- Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли, парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила: "На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься погибнуть за свободу, пойдем с нами".
Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
- Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А Ириша музицирует.
- Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот самый Марат.
- Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал, как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или Чайковский?..
И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а еще с кем?
С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом: "кормили" его снегом.
- Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
"И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у меня в голове.
- А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
- Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
- Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А это Марат. Он учится в восьмом классе.
Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому что он побелел еще сильнее.
Я улыбнулся.
- Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
- Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты, выходит, живешь в этом доме? Отлично…
Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты живешь. И теперь ты в моих руках".
- Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке, на горке.
- Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково приятные для обоих.
- А там что-нибудь случилось? - спросила Ира.
- Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне.
- Что, Марат? - Ира послушно села за пианино.
- Что хочешь, - ответил Марат.
И тут я схватился за голову.
- Как это я забыл? Я же оставил на плите чайник, там наверняка все взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи!
Последние слова я произнес, глядя на похитителя, и даже подмигнул ему на прощанье.
Я прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил, а не пыхтит ли вправду на плите чайник. Нет, конечно.
Я растянулся на тахте. Убежал я не потому, что испугался этого Марата. Чихать я хотел на его угрозы. Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать Ире, что он мелкий и подлый воришка, и она перестанет ему играть разную хорошую музыку. И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог слушать с ним вместе эту музыку. Потому что это была моя музыка. Мне казалось, что я сам мог бы ее сочинить, если б умел, как Ира, играть на пианино.
Я вспомнил о похитителе и засмеялся: сапог лакированный, а не человек. И чего он к Ире в гости приходит?
"Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?"
Да нет, я просто думаю о Марате. Когда такие мальчики обозлятся, они забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову.
Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной.
"ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЕРКА"
В тот вечер мы с Семкой бродили по двору - дышали свежим воздухом. А потом отправились на ракетодром Генки Правильного, где мы когда-то здорово проучили Гороха и его ребят.
- Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка.
- Веселое было зрелище, - согласился я.
На ракетодроме было темно, не то что в памятный вечер, когда мы отомстили Гороху. Только от ярко сверкавших семиэтажных домов доходил слабый отсвет. Никто сюда не забредал, все старались обойти стороной наш ракетодром.
Сзади неожиданно захрустел снег: кто бы это мог быть? Обернулся - четверо парней, не торопясь, двигались к нам.
Почему-то я сразу сообразил: это приятели Марата. Наконец они нас подкараулили.
Семка толкнул меня в бок:
- Смотри, еще трое.
Со стороны ярко сиявших домов шли еще трое. "Великолепная семерка", - подумал я ни к селу ни к городу. Мы окружены. Уже в двух шагах ехидно улыбающееся лицо Марата.
Я чувствую, что у меня начинают дрожать коленки.
- Бить будут? - вертит головой Семка.
- Нет, медали вручать, - злюсь я на себя и на Семку.
И вдруг я слышу музыку. Ту самую, которую играла Ира. "Если ты не трус, парень, и не боишься погибнуть за свободу, идем с нами…"
- Бей их! - воплю я. - Покажем, что не зря мы перворазрядники по боксу! - вру я на всякий случай, зная, что никто мне не поверит.
Мы лихорадочно лепим снежки, но пустить их в ход не успеваем - враги наваливаются на нас. Я отбиваюсь, но Марат валит меня с ног. Падая, я вижу, как здорово сражается мой друг. Семку тоже сбили. Он лежит на спине, быстро вертится и лупит ногами всех, кто пытается к нему подойти.
Я кричу:
- Молодец, Семка! - и беру с него пример, отбиваюсь ногами, а потом, изловчившись, вскакиваю и снова начинаю колотить руками всех, кто подвернется.
- Вперед, наших бьют! - слышу я крик.
Очень знакомый голос, думаю я. И вижу, как со стороны дома Гороха бегут к нам на помощь мальчишки.
В это время кто-то здорово треснул меня по голове. Но прежде чем упасть, успеваю заметить, что на подмогу к нам примчались Горох и его ребята.
Ну и ну!
Когда я подымаюсь, вернее, когда Семка поднимает меня, гороховцы во главе со своим атаманом возвращаются к нам, шумно размахивая руками. "Великолепной семерки" и след простыл.
Разглядев нас с Семкой, Горох и его ребята замирают.
- Вот это фокус! - присвистнул Горох. - Посмотрите, кого мы спасли?! Наших главных врагов!
- Спасибо вам, ребята, - говорит вежливый Семка.
- И на старуху бывает проруха, - развожу я руками.
