Я кивнула, не решаясь что-либо сказать: меня напугала идея закрыть глаза в такой тесной комнате.
Она внимательно посмотрела на меня.
- Не торопитесь.
Я глубоко вздохнула, дожидаясь, пока пульс успокоится, пытаясь расслабиться, а потом закрыла глаза и заговорила. Для начала я рассказала, как мы попали в коммуну и как нам там жилось. Время от времени я открывала глаза. Она ободряюще кивала, но не задавала никаких вопросов, просто время от времени делала пометки.
- Мать рассказывала, что он учил меня плавать, но я не уверена, что все началось именно тогда…
В комнате было так тихо, что я слышала ее дыхание. Вдруг я почувствовала, что стены давят на меня, что мне необходимо выйти.
- Можно открыть дверь?
Она ошарашенно смотрела на меня.
- Или, может, у вас есть комната побольше? У меня клаустрофобия.
- Можем открыть дверь, но мои коллеги будут ходить мимо. К сожалению, другой комнаты у нас нет. Может, сделаем перерыв?
- Минутку.
Я три раза глубоко вдохнула и выдохнула, после чего продолжила:
- Мы были у реки…
Глаза мои закрылись, и я услышала ритмичный стук. Начался дождь. Мое тело расслабилось, и я соскользнула в прошлое.
Теперь я вспомнила, как все началось.
Через пару месяцев после того, как мы приехали в коммуну, Аарон стал обращать на меня внимание - когда мы сидели по вечерам у костра, он то и дело ловил мой взгляд, угощал меня фруктами и делано медлил, помогая мне сесть в нужную для медитации позу. Я стеснялась его и все время молчала, но мать отругала меня и велела быть повежливее.
Я спряталась от остальных в нашей хижине. Одна из собак недавно разродилась под моей кроватью. Я вытащила коробку с щенятами и взяла на руки одного из них. В хижину входит Аарон.
- Все в порядке? Я заметил, что ты ушла.
От смущения я отвечаю не сразу.
- Да, просто… я просто хотела проверить щенков.
Я опускаюсь на колени и задвигаю коробку под кровать, чувствуя на себе его взгляд. Когда я встаю, он рассматривает мое лицо и задерживает взгляд на моих губах.
Мне неловко, но я вспоминаю слова матери и не хочу показаться невежливой.
- Пойдем на реку, - говорит он. - Я тебе кое-что покажу.
Я иду вслед за ним по тропе. Мы продираемся через кустарники. Все вокруг мокрое от дождя. Когда мы выбираемся на скользкие мшистые камни, шум реки заглушает наши шаги. Наконец Аарон отыскивает местечко, которое со всех сторон ограждают упавшие деревья. На мне надеты свитер и джинсы, но я дрожу. При дыхании изо рта выходит пар. Он подходит ближе и обнимает меня. Я замираю, мое сердце колотится, я не понимаю: зачем он меня трогает?
Я поднимаю на него взгляд и спрашиваю:
- Зачем мы сюда пришли?
Он раскидывает руки и улыбается.
- Жизнь кроется в каждом листке и в каждой капле воды! - Он поднимает лицо к небу и делает глубокий вдох. - Чувствуешь ее аромат?
Я не понимаю, чего от меня ждут, но боюсь оплошать, поэтому послушно запрокидываю голову и вдыхаю.
- Пахнет хорошо.
Он опускается на плоский камень и жестом зовет меня к себе. Я медлю.
Он притягивает меня за руку.
- Давай помедитируем вместе. Будет здорово.
Я сажусь напротив, наши колени соприкасаются. Я опускаю голову и закрываю глаза, ожидая, когда он запоет.
Он наклоняется ко мне. Его дыхание сладковато пахнет марихуаной и обжигает мою замерзшую шею.
- Посмотри на меня, - шепчет он.
Я в замешательстве поднимаю взгляд. Мне еще не доводилось медитировать с ним вдвоем, и я боюсь ошибиться.
- Ты мне снилась прошлой ночью, - говорит он.
