними ласково и бережно и угощать фруктами, то черепахи могли уже в первый день высунуть мордочку из-под панциря и давали себя погладить, но при первом же громком звуке прятались обратно. Чтобы научить их отзываться на свое имя, нужно было набраться терпения. Им не так-то просто было запомнить свое новое имя (старое имя так и оставалось тайной, но Приска была уверена, что в их прошлой дикой жизни оно у них было). В процессе дрессировки каждая черепаха проявляла свой характер, свою личность, свои вкусы, привязанность и неприязнь к разным членам семьи. Только безумец может утверждать, что все черепахи одинаковые!
Динозавра, к примеру, не любила, чтобы ее гладили по голове, а предпочитала нежное почесывание под мягким, пульсирующим горлом. Когда Приска с ней разговаривала, она наклоняла голову набок, чтобы лучше слышать. Еще она умела спускаться по лестнице. Она разработала свой собственный метод: подползала к краю ступеньки и свешивалась вниз, оценивая ее высоту; потом ложилась так, чтобы тело наполовину лежало на ступеньке, а наполовину висело в воздухе, и начинала раскачиваться, незаметно продвигаясь вперед. Последний толчок она рассчитывала так, чтобы приземлиться на нижнюю ступеньку в правильном положении, то есть на живот.
Естественно, подняться наверх она не могла. Так что она просто ложилась у подножия лестницы, вытягивала голову и терпеливо ждала, пока кто-нибудь не поднимет ее наверх.
Кроме того, она была очень ловкой для черепахи: если она падала на спину, то могла, если, конечно, это не был натертый до блеска скользкий пол, сама встать обратно на лапы. Она начинала раскачиваться с боку на бок, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока ее лапы не коснутся земли. В этот момент ей достаточно было выступа, камешка, неровности почвы, щелки между плиткой. Динозавра вставляла туда свой коготь для опоры, собирала все силы и, используя лапу как рычаг, отталкивалась и переворачивалась.
Если у нее не получалось с первого раза, она без устали повторяла все сначала во второй, третий, четвертый, пятый раз, пока не добивалась чего хотела. Непоседа Приска завидовала ее терпению и воле. Она бы так ни за что не смогла.
Динозавра к тому же была созданием добрым и незлопамятным. Сколько раз Приска, охваченная злым духом, который заставляет обижать слабых, совала ей в ноздрю волос, чтоб она чихала… Динозавра втягивала голову в панцирь и обижалась. Но стоило только ее погладить или предложить ей земляники, как она тут же забывала о проступке хозяйки.
Динозавра обожала землянику. Едва заслышав ее запах, она впадала в такое неистовство, что мчалась к прекрасной красной ягоде с невероятной скоростью.