Глава третья
Нам пишут
Иван Карлыч прошлёпал на кухню, загромыхал там кастрюлями, хлопнул дверцей холодильника.
- Вот! - сказал он, возвращаясь в комнату с листком бумаги. - Очередное послание от родителей! Воспитание, изволите ли видеть, в письменной форме. Скоро родители своих детей воспитывать начнут по телевизору. Так что же они пишут?
Он водрузил на нос пенсне, заправил чёрный шнурок за ухо. Подошёл к свету.
Что за почерк! Боже мой, что за почерк! Ничего не разберу…
- Давайте я! - Будильник склонил свою круглую голову над письмом. - "Одуванчик!" - прочитал он.
- Дурацкое прозвище! - фыркнул Сурок.
- А мне нравится, - сказал Будильник. - Очень даже нежное прозвище.
- Ничего нежного! Сорняк. Трава. И вообще, зачем же существуют тогда имена, отчества, фамилии? Зачем они своего сына назвали Тимофеем?
Будильник решил не спорить с Иваном Карлычем и стал читать дальше:
- "Сынок, каша на плите".
- Опять каша, - вздохнул Сурок.
Тимоша вздохнул тоже.
- "Молоко в холодильнике".
- У ребёнка ангина, а они молоко засовывают в холодильник.
- Ничего, - сказал Будильник, - можно разогреть.
- Ребёнку восемь лет - он должен возиться с газом!
- У него это неплохо получается. А вы, Иван Карлыч, если боитесь газа, так и не трогайте плиту, а то ещё взорвётесь!
- Ну знаете!.. Я… Я… - От возмущения Сурок стал заикаться. - Я ничего не боюсь! А считаю страх ниже своего достоинства! Вот так! Молодой человек…
- Да ладно, ладно… - примирительно сказал Будильник. - Какой же я молодой, меня ведь ещё в первую пятилетку сделали! Давайте дальше читать. "Милый Тимоша! Не скучай!"
- От этих слов он сразу развеселится, - не утерпел и съехидничал Сурок.
- "Мы понимаем, как тебе одиноко живётся!" - продолжал Будильник. - Ну вот, а вы говорите - они не понимают.
- Ну, допустим. Допустим. Хотя и сомнительно.
- "И поэтому решили сделать тебе подарок".
- У нас этих подарков, - присвистнул Иван Карлыч, - вагон с тележкой. Одних пистолетов на целый полк.
Но Будильник решил больше не отвлекаться и дочитать записку до конца.
- "Конечно, - читал он, - у тебя есть Иван Карлыч".
- Это ещё неизвестно, кто у кого "есть"! - проворчал Сурок. - Не было бы у меня этого мальчика - махнул бы я на родину в Поволжье или на целину - у меня там тоже родственников полным-полно - и жил бы, как все нормальные грызуны, на свежем воздухе и витаминах…
- "Но Иван Карлыч уже старый…" - продолжал читать Будильник.
- "Старый"! Я не собираюсь за олимпийскую сборную в хоккей играть! - возмутился Сурок. - Кому какое дело… Да это просто неприлично…
- "И наверно, тебе уже надоел…" - Будильник замолчал.
Тимоша приоткрыл один глаз.
Иван Карлыч стоял, уронив пенсне, и беззвучно открывал рот. Его толстенькие щёчки мелко тряслись.
Тимоша хотел вскочить, подбежать к старому Сурку, обнять его. Но болен он был всё-таки по-настоящему, и голова у него была как стопудовая, поэтому Будильник его опередил.
- Иван Карлыч! Ну что вы, Иван Карлыч! - забормотал он. - Неужели вы эти глупости принимаете так близко к сердцу? Ну разве вы какая-нибудь каша или… ну, я не знаю… телевизор, наконец? Разве вы можете надоесть?
- Иван Карлыч, миленький! - закричал Тимоша и сел на постели. - Ну что ты! Это родители так, не подумав написали. Ты на них не сердись!
- Почему? - прошептал Иван Карлыч. - Почему у таких бессердечных людей родился не телефонный Булкин, а наш мальчик?
Пенсне дрожало в его лапке.
