- Нету. Сказала, что позвонит сама. Может, забыла. Да и что я ей скажу?
- Может, нам смыться?
- Ты что! Я обещал!
- Будешь ждать?
- Ага… А чего остается?
- Это надолго, я пошел.
- Привет, Белка!.. - вздохнул Петя.
Она, конечно, позвонила. И хотя ничем особенным он занят не был - просто сидел не кухне, где был телефон, ел ложкой прямо из банки зеленый горошек, собирался жарить яичницу - но, когда взял трубку, голос его был небудничный и нескучный - это был голос человека, который очень нехотя отрывается от серьезного дела.
- Ну, рассказывай! - нетерпеливо начала Маша.
- О чем? - как бы не понял Петя.
- Как - о чем? Ты что, Петь? Я еле дождалась, пока родители к себе уйдут, сказала, что мне еще сочинение писать надо. Или тебе не удалось?
- Ты про Колю, что ли? Ну, мы познакомились, конечно…
- А чего его сегодня не было? Заболел, что ли?
- Ничего особенного, простудился.
- Ну и что. Петь, только подробней!
Петя скорчил рожу сам себе в оконное стекло, дескать, выкручивайся, хоть и плохи твои дела. Но Горошкина восприняла паузу иначе.
- Он тебе не понравился, да? - тихим, упавшим голосом, как-то напряженно спросила она. - Только честно. Петь!
- Ты что? Очень! - Петя завелся. - Это вот такой малый! Высокий, спортсмен хороший!
- Это все я знаю! - с досадой перебила его Горошкина. - Видела! Я же не про то… Я очень верю в первое впечатление, особенна твое… Он скрытный, как мне кажется. А я о нем хочу знать все, понимаешь? В общем… мне надо себя проверить!.. Интуицию, понимаешь?
- Понял! - бодро сказал Копейкин. - Я только не знаю, с чего начать. Он рассказывал много. Знаешь, это он кажется таким, замкнутым каким-то…
- Тебе тоже показалось, правда? Да?
- А на самом депо! Эх, повезло парню! Ну, в общем, если говорить честно, - он меня, знаешь, даже поразил…
- Чем? - замирая, спросила Горошкина. Она крутила завиток, а тут - просто застыла.
- А всем! Всем, что я про него узнал!
- Интересно, да? А что, Петь?
- Эх, Горошкина, ну вот что ты знаешь, например, про лесные пожары? Небось только читала?
- Про лесные пожары? - растерялась Горошкина. - А что?
- А то! Он с отцом на Куршской косе был, в Литве. Представляешь, сидишь ты на пляже, и вдруг по радио, в репродуктор, по всему пляжу: "Большой пожар в лесу! Просим всех, кто может… Всех, кто может…" И вот - останавливаются экскурсионные автобусы, отовсюду бегут люди, тут уже и пограничники… Когда горит горная сосна - это страшное дело! Тушить такой пожар по фронту почти невозможно!
- И что же делать? - Горошкина была совсем сбита с толку.
- Что! Есть одно средство, но очень рискованное: "огонь на огонь". Это когда поджигают такую полосу - чтоб поперек огня! Тогда пойдет огонь на огонь - и остановит! Но это очень опасно! Я, честно говоря, не поверил бы, если б сам не видал у него фотографию, Коля там черный от дыма, оборванный…
- Петь, как же… - со страхом проговорила Горошкина, - почему не поверил бы? Я бы сразу поверила!
- А как он рассказывал про поющие дюны!
- Какие дюны, Петь?
- Там же, на Куршской косе, он ходил с одной научной экспедицией в дюны. Они изучали эоловый процесс.
- Чего?
- А вот представь себе. - Копейкин рассказывал вдохновенно и едва ли слышал сейчас ее вопрос, - Ты только представь: дует зюйд-вест. Ночь… Луна… бледная пустыня песков уходит туда, к небу… Ветер шуршит по песку… Легонько так… Посвистывает… И получается такой странный звук: на впадинах - поглуше, на гребне - позвонче. Это поют дюны! Жалобная такая песня получается… Между прочим, это не преувеличение, можно составить даже формулу такой мелодии: из скорости ветра, угла наклона холма и среднего диаметра песчинок…
- Фантастика!
