Тут уж бразильцы поплёвывать перестали и трусы подтянули чуть ли не по самое горло. Да поздно! Потому что как они по Салапапону не били – и в девятку, и в шестёрку, и в лоб, и по лбу, и сухим листом, и мокрым, и даже липким банным, а наши всё равно выиграли со счётом 24:18!
А ведь предупреждали бразильцев, что Салапапон и Мздыря непробиваемые!
А бразильцы не поверили!
КРАСОТА
Однажды Мздыря пришёл к Салапапону, а тот лежит на диване и притворяется спящим. Хорошо притворяется – сразу и не заметишь. Мздыря тоже не заметил, поэтому сказал:
– Давай я тебя сниму.
– Откуда? – удивился спящий Салапапон. – Если с дерева, то не надо. Я с дерева и без тебя запросто снимаюсь, потому что подо мной ветки гнутся А если с дивана, то снимай сколько влезет, только вряд ли получится!
Тут Салапапон повернулся на живот и намертво вцепился в плюшевую обивку.
– Причём здесь это? – тоже удивился Мздыря. – Я тебя не с ветки снять хочу, а на фотографию.
– Валяй! – сразу согласился Салапапон. – Меня на фотографию ещё никто не снимал. Говорят, я в фотографию не помещаюсь.
– У меня поместишься, – успокоил друга Мздыря. – У меня фотоаппарат с очень широким объективом.
Но не тут-то было! Хотя объектив и вправду был очень широким, только Салапапон был шире.
– Надо во двор! – догадался Мздыря. – Я отойду метров на сто, и ты сразу поместишься.
Но как Мздыря не отходил, отойти не получалось, потому что он всё время упирался разными частями спины то в гаражи, то в кусты, то в бабушку Бабарыкину. Из-за этого у Салапапона то ноги не помещались, то руки, то панамка.
– Надо на улицу! – догадался Мздыря. – На улице можно вдвоём отходить в разные стороны. А если вдвоём отходить, ты в два раза быстрее поместишься.
На улице Салапапон и Мздыря начали довольно ловко пятиться друг от друга, словно всю жизнь ходили задним ходом. При этом Салапапон не мигая смотрел в широкий объектив, а Мздыря наоборот – в узкую дырочку, которая называется видоискатель.
И что бы вы думали? Оба поместились!
Салапапон поместился в один канализационный люк, а Мздыря – в другой. Ведь с тех пор, как у канализационных люков крышки поехали в пункт приёма металлолома, на улицах лучше не пятиться.
Но фотографии всё равно получились! Правда, рентгеновские. Их Салапапону и Мздыре в больнице сделали.
Причём деньги взяли только за плёнку, а красота им даром досталась…
ЖИВЫЕ РАКИ
Однажды Салапапон и Мздыря отправились за раками. Только раки нынче пошли умные, поэтому Салапапон и Мздыря пошли не на речку, а на базар. Ведь умных раков в речке поймать трудно, а на базаре – запросто! Если, конечно, деньги есть хотя бы на одну клешню́…
И точно! На базаре за Мздырей и Салапапоном сразу дедушка увязался. Только не их родной дедушка, как вы подумали, а совершенно неродной старичок, хотя чем-то родным от него попахивало. Может, лаптями, а может, драным зипуном? Короче, был старичок хорош по всем статьям – по удали, посконности, калачности и битости. А ещё по статье за браконьерство. Просто не дедушка, а картина Шишкина. Только медведя с балалайкой не хватало.
– Вы за раками? – сразу догадался битый дедушка.
Но догадался он не по врождённой догадливости, а по маскам и трубкам, которые напялили Салапапон и Мздыря, чтобы не отличаться от настоящих раколовов.
– Да! – жестами объяснил Мздыря, а Салапапон, чтоб ни у кого не осталось сомнений, изобразил пальцами рачьи клешни.
– У меня раков нет! – отрезал битый дедушка и шёпотом добавил: – Но, может, у моей бабушки немножко завалялось.
– Сколько? – жестами спросил Мздыря.
– Метра три, – заговорщицки прошептал дедушка, – если построить в хвост и гриву. А если друг на дружку поставить, в аккурат семьдесят сантиметров. Хотя цена одинаковая.
Деваться некуда: купили раколовы три метра раков и домой принесли. Сложили в прихожей, а пока маски с трубками стаскивали, раки по квартире расползлись.
Один рак залез под шкаф.
Другой рак замотался в шарф.
Третий рак в ботинок бухнулся.
Четвёртый рак в ванну плюхнулся.
Пятый рак лёг на матрас.
Шестой рак смылся в унитаз.
Седьмой рак юркнул в мусор.
Восьмой рак повис на люстре.
Девятый рак спрятался за шторку.
