- И что же?
- Да нет, пустое… Обход домов дал ровно столько, сколько мы и ожидали. Почти ноль. Никто ничего не видел и не слышал.
- А собаковод? Собаковод и видел, и слышал.
- Он псих.
- Психи - лучшие свидетели. Ты не знал?
Беседу прервал стрекот подвесного мотора. Лодка из стеклопластика с десятисильным моторчиком проскользнула в залив. Мотор заглох, и лодка уткнулась в песок сразу за оцеплением. Послышались голоса, но слов было не разобрать.
Двое мальчишек прыгнули в воду и втащили лодку на песок. У каждого было по несколько удочек, словно они не решались оставить что-то в лодке.
- Полиция, - заявил Хальдерс и спросил, что они здесь делают.
- Это наше место, - сказал один из подростков. - Мы здесь держим лодку.
- А где была лодка вчера ночью? - поинтересовался Винтер, когда они подошли.
- А что?
- Он тоже из уголовной полиции, - пояснил Хальдерс.
- Вчера здесь не было никакой лодки.
- Не было… вчера не было. - Подростки, как по команде, уставились в землю.
- Что ты сказал? - У Хальдерса был такой голос, что Винтеру почудилось, будто мальчишки задрожали под своими спасжилетами.
- Когда она исчезла? - Винтер исподтишка погрозил Хальдерсу пальцем.
- Утром ее не было, - ответил один из мальчишек.
- То есть вы сюда пришли, а лодки нет?
- Да.
- Во сколько?
- В восемь… скорее, в четверть девятого.
Винтер взглянул на часы. Четыре часа назад.
- И что вы стали делать?
Ребята посмотрели друг на друга.
- Пошли искать. Ясное дело. Пошли искать.
- Со всем барахлом?
- С каким барахлом?
- Со всем этим вашим рыболовным снаряжением? Подхватили удочки и пошли искать лодку?
- Не-е… удочки мы здесь оставили.
- И куда направились?
- Вокруг озера.
- И нашли лодку? Где она была? - спросил Винтер.
- На другом берегу. - Паренек кивнул в сторону озера.
- Потом покажете, где именно.
- А что… покажем. Запросто.
- То есть она там просто валялась? С мотором?
- Ну нет. Мотор мы всегда домой уносим.
- А весла?
Второй подросток, не сказавший до этого ни слова, нервно захихикал и тут же смолк.
- Значит, весла оставались в лодке. Можно было грести.
- Да.
- Но лодка была на цепи?
- Сорвали. - Нервный смех, очевидно, вернул молчуну дар речи.
- Сорвали… - повторил Хальдерс. - И часто это бывает?
- С нами не случалось. А с другими… - Он сделал широкий жест, подразумевающий всех владельцев лодок на Большом Дель и Малом Дель.
- И что вы сделали, обнаружив лодку? - спросил Винтер.
- Пригребли сюда, поставили мотор и поехали рыбачить.
- Когда?
- Когда - что?
- Когда вы поехали рыбачить?
Мальчик посмотрел на наручные часы:
- Два часа назад.
- Ничего в лодке не нашли? - поинтересовался Хальдерс.
- А что бы это могло быть?
- Ну, что-то такое, чего в ней раньше не было.
- Вроде нет.
- Мусор? Листья? Еще что-то? Пятна какие-нибудь?
- Да мы не проверяли… можно посмотреть. Лодка-то - вот она.
- Ребята… вам, надеюсь, понятно, что нам придется на время взять вашу лодку и обследовать.
Время прошло. Почему они не обнаружили эту лодку раньше? "На другом берегу…" Может, она была там и вчера утром, или днем, или ночью? Или они просто-напросто допустили небрежность? Кто-то не заметил эту лодку или не придал значения… Возможно. В расследовании убийства возможно все.
- Еще бы, - сказал паренек с энтузиазмом, словно его приглашали принять участие в приключении.
Они подошли к лодке. На дне было с дециметр воды.
- Вы не вычерпывали воду после того, как нашли лодку?
- Не-а.
- Хорошо… А где, кстати, рыба?