- Еще бы! А не фантастика - побывать на самом краю земли?
- Ой, ну Петь, какой еще край земли?
- А на мысе Дежнева, например? Представляешь, человек побывал там, где сливаются два океана! И сам, между прочим, прожил в каньоне шесть суток, пережидая пургу! Они там строганину ели, представляешь? А керосин, который они несли, превратился в белую кашу! Его и в примус не нальешь! Нужно было зажечь лучину - и под бидон, чтобы согрелся, керосин-то! Ничего себе, а? Рисковые ребята!
- Да что они там делали? - вырвалось у испуганной Горошкиной.
- Ну как… Они пошли смотреть знаменитое лежбище моржей у Наукана.
- А что это… Наукан? Где это?
- О, это страшное место - Наукан. Представь, Берингов пролив, как дно громадного ущелья, и по нему с ревом несутся ветры! Знаешь, какие там ветры? Камни рушатся с прибрежных скал! Вот там-то и есть это лежбище моржей. Покинули люди Наукан… Действительно, зачем там жить, туман ест глаза, ветер никогда не утихает… Зверобои сюда только наезжают. И все-таки кто-то же должен там жить, а? Вот и живут тем пять человек - из Ленинграда…
- А зачем?
- А там единственная в мире туманная станция. И Коля был там - шестым. И кошку им принес туда! А жил у механика радиомаяка. Жил там - ты только представь, - где рождаются туманы и никогда не затихает ветер. Там даже трава вообще не растет! Эх, Горошкина, мы даже во сне такого не видели!
- Он, Петь, ну прямо как у Джека Лондона!
- Сказала! Почище, Горошкина! Между прочим, он с севера такой закаленный приехал. Ведь у него сегодня температура сорок была!
- Ты же сказал - ничего особенного! - голос у нее стал тревожный.
- Потом стало ничего - а сначала… Он, знаешь, как от простуды лечится? Заворачивается в мокрую холодную простыню, прямо ледяную!
- Сумасшедший! - прошептала Горошкина.
- Это называется "эффект Кристаллова", сокращенно "эффект Никриса"…
Неожиданно он замолчал, почувствовал вдруг, как устал болтать, и вымученная улыбка его и бодренький голос совсем исчезли.
- Петь, ты что? - забеспокоилась Горошкина.
- Машка, ты будешь спать?
Она тихо засмеялась:
- Ага… Если засну!
Седьмые и восьмые классы 23-й школы вышли на субботник.
Субботник проходил на заросшей редкими кустиками замусоренной площадке рядом с большой стройкой; здесь разгребали мусор, копали ямы для посадки деревьев.
Работа - работой, а все-таки там, где был Копейкин, ребята стояли, опершись на лопаты, и слушали. А Копейкин увлеченно рассказывал, вернее, показывал, какие-то спортивные приемы.
Ласточкин окликнул проходящего мимо Колю Кристаллова.
- Ты ведь в команде разыгрывающий? Точно?
- Да.
- Ну, что я тебе говорил! - торжествующе обратился Ласточкин к приятелю Славке.
- Но ведь Копейкин…
- А что Копейкин? Врет твой Копейкин. Перед Горошкиной хорохорится. Купили тебе! - И он повернулся опять к Коле. - Представляешь, тебя тут в центровые зачислили. Говорят, провинция, мол, какая уж тут технике!
- Прыжке никакого! - подхватил Славка. - О скрытом пасе вообще понятия не имеет.
- А в баскетбол тебя взяли только из-за роста! - закончил Ласточкин. - А так… чухонец!
Кристаллов нахмурился:
- А мастер ваш сам кого играет? - сдержанно спросил он.
- Он в баскет не играет! Но спортсмен - супер, ничего не скажешь!
- А кто он?
- А вон… - Ласточкин кивнул в сторону Копейкина. - Ящики перебрасывает. Реакция действительно отличная.
- Этот недомерок? - презрительно фыркнул Кристаллов.
- А вот это не надо! Рост - наше слабое место. Не прощает он этой темы, не любит он этого, понимаешь?
- Чихать мне на его прощение!
- Ну не скажи. Парень он боевой. Нам еще тут драки не хватало. Ладно, пошли работать!
- С ком драться-то? - Кристаллов искренне недоумевал.
