Спать в кресле оказалось и правда неудобно. Габриеле уже видел седьмой сон, а Приска все вертелась, стараясь не свешивать ноги, чтобы какая-нибудь ледяная рука не высунулась из-под кресла и не схватила ее. В конце концов она зажгла ночник и встала. Потом села за письменный стол брата и стала рыться в ящиках. Ей нужна была бумага, чтобы срочно записать новый рассказ, но пройти по коридору в свою комнату и взять один из ежедневников дяди Леопольдо было слишком страшно.
Она зажгла еще и настольную лампу. Все равно Габриеле, если уж он заснул, и пушкой не разбудишь. Она взяла перо и стала быстро писать.
Жила-была одна знатная и богатая синьора по имени Гарпия Смерца. Однажды зимней ночью синьора нашла на ступеньках своего дома корзинку, а в корзинке был младенец с запиской, пришпиленной булавкой к слюнявчику: "Ее зовут Анастасия, позаботьтесь о ней!"
Синьора собиралась было отпихнуть корзинку, чтобы она скатилась кувырком по лестнице и упала в сугроб, но вдруг увидела в ногах новорожденной маленький сверток с другой запиской: "На расходы". В свертке лежали драгоценности и драгоценные камни. Тогда синьора Смерца решила взять подкидыша и воспитать. Но она обращалась с Анастасией совсем не как с родной дочерью: как только малютка встала на ноги, она сунула ей метлу в руки и сделала из нее служанку. У синьоры Смерцы было много другой прислуги, но маленькой Анастасии выпадала самая тяжелая и черная работа.
Когда ей исполнилось семь лет, она поняла, что так не может продолжаться всю жизнь, и взбунтовалась. Теперь она на все говорила:
- Нет. Я не буду этого делать.
Хозяйка надавала ей оплеух, потом побила линейкой, потом выпорола, потом оставила ее без еды и отобрала у нее ботинки, заставив ее ходить босиком по снегу. Но на каждый новый приказ Анастасия упрямо отвечала: "Нет. Я не буду этого делать".
Тогда Гарпия Смерца дождалась темноты и отвела ее на кладбище. Она хотела втолкнуть ее туда, но Анастасия с такой силой вцепилась в ее юбку, что втащила за собой. В этот момент ворота захлопнулись сами с сухим щелчком. И они обе оказались пленницами на кладбище.
Анастасия не боялась, потому что хуже, чем есть, уже не могло быть. А синьора Смерча начала стучать зубами.
- Не уходи далеко! - приказала она девочке. - Будь рядом и держи меня за руку.
Но Анастасия вывернулась и побежала к одной могиле, на которой стоял большой мраморный ангел с расправленными крыльями. Завидев ее, ангел сошел с пьедестала и нагнулся, чтобы взять ее на руки.
- Держись крепче, - сказал он ей, - мне придется высоко взлететь, чтобы перелететь через ворота. Куда тебя отнести?
- В дом, где есть симпатичные дети, которым нужна сестра. Но сначала залетим в дом к синьоре Смерце и заберем то, что осталось от моих сокровищ.
Ангел захлопал большими крыльями, подняв сильный ветер, и взлетел ввысь. Гарпия Смерца бросилась за ним с криком:
- Подождите! Возьмите меня с собой! Унесите меня из этого жуткого места!
Но так ангел ее не послушал!
Оставшись одна, синьора Смерца заметила, что могильные холмики начинают шевелиться.
- Спасите! - закричала она и попробовала вскарабкаться на дерево, но ничего из этого не вышло, потому что она была не слишком ловкая, к тому же на ней были туфли на высоком каблуке и узкая юбка.
Тогда она бросилась бежать по аллее, а за ней кто-то шел, ТОП-ТОП-ТОП… Она добежала до строения с братской могилой и, решив, что это домик, в котором можно спрятаться, открыла дверь, бросилась внутрь и упала вниз головой в эту кучу разбросанных костей.