Десятый рак забился в норку.
Одиннадцатый рак залез под шкаф
и наглотался пыли, которую год копили.
Стоп! Кажется, этот одиннадцатый рак первым раком был. А может, и не был. Может, он был двадцать девятым раком? Раков разве сосчитаешь, когда они друг на дружку похожи, как груши в компоте?
А вот куда остальные восемнадцать членистоногих подевались, ещё долго выяснялось. Очень живые раки попались. Но самое интересное, что в кастрюле с водой и укропом ни одна рачья морда не обнаружилась.
Мало того, что живые, так ещё и сообразительные!
Только Салапапон и Мздыря оказались в сто раз сообразительней. Они плюнули на раков и купили крабовых палочек.
Конечно, раки вкуснее, зато крабовую палочку куда не кинь, она не расползётся.
Лежит себе на одном месте до полного позеленения…
ГАЗЕТА
Однажды Мздыря купил газету и скатал её в трубочку. Получилась подзорная труба.
А Салапапон купил вторую газету и скатал её в две трубочки. Получился бинокль.
Тогда Мздыря купил третью газету и соорудил панамку.
Тогда Салапапон купил четвёртую газету и тоже соорудил панамку, а потом обклеил её перьями из подушки. Получилась зимняя шапка-ушанка.
Тогда Мздыря привязал к пятой газете две верёвочки и завязал вокруг спины. Получился кухонный фартук.
Тогда Салапапон разорвал шестую газету на мелкие кусочки и сбросил с табуретки. Получился снег.
Тогда Мздыря развернул седьмую газету и сбросил её с крыши. Получилось красиво.
Тогда Салапапон и Мздыря сами сбросились и купили газетный киоск. Из свежих газет они сделали газетный самолёт, газетный пароход, газетный абажур, газетный веер, газетную книжную закладку, газетную скатерть-самобранку, газетный накопитель для мусора, газетный рулончик туалетной бумаги, газетный носовой платок, газетную мухобойку и ещё много чего всякого.
Только одного они не стали делать.
Они не стали эти газеты читать.
А не стали, потому что слышали, как их читали бабушки на лавочке. После любой газеты тихие бабушки почему-то превращались в громких и вовсю сыпали колючими словами, пока не засыпали весь двор, который от их слов долго не засыпал.
– Убили!.. Укокошили!.. Ударили!.. Уволили!.. Упрятали!.. Украли!.. Урыли!.. Уничтожили!.. Угнали!.. Укатали!.. Увязли!.. Упи́лись!.. Угорели!.. Удорожали!.. Ухайдакали!.. Улизнули!..
Слова были разными, но последнее слово всегда было одинаковым. Его бабушки выкрикивали хором.
– Ужас! – выкрикивали они.
Вот почему Салапапон и Мздыря газет не читали, а сразу использовали их по нужному значению.
Но это пока газеты на бумаге печатают. А когда последняя газета в Интернет перейдёт, то даже селёдку в неё не завернёшь…
КУСАЧКИ
Однажды кто-то позвонил Мздыре в дверь. Мздыря сразу догадался, что это не Салапапон, потому что Салапапон всегда стучал в звонок.
И точно! На пороге стоял незнакомый сосед сверху. А незнакомым он был, потому что всего пять минут назад вселился в дом и вместо знакомства громко грохотал мебелью.
– Кусачки есть? – спросил незнакомый сосед.
– Нету! – ответил Мздыря.
– Ладно, – сказал незнакомый сосед и ускакал по лестнице к другим соседям.
Мздыря закрыл дверь и расстроился. Ведь он знал, что в их подъезде ни у кого нет кусачек. Значит, незнакомый сосед даром тратит время.
"Надо помочь и заодно познакомиться. Или за два? В общем, как получится", – подумал Мздыря.
Через пять минут он шагал по улице с пустым мешком. А через час шагал с полным, завязанным на морской бантик.
Когда он вернулся, перед домом стоял Салапапон. Запрокинув голову, Салапапон смотрел на Мздырино окно и орал так, что дрожали все остальные окна и фонарь на столбе:
– Мздыря, выходи!!!
Громко у него получалось, у Мздыри даже уши заложило.
– Я уже вышел! – ещё громче закричал Мздыря, чтобы Салапапон услышал.
– А что у тебя в мешке? – так громко закричал Салапапон, что у Мздыри заложило нос.
– Кусачки! – из последних сил выкрикнул Мздыря и бросился к подъезду…
* * *
– Что это? – спросил незнакомый сосед, увидев мешок.
– Кусачки, – объяснил Мздыря.
– Так я уже все лишние провода ножницами перекусил, – махнул рукой незнакомый сосед, а потом снова посмотрел на мешок и подозрительно спросил: – А зачем так много?