Ребята посмотрели друг на друга.
- Выпустили… что-то жалко стало.
- Молодцы.
"Рыбаки врут на разный манер, - подумал Хальдерс. - Даже эти сопляки не исключение".
Он подошел поближе и заглянул внутрь.
- А что это там, под уключиной? Подойдите сюда… Вон там, слева. Сантиметров десять над водой.
Ребята посмотрели друг на друга.
- Вы это видели?
- Знак какой-то… - На грязно-желтом стеклопластике был намалеван красный знак. - He-а, не видели.
16
Без окон она не знала, вечер сейчас или утро. Она засыпала, просыпалась, но ей казалось, что вообще не спала. Свет от лампы под потолком словно останавливался на полпути, не достигая пола. Она, почти не видя руки, сжимала и разжимала кулак. Потом стала оставлять один палец - сначала большой, затем указательный. Хуже всего получалось с безымянным - приходилось помогать другой рукой, потому что он упорно сгибался вместе с остальными.
Она уже не мерзла - ей принесли два одеяла и кружку горячей воды с сахаром. Она попила и заснула, а когда проснулась, не могла понять, спала или нет. Это было странно, но и хорошо, потому что во сне она не боялась. Когда ты спишь, ты спишь и тебя здесь нет, а чего бояться, когда тебя здесь нет?
А теперь она опять была здесь. С потолка послышался какой-то звук, и ей вновь стало страшно. Она собралась было закричать: "Я хочу к маме!" - но не решилась. Если она будет молчать, кто знает, может, опять придет дядька со сладкой водой и она заснет. В тот раз так и вышло - он пришел с полной кружкой и забрал пустую. А сейчас не приходит. А она решила, этот странный звук над головой означает, что он сейчас придет.
Никто ее не бил и не драл за уши. Она даже про это не вспоминала. Она думала про лето и горячий песок, обжигающий подошвы. Они шли по песку - переплыли озеро на лодке и зашагали по песку. Она побежала по горячему песку в воду, а мама стояла и ждала, пока она искупается, а потом купила ей водички у дядьки на берегу. Такая смешная маленькая бутылочка с лимонным вкусом. Бутылочка так и называлась: лимонная вода. Не вода с сахаром. Лимонная вода, сказал дядька, когда они второй раз к нему подошли. Странно как-то сказал: лимонная вода.
Она зажмурилась. Стало еще темнее. Зажмурилась сильнее - все покраснело, и появились яркие пятнышки. Как будто она летела в космосе, а вокруг сверкали и подмигивали звезды. Это было приятно - зажмуриться и улететь в космос. Куда лучше, чем сидеть в пустой темной комнате и почти ничего не видеть. Ни стола, ни стульев - только вонючий матрас. Сначала она отворачивалась от этого запаха, поднимала нос кверху, а потом привыкла. Перестала об этом думать.
Она пошуршала бумагой в кармашке. Не решалась достать и посмотреть. Но бумага была у нее. Это ее тайна, которая и пугала, и радовала. Хорошо, что есть эта бумага. Дядьки, наверное, разозлятся, если узнают, что она ее спрятала. Но зато у нее была тайна, а у них нет. Как только мама придет, она ей все расскажет.
Вдруг она подумала, что мама умерла. "Мама умерла, и я ее никогда больше не увижу. Если бы она была жива, давно бы пришла". Мама никогда не ушла бы так надолго, ничего ей не сказав. Или не позвонив. Или не оставив записку, а дядьки могли бы эту записку ей прочитать.
Дверь наверху отворилась, и она сжалась в комочек. Дверь была высоко, а в подвал шла лестница, которую она не видела - уж слишком темно. Она решила, что дядька опять принес ей воду с сахаром и поставила пустую кружку рядом с матрасом, как и в тот раз.
Наконец она увидела его ноги. Только ноги - она не решалась поднять голову и посмотреть.
- Вставай, поехали.
Она взглянула и увидела силуэт - лампа была как раз позади дядьки. Хотела что-то сказать, но ничего не вышло. Как ворона каркнула.
- Давай поднимайся.