- Да ладно! - успокоил Сурка Будильник. - Написали и написали. Что с них возьмёшь! Слушайте дальше. Где это?.. Так, это "старый". Тьфу ты пропасть! Это "надоел"… Да что такое! Вот! "И мы купили тебе молодого, весёлого чижа, чтобы он своим пением приближал тебя к природе. А то, пока у нас нет машины, мы так редко бываем за городом!"
- Кого купили? - переспросил Иван Карлыч.
- Чижа купили какого-то, - недоуменно ответил Будильник.
- А где он? - спросил Тимоша.
- Вот именно: где? - Иван Карлыч с размаху посадил пенсне на нос. - Где этот чиж?
- Надо поискать. Раз написали, должен быть.
Тимоша решительно встал.
- Тапки! Тапки! - закричал Иван Карлыч.
Мальчик покорно вбил ноги в тапки и, волоча их по полу, как каторжник ядра, пошёл в комнату родителей. Иван Карлыч и Будильник двинулись следом.
На папином письменном столе был, как всегда, идеальный порядок, который наводила мама. Однако никакого чижа там не было.
У маминого зеркала, словно на боевом посту, как говорил папа, опять-таки в идеальном порядке выстроились тюбики с губной помадой, баночки с тенями и тушью, всякие склянки с кремами.
Но чижа и там не было.
Не было его и под широкой кроватью, где сиротливо пылились папины гантели, не было его и в шкафу, и на стеллажах с книгами.
- Где же чиж? - вопрошал, вскидывая пенсне, Иван Карлыч.
- Айда на кухню!
Кухня была предметом гордости и мамы, и папы. У мамы здесь, как и во всей квартире, был идеальный порядок, кастрюльки сияли никелированными боками, всевозможные баночки и коробочки для приправ громоздились в таком количестве, точно родители собирались в ближайшем будущем перейти на изготовление блюд только из одних приправ. Правда, Тимоша знал, что в этих коробочках можно найти всё что угодно - от мелких гвоздей до электрических пробок включительно, - но только не приправы.
Папа в своё время решил придать кухне вид деревенской избы. Одну стенку он обил закопчёнными досками, чтобы в кухне, как он говорил, сформировались разные зоны - зона приготовления и зона принятия пищи. А со временем, может, выкроилась бы и третья зона - послеобеденного отдыха.
Все зоны должны были пересекаться у кухонного стола. Вот здесь-то, на кухонном столе, Будильник, Тимоша и Иван Карлыч увидели клетку, накрытую большим пёстрым маминым платком.
Тимоша торопливо стащил платок с металлических прутьев.
И тут все трое ахнули!
Глава четвертая
Чижик-пыжик
Клетка была снаружи так густо оклеена цветными вырезками из рекламных проспектов и иностранных журналов, что невозможно было разглядеть, кто внутри.
На фотографиях сверкали никелем и лаком мотоциклы, матово чернели магнитофоны, свернувшись улитками, громоздились наушники, оскаливались клавишами какие-то неведомые музыкальные инструменты.
Надписи на всех языках рябили в глазах так густо, что и дверца не сразу отыскалась.
Иван Карлыч осторожно постучал в эту заклеенную дверцу:
- Алло… Алло… Простите…
В клетке что-то зашуршало, и хриплый голос не очень-то вежливо спросил:
- Чего надо?
Не успели они ответить, как дверца распахнулась и в её проёме появился (а может, появилась?)… А вот кто появился, было трудно сказать! Тут Тимоша, Сурок и Будильник ахнули во второй раз.
На том, кто стоял на пороге клетки, были джинсы с таким количеством заклёпок, точно это были не штаны, а по крайней мере паровоз, и футболка с картинками и надписями, такими же, как на стенах клетки… Чего только на ней не было нарисовано: криворотые молодцы лупцевали друг друга босыми ногами, скалились зубастые тигры, наяривали на гитарах лихие певцы. А поверх всего шла густая надпись: MONTANA.
Существо встряхнулось и зазвенело цепочками. Их на его груди и на штанах болталось столько, что с их помощью, пожалуй, можно было поставить на якоря весь торговый флот.
Иван Карлыч, Тимоша и Будильник только рты разинули.
Существо резво повело клювом, оглядело всех сбоку нахальным круглым глазом и уставилось на Ивана Карлыча.
- Дед, продай очки!
- Что? - растерялся Иван Карлыч.
