Но все же после обеда он пошел на кухню мыть под краном посуду. Холодная вода остудила тарелки, и они стали липкими от жира. Тогда Ромка взял полотенце. Теперь тарелки блестели, зато полотенце было безнадежно испорчено: все в желтых пятнах. Разглядывая его, Ромка философски рассудил, что чему-нибудь надо оставаться грязным, жир не может исчезнуть с тарелок бесследно.
Было ясно, что план выходного дня, так хорошо обдуманный, терпел крушение. Чтобы хоть как-то поправить дело, Ромка уже без желания сел за уроки. И странное дело: два примера были решены очень быстро. С таким бы успехом был решен и третий, но некстати появился Валерка.
- Что, уже занимаешься? - спросил он, заглядывая в тетрадь. - Правильно. А я еще к Василию бегал. Ты раздумал у него менять катушку, а я решил выменять. Подпилок ему дал старый, у отца взял. Все равно подпилок валялся просто так. А на улице Федька самокат строит. Ничего у него не получается. Ты занимайся, я тебе мешать не буду… У вас горох есть?
Горох Ромка отыскал сухой и твердый, как камень. На стену повесили мишень из бумаги.
Ромка выстрелил всего три раза, а Валерка вдруг сказал:
- Чур. Тебе надо решать примеры.
Ромка сразу заскучал.
- Успею еще.
- Когда ты успеешь? Пробегал целый день.
Ромка обиделся: будто он один бегал.
- Ну ещё разик. И больше все.
- Только последний.
- Конечно, последний.
Ромка снова уселся за стол, а Валерка приоткрыл окно и стал обстреливать Федьку Сыроегина, мастерившего под окнами самокат. Горошины ложились то слишком далеко, то не долетали. Но вот одна ожгла Федьке шею. Тот схватился за ушибленное место, а затем стал испуганно отмахиваться руками: наверно, думал, что ужалила пчела. Вторая горошина кокнула его по щеке. Федька так и отпрыгнул в сторону.
Валерка на время удовлетворился и отошел от окна.
- Решаешь?
- Угу, - ответил Ромка. - Вот проверь.
Решение было правильным. Валерка похвалил друга за усидчивость и снова принялся обстреливать Федьку. На этот раз горошина щелкнула Федьку по руке. Увлеченный своим делом, он машинально поднес руку ко рту и только потом уже стал разглядывать ее с удивлением. Он так и не мог понять, кто его кусает.
…К концу дня Ромка заполнил примерами два тетрадных листа. Он уже давно закрыл бы задачник, но Валерка требовал решить "еще примерчиков пять". Последний раз, когда он сказал это, Ромка молча повиновался и минут через десять передал тетрадь на проверку.
- Быстро! - удивился Валерка.
На этот раз почти все решения оказались неправильными.
Валерка догадался, что Ромка устал и от дальнейших занятий проку не будет.
- Хватит, - сказал он. - Теперь контрольной тебе бояться нечего.
- Хватит так хватит, - согласился Ромка. - А вообще я мог бы срешать еще сто примеров.
Скромность редко посещала Ромку.
7. Вожатый
До самой отправки поезда на перроне стоял невообразимый шум. Родители суетились, некоторые плакали. Глядя на них, можно было подумать, что ребята уезжали на край света, а не в пионерский лагерь, который находился в двадцати километрах от города.
Валерка забрался на вторую полку у окна. Его никто не провожал: отец был на работе. Утром он сказал: "Ты большой, обойдешься без нянек".
Валерка обрадовался, что будет на вокзале один (делай, что хочешь!), а теперь радости как не бывало. Всех провожают. Вон и Диамат Песочкин пришел с отцом, низеньким человеком с большой, как у сына, головой.
Песочкин-отец то и дело снимал шляпу и вытирал голову клетчатым платком. В руках у него был узелок с едой - Диамату на дорогу. Он торопливо говорил что-то сыну, а тот оглядывался по сторонам и, похоже, не слушал.
Вообще Диамат казался очень довольным; его сначала хотели оставить на второй год, а потом все же перевели в пятый класс, с тем условием, что ему придется пройти осеннюю подготовку. До осени было далеко, и Диамат не расстраивался: там видно будет.
Вагон понемногу наполнялся. Пришел Василий Самарин.
- Я, знаешь, вашу учительницу на перроне видел, - сообщил он. - Она в лагере старшей пионервожатой будет. Ух, и злая! Там, у вагона, уже одного мальчишку распекает. Он огромную бумажину разорвал и вверх подбросил. Бумажки на головы всем посыпались… Она ругается, а он молчит. Смех!..
- Ничуть она не злая, - вступился Валерка за Елену Григорьевну. - Не знаешь, а говоришь. Она зря никого не ругает. Заслужишь, так заругает.