Она взяла свои одеяла, встала и чуть не упала - одна нога затекла. Она на ней сидела. В ногу словно впились тысячи маленьких иголочек. Было и больно, и щекотно.
Она сглотнула слюну и попыталась еще раз.
- Мы поедем к маме?
- Тебе это не понадобится. - Дядька вырвал у нее одно из одеял. - Пошли.
Она стала подниматься по лестнице, а он шел следом. Она забыла, какие тут высокие ступеньки, - пришлось карабкаться на каждую. Сверху ударил такой яркий свет, что стало больно. Она зажмурилась. Потом снова открыла глаза - в дверях кто-то стоял.
17
Стуре Биргерссон держался, как всегда, скромно, словно бы на втором плане, и постоянно смотрел в потолок - по-видимому, чтобы не терять контакт с высшими силами.
Винтер знал, что Стуре предвкушает встречу с неизвестным. Каждый отпуск он куда-то исчезал, и никто не представлял, куда именно. Многие спрашивали, но он тайну не выдавал. У Винтера был его телефон, но ему бы и в голову не пришло звонить шефу, когда тот в отпуске.
Биргерссон курил у открытого окна. В ярком свете дня лицо его было точно вырезано из картона, на щеке играли солнечные пятна.
Стол его был совершенно пуст, за исключением пепельницы. Каждый раз, заходя к Стуре в кабинет, Винтер искренне изумлялся. Ни единой бумажки! Компьютер всегда выключен. Шкаф с документами в таком идеальном порядке, что его, похоже, никогда никто не открывал. Стуре курил и думал, на чем и сделал карьеру.
- Я все прочитал. - Биргерссон погасил сигарету и посмотрел на свою руку. Рука, словно повинуясь неслышимому приказу, потянулась к внутреннему карману светлого пиджака, достала оттуда пачку и ловко выщелкнула новую сигарету. - Довольно много всяких версий.
- Ты сам знаешь, как это бывает, Стуре.
- Могу вспомнить только один случай… Идентификация обычно удается в первые же сутки…
Винтер подождал продолжения, достал свои сигариллы и тоже закурил. Биргерссон, казалось, вспоминал, что это за случай такой преступно долгой идентификации. "Меня не обманешь, старина, - подумал Винтер. - Ты прекрасно знаешь, один такой случай был или несколько".
- Может, у тебя память получше? - Стуре посмотрел в глаза своему ближайшему подчиненному.
Винтер улыбнулся, перегнулся через стол и стряхнул пепел в пепельницу.
- Один случай…
- Я имею в виду уже в наше время.
- Если мы оба думаем про утопленника у Каменного пирса, то это и есть тот единственный случай.
Мужчина упал в воду и утонул, а когда они попытались провести опознание, оказалось, что ни один человек во всей стране его не хватился. На нем был костюм для джоггинга. В карманах ни бумаг, ни ключей, ни удостоверения - ничего. Никаких колец с гравировкой. После долгого пребывания в воде еле-еле удалось снять отпечатки пальцев, но и это не помогло. Так и похоронили. И до сих пор неизвестно, кто это был.
- Тоже произошло во время городского праздника, - сказал Биргерссон. - Уже одного этого достаточно, чтобы запретить безумие.
- Многим нравится. Говорят, весело.
- Не паясничай, Эрик. Ты, так же как и я, ненавидишь пьяную толпу. Люди наливаются пивом из бумажных стаканов и уверены, будто это и есть веселье. Посмотри, что случилось с Анетой… Праздник города Гетеборга! Как она, кстати?
- Жевать пока не может… Навещу в ближайшее время.
- Надеюсь, скоро поправится. Это важно для морали. Я имею в виду ее морали. Мне она нравится. Смелая девочка. Даже меня не боится. Это о многом говорит.
- Что да, то да… ты внушаешь страх.
Стуре фыркнул и сменил тему.
- Узнали, что это за таинственный знак?
- Есть разны…
- Да-да, и то, и это… Что ты сам-то думаешь?
Винтер помахал рукой с сигариллой. Дым, как от кадила, распространился по кабинету.