- Я?
Он кивает.
- Ты очень красивая.
Я краснею. Мне неловко это слышать.
Его лицо мрачнеет.
- Я тебе не особо нравлюсь, верно?
- Нет, вы мне нравитесь! - Испугавшись, что он почувствовал мое смущение, я спешу его переубедить. - Просто я стесняюсь.
Он с облегчением улыбается.
- Не надо меня стесняться. Мы же друзья?
Я улыбаюсь в ответ.
- Конечно, друзья.
- Хорошо, тогда закрывай глаза и будем медитировать. Тебе понравится.
Я закрываю глаза и жду, когда он начнет петь. Он кладет руку мне на затылок и касается губами моих губ. Его борода колется. Я пытаюсь отпрянуть - меня пугает происходящее. Его язык проникает в мой рот, и меня начинает мутить. Мне страшно, и я с силой отталкиваю его. В его глазах - удивление и гнев, губы недовольно сжаты.
- Ты же вроде сказала, что я тебе нравлюсь?
- Да, просто… я думала, что мы будем медитировать.
Он смягчается.
- Это такая специальная медитация. Для нас двоих. Но это секрет, так что никому не говори.
Мне становится еще страшнее. Происходит что-то не то. Я встаю.
Он хватает меня за руку. Он в ярости.
- Ты куда это собралась?
- Я не хочу.
- Да у тебя нет выбора! Хочешь, чтобы твоя мать поправилась? Помнишь, какой она была раньше?
У меня перехватывает дыхание. Я прекрасно помню, какой она была: вечная тоска и угрозы покончить с собой. Видимо, Аарон видит ужас в моих глазах и понимает, что зацепил меня, поскольку продолжает:
- Я помогу ей, Надин. А ты помоги мне.
Он расстегивает джинсы.
Годы спустя я подробно описала все, что он сделал и что заставил сделать меня.
- Он хотел, чтобы я сделала ему минет, но я не знала, что это, поэтому он заставил меня открыть рот и сунул туда член. И он трогал меня, но в основном за грудь. И без конца спрашивал, приятно ли мне. Мне было страшно, я дрожала, плакала и не понимала, что происходит. Когда все закончилось, он сказал, что если я кому-нибудь расскажу, то мама снова заболеет. Он сказал… - Я открыла глаза. - Он сказал, что она покончит с собой.
Я расплакалась - меня вновь охватил старый страх, чувство, что жизнь матери в моих руках, что я могу убить ее одним неверным шагом. Могу столкнуть ее в пучину горестей и черных мыслей. Это преследовало меня все детство: будь хорошей девочкой, заботься о маме! Кто же заботился обо мне? Робби, конечно, - но ведь он и сам был еще ребенком.
Стоя на коленях перед этим человеком, я была всего лишь маленькой девочкой - напуганной, беспомощной, понимающей, что происходит что-то неправильное, что я теперь грязная, что со мной что-то не так. У меня в животе поселилось тошнотворное чувство стыда.
Моя собеседница вышла и вернулась с упаковкой салфеток. Я не пыталась унять слезы, а сдалась им и позволила своему горю выплеснуться наружу - ради маленькой девочки, которую некому было защитить. Мной воспользовались самым худшим образом, моим страхом и чувством вины манипулировали, и я не могла сказать; "Нет, это неправильно, хватит!" И некому было спасти меня или хотя бы увидеть, что происходит. Некому было позаботиться обо мне.
Наконец я глубоко вздохнула, вытерла слезы и высморкалась, чувствуя себя абсолютно вымотанной. В горле у меня по-прежнему стоял горький комок. Теперь я понимала, почему вытеснила из памяти случившееся. Подобное часто происходит в тех случаях, когда сексуальному насилию сопутствуют угрозы, но нелегко принять, что это произошло с тобой. Кроме того, меня пугала мысль о других событиях - я так и не вспомнила, как прекратилось насилие и прекратилось ли оно вообще.