ТОП-ТОП-ТОП… В дверях показалась статуя красивой девушки в ночной рубашке с распущенными волосами и голым младенцем (тоже статуей) на руках.
- Ты не выйдешь отсюда, - сказала она ей, - пока не разберешь эти кости, восстановив полностью каждый скелет. Смотри же, если останется хоть одна микроскопическая косточка, я не выпущу тебя отсюда.
Гарпия Смерца горько заплакала:
- У меня никогда не получится!
- Что ж, так и быть, - сказала на это статуя, - чтобы, скелеты у тебя не разваливались, я тебе дам вот это.
И она бросила ей толстый клубок красной шерсти.
Гарпия Смерца полтора года собирала все эти скелеты. Она почти закончила, но последнему скелету не хватало целой ноги.
- Ты ее потеряла? Какая ты рассеянная! Поищи хорошенько! - говорила статуя бабушки Приски.
Но она просто издевалась над ней, ведь она прекрасно тала, что ноги этой нет. Это был скелет солдата. На войне его ранили в правую ногу, и ее потом пришлось ампутировать. Это произошло где-то в России, и нога была похоронена там. Солдат вернулся домой на костылях и только через много лет умер и был похоронен на этом кладбище с одной ногой.
Гарпия Смерца плакала и повторяла:
- Я искала повсюду, но никак не могу найти.
В конце концов статуя заявила:
- Единственное, что ты можешь сделать, если хочешь выбраться отсюда, - отдать скелету одну из своих ног.
- А как же я?
- А ты будешь ходить па костылях.
Потом она сжалилась:
- Если ты уступишь свою ногу этому бедному скелету, я отдам тебе мою. Они все равно мне не нужны, а под рубашкой их даже не видно.
Так через полтора года Гарпия Смерца все-таки вернулась домой, худая, бледная, с седыми волосами. Она стала хромать и носить длинные юбки до земли. И если кто-нибудь хлопал ее по правой ноге, к примеру, в кино, чтобы привлечь ее внимание, то очень удивлялся, какая она твердая и холодная.
Закончив писать, Приска, очень довольная, но до смерти уставшая, растянулась на коврике перед кроватью Габриеле, накрылась его халатом и заснула крепким сном, хоть пол и был твердым и холодным.
ДЕКАБРЬ
Глава первая,
в которой составляются списки рождественских подарков
Как обычно, в ночь с 9 на 10 декабря папа Розальбы убрал с витрины одежду и выложил игрушки. В 4 "Г" в этот день никто не мог сосредоточиться на уроках: все ждали полудня, когда - на час раньше, чем положено, - закончатся занятия.
Это был особенный день для всех детей в городе. Их не только отпускали из школы на час раньше, но и разрешали дома опоздать на обед.
Все дело в том, что нужно было во что бы то ни стало раньше других добраться до витрины "Детского рая". И не только из любопытства. Лучших - и самых дорогих - игрушек в магазине синьора Кардано было по несколько штук. Некоторых вообще по одной.
Розальба уже сто раз объясняла подругам почему.
- Все полки на складе до самого потолка набиты одеждой, которая должна вернуться в магазин после рождественских каникул. Папа не может заказывать десять или двадцать экземпляров громоздких игрушек. Синьору Пирасу просто некуда будет их складывать.
Поэтому, если тебе позарез нужна была именно эта, сияющая с витрины игрушка, мешкать было нельзя, иначе она достанется кому-нибудь более проворному. Зато если тебе удавалось убедить маму или папу немедленно отправиться в "Детский рай" и оставить залог за конструктор или велосипед, можно было не сомневаться, что синьор Кардано никому их не отдаст. Чтобы никого зря не обнадеживать, отец Розальбы вешал на "забронированные" игрушки табличку "Продано". И если ты не знал наверняка, что ее забронировали твои родители, про игрушку можно было забыть.