- Очки! - сказало существо и длинно сплюнуло, чуть не попав в циферблат Будильника. - Могу сменяться! Что просишь?
- У вас плохо со зрением? - посочувствовал Тимоша.
- Со зрением - нормалёк. Это для прикида.
- Для чего? - не понял Иван Карлыч.
- Ну, я этот утиль на нос цепляю, - пояснило существо, - и все в отпаде!
Иван Карлыч запыхтел от негодования, возмущённо затряс щеками.
- Это, молодой человек, - он гордо вскинул голову, - будет нам известно, не очки! Это пенсне!
- Не хочешь меняться - подари! - невозмутимо продолжало существо.
Иван Карлыч задрожал, выпятил грудь и вдруг, срываясь на визг, выкрикнул:
- Перебьёшься! Х-х-х-х-ха-ам!
Существо мгновенно сникло и смиренно чирикнуло:
- Молчу.
Иван Карлыч надел на нос пенсне и, глядя на нахала как бы с очень большой высоты, спросил:
- Так это вы чиж "молодой и весёлый"?
- Ну! - мотнул головой Чижик.
- Ну-с, молодой человек, давайте, так сказать, приближайте нас к природе…
- Я что, фокусник? - зачирикал Чижик. - До "Природы", может, час на точиле пилить. Тоже сказанул: "приближай".
Он шмыгнул клювом, хмыкнул и сплюнул.
Иван Карлыч озадаченно переглянулся с Будильником, потом снял с носа пенсне и зачем-то стал его протирать.
- То есть я совершенно не понимаю… - бормотал он. - Отказываюсь понимать, с позволения сказать, этот щебет. Что за точило? Почему на нём нужно пилить?..
- Ну вы все что, воще?
Чижик покрутил жиденькими крылышками у виска и присвистнул.
- Вот так "Руслан", - принялся растолковывать он. - Ну, "Руслан", где плавают. Вот так "Океан", где хек с минтаем. А вот так, - Чижик протопал пять шагов в сторону на тоненьких ножках, - вот так "Природа". Здоровая такая! Современная!
Иван Карлыч открывал рот, как рыба, вытащенная на берег.
- Я, наверное, схожу с ума… - просипел он наконец. - Это какой-то кошмарный сон… Богатырь Руслан плавает в океане с хеком… И всё это вместе называется "здоровая природа"…
- Здесь что-то не так, - задумчиво звякнул Будильник.
- Постойте! Постойте! - закричал Тимоша. - "Руслан" - это бассейн? Так?
- Ну! Ежу понятно.
- "Океан" - это рыбный магазин? - расшифровывал мальчик.
- А "Природа", вы хотите сказать, зоомагазин? - догадался Иван Карлыч.
- И до неё на такси ехать от нашего дома почти час! - закончил Тимоша.
- Ну! - подтвердил Чижик. - Здоровая такая. На первом - аквариум: кильки-шпроты! На втором - черепахи-ёжики, а мы - на третьем.
- Там ты, с позволения сказать, и вылупился? - усмехнулся Будильник.
- Ну! - Опять Чиж мотнул головой так, что все его цепи зазвенели, как грузовик с пустыми бутылками. - В инкубаторе!
- Где? - не понял Иван Карлыч.
- В ин-ку-баторе! - по складам объяснил ему Чижик. - У нас инкубатор - воще! Им ЭВМ управляет. Чуть перегрелся - сразу щёлк-щёлк, чух-чух-чух-чух - и отключается, чуть остыл - ды-ды-ды-ды - зафурыкал! Тока так! Монтана!
Иван Карлыч уронил пенсне, и оно повисло на чёрном шнурке, как флаг тонущего корабля.
- А как же… - пробормотал он растерянно. - Поля, леса, родительское гнездо, наконец?.. - Чего? - не понял Чижик.
- Ладно. А что ты умеешь, дитя "Природы"? - спросил Будильник.
Он был механизм трудящийся. Поэтому всегда сначала выяснял, прикидывал, кто как работает. Умеет работать - хорошо, не умеет - это ещё нужно посмотреть, стоит ли вообще с таким дело иметь. Надо сказать, что Будильник редко ошибался. Друзья у него были, как говорится, "железные", готовые ради дружбы хоть под пресс, хоть в переплавку!