- Были ли другие случаи? - спросила меня младший сержант. - Он вас еще куда-нибудь водил?
Мне вспомнилось удивление матери: "Ты что, забыла наш пикник?" Теперь я его вспомнила. Аарон отвел нас на озеро, на берегу которого стояла рыбацкая хижина. Всем было весело, кроме меня. Я уже была здесь с Аароном и еще одной девочкой, чье имя забыла, - моей ровесницей. Он заставил нас раздеться и плавать в ледяной воде. Я не хотела, но вторая девочка послушалась, и мне пришлось подчиниться. Потом он захотел, чтобы мы нагишом играли в прятки. Мы протестовали и говорили, что уже взрослые для таких игр, но он сказал, что будет весело. Тот, кто водил, должен был сидеть у него на коленях. Я до сих пор слышу его голос, считающий до десяти, и чувствую его руку на своем теле.
Я поделилась своими воспоминаниями с сержантом.
- Думаю, обычно это происходило у реки. Может, несколько раз за первые несколько месяцев…
Тут я задумалась. Мать была права - после смерти Койота я стала бояться воды. Аарон предложил научить меня плавать, но это был всего лишь предлог, чтобы почаще водить меня на реку. Я смутно помнила, что поначалу он был милым и дружелюбным и действительно учил меня, но теперь я с ужасом понимала, что закончилось все совсем иначе.
Я рассказала сержанту об уроках плавания.
- А иногда… - Я глубоко вздохнула и сглотнула. - Иногда он заставлял меня трогать себя. Ему нравилось на это смотреть. А потом он заставлял делать ему минет.
Мне живо вспомнились его стоны, мои слезы и то, как я закрывала глаза, представляя, что нахожусь где-то далеко.
Я вытерла глаза.
- Пока я больше ничего не помню. Возможно, потом вспомню еще. Не знаю, из-за чего у меня возникла клаустрофобия.
- Воспоминания могут вернуться. Вы проделали огромную работу. Понимаю, как тяжело вам было.
Я вздохнула, чувствуя себя совершенно измотанной.
- Ему что-нибудь будет? С тех пор наверняка были и другие жертвы.
Я пояснила, что меня беспокоят методы и убеждения, принятые в коммуне.
- Мы побеседуем с ним и будем действовать по обстоятельствам.
- Каковы шансы, что вы арестуете его, если не будет других улик?
- Наша задача заключается в том, чтобы собрать информацию и передать ее дальше. После этого принимается решение - достаточно ли оснований заводить дело.
- Но если он все будет отрицать, а у меня не будет свидетелей…
Она опустила взгляд на свои записи, словно собираясь с духом.
- Я понимаю, как работает эта система, - добавила я.
Она сочувственно посмотрела на меня.
- К сожалению, без физических доказательств или заявлений от других жертв или свидетелей маловероятно, что ему предъявят обвинение.
- Вы хотите сказать, что это невозможно?
- Если пригласить его для беседы, он может выдать новые сведения.
- Вы сообщите ему обо мне?
- Он имеет право знать имя обвинителя, и мы не можем допрашивать его, пока он не будет знать, о чем идет речь. Вы совершеннолетняя, и если он не угрожал вам напрямую…
- Насколько я помню, нет, но я была свидетелем того, как его брат нападал на людей. Думаю, он был нездоров. Не знаю, что с ним теперь.
Она сделала пометку и попросила объяснить подробнее. Я рассказала, как Джозеф нападал на тех, кто нарушал правила.
- Аарон тоже был вспыльчивым, но скрывал это. Большинство ему верило. Кстати, была еще одна девушка, Ива, она уехала…
Я замялась. Надо ли говорить о моих страхах? Мне не хотелось показаться сумасшедшей.
- А можно узнать, объявляли ли ее в розыск? Она была родом из Альберты.
Я не помнила этого названия, пока не произнесла его. После этого я рассказала все, что помнила об Иве, добавив, что ее внезапный уход показался мне странным.
- В те времена многие подростки путешествовали, - сказала она. - Жили то с одними людьми, то с другими.