– Чтобы наверняка! – объяснил Мздыря. – А какие не подойдут, я обратно заберу.
С этими словами он развязал морской бантик и перевернул мешок дыркой вниз. Оттуда сразу посыпались маленькие, средние, большие, очень большие и неприлично большие кусачки.
– Но это же собаки, а не кусачки! – закричал незнакомый сосед, пытаясь захлопнуть дверь.
– Как это не кусачки? – возразил Мздыря, скатываясь по лестнице. – Пока ловил, три раза меня укусили! А вон тот рыжий, хвост бубликом, – все четыре! Кстати, давайте познакомимся! Меня зовут Мздыря, а вас как?
– А-а-а-а! – прозвучало в ответ.
* * *
…Когда уже знакомому соседу вкатали сорок уколов от бешенства, он наконец успокоился. Но у Мздыри больше ничего никогда не просил.
Потому что Мздыря в лепёшку разобьётся, а сделает!
СБЕРКНИЖКА
Сберкнижка, кто не знает, это такая тоненькая книжка, на которую люди могут положить толстые деньги, если они у них есть. А если не есть, не ходить в баню и экономить на туалетной бумаге, то просто толстенные деньги можно положить.
Только у Салапапона сберкнижки не было, зато простых книжек был целый шкаф и маленькая этажерка. Кстати, этажерка, кто не знает, это тоже шкаф, но недоделанный – без дверей и задней стенки. Из-за этого в этажерке свободно гуляет ветер, и если поставить на этажерку мотор, то она подпрыгнет и улетит. А кто не верит, пусть спросит у старого лётчика, только очень старого, которому недавно сто лет стукнуло, и он расскажет, как его папа летал на этажерке, а девушки в кринолинах кричали: ура! и в воздух чепчики бросали…
Вот, написал на свою голову, а теперь придётся объяснять, что такое кринолин. А кринолин – эта такая юбка с обручами, чтобы ветер, поднятый летающей этажеркой, юбку не растрепал.
* * *
Короче, был у Салапапона большой шкаф и маленькая этажерка, доверху набитые книжками. Это сокровище ему дедушка оставил, когда ушёл в лучший мир, куда со шкафами и этажерками не пускают. Но Салапапон не знал, что это – сокровище, потому что дедушкины книжки снаружи были толстые, а внутрь Салапапон не заглядывал.
Зато у него было настоящее богатство – сто рублей одной бумажкой! А так как сберкнижки у Салапапона не было, то он сунул эту богатство в одну толстую книжку между двумя страницами. Или тремя? Или даже четырьмя? Или даже…
Короче, забыл Салапапон, куда деньги сунул. Начал искать, но какую страницу не откроет, там, кроме букв, совершенно ничего нет! Что делать, неизвестно, и наукой не доказано.
А тут как раз Мздыря зашёл. Он к Салапапону редко заходил, потому что зачем к Салапапону заходить, если Салапапон сам всё время заходит? Но Мздыря зашёл, потому что Салапапон уже полчаса не заходит и не заходит – прямо как Солнце над белыми медведями, которые в отличие от бурых зимой лапу не сосут, потому что на Северном полюсе всё время зима и если сосать лапу круглый год, то лапы ненадолго хватит. И потом лапа из-за вечных льдов такая холодная, что можно запросто подхватить ангину. А это уже опасно, потому что от ангины у белых медведей повышается температура и они начинает растапливать вечные льды и под них проваливаться.
Только причём здесь белые медведи, если у них денег нет и не предвидится? А у Салапапона есть, но он их потерял. Сидит теперь потерянный и незаметно плачет. Но Мздыря не растерялся и предложил быстренько перелистать все книжки во всех дедушкиных шкафах и этажерках, тем более, если сложить все шкафы и этажерки, получится два.
– Ну, и что? – не понял Салапапон.
– А то, что нас тоже два! Значит вместе мы в два раза быстрее шкаф с этажеркой перелистаем.
* * *
Только быстро не получилось. С тех пор уже две полярные зимы прошли вместе с медведями, а Салапапон и Мздыря всё листают и листают, а заодно читают и читают.
Да нет, сто рублей они через пять минут нашли и купили себе лимонада, а бабушке Бабарыкиной с первого этажа – полторта, если не больше. Или не меньше? Хотя какая разница, если бабушка Бабарыкина всю коробку мигом подчистила?
На радостях она Салапапону и Мздыре даже свою новую сберкнижку показала, потому что больше показывать было нечего, разве что свежий коврик, связанный из несвежего. Но как бабушка Бабарыкина сберкнижку не листала, сберкнижка Салапапону и Мздыре не понравилась, потому что, оказывается, читать буквы интереснее, чем цифры.