- Да брось! Не заводись… - Ласточкин улыбнулся и, взяв за плечи Славку, пошел на рабочее место.
Кристаллов несколько раз посмотрел в ту сторону, где Копейкин все еще что-то рассказывал, а ребята громко смеялись. Вместе с напарником он норовил пройти с тачкой поближе к этой компании.
Копейкин ничего не замечал, не заметил он и как Кристаллов оказался сзади. В это время Копейкин показывал какой-то прыжок, прыгнул и налетел на Кристаллова. Тачка опрокинулась, мусор рассыпался, мгновение - и оба мальчика оказались друг против друга.
- Извинись! - жестко, едва сдерживаясь, приказал Кристаллов.
Копейкин даже сначала не понял - но тон Коли его насторожил. Он, как всегда лучезарно, улыбнулся:
- Только - взаимно! Ты ведь на человека налетел!
- Не на человека, а на муху! - сказал Кристаллов ток, чтобы все слышали.
Ребята обомлели. Копейкин застыл, словно приготовился к прыжку.
- Белкин, кто это вафля на ходулях, которая еще раз подтверждает, что дураки бывают не только круглые, но и длинные? - тоже громко спросил он.
- Баскетболист из 8"а"! - мрачно вымолвил Белкин. - Кристаллов!
Копейкин смутился, прикусил губу, на лице его опять мелькнула беззащитная улыбка. Он молча смотрел на Кристаллова. Ребята не верили своим глазам…
Повисла пауза.
- Убери мусор и не выкаблучивайся! - опять приказал Кристаллов. - А то сгребу тебя и вместе с мусором на тачку!
Но Копейкин уже пришел в себя.
- Вот, ей богу, - начал он спокойно, - не люблю ссориться!.. Но если меня к этому вынуждают… Пойдем, поговорим!
- Мне - с тобой? - рассмеялся Кристаллов. - Мальчик с пальчик, ты что, серьезно?
- Пойдем вон в ту трубу! - еще громче и резче сказал Копейкин. - Слышишь? Очень серьезно! Серьезно - как никогда!
Кристаллов разозлился, лицо его залилось краской, он еле сдерживался.
- Ну смотри… - только и сказал он.
И мальчики вошли в гигантскую трубу.
Со всех концов площадки бежали ребята 8"б".
И компания Ласточкина тоже подходила. Они шли не торопясь, в вразвалочку, как будто их меньше всего все это интересовало.
Все застыли в ожидании. Никто не проронил ни слова. Молчали, прислушивались, пытаясь понять, что там происходит.
Их не было долго - Копейкина и Кристаллова.
А потом они вышли, но вышли с другого конца, пройдя трубу насквозь, - и оказались довольно далеко.
Потрясенные ребята не верили своим глазам: маленький Копейкин и огромный Кристаллов шли рядом и мирно разговаривали. Нет, они не просто мирно разговаривали: нужно было видеть, как Копейкин что-то говорил, держась, как всегда, независимо и уверенно, а Кристаллов… робко заглядывал ему в глаза и был какой-то виноватый, заискивающий.
Конечно же, ребята не могли слышать, о чем они говорили.
- Это правда, да? Правда? Ну, не может быть! Поклянись, а!
- Ну что одно и то же повторять! - снисходительно говорил Копейкин. - Я же не заезженная пластинка!
- Врежь мне как следует! - попросил Кристаллов.
- Зачем? - пожал плечами Копейкин. - Приходи вечером к нам во двор, что-нибудь сообразим!
- Тогда - прости! Я таким кретином себя чувствую!
- Да брось ты! Считай, что все забыто! Финита!..
Ребята готовы были ослепнуть, такого не могло быть: Копейкин и Кристаллов пожали друг другу руки!
А вечером, когда во всех окнах зажглись огни, а детская песочница опустела, во дворе встретились Коля Кристаллов и Петя Копейкин.
Взволнованный Коля терпеливо ждал, пока Петя пробежал глазами исписанный листок.
- Слушай, старый, это не годится! Это Пушкин. Можешь наколоться!
- Может, что-нибудь у Есенина посмотреть? - с надеждой спросил Коля, - вроде мы его не проходим, а?
Но Петя холодно оборвал его.
- Еще хуже. Есенин - ее любимый поэт!