Некоторые взрослые понимали, насколько это важно. Элиза, к примеру, была уверена, что как только она расскажет дома о своем выборе, бабушка Мариучча или один из дядей при первой возможности отправится в "Детский рай" и внесет залог за ее рождественский подарок. Если кто и мешкал, то только она сама, потому что никогда не могла решиться. С одной стороны, ей хотелось всего, с другой - она очень боялась, что дядям придется потратить на нее слишком много денег.
Розальбе, конечно, повезло больше всех. Она получала каталог с игрушками в сентябре - еще до того, как их заказывали в разных фирмах. Впрочем, выбирать только по каталогу она бы уже не рискнула. Однажды она заказала кукольный домик, который показался ей очень красивым и прочным, а привезли блеклую картонную ерунду, которая развалилась через неделю. А в другой раз набор "Маленького химика" оказался коробкой с дурацкими пустыми бутылочками.
И он все равно стал ее рождественским подарком. Синьор Кардано строго сказал:
- Ну уж нет, синьорина! Передумывать уже поздно.
Так она научилась ждать, пока с материка доставят большие посылки с игрушками. Она помогала синьору Пирасу их распаковывать, а значит, могла выбрать подарок на три дня раньше, чем все остальные дети в городе.
Зная это, одноклассницы начинали преследовать ее с первых чисел декабря. Эстер Панаро даже готова была отдать ей свою коллекцию наклеек с актрисами, лишь бы она провела ее на склад до того, как будут оформлены витрины. Но Розальба отказалась наотрез. Это нечестно. И вообще, будет она всяких подлиз на склад водить! И только Звева Лопез дель Рио не участвовала в этой гонке:
- Мне нравятся только очень, очень дорогие вещи, - усмехалась она, - а их в этом городе оборванцев никто не может себе позволить, кроме моих родителей. Так что куда мне торопиться?
И как ни злились Приска и Розальба, так и происходило. И не потому даже, что Лопез дель Рио и правда были самыми богатыми в городе. А потому, что только они так баловали свою дочь.
Элизу Звевины штучки не очень-то волновали. Вкусы у них были абсолютно разные, так что у нее из-под носа игрушку никогда не уводили.
- У нас очень скромная девочка, - каждый год говорила бабушка Мариучча, заворачивая подарок, который - она точно знала - порадует Элизу больше всего. Это был бесплатный каталог фирмы "Фретте", в котором в разделе нижнего белья красовались мужчины, женщины и дети в трусах и майках. Элиза раскрашивала их пастелью, наклеивала на лист картона, а потом аккуратно вырезала. Кусочек белого картона внизу сгибался и служил подставкой. Потом она рисовала и вырезала им одежду, которая крепилась с помощью двух "крылышек" на плечах.
Элиза набила уже четыре или пять обувных коробок этими "семейками" и их гардеробом, но каждый год с трепетом ждала нового каталога.
Больше всего ей нравились страницы с одежкой для новорожденных, там были очаровательные младенцы всех видов - спящие и бодрствующие, веселые и плачущие; некоторые, завернутые в полотенце, сосали голую ножку или сладко зевали. Элиза их обожала и Приску заразила.
- Вот чудачки! - говорила синьора Пунтони, - это же надо: играть с картонными куклами, когда есть настоящие!
Но в этом году, увы, самая дорогая кукла с витрины была такой прекрасной, что даже они, как и все остальные ученицы 4 "Г" и, пожалуй, всех школ города, не могли не влюбиться в это фарфоровое чудо. Это была девочка размером с настоящего годовалого младенца. Она была очень красивая, но, главное, у нее внутри был механизм: если повернуть ключик на животе, она двигала ножками и ручками, крутила головой и говорила жалобным голосом: "Мама, я хочу спать! Уложи меня".
Розальбе, которая увидела ее первый раз еще в коробке, папа сказал:
- Мы пока еще не стали миллионерами!
Кукла действительно стоила добрых десять тысяч лир. Поэтому, чтобы избежать недоразумений, синьор Кардано выставил ее с приколотым к платью ценником, чего раньше никогда не делал. И все девочки города сразу поняли, что их любви к Притти Долл , а именно так называлась эта кукла, не суждено стать взаимной.