- Конечно. Просто мне было бы легче, если бы я знала, что с ней стало.
Мне снова вспомнилось, как Аарон наблюдал за их с Робби ссорой. Потом я вдруг вспомнила, что когда Аарон нагнал нас в тот вечер у реки, то был весь мокрый и грязный. Из-за работы в амбаре или по другой причине? Что он делал?
- Мы наведем справки. Но это займет какое-то время - слишком давно все было. Надеюсь, что она жива-здорова и живет в Калифорнии.
Я тоже на это надеялась.
Глава 16
После полицейского участка я направилась в наш старый дом по западному берегу озера. Нам принадлежала пара акров земли, граничащих с древними железнодорожными путями. После смерти матери папа несколько лет жил здесь один. Робби навещал его каждую неделю и однажды нашел мертвым в кресле. Отцу принадлежало некоторое количество ценных бумаг - они пошли на оплату моего образования, а Робби досталась земля с домом. За последние два года я приезжала сюда всего пару раз, и мы с Робби судорожно пытались найти хоть какие-то темы для беседы.
Последний раз я видела Робби год назад. Мы обменялись парой слов на Рождество - он, как обычно, отмечал его с друзьями. Я всегда отправляла ему на праздники посылки с разными лакомствами. Когда Лиза еще жила дома, Робби приезжал к нам на Рождество и День благодарения. Он с жадностью поглощал еду и начинал коситься на дверь - но Лизу он всегда любил. В детстве она звала его дядей Вобби и всюду за ним таскалась. Он катал ее на маленьком экскаваторе, где оба сидели с напряженными лицами и не произнося ни слова.
До тридцати лет Робби в основном работал на лесозаготовительную компанию, после чего приобрел собственное оборудование и открыл свое дело. Сейчас ему принадлежала компания по прокату экскаваторов, и он преуспевал - настолько, насколько стремился. Деньги никогда его особо не интересовали. После смерти Пола я как-то раз отправилась в Шониган - просто, чтобы отвлечься от бесконечных мыслей. Робби строил на участке каменную стену - он снес старый амбар, и на его месте теперь стоит мастерская. Я стояла под холодным дождем и наблюдала, как уверенно он двигает рычагами, как ковш подхватывает и осторожно перекладывает валуны.
"Залезай", - сказал он и показал мне, как управлять рычагами и педалями. Когда я немного приноровилась, он спрыгнул и принялся наблюдать, как неловко я дергаю за ручки и стучу ковшом об землю. Он смеялся и показывал жестами, как надо действовать, а потом сказал, что у него дела, и ушел. Некоторое время я в одиночестве орудовала экскаватором и чувствовала, что впервые за долгое время действительно контролирую происходящее. У меня по лицу катились слезы. Я обернулась и увидела, как издалека за мной наблюдает брат. Когда я закончила, руки мои не гнулись от холода, и он показал, как греть руки над выхлопной трубой. Мы ни слова не сказали ни о Поле, ни о других событиях, но домой я ехала, впервые за несколько месяцев испытывая умиротворение.
Робби отремонтировал дом - здесь появились новая алюминиевая крыша, новая веранда и кедровая дранка на стенах. Не застав его дома, я отправилась в мастерскую. Немецкая овчарка с лаем бросилась в мою сторону. Я протянула руку, чтобы пес мог меня обнюхать.
- Привет, дружок, - поздоровалась я, и он ткнулся холодным носом мне в ладонь.
Робби вышел мне навстречу - на нем была зеленая клетчатая рубаха, которую на острове носили все с лесопилки, и черная бейсболка.
- Привет, что-то случилось?
Мой приезд не разозлил, но удивил его.
- У меня тут были дела по соседству. А это кто? - Я указала на собаку.
- Хмель.
Он стащил кепку и убрал со лба влажные от пота волосы. Они у него поседели, как и у меня, но, в отличие от большинства его ровесников, оставались густыми. Поджарый и широкоплечий, он все еще был привлекательным мужчиной, даже несмотря на морщины. Раньше я надеялась, что он встретит кого-нибудь и остепенится, но мой брат оказался убежденным холостяком.
