- Дебетную карточку Алекс оставил, но кредитную взял с собой. - Кэрри ткнул в номер пальцем. - Она была действительной в течение пяти лет после его исчезновения, поэтому я решил, что за ней имеет смысл понаблюдать. Договорился с Мэри и с банком, чтобы все отчеты об операциях по его кредитной карточке переправляли мне. Они приходили, приходили, приходили, ложились на мой стол, я открывал их, и всякий раз они оказывались пустыми.
- Он не использовал свою кредитную карточку?
Кэрри покачал головой:
- Из месяца в месяц в них ничего не было. Я четыре с половиной года просматривал эти отчеты и отправлял их в корзину.
Он провел пальцем по номеру в блокноте.
- Потом, примерно за полгода до его гибели… - Он выдержал паузу и взглянул на меня. - Отчеты перестали приходить.
- Потому что срок карточки истек?
- Нет. Карточка была действительной еще примерно шесть месяцев.
- Так почему перестали приходить отчеты?
- Я позвонил в банк, чтобы выяснить. Там сперва не хотели выдавать информации, и я… соврал, что это нужно для расследования. Они сообщили мне о состоянии счета и обещали отправлять отчеты, пока не истечет срок действия карточки.
- Но ведь он еще в то время не истек.
- Нет. Естественно было предположить, что последний отчет затерялся на почте, поэтому я попросил выслать мне дубликат. Тот человек сказал, что отправил его накануне вечером. - Кэрри молча откинулся на спинку стула. - Но дубликат так и не пришел.
- Почему?
- Я снова позвонил в банк, сообщил, что не получил дубликата, и меня попросили подтвердить адрес. Я назвал его…
- Но адрес у них оказался другой.
Кэрри посмотрел на меня и кивнул:
- Да. Алекс исчез четыре с половиной года назад, а потом вдруг сменил его.
- Его сменил Алекс?
Кэрри пожал плечами.
- Я позвонил в банк в третий раз, сослался на расследование, и они стали отправлять мне новые отчеты. Те же, что и прежде, - карточкой не пользовались. Но зарегистрирована она была уже не на Алекса, а на некую фирму.
- Какую фирму?
- "Голгофа".
- Это ее название?
- Черт его знает! Я получил из банка адрес, однако до сих пор не могу найти никаких следов. Нет ни отчетов о бюджетных поступлениях, ни компьютерного сайта, ни государственной регистрации - ничего. Если хотите знать мое мнение, это химера.
- То есть фасад для нелегальной организации?
Он снова пожал плечами. Я смотрел на него, пытаясь понять, почему он не хочет копнуть поглубже. Кэрри придвинул ко мне записную книжку и, подавшись вперед, ткнул пальцем в номер:
- Записывайте.
- Это часть номера его кредитной карточки?
- Нет. Телефон "Голгофы".
То была наземная линия связи, но без трехзначного междугородного кода, поэтому я не сразу понял, что это.
- Вы пробовали звонить по нему?
- Примерно сто тысяч раз.
- И никакого ответа?
Он покачал головой.
- Где они находятся?
- В Лондоне.
- Вы там были?
- Нет.
- Почему?
- Вы хоть что-нибудь слышали из того, что я говорил? Дело закрыто. Срок действия кредитной карточки истек, и год назад я три часа собирал осколки черепа Алекса в том треклятом поле.
- Вы говорили об этом Мэри?
- О чем?
- О том, что обнаружили.
- Нет. Какой смысл?
- Не думаете, что