- Так что же делать?
- Что-нибудь свое!
- Мое?! Я не пишу стихов!
- Значит, ты не понял. Нужны твои стихи! - ледяным тоном сказал Копейкин.
Коля Кристаллов подавленно молчал. Наконец сказал решительно и твердо:
- Я не буду писать стихи! Не умею! Встретимся и поговорим!
Копейкин презрительно фыркнул:
- Струсил? Не ожидал! Вот - посмотри! - Он протянул ему листок со своими стихами и какими-то рисунками.
- Что это?
- Стихи!
- Чьи? - Кристаллов все еще ничего не понимал.
- Мои. А что? О них никто не знает. Отдай их!
- Но… это же нечестно! - вспыхнул Кристаллов.
- Почему? - невинно спросил Петя. - Ты же не крадешь. Я тебе сам дарю.
Это показалось Коле убедительным и поставило его в тупик.
- А… потом? - почему-то задал он глупый вопрос.
- Что - потом? - беспощадно резал Копейкин. - Потом - суп с котом! Уже поздно, она ждет, и мне пора! Ну, пойми, она очень любит стихи. Очень. Ну и пусть будет, как она хочет. Что тут плохого?
Это окончательно доконало Колю. Он только и мог торжественно и растроганно вымолвить:
- Спасибо, Копейкин.
- Нормалёк!
Ночью, когда все уже спали, Горошкина в ночной рубашке, босиком тихо выскользнула из комнаты, взяла телефонный аппарат и направилось в ванную. Там она пустила воду, укуталась в махровую простыню, устроилась поудобнее прямо на полу и набрала номер.
Ока несколько удивилась, когда сразу же услышала голос Копейкина.
- Петь, ты спишь, Петь?
- Сплю!
- Петь, ты просто прелесть! Ну что мне для тебя сделать? - ворковала Горошкина.
- Дать мне спать! - грубовато отвечал Копейкин.
Он сидел в кухне, в темноте, горела одна конфорка, излучая слабенький синий свет. Он был одет и, видно, сидел так давно.
- Петь, а стихи хорошие, правда? Тебе нравятся?
- Обыкновенные.
- Ну что ты, Петь! - она даже захлебнулась в шепоте, и Петя дрогнул:
- Ну… есть пару строчек ничего!
- Ты пойми. Петь, это первые стихи, мне, первые настоящие! Не вообще какие-то стихи - а мне! Вот ты - хорошо пишешь, смешно… А это - про душу!
- Понятно.
Горячий шепот ее лился в трубку, и Петя улыбнулся.
- А рисунки? Петь, неужели тебе не нравятся рисунки? Кок Пушкин, на полях рисовал!
- Годятся на конфетные фантики!
- Ты чтоб позлить меня, да? Чтоб позлить, скажи? - она улыбалась, разозлить ее было невозможно. И Петя опять улыбнулся.
- Кристаллов - универсал! - сказал он тихо. - А я хочу спать!
- Петь, ну давай поговорим немножко еще, а?
- Ну давай…
- Я сижу в ванной, на полу! - Она тихо и счастливо рассмеялась. - Вода льется, слышишь?
- Ага! А я думаю, что это у тебя шумит?
- Пусть родители подумают, что в трубе шумит, если проснутся. Всегда ведь что-то где-то шумит, правда?
- Ну и хитрая ты, Машка!
- Петь, а расскажи еще про какие-нибудь стихи его, а?
- Горошкина, это же на анекдот, чтоб его рассказывать!
- Я думала, ты запомнил!
- Я и так слишком много запомнил, ты не считаешь? Спокойной ночи!
Копейкин и Кристаллов стояли в дверях балкона Петиной квартиры. Кристаллов смущенно озирался.
- Я думал - вы в разных подъездах…
- А мы в разных, а балконы рядом. Архитектура!
- А ты с кем живешь?
- С бабушкой и мамой. Мама в интернате воспитательница, мы её только на субботу-воскресенье забираем. А бабушка в больнице работает. Считай, тоже никогда нет дома.
Копейкин вышел на балкон, заорал во весь голос:
- Горошкина! Ты дома?
Ответа не было.
Копейкин прокричал еще раз:
- "Чтобы в море дни и годы не бывало непогоды!" Горошкина, на выход! Ты что делаешь?