- Говори! - не поверил Василий. - Сам тогда рассказывал, что она с тобой целый день не разговаривала.
- Когда?
- А горошину бросил! Уж и не помнишь?
- Это она специально не разговаривала, чтобы я думал. Если бы она сразу меня отругала, я бы вышел из школы и забыл, что из катушки стрелял. А она молчала. А я думал: зачем она молчит? И додумался: ты будешь урок срывать, а учительница с тобой ласково разговаривать? Не пойдет так. Елена Григорьевна справедливая. Это хорошо, что она в лагере старшей пионервожатой будет.
- Хорошо так хорошо, - согласился Василий. Он деловито улегся на полку против Валерки, чемодан поставил в головы.
- Теперь поспим, - сказал он, подложив ладошку под щеку.
Полежал немного, повертелся с боку на бок и слез вниз.
- Понимаешь, стамеску дома забыл, - сокрушенно сказал он. - Чего теперь без стамески буду делать?
- В лагере есть в мастерской.
- Что ты! В мастерской гвоздя не найдешь, не то что стамески! Не первый раз я езжу, знаю. Прошлый год попросил дрель, а на меня засмеялись: завод, что ли, тут! А чего смеялись?.. Вот скоро поступлю на завод, там все есть.
Василий уже твердо решил, что, как только закончит школу, поступит работать. Брат обещал выучить, его на слесаря.
Валерка немного завидовал Василию. Ему тоже хотелось поступить куда-нибудь на завод. Но он перешел только еще в пятый класс. Жалко, не берут маленьких.
- Посмотри за чемоданом, - попросил Василий.
- Домой бежать хочешь? - испуганно спросил Валерка.
- Не! Пойду погуляю. Здесь жарко.
Он ушел, и Валерка опять заскучал. Вынул из кармана красивый карандаш, который весной подарила ему Маруся Борисова, и стал разглядывать. Карандаш еще не заточенный - никак не решался Валерка на это.
Карандаш напомнил ему Марусю. Валерка и Маруся перешли в пятый класс с хорошими оценками. Перешел бы с четверками и Ромка, но разволновался на контрольной по арифметике и нагородил такую чушь, что Елене Григорьевне, по ее словам, было стыдно смотреть. То-то радовался Федька, что Ромка тоже, как и он, остался троечником. Он прыгал на одной ноге и дразнился, но Ромка был так расстроен, что даже не замечал Федьки.
Валерка погладил карандаш, потом посмотрел на него на свету, опять погладил и убрал в карман. Настроение приподнялось. Он пожалел, что согласился посмотреть за чемоданом Василия, - сейчас можно, было бы убежать на перрон, купить мороженого…
В это время в вагоне появился вожатый Яша Осокин. На нем была белая майка, спортивные брюки и легкие сандалеты. Лето только началось, а вожатый уже умудрился здорово загореть. Голова у него была чисто выбрита и лоснилась.
- Где Белосельцев? - спросил вожатый, оглядывая ребят. В вагоне сразу закричали: "Белосельцев! Вожатый зовет!"
Ромка прибежал с другого конца вагона.
- Ну, что кричите? Белосельцев! Белосельцев! - И ни с того ни с сего стал хвастаться: - Мне мама рассказывала: я только родился и так заголосил… Матушки мои! Доктор уши зажал, все остальные из палаты вон, одна мама стоит и радуется. Генералом, говорит, будет. А доктор сказал: "Не знаю, генерал или еще кто из него выйдет, но голосовые связки у него изумительные".
Вожатый рассмеялся и сказал:
- Генеральский чин я тебе дать не могу, а вот старостой на дорогу можно. Действуй!
Он велел Ромке не пускать никого из вагона, а сам ушел на перрон, где еще толпились провожающие.
Довольный поручением, Ромка важно ходил по вагону, заложив руки за спину. В крайнем купе его зоркий глаз заметил форменное безобразие, мимо которого пройти было нельзя.
- Семечки щелкаете? - вежливо справился он.
Маленький парнишка в клетчатой рубашке не уловил ехидства в Ромкиных словах, радушно протянул горсть семечек.
- Тебя как звать? - спросил Ромка, забирая семечки.
- Сега.
- Вот что, Сега! Возьми у проводника швабру и подмети пол. Понял?
И не успокоился, пока мальчик не выполнил приказания.
Поезд тронулся. Поплыли назад станционные постройки, остался позади паровозоремонтный завод. По краям насыпи пошел густой и низкий кустарник. Вдалеке шел на посадку пассажирский самолет: там был аэропорт.
В вагон вошел Яша. Он одобрительно кивнул Ромке бритой головой. Подмигнув ребятам, Ромка смирно спросил:
- Яша, что такое зыбь?