Все, кроме Звевы Лопез, которая дразнила одноклассниц, рассказывая, что она будет делать, когда у нее появится чудесная кукла, а в этом она не сомневалась. Она уже даже ею приторговывала.
- Дашь списать задачу - сможешь подержать ее на руках полчаса. Подаришь мне свою заколку в виде кошки - я дам тебе повернуть ключик.
А потом добавляла с важным видом:
- Придется немного прибрать в моем шкафу для игрушек, чтобы освободить для нее место. Хорошо, учительница велела нам подготовить эти коробки для бедных детей. Жалко выбрасывать старые куклы, хоть они мне и надоели до смерти.
Глава вторая,
в которой собирают подарки для бедных
Эта коробка для бедных была новым веянием в школе "Сант-Эуфемия". Учительница Сфорца принесла этот обычай из "Благоговения".
Первого декабря она обратилась к ученицам с необычным для нее выражением лица, нежным и немного грустным, и сказала:
- Девочки, скоро Рождество . Я знаю, что многие из вас уже приготовили список подарков. Всех вас ждут новые платья, игрушки, сласти и чудесный рождественский ужин. Но не забывайте, что Рождество - это праздник великодушия и щедрости. Нужно подумать о подарках для бедных детей, и чем скорее, тем лучше. Начните прямо сегодня: поищите в своих шкафах, кладовках, на чердаках игрушки, в которые вы больше не играете. Попросите своих мам дать вам поношенные платья, свитера, шапки, старые ботинки и принесите все это в школу. Мы поставим здесь две большие картонные коробки: одну - для одежды, вторую для игрушек, и попробуем набить их до краев. Это будет вашим приношением младенцу Христу, как дары пастухов в Вифлееме.
Эта речь глубоко тронула большую часть учениц. У некоторых, особенно в ряду Подлиз, глаза заблестели.
И на следующий же день начали появляться подарки для бедных детей. Ученицы, не сговариваясь, стали состязаться в великодушии: кто принесет больше. Учительница записывала в специальную тетрадку каждый предмет и благосклонно говорила дарительницам:
- Молодец! Твоя маленькая жертва будет вознаграждена. Ты пополняешь райские сокровища!
В раю довольно странное представление о сокровищах, думала Приска. Ей-то казалось, что большая часть этих подарков внушает омерзение. Содержимое двух коробок, которое росло с каждым днем, напоминало ей кучу мусора, которую, переезжая, оставили в старом доме.
Самыми отвратительными были подарки Звевы, которых к тому же было больше всего.
- Эта противная девчонка всерьез решила освободить свои шкафы от всякого хлама! - возмущалась Розальба.
В коробках громоздились не только куклы без ног и волос, с мятыми ободранными лицами, но и пластмассовые ноги и руки без кукол. Облезлые плюшевые мишки, слепые и обмякшие, потому что из них высыпались все опилки. Порванные настольные игры без фишек, шашечные доски без шашек, сломанные коляски, трехколесные велосипеды без колес и руля, юлы с заклинившей пружиной…
А одежда! Рваная, грязная и такая заношенная, что, казалось, она вся состоит из дырок. Были там и ботинки без пары, и кофты, которые так сели от стирки, что годились разве что двухлетнему ребенку.
- Главное, что вы о них подумали! - с вызовом говорила учительница, встретившись с презрительным взглядом Приски.
- Если бы пастухи принесли такое барахло к вифлеемской пещере, младенец Иисус надавал бы им подзатыльников, - заметила шепотом Розальба.
Сама она скрепя сердце рассталась с прекрасной лошадкой из папье-маше на колесиках из своего детства. А так как от многочисленных поцелуев лошадка немного облезла, мама покрасила ее масляными красками, и она стала как новенькая.
А Приска принесла пару черных лакированных туфелек, совсем новых.