- Фу, какая вонь, - поморщился Стуре. - Сделай одолжение, не маши этой штукой. Держи руки при себе. Я хочу узнать твое мнение - стоит ли тратить на это извилины? Мои извилины то есть. Твои уже повреждены.
- Не знаю. - Винтер положил сигариллу на край пепельницы. - Правда не знаю. Поначалу я думал об этом как-то вскользь, а потом мы с Фредриком были на озере… Да ты все это читал.
- Вот видишь… я всегда говорил: интуиция - не последнее дело. Вообрази только - пацаны появились на пять минут, а ты на месте.
- А я на месте. Меня настигло озарение, и я поехал на озеро.
- А Фредрик? Объясни, как там оказался Фредрик? Он же вряд ли сможет правильно написать слово "интуиция".
- Это трудное слово. Ты сам-то пробовал?
- Будь у меня бумага и ручка, я бы тебе доказал, но я ничего такого не держу.
"Потому и не держишь, что не знаешь, как писать трудные слова", - подумал Винтер, полез в карман пиджака и достал блокнот и ручку.
Биргерссон осклабился и отгородился ладонью.
- Итак, ты оказался на месте… а какая от этого польза?
- Не понял.
- Знак в лодке ничего не доказывает и ни на что не указывает.
- Конечно, нет… но это тот же знак, что и на дереве.
- Может, пацаны сами его намалевали.
- Тогда они хорошо врут.
- Люди врут все лучше и лучше, - задумчиво произнес Стуре и прислушался, как прозвучало это умозаключение. - Это-то и делает нашу работу такой увлекательной. Надо все время быть начеку, правда? Просто замечательно - никому нельзя верить. Все лгут при любом удобном случае.
- Недавно кто-то утверждал, что может грамотно написать слово "интуиция".
- Эрик… ты мне как сын, но не испытывай мое терпение, - сказал Биргерссон с интонацией мафиози.
Винтер прикурил еще одну сигариллу "Корпс".
- Конечно, пацаны могли и сами нарисовать знак. Или другие пацаны, которым хотелось чем-то отметиться. Или кто-то просто-напросто водит нас за нос.
- А может, все гораздо хуже, - сказал Биргерссон.
- Да. Все может быть гораздо хуже.
- Либо гораздо хуже, либо… Ты ведь понимаешь, о чем я.
- Маньяк.
- Маньяк, который устал от своих подвигов и теперь играет с нами в игру. Либо маньяк начинающий.
Винтер промолчал. В кабинете царила полная тишина. Снаружи сюда не проникало ни звука. Биргерссон сидел против света, и Винтер почти не различал его лица.
- Мне же не нужно тебе напоминать, как важно поскорее опознать эту женщину.
Хелену, подумал Винтер. Мать неизвестных детей и жертву убийцы.
- А где же, черт возьми, ее дети? - Иногда Винтеру казалось, что Стуре умеет читать мысли. - Если они, конечно, есть.
Винтер осторожно прокашлялся. Внезапно вкус дыма во рту показался ему отвратительным. Словно какой-то ядовитый газ.
- Велльман нервничает… Из-за прессы… из-за медиа, как ее теперь обзывают. Он бы хотел, чтобы вы уже показали какие-то результаты.
- Можно опубликовать снимок. Снимок трупа. Я, кстати, собираюсь это сделать.
- Что?!
- Афиша о розыске.
- С мертвой физиономией?
- Другой нет.
- И речи быть не может, - отрезал Биргерссон. - Ты подумал, как это будет выглядеть? Что скажут люди?
- Может, что-то и скажут. И это нам поможет.
- Мы все равно ее найдем. Вернее, узнаем, кто она.
- Делаем все, что в наших силах. - Произнося эту дежурную фразу, Винтер всегда мысленно усмехался.
- Знаю, знаю. Но… как же еще сказать, Эрик. Такое ощущение, будто ты распыляешься. Слишком много направлений.
- А это что значит?
- Ну… иногда ты слишком уж профессионален. Ищешь альтернативные решения в инициирующей фазе следствия. Шарики крутятся, люди бегают туда-сюда…
Инициирующая фаза! Это-то слово он точно не напишет.