- Зыбь? Это… - вожатый пошевелил в воздухе пальцами. Звонкий смех оглушил его.
- Что смешного? - растерялся вожатый. - Зыбь - это мелкие волны.
И опять на потеху ребятам показал рукой, какая бывает зыбь.
Ромка пояснил:
- Все показывают руками. А просто так чтобы сказать - никто не говорит.
Вожатый тоже рассмеялся, а потом похлопал себя по голове и сказал:
- Ну, это еще не загадка. Вот я вам предложу загадку. Надумаетесь. Почему у меня на голове волос нет?..
- Обрился, - выпалил Диамат. Он сидел у окна и изредка ощупывал узелок с едой, словно проверял - на месте ли.
- Не отгадала. - Яша поудобнее сел на лавку и, видимо, приготовился начать длинный рассказ. - В лес однажды я пошел, в деревне жил тогда, - сказал он. - В лесу белку увидел, прыгает с дерева на дерево, а потом - скок… и в дупло. Я на дерево, а оно толстое, огромное. Залез. Засунул в дупло руку - дна не достаю. Залез я тогда в дупло с ногами, и опять нет дна. Спускаюсь понемногу, а руки возьми и соскользни. И упал.
- С дерева?
- Какое! В дупло упал. Смотрю, вверху голубое пятнышко, небо, значит. И вылезть никак не могу - не за что ухватиться. Хоть пропадай. Но просто так умирать, ни за грош, не хотелось. Стал карабкаться. Срывался и снова лез. А потом выдохся.
Вспомнил родных, знакомых. Даже Ваську Трепова вспомнил. Из нашей деревни этот Васька. Мы с ним все время дрались, когда скучно было… "Прощай, думаю, мой бесценный друг Васька, не видать мне тебя больше".
Только подумал так, вдруг слышу голоса. Шли двое мальчиков. Хотел я от радости закричать, да хорошо, что сдержался - убежали бы: где слыхано, чтобы дерево человеческим голосом говорило. Тогда приложил ладони к губам и загудел.
"Ленька, пчелиный рой!" - почти сразу же сказал один из них. "И верно, Павлик, - сказал тогда Ленька. - Может, улетел у кого. У тетки Дарьи на прошлой неделе рой улетел".
И решили они спилить дерево и поймать пчел, меня то есть. Минут через пятнадцать возвращаются. Совет стали держать. "Как подпилим, - говорит Ленька, - брызгай сразу веником, они и не разлетятся".
И стали пилить. По звукам я определил, что пила как раз пройдет над глазами. Стал я приседать, да только удавалось это плохо - дупло было узкое. Вдруг посыпались опилки, пила за волосы стала цепляться. Но я терпел. Дерево затрещало и стало падать. Только упало, как на меня, словно из душа, полилась холодная вода. Заорал я что было сил. Ребятишки со страха разбежались и пилу забыли. С тех пор и не растут у меня волосы, - с хитрой улыбкой закончил вожатый.
- А белка? - спросил Диамат. Узелок с едой у него заметно похудел. Диамат делал сразу два дела: слушал и ел.
- Белка? - вожатый с искренним удивлением посмотрел на него. - Ах да, белка! Белка убежала. Разве я не говорил? Забыл, значит. Убежала белка, когда лез на дерево.
- Неправда все это, - заметил Ромка, который умел врать, не замечая того сам, но, когда другие врали, быстро соображал, где ложь, где правда.
- Спроси у тех ребят, что убежали, - посоветовал вожатый.
- Это у трусишек-то?
- Не знаю, трусишки они или нет, но только не хвастунишки, как некоторые.
Ромка покраснел, но ничего не сказал.
- Давайте споем песню, - предложил Яша. - Какую-нибудь веселую. - И, не дожидаясь, запел:
Мы едем, едем, едем
В далекие края…
Но в это время в вагоне закричали:
- Приехали! Приехали!
Поезд подходил к маленькой станции. С обеих сторон железнодорожного полотна стоял плотный лес. Вошел проводник и объявил:
- Ольшанская. Кто в лагерь, выходи!
Все поспешили к дверям.
8. Медведь
Лагерь готовился к празднику - дню открытия первой смены. Девочки декламировали стихи, хор разучивал песни. Елена Григорьевна, старшая пионервожатая, дала ребятам пьесу.
Ромке предложили играть в пьесе роль Василька, но он наотрез отказался.
- Не подходит, - убежденно заявил он. - Не в моем характере бегать от каких-то там медведей.
По ходу пьесы Василек встречает в лесу медведя и удирает, бросив корзинку с грибами. Вот это и не нравилось Ромке, потому что он любил рассказывать, как однажды убил в лесу сразу двух гадюк, а в другой раз спас от разъяренного быка девочку. И после этого ему предлагают такую роль? Да Ромка лучше умрет, а играть не будет.