- А здорово они вас отутюжили. - Горох с улыбкой вглядывается в наши распухшие физиономии. Его дружки насмешливо хихикают.
- Ну, вот что, - я поправляю шапку. - Кончай разговоры, приступим к делу. Давайте драться.
- Айн момент, - поднимает руку Горох. - Вы сейчас не в форме. А мы уже отвели душу. И потом, когда семеро против двоих - это нечестно, правда?
- Нечестно, - говорю я, удивляясь словам Гороха.
- Слушайте, - подает голос Семка, - надо торопиться. А то они удерут.
- Ага, - подхватываю я. - Раз случай свел нас вместе, давайте объединимся и всыплем этим типам как следует.
- У них одна дорога - через Первомайскую на проспект, - говорит Горох.
- А там мы их… - Я сжимаю кулаки.
- Бегом, - крикнул Горох.
Переулками, срезая путь, мы добираемся до Первомайской и у переезда устраиваем засаду. Спрятавшись за забором какого-то домика, ждем противника.
- Неужели прошли? - волнуюсь я.
- Нет, вон они, - шепчет кто-то из ребят.
"Великолепная семерка" чуть ли не бегом приближается к переезду. Они все время оглядываются назад: нет ли погони? Вот они почти рядом.
- Давай, - тихо говорю я. И мы с Семкой привстаем, готовые броситься навстречу семерке.
- Айн момент, - удерживает нас Горох. Он достает из-под пальто веревку, завязывает на ней петлю и, сильно размахнувшись, бросает самодельное лассо под ноги Марату. Марат сразу летит на землю, и Горох за одну ногу подтягивает его к себе. А мы срываемся с места и нападаем на растерявшуюся и совсем не великолепную шестерку.
Через несколько минут трое самых здоровых связаны по рукам и ногам, а четверо умоляют отпустить их домой, потому что они никогда больше драться не будут. И вообще, если бы не Марат, они бы ни за что не напали на таких замечательных ребят, как мы.
- Может, отпустим? - разжалобился Семка.
- Может, снегом покормим? - подмигивает мне Горох.
Все глядят на меня и ждут мудрого решения. Я приосаниваюсь и пару минут размышляю. Не верю я людям, которые сперва дадут тебе по зубам, а потом говорят, что они этого не хотели и вообще они ангелы. Я таким типам ничего не прощаю, ни одного синяка. Кстати, под левым глазом здорово болит. Может, вот этот мне и залепил, который сейчас хнычет и просит отпустить его к мамочке?
Я поглядел на приувядшую семерку, а потом на сугробы снега, которые сегодня завалили всю улицу. И еще раз на семерку, и еще раз на сугробы.
Веселая идея рождается сама собой.
- А что, если "великолепная семерка" тунеядцев потрудится на благо улицы Первомайской? - восклицаю я. - Сейчас мы раздобудем для них лопаты, и пусть мальчики, засучив рукава, с огоньком очистят улицу от снега.
Мое предложение проходит на "ура".
- Труд создал человека, - важно изрекает Горох.
Мы с Семкой отправляемся в ближайшие дома за лопатами, а Горох со своими сторожит тунеядцев.
Мы стучим в двери и говорим:
- Наш пионерский отряд решил очистить вашу улицу от снега. Дайте нам, пожалуйста, лопату.
Жители улицы охотно дают нам деревянные лопаты, а некоторые даже помощь свою предлагают. Но мы благородно отказываемся:
- У нас такие ребята и так любят работу, что мы быстро справимся сами.
Мы вручаем четверым тунеядцам орудия труда. Троих связанных охраняет Горох. Мы же не спускаем глаз с тех, кто работает, а когда надо, покрикиваем, командуем.
Тунеядцы начинают энергично. Их лопаты так и мелькают в воздухе. Вскоре они очищают тротуар перед пятью домами. Но, переусердствовав, Марат и его дружки выдыхаются и начинают еле шевелиться.
- Эй, Горох! - кричу я. - Давай вторую смену.
Горох развязывает троих пленников, они жадно хватают лопаты и начинают с такой силой метать снег, как это делает хорошая машина. Четверо из первой смены, привалившись к забору, отдыхают.
В две смены "великолепная семерка" быстро очищает тротуар. Остается совсем немножко.
- Ладно, хватит, - командую я. - Сматывайтесь.
- И запомните, - показывает могучие кулаки Горох, - кто к нам с мечом придет - от меча и погибнет.
Мы хохочем. Повесив носы, измотанные, но перевоспитанные, тунеядцы идут через переезд к проспекту.
С неочищенной частью тротуара мы справляемся за полчаса.