Сейчас в голосе Будильника слышалось сомнение. Будильник много на своём веку повидал, многое научился понимать с первого взгляда и Чижика сразу раскусил. Это он так уж спросил, чтобы уточнить: "Что ты умеешь?"
Глава пятая
Музыкальный момент
- Всё! - лихо ответил Чиж. - Всё умею! Пою, танцую, музыку исполняю.
- А ну-ка! - подначил Будильник. - Ну-ка исполни.
- Момент!
Чижик исчез в клетке, повозился там, чем-то пощёлкал и через минуту выпорхнул. На нём был какой-то зелёный комбинезон, красная шляпа, а на длинном ремне у колен болталась гитара.
- Где у вас тут розетка? - засуетился Чижик.
- Зачем? - не понял Будильник.
- Подпитаться!
Он включил в розетку длинный шнур, и сразу вся клетка засветилась изнутри, замигала, по потолку кухни поскакали разноцветные блики…
Чижик присел на полусогнутых ножках. Что-то ухнуло, грохнуло, завыло. И Чижик, закатив глаза под шляпу, вдруг весь задергался, закричал странные, непонятные, как бы иностранные слова.
Будильник решил, что Чижика бьёт током. Он схватил и с размаху ударил по электрической розетке, чтобы выбить вилку с проводом. Брызнули искры, треснули прихожей пробки, и грохот стих. Но Чижик почему-то ещё продолжал извиваться и молча раскрывать клюв.
- Что с ним?! - закричал Иван Карлыч.
Чижик опомнился, ошалело повертел головой, потом сунулся в клетку.
- Кранты! - сказал он, высовываясь обратно. - Маг сгорел… Так что всё, до другого раза.
- Так ты… пел под фонограмму? - догадался Тимоша.
- Ну!
- Что значит "петь под фонограмму"? - сажая на нос пенсне, полюбопытствовал Иван Карлыч.
- Музыку записывают на магнитофон. Магнитофон играет где-то за кулисами, а артист на сцене только открывает рот, - пояснил Будильник. - И как я сразу не догадался! Я думал, его замкнуло! - оправдывался он.
- А может, без фонограммы?! - предложил Тимоша.
- Как это? - не понял Чижик.
- Ну, просто спой.
- Ха! - усмехнулся Чижик. - У меня ни магнитофона, ни усилителя, ни синтезатора… Тока тоже нет!
- Да зачем они? - сказал Тимоша. - Спой просто так!
- Как это?
- Ну, своим голосом!
- А разве так поют? - удивился Чижик.
- Только так и поют, - сказал Иван Карлыч.
- Ха! - присвистнул Чижик. - Свистите!
- Я не свистю, то есть не свищу! - опять начал возмущаться Сурок.
- А вы спойте, сами спойте ему! - подсказал Будильник.
- Иван Карлыч, давай споём? Ну, вполголоса, - попросил Тимоша.
- Хорошо, - сказал Сурок. - Но помни: у тебя больное горло.
Он достал кружевной белый платочек, протёр пенсне потом принёс футляр с флейтой.
Чижик моментально сунул в футляр длинный любопытный нос.
- На полупроводниках? - тоном знатока спросил он кивнув на флейту. - На микросхеме?
Сурок возмущённо запыхтел.
- Композитор Людвиг ван Бетховен, - объявил Будильник. - "Сурок". Посвящается пра-пра-пра-пра-(и так далее) дедушке Ивана Карлыча.
Сурок высморкался, долго и сосредоточенно прилаживался к флейте, точно раздумывал, с какого конца в неё дуть, наконец выбрал и, качнувшись всем телом, повёл мелодию.
Грустная и светлая музыка зазвучала на кухне, через открытую форточку вылилась на улицу и поплыла рядом с облаками…
Переждав начало, качнувшись в такт с Иваном Карлычем, негромким высоким голосом запел Тимоша:
Из края в край вперёд иду,
Сурок всегда со мною.