- Когда ты его завел?
- В прошлом году. Кто-то его выбросил.
Мне стало грустно - мы с братом общались так редко, что я даже не знала, что он завел собаку.
- Мне надо с тобой поговорить. Есть время?
- Да. Пойдем в мастерскую, там теплее.
Пока я разглядывала календарь с изображениями полуголых девушек, Робби вынул из старого холодильника банку пива и предложил мне. Я отказалась. Он вскрыл ее, сделал глоток и плеснул немного в миску у верстака. Хмель тут же принялся лакать.
- То есть имя ему дали не зря, - рассмеялась я.
- Он обижается, если с ним не поделиться, - сообщил Робби, вытащил упаковку жвачки и взял одну пластинку.
Я увидела знакомый зеленый логотип - это была никотиновая жвачка.
- Ты бросил курить?
Я была изумлена. После того как умер наш отец, я так боялась потерять последнего своего родственника, что постоянно приставала к Робби с просьбами бросить курить и доканывала его медицинскими фактами, пока он не замыкался в себе.
- У Хмеля от дыма было раздражение, - с некоторым вызовом сказал он.
Я сдержала улыбку, а Хмель посмотрел на меня так, словно хотел сказать: вот именно, теперь я тут главный.
- Так о чем ты хотела поговорить? - спросил Робби.
Мне не хотелось продолжать.
- Помнишь, я несколько лет назад ходила к гипнотизеру, чтобы вспомнить, что случилось в коммуне?
- И что?
Голос его звучал настороженно, шея напряглась. Он отхлебнул пива.
- Недавно ко мне поступила пациентка. Она жила в коммуне у реки Джордан, ее возглавляет Аарон Куинн. Сейчас она называется "Река жизни". Теперь это крупная организация.
- Мать говорила, что они туда переехали.
Его не удивило мое сообщение, и я подумала, а не следил ли он за ними все эти годы.
- Да, мне она тоже об этом говорила, но больше ни о чем.
- Ей не нравилось, когда ты начинала расспрашивать обо всей этой херне.
Они меня обсуждали? Хотя прошло уже много лет, меня по-прежнему задевала мысль, что он знал мать лучше, был с ней ближе, чем я.
- Когда она тебе об этом сказала?
Он пожал плечами.
- Когда ты приезжала, то вечно начинала выведывать о чем-нибудь или указывать, что ей делать с отцом или с домом.
Я попыталась оправдаться.
- Я спрашивала только для того, чтобы разобраться в себе, а советы давала, чтобы помочь.
Помню, как тяжело было вывести мать на серьезный разговор. Она вечно повторяла, что прошлое надо оставить в прошлом. Но самой ей это вряд ли удавалось.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
- Дело не в этом, просто ты все время давила на нее, и она расстраивалась.
Мне вспомнился последний наш разговор перед ее смертью, и меня охватило чувство вины. Неужели я так ее расстроила? Что она говорила Робби? Он на это намекает?
- Я на нее не давила! - воскликнула я. Это было очень знакомое чувство - попытка оправдаться перед братом.
Он снова хлебнул пива.
- Очень даже давила, просто сама этого не видишь. Мы-то не тупые. Мы видели, чего ты добиваешься.
Он облокотился на скамью.
Я почувствовала раздражение и обиду. В моем мире было принято делиться своими чувствами, но выросла я в среде, где это считалось проявлением слабости. В семье у нас держали все в себе.
Но я приехала не для того, чтобы спорить с братом. До этого мгновения я не осознавала, что приехала за поддержкой, - хотя сложно было ожидать поддержки от брата, с которым мы вот уже несколько десятилетий были чужими людьми. Мысленно я сделала шаг назад и сосредоточилась на своей цели.
- Ты прав, извини. Я иногда начинаю давить на людей. Мне надо тебе кое-что рассказать насчет Аарона…