Домой возвращаемся почти друзьями. Вот ведь как странно бывает: мы с Горохом - почти друзья…
ИЗ ПУСТОГО В ПОРОЖНЕЕ
Уже три дня, как болеет Ира. У нее грипп вместе с ангиной. Ребята целой толпой навестили Иру, и Семка каждый день носится к ней.
А я ни разу не зашел к Ире. Мне как-то неудобно. Потому что вчера я получил новую двойку по математике. И мне первый раз в жизни стыдно, что я получил двойку. Раньше нахватаешь "пар" и гордишься ими, как олимпийскими медалями. А теперь почему-то стыдно. Я представляю, как строго посмотрит на меня Ира, и у меня мурашки начинают по коже стометровки бегать.
Мама сердится:
- Почему ты не навестишь Иру?
- Боюсь заразиться, - отвечаю я. - Ты ведь знаешь, какой грипп заразный. И ангина тоже.
- Никто тебя не заставляет с ней целоваться, - сердится мама.
- Вот еще не хватало - целоваться, - фыркаю я. - Не пойду и все. Ты спроси у нее, не нужно ли ей вызвать "скорую помощь"? - Я открываю дверь и последние слова кричу вдогонку маме, которая торопливо поднимается на четвертый этаж, где живет Ира.
А самое обидное, что двойка у меня какая-то глупая. Вообще двоек умных не бывает. Это понятно. Но моя последняя двойка была уж очень глупая, а от этого - обидная. Потому что сперва она была пятеркой.
Позавчера мы писали контрольную. Вы же знаете, как пишутся контрольные - по вариантам. Ты решаешь одну задачу, а твой сосед - другую.
А я сидел один. Одному, сами понимаете, скучно решать. И я попросил Павла Захаровича пересадить меня к Леньке Александрову. Я сидел на предпоследней парте, у самой двери.
- Здесь дует, Пал Захарыч, а у меня насморк, - я усердно пошмыгал носом.
Павел Захарович пересадил. А что тут такого? Ленька решает один вариант, а я другой. Не спишешь все равно.
Нашему варианту попалась эта самая задача, вы ее, наверно, тысячу раз решали: про бассейн, который одна труба наполняет водой, а в другую, наоборот, вся вода выливается. Мне такая арифметика совсем не нравилась. Однажды я в ответе написал: "Надо сказать завхозу, чтобы он починил вторую трубу". Такое решение мне подсказала мама, когда мы с ней два часа бились над задачей, но так и не смогли ее одолеть. И вот на контрольной - такая же.
Зато Ленькин вариант был гораздо интереснее. Из пункта А в пункт Б выехал поезд. Его скорость пока неизвестна. А навстречу ему вышел пешеход. Скорость пешехода 6 км в час. Когда и где они встретятся, если расстояние от пункта А до пункта Б - 240 км.
Тут можно было пораскинуть мозгами. Надо сперва узнать, когда все это происходило. Если зимой, то вряд ли человек может пройти в час 6 километров. Я представил, как он идет, закрываясь от резкого ветра, как снег метет ему в лицо. Нет, вряд ли за час он пройдет 6 километров. Но, может, он на лыжах? Тогда надо было про это написать. В таком случае, конечно, он может и больше за час пройти.
А если действие в задаче происходит не зимой, а летом, какие тогда лыжи?
Летом, конечно, пешеход пройдет в час 6 километров. Но только с утра, когда прохладно. А потом, когда солнце станет припекать, человек еле-еле поплетется. Я вообразил, как пешеход развалился в тени под деревом и вытирает пот, как он облизывает потрескавшиеся губы: ему, наверное, здорово хочется пить. Тут за час если на 2 километра продвинешься, и то хорошо.
Потом я представил, как вдруг хлынет дождь. И пешеход спрячется от него где-нибудь в будке обходчика. Будет он сидеть, попивать молоко и в окно поглядывать: когда же кончится этот проклятый дождь. Ведь ему, пешеходу, надо торопиться навстречу поезду.
А сам поезд? Если буран начнется, придется ему снизить скорость. А если дожди размоют насыпь, тогда поезду и вообще не двинуться. Я читал в газетах, что на Кавказе после осенних дождей поезда совсем не ходят. Пока вода не схлынет и новые рельсы не поставят. В задаче же не сказано, откуда и куда направляется поезд. Из пункта А в пункт Б. Тут можно любые названия подставить.
Нет, мне очень понравилась задача, которую решал Ленька. Просто прекрасная задача, не то что про эти надоевшие переливания из пустого в порожнее.