Валерке досталась роль медведя. Роль ему очень понравилась, потому он решительно возразил:
- Убежишь. Не только ты, а любой убежит.
- Конечно, ты убежишь, - снисходительно сказал Ромка. - А я не таких медведей видывал. И даже злющего быка не побоялся, А у него рога - во! Силища!.. У десяти медведей столько не будет… Я шел, смотрю - девчонка…
И Ромка в десятый раз со всеми подробностями стал рассказывать о своем подвиге.
- Не хвастай, - остановил его Валерка.
- Что, неправда, думаешь?
- А то правда?
- А то неправда?
Вперед высунулся Сега.
- А пусть он посидит у кирпичного завода, - вставил он и даже подпрыгнул от удовольствия: разрушенный кирпичный завод находился в лесной чаще, и ходить туда многие боялись.
- Докажи, что ты храбрый.
- Ладно, не сдавался Ромка. - Докажу…
Место было мрачное. Кругом росла крапива, чертополох, серые поганки. Ромка пришел к заводу сразу после завтрака. Сел да так и застыл, боится пошевельнуться. Все ему кажется, что сзади кто-то есть. Лицо его становится то свекольным, то бледным, как полотно.
В лесу сумрачно. Пахнет прелыми листьями и мхом, изредка прощебечет сонная птица, и опять все замирает.
Близится к двенадцати. Скоро понесутся звуки горна.
Бери ложку, бери хлеб -
Собирайся на обед!
И тогда Ромке можно бежать в лагерь, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.
Пусть ребята приходят к развалинам проверять: Ромка на кирпичах нацарапал свое имя.
Только все же сидеть еще долго. Хотел было сбежать раньше - авось, никто не узнает, но самолюбие удержало: а вдруг узнают в лагере - насмешек не оберешься.
"Я им докажу, - храбрится он, потому что, если не храбриться, то страх втрое усиливается, - Валерка на моем месте давно бы умер". Ромка незаметно для себя усмехается.
Вдруг сзади раздается треск сучьев, Ромка оглядывается и замирает.
Напролом продирается сквозь чащу… бурый медведь. Идет прямо на Ромку, крутит головой и фыркает, как загнанная лошадь.
Словно ветром сдунуло Ромку с развалин, сдунуло и понесло в сторону лагеря.
Хлещут ветки по рукам и лицу, высокая крапива жжет голые ноги, а ему ни до чего - мчится во всю прыть. И рад бы закричать "мама", да язык прилип, рад бы заплакать - слез нет.
Оглянувшись, Ромка похолодел. Медведь делал такие отчаянные прыжки, что ему мог бы позавидовать любой спортсмен из лагеря. Вот уже за спиной слышатся равномерные медвежьи вздохи и выдохи.
- Ма!.. - пролепетал Ромка и грохнулся на землю. Он знал, что, если лежать без движения, медведь может и не тронуть. Так Ромка и сделал, зарывшись лицом в мягкий мох.
Теперь он проклинал себя за то, что поспорил с Валеркой. Ромке представлялось, как его, растерзанного, найдут в этом глухом лесу.
Медведь медленно обошел вокруг храбреца и легонько пощекотал его мохнатой лапой. Ромка не переносил щекотки, но здесь даже не вздохнул. Тогда медведь шлепнул Ромку по затылку. Ромка не шевелился. Страх сковал его. А медведь медленно ходил вокруг мальчугана, видимо, обдумывая, что ему предпринять.
Неожиданно он начал ломать ветки и засыпать ими упавшего. Трудился он долго и, как видно, с наслаждением. Когда Ромка был сплошь завален ветками, медведь взобрался наверх и вдруг… сказал человеческим голосом.
- Эх, Ромка! Хороший ты был человек! - Медведь притворно всхлипнул.
- Валерка-а! - взвыл из-под ветвей Ромка, сбрасывая с себя тяжелый груз. - У-х-х! Ва-а-ле-ерка!
Он вскочил на ноги и принялся тузить "медведя".
- Хватит, Ромка, хватит, - давясь смехом, уговаривал его Валерка. - Я ведь пошутил. Х-ха!
- У-х-х! Валерка! З-дорово, - запинаясь, повторил Ромка. - И-и-и ка-а-ак это я не догадался? Знал ведь - ты медведя и-играешь!
Тем временем Валерка сбросил с себя шкуру и вытирал майкой вспотевшее лицо.
- А все же ты храбрый, - сказал он наконец. - Никто не просидел бы здесь так долго.
- Д-да, х-храбрый… Испугался как!
Он с интересом рассматривал сброшенную шкуру, потом спросил:
- Н-надену, ла-а-дно?
- Надевай, - согласился Валерка. - Кого-нибудь сейчас еще напугаем.