- Значит, ты хочешь сказать, что для пользы дела следствие лучше бы возглавить кому-то другому? Без шариков? - Он в первый раз за разговор закинул ногу на ногу.
- Ну что ты… нет, конечно.
- А что ты тогда хочешь сказать? У нас есть автомобильный след, есть этот символ… Мы проверяем машины, стоявшие там ночью, беседуем с окрестной публикой… Все наши ресурсы направлены на то, чтобы узнать ее имя.
- Да, разумеется.
- Я бы дал объявление о розыске, но ты считаешь это неуместным.
- Ты же знаешь, что я…
- Знаю, что это не ты. Самый тяжкий хомут в нашей профессии - перепуганные начальники, над которыми другие начальники, а те совсем уж ничего не понимают. Я имею в виду не тебя.
- Ты и сам шеф. Кронпринц, как некоторые поговаривают.
- Я дальше уже не продвинусь. Шарики, как ты говоришь. Там, повыше, шарики никому не нужны. Послушание… иерархия…
- Эрик! Остынь! - Странно, Биргерссон употребил то же слово, что и сам Эрик, успокаивая Хальдерса. - Я просто призываю двигаться дальше. Ты же сам сказал насчет машин. Это хорошее, конкретное направление…
- Сотни тысяч одинаковых моделей "форда". Это конкретно.
Биргерссон словно не слышал его реплики.
- Хорошая идея… ночные камеры, машина…
- Не надо меня умащивать.
- Но это и в самом деле может что-то дать!
- Я же уже сказал - делаем все возможное. Так или эдак мы это решим. Я чувствую. Интуитивно.
Вдруг Биргерссон поднял голову и пристально на него посмотрел.
- А эти… сотрудники, пировавшие на спортбазе… Никто пока не дал о себе знать?
- Еще не получил рапорт от Бергенхема. Ты имеешь в виду, что если кто-то что-то видел или слышал, то должен был бы сам появиться? Или как?
Он вспомнил рассказ Хальдерса про чудака-собаковода с его "или как" и мысленно улыбнулся.
- Не притворяйся невинной девушкой, Эрик. Ты же не веришь в чудеса? Кто что вспомнит после хорошей пьянки с сотрудниками?
- Меня не спрашивай, - сказал Эрик Винтер. - Не имею опыта.
18
Бергенхем и в самом деле поговорил чуть ли не со всеми, но ни один человек не присматривался и не прислушивался к происходившему на болоте. Праздник есть праздник. Или вечеринка, как посмотреть. Почти и не пили, так, чуть-чуть. Конечно, ребята из отдела удивились, когда узнали. Ничего себе - летнее убийство прямо у них под носом. Сидит человек за столом. Или вышел подышать - а тут на тебе! Оказывается, рядом вот что происходит.
На парковке у озера стояло четыре машины. Две из них числились в угоне. Угоны были произведены по всем правилам искусства, если не считать необычности места, где оставлены машины. Владельцы никакого отношения к восточным пригородам Гетеборга не имеют. Возможно, в отличие от воров. Не исключено. Бензина в баках почти нет. У владельцев - полное алиби.
Один из владельцев двух других машин дал о себе знать.
Они искали второго. Бергенхем проехал через промышленную зону Хёгсбу и остановился у заводского отеля. Открыл дверцу и опустил ноги на асфальт, с трудом отклеив спину от кресла. Сильно зачесалась мошонка. Он огляделся, взял в горсть свое хозяйство и потеребил. Помогло.
С хлебозавода "Поольс" пахло выпечкой и горелой мукой. Запах напомнил ему о кофе и венских хлебцах, и его слегка затошнило. Совсем слегка. А может, и не от этого, а от жары. Дрожащие контуры домов расплывались в душном мареве. Где-то пел Ник Кейв. "People ain’t no good". Бергенхем начал отбивать ритм, но это ему быстро надоело. Наконец он увидел, как из дома напротив вышел мужчина и направился к лестнице на парковку.