И я принялся за Ленькину задачу. Несколько раз я заглядывал в Ленькину тетрадь. Нет, не для того, чтобы списать, что вы, а просто чтобы сверить, так или нет я решаю. Все-таки Ленька отличник.
Мне было даже приятно, что мы выбрали для решения один и тот же путь.
Первым, как всегда, сдал контрольную Ленька Александров. Потом Семка, Галка, Генка и другие ребята. Я сдал только после звонка. А чего хвастаться?
Вчера Павел Захарович раздавал контрольные работы. Он брал тетрадки и говорил, у кого какие отметки. И вот у него в руках моя тетрадь.
- Особо я хочу отметить работу Валерия Коробухина. Очень хорошая работа. Я ее могу поставить рядом с работой Александрова - тот же блеск, та же математическая строгость и чутье. Только у тебя, Коробухин, ошибок грамматических много. Но на первый раз ставлю тебе "отлично". Молодец.
Павел Захарович улыбнулся и погладил подбородок. Это значило, что у него прекрасное настроение и он чем-то очень доволен.
- И вы, ребята, молодцы, что помогаете товарищу.
Я скромно опустил глаза. Все-таки приятно, когда тебя хвалит такой старый и строгий учитель, как Павел Захарович. А он все не унимался.
- Я хочу вам показать, как остроумно Коробухин нашел разницу в скорости поезда и пешехода.
И Павел Захарович начал на доске показывать, как я все это решал. Он постукивал мелком, и лицо у него было таким сияющим, словно я по крайней мере открыл закон всемирного тяготения.
- Павел Захарович! - вскочил Ленька. - А почему он решал про поезд, когда ему надо было решать про бассейн?
- Про бассейн? - Павел Захарович нахмурился.
- Да, - продолжал Ленька. - Он же сидел рядом со мной на контрольной. Вы его сами пересадили.
Учитель положил мел, медленно вытер руки о тряпку.
- Теперь я все понимаю. Зачем ты это сделал, Коробухин? - сказал он, поморщившись. - Ставлю тебе двойку.
- Мне просто понравилась задача про поезд, - воскликнул я. - Мне надоели задачи про бассейн.
Павел Захарович ссутулился и вышел в коридор.
Я показал Леньке кулак.
- Ябеда, получишь.
Ленька покраснел.
- Но это остроумное решение придумал я, а не ты.
- А может, и я тоже? - ехидно спросил я.
- Я тебе не верю, - сказал Ленька. - Воровать чужое остроумное решение нельзя, это не списывание, а плагиат называется.
Я бросился на Леньку с кулаками. Но тут дверь отворилась и Павел Захарович тихо сказал:
- Продолжим урок.
РУКОПОЖАТИЕ ПОД ФОНАРЕМ
Сегодня мне очень одиноко и грустно. Никогда мне не было так одиноко и грустно.
Ира побежала с сестрой в оперный театр. К нам в город приехал известный тенор - толстый, с длинными бакенбардами, какие носили в XIX веке. Ирина сестра сказала:
- В нашем институте все от него без ума. Это же настоящее бельканто.
Ирина сестра с гигантским трудом достала билеты, и они ушли в театр.
Я выхожу на ту самую улицу, где живут Горох и его компания. Я вспоминаю, как мы вместе заставили "великолепную семерку" потрудиться на благо пешеходов, но мне все равно не становится веселее.
Семка и Генка сейчас на занятиях физического кружка. Из нашего класса Степан Александрович только их позвал: пусть сидят, ума-разума набираются.
В кружке занимаются старшеклассники. Но Степан Александрович говорит, что из Семки и Генки будет толк. Побольше бы таких ребят в школе, говорит еще Степан Александрович, а не разных там лоботрясов. И после этих слов он выразительно смотрит на меня.
Ну и ладно, думаю я. Я же не виноват, что у меня нет призвания, что меня не тянет к физике, как Семку и Генку.
Ира мечтает стать химиком, как и ее сестра, маленькая, но важная, в очках. А меня ни к чему не тянет. Сегодня мне нравится физика, завтра алгебра, послезавтра география. Но надолго меня ничто не привязывает.
Я повернул на углу и пошел назад по той же улице. Прислонившись к фонарю, меня ждал Горох. Он засунул руки в карманы, губы оттопыривала улыбочка.
- Что ты бродишь всю ночь одиноко? - засмеялся Горох. - Что ты девушкам спать не даешь?
Я огляделся по сторонам.
- Не трусь, - захохотал Горох.
- Я не трушу, - спокойно ответил я.
- Давай поговорим, - предложил Горох. - Ловко вы тогда с этими ракетами подстроили. Мы здорово сдрейфили.