- Ты уверена, что хочешь положить это в коробку с одеждой? - спросила синьора Сфорца, увидев их.
- Ну раз я их принесла…
- Тебе их мама дала?
- Конечно!
Но это была неправда. На самом деле она сама так решила, не спрашивая ни у кого. "Они мои, значит, я могу делать с ними, что хочу", - подумала Приска.
Это было нелегкое решение. Туфли ей ужасно нравились. Бабушка Тереза подарила ей эти туфли к темно-красному бархатному платью, чтобы она пошла с дедушкой в городской театр на оперу. Еще они очень нравились Инес. Увидев их первый раз, она всплеснула руками и воскликнула:
- Ах, если бы у меня были такие туфли, когда я была маленькой, я бы сошла с ума от счастья.
Дома в деревне маленькая Инес бегала босиком. И пять лет назад наниматься няней в дом Пунтони тоже пришла босиком. Приска отлично помнила этот день, хотя была тогда совсем маленькой и не ходила в школу.
Только что закончилась война, и в деревнях, где жили семьи пастухов и крестьян, ушедших на фронт и еще не вернувшихся, была такая нищета, что матери привозили своих совсем юных дочерей в город не ради заработка (это были совсем гроши), а просто потому, что в состоятельных семьях они смогут есть каждый день.
Инес было тринадцать, и ее привезла мама. Вся в черном, в юбке до пола и шали на голове, она была похожа на колдунью из "Белоснежки", которую Приска и Габриеле только что видели в мультфильме Уолта Диснея в кино (их с Элизой туда водил дядя Леопольдо).
Инес, наоборот, была в белом. В единственном за всю ее жизнь хорошем платье, том самом, в котором она была на конфирмации за три года до этого. Платье было ей коротко и жало под мышками, потому что у нее уже начала расти грудь.
Из деревни они приехали на автобусе, и обе были босиком. Но мама несла за шнурки пару белых кожаных детских ботинок, у которых были аккуратно отрезаны носы. Это был весь их багаж.
Габриеле и Приска, которые наблюдали за их приездом с лестничной клетки, прижавшись лбами к перилам, видели, как они зашли во двор. Там, перед тем как ступить на лестницу и предстать перед "хозяевами", мама встала на колени и втиснула ноги дочери в белые ботиночки, которые, несмотря на отрезанный носок, были ей так узки, что она хромала. Дети помчались в дом и спрятались в прихожей под диваном, чтобы незримо присутствовать при встрече мамы с новой няней. Из-под дивана им было прекрасно видно, что под белым газовым накрахмаленным платьицем у Инес совсем ничего не было, даже трусов.
- Она сильная. Может справиться с любой домашней работой. Но если уж она будет плохо себя вести - врежьте ей как следует! - сказала мама Инес синьору Пунтони. - Задайте ей трепку, а если она мне нажалуется, я ей еще добавлю.
Но Инес с самого начала вела себя так хорошо, что ни хозяйке, ни Антонии ни разу не пришлось поднять на нее руку.
Как только мать Инес ушла, Антония посадила девочку в ванну с горячей водой и дезинфицирующим средством. Потом она долго расчесывала ее частым гребнем в поисках вшей, но не нашла. Волосы у Инес были очень красивыми: черные, как вороново крыло, блестящие, длинные.
Был вызван доктор Маффеи.
- Отличная девчушка, здоровая как бык, хотя несколько истощенная, - изрек он.
Тогда синьора Пунтони поручила Антонии купить вместе с Инес пару ботинок и нижнее белье. Заказала ей у портнихи рубашки: две розовые и две голубые, две серые юбки и четыре белых фартука. Научила ее надевать перчатки, чтобы накрывать на стол, и попросила никогда не говорить на диалекте, ни с Антонией, ни, боже упаси, с детьми.
Так Инес вошла в семью Пунтони, которую она с годами привыкла считать своей, тем более что ее собственная мать умерла, когда Инес было четырнадцать, а отец так и не вернулся с войны.