А кто не верит, и не надо!
КУРСЫ ВОЖДЕНИЯ АВТОМОБИЛЕЙ
Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и говорит:
– Пора записываться на курсы вождения автомобилей!
А Мздыря говорит:
– Почему пора? Ведь у нас автомобилей нету.
– Будут! – говорит Салапапон. – Только тогда будет поздно.
– Почему? – спросил Мздыря.
– Потому, что мы сразу начнём неправильно ездить, и у нас права отберут.
– Так у нас же прав нет! – удивился Мздыря.
– Так я тебе об этом битый час толкую! – рассердился Салапапон.
И они пошли записываться.
Только на курсах вождения автомобилей их сразу заставили предъявить деньги и бензин. А у Салапапона и Мздыри как назло денег при себе не было. И ни при себе тоже. Зато у Салапапона был стакан керосина, который от дедушки остался. Дедушка этот керосин в керогаз заливал – такую переносную плитку – и жарил яичницу-глазунью. На керосине, говорил дедушка, глазунья выпуклей получается.
Только курсы вождения автомобилей на керосин не согласились. Они сказали, что с керосином надо идти на курсы вождения самолётов и брать с собой не стакан, а железнодорожную цистерну
– И ладно! – успокоил Мздырю Салапапон. – Не хотят и не надо! Зато мы огромные деньги сэкономим, которых у нас нет. Подумаешь, курсы! Я сам сейчас такие курсы устрою – просто закачаешься! Садись рядом.
– Куда садиться? – спросил Мздыря.
– В наш автомобиль! – бодро сказал Салапапон и хлопнул воображаемой дверцей.
Потом он поправил зеркальце и мягко тронулся с места.
– Левый поворот! – сказал Салапапон, и они дружно повернули налево.
– Правый поворот! – и они дружно повернули направо.
– Задний ход! – и они дружно поехали задом.
– Здорово! – закричал Мздыря. – А давай кого-нибудь обгоним!
– Запросто! – согласился Салапапон и вдавил педаль газа в пол.
Они сразу обогнали старушку с пустыми бутылками. Потом они обогнали очередь в кино. Потом они обогнали велосипед у забора. Потом они обогнали мотоцикл, который как угорелый летел навстречу.
А потом на дорогу, нарушая правила, выскочил воробей.
Салапапон резко крутанул руль и пропустил воробья между колёсами.
– Век не забуду! – радостно чирикнул воробей и вспорхнул на ветку, где жили его детки.
Салапапон мигнул воробью фарами и нажал на тормоза. Одновременно на все – на ножной, ручной и пяточный. А для надёжности выпустил тормозной парашют. Автомобильные колёса завизжали от обиды, но крутиться перестали, потому что с тормозным парашютом сильно не покрутишься.
– Считай, права у нас в кармане, – сказал Салапапон, вытирая пот со лба промасленной тряпкой.
Только Мздыря ему не ответил. И вообще в кабине автомобиля было подозрительно тихо. Даже музыка не играла. Тогда Салапапон осторожно скосил глаза на пассажирское сиденье и увидел, что Мздыри нет!
– Я ж забыл пассажира ремнём пристегнуть! – хлопнул себя по лбу Салапапон и рванул назад задом.
Мздырю он нашёл возле бетонной урны, которую они впопыхах не заметили. Мздыря сидел на асфальте и слюнявил разбитую коленку.
– Живой? – удивился Салапапон.
– Живой! – ответил Мздыря.
– Ладно! – сказал Салапапон. – Накопим бензина и пойдём на курсы вождения автомобилей записываться. А то без прав – никак!
– Ты прав, без прав никак! – согласился Мздыря.
Друзья бросили автомобиль на стоянке и пошли домой пешком.
Конечно, пешком идти не так быстро, как ехать, зато всем твои права до лампочки…
ПОДУШКА
Однажды Салапапон пришёл к Мздыре и постучал в звонок. А Мздыря в глазок глазом глянул и сразу понял, что Салапапон драться пришёл. Потому что у него это прямо на лице было написано печатными буквами. И у Мздыри было написано, только не на лице, а на лбу. Хотя лоб – это тоже лицо, только не вокруг носа, а над бровями.
А дрались Салапапон и Мздыря не кирпичами, как некоторые, а подушками. Ведь подушка, если разобраться, это тоже кирпич, но мягкий. Поэтому только им мягкий кирпич под руку подвернётся, так они сразу драться начинают.
Наволочки трещат!
Перья летят!
Соседи в стенки тарабанят!
Одним словом – красота!
Одно плохо: мягкие кирпичи быстро кончаются, потому что после хорошей драки из них перья наружу лезут, как собачья шерсть из кусачей собаки.