И тут же дверь соседнего балкона скрипнула и возник тоненький голосок:
- "Чтоб весь год не знали драки ваши кошки и собаки!.." Сажаю лук! И пеку оладьи!
- Халдеев, Налдеев и Пепермалдеев
Однажды гуляли в дремучем лесу...". Уроки сделала?
- "…Халдеев в цилиндре, Налдеев о перчатках,
А Пепермалдеев с ключом на носу!.." Алгебра осталась! - пропела Горошкина стихи Хармса.
- Слушай, Петя, звонил Ласточкин. Юрский приезжает. Он билеты достал и меня пригласил. Ты представляешь, что будет твориться?
- Юрский - это прекрасно. А ты знаешь, кто у нас в гостях? У нас в гостях, - начал торжественно Копейкин, - прославленный баскетболист, рекордсмен и олимпийский чемпион, кавалер мяча и сетки Николай Кристаллов - Советский Союз!
- Ой, - смутилась Маша от неожиданности. - Ну, Петь, что ты валяешь дурака? Коля - новый человек, что он подумает?
А Коля, большой Коля - весь сжался и покраснел…
Маша была вся внимание: чутко ловя каждое движение за стенкой, она вслушивалась, а ее перепачканные в муке руки застыли у груди.
- Ну что он подумает? Что? Коля, вот что ты думаешь? - спрашивал Копейкин. Он взял этакий лихой тон и потому говорил чуть громче обычного, двигался чуть развязнее, словом, ему было море, по колено, и на всю эту игру он смотрел снисходительно, как игрок, знающий десять ходов вперед.
- Я думаю, что… Я ничего, собственно, не думаю, - проговорил Коля едва слышно и еще больше смутился.
- Вот видишь, Горошкина, он ничего не думает! Ты, между прочим, могла бы задать ему кучу оригинальных вопросов - как он стал мастером, например, или сколько лет он занимается спортом, или какие его любимые пирожные, и видит ли он цветные сны, и какое это имеет значение для современного баскетбола!
- Но я ничего не понимаю в баскетболе! - игриво сказала Маша.
- А мне показалось, что ты каждый день ходишь на игры в Дом пионеров! - но удержался и съязвил Копейкин.
Горошкина чуть покраснела, но тут же нашлась:
- Ну и что? Хожу и смотрю - и ничего не понимаю! Бросают мяч туда-сюда - и все! - рассмеялась она. - Что в этом такого?
- "Бросают мяч"! - простонал Копейкин. - Коля, это невозможно! Зрители тоже бывают бездарные, Коля!
- Что вы! - оживился вдруг Кристаллов. - Баскетбол, как ни один вид спорта, требует координации движений, вырабатывает чувство ритма, развивает реакцию! А по дриблингу и взрывной стартовой скорости может сравниться разве только с хоккеем!
Но за стенкой было гробовое молчание.
- Ты поняла что-нибудь, Горошкина? - крикнул Петя.
- Нет, - холодно сказали Горошкина. - Особенно про дриблинг ваш, извините меня… Это правда, наверное, великолепный спорт. Я со временем, надеюсь, научусь понимать, - она милостиво улыбнулась и сказала чуть теплее. - Во всяком случае, приятно, что вы так разносторонне… Что вы такой… универсал! - вспомнила она Петино выражение. - Скажите лучше, Коля, вам нравится Хармс?
Коля беспомощно захлопал глазами, он совершенно не понимал, о чем идет речь, и вопросительно глядел на Копейкина. А тот, давясь от смеха, сделал серьезное лицо и закивал, подсказывая, что нужно ответить.
- Да! - тихо, но решительно сказал Коля. Он все еще пожимал плечами, жестикулировал, вопрошал, пытаясь все-таки понять, что это такое.
- Хармс - любимый Колин поэт, Горошкина!
- Правда? - обрадовалась Маша. - И я его с детства очень люблю! Он прелестный, да? Что вам больше всего нравится?
Коля опять захлопал глазами.
- Будь тактична, Горошкина! В присутствии одного поэта неудобно хвалить другого. Это же элементарно!
- Да? - проворковала Горошкина и спохватилась. - Ой, у меня там все сгорит!
И умчалась.