Под вечер кров себе найду,
И мой сурок со мною…
И застучал по окнам дождь, и старый шарманщик, савояр в тяжёлых башмаках, взвалив на спину шарманку, тронулся в бесконечный путь по просёлочным и булыжным дорогам, и сурок пригрелся у него за пазухой…
И грустная старинная мелодия шарманки поплыла над соломенными и черепичными крышами от одного городка к другому, от селения к селению. Под низкими сводами трактиров, на площадях и папертях тёмных соборов она пела о доброте и дружбе, о сострадании и милосердии. Люди рождались, старились, умирали… Грохотали войны, погибали и вставали из пепла города, а старый шарманщик всё шагал… шагал… и всё ещё шагает, наверное, и сурок вытаскивает билетики, где людям обещается счастье. Так идут они сквозь многие годы, согревая друг друга и всех, кто слышит незатейливую мелодию и простые слова.
… И мой всегда, и мой везде,
И мой сурок со мною…
Горькие всхлипывания заставили Тимошу замолчать, а Ивана Карлыча опустить старинную флейту. Плакал Чижик.
Самые настоящие, горючие слёзы выкатывались из его круглых нахальных глаз и бежали по длинному носу. Чижик удивлённо стряхивал их, мотал головой, и слёзы разлетались по всей кухне, шлёпались на холодильник, на газовую плиту, на стену, обшитую закопчёнными досками, и разбрызгивались мокрыми кляксами, похожими на звезды.
- Чижик, миленький, что с тобой? - испуганно спросил Тимоша.
- Ничего! - огрызнулся Чижик.
- Но ты же плачешь, - подтвердил Будильник.
- Кто плачет? Кто плачет? - заорал Чижик, стряхивая слёзы с носа обоими крыльями. - Воще!
- Тебе что, плохо?
- Отстаньте все! Все!
Тимоша пытался погладить его по взъерошенным перьям, но Чижик вырвался и спрятался в клетку. Было слышно, как он там всхлипывает.
- Ничего. Не надо его трогать, - сказал Иван Карлыч, пеленая флейту в платок и бережно укладывая инструмент в футляр. - Это из-за музыки. А если музыка на него ещё действует, значит, не всё потеряно…
Тут Тимоше показалось, что в его комнате кто-то одобрительно хмыкнул. Он выглянул в открытую дверь. Никого. Солнечный зайчик выпрыгнул из-за туч, поскакал по стене, остановился на дедушкином портрете, и на секунду мальчику показалось, что дедушка ему подмигнул из-под своей мятой солдатской шапки.
- Чижик, а Чижик… - позвал Тимоша.
- Оставь его в покое, мой мальчик! - сказал Иван Карлыч. - Мне кажется, ему нужно побыть одному. Давайте лучше завтракать.
- Руки мыть! Руки мыть! - зазвонил Будильник.
Тимоша покорно намочил руки, прополоскал горло и сел за стол, время от времени поглядывая на клетку. Там было, тихо. Иван Карлыч разложил по тарелкам кашу и так полил свою порцию вареньем, что, пожалуй, это уже стало варенье с кашей, а не каша с вареньем.
Сурок пробормотал что-то насчёт избыточного веса и того, что нужно похудеть, потом долго вздыхал, раздумывая, и наконец решительно двинулся к буфету, чтобы добавить к своей каше ещё несколько ложек сахарного песку.
- Иван Карлыч, - сказал Тимоша. - Неудобно как-то, мы завтракаем, а он там…
- Да, конечно, - сказал Сурок. - Молодой человек… - Он вежливо поскрёб коготком клетку. - Не желаете с нами позавтракать?
"Бу-бу-бу", - донеслось из клетки.
- Не желает, надо полагать, - вздохнул Сурок и приступил к каше. - Нельзя есть так много… - приговаривал он. - Нельзя… есть так много… сладкого. Нужна диета…
Тимоша ещё еле-еле впихивал в себя вторую ложку, а тарелка Ивана Карлыча была уже совершенно пуста. Старый Сурок с сожалением посмотрел на неё, потрогал лапкой свой тугой животик и грустно сказал Будильнику:
- Ну вот, опять… Уж чего я только не делаю, чтобы похудеть, и никаких результатов.
- Есть одно старинное правило, - сказал Будильник. - Меньше ешь, больше работай!
- Вам хорошо говорить! - вздохнул Сурок. - Вам капля машинного масла и всё! А я…
- Меньше есть, больше работать, - неумолимо повторил часовой механизм.
- Нет, позвольте! - обиделся Иван Карлыч. - Что же я не работаю? Да я целыми днями верчусь как белка в колесе…
- Меньше есть… - опять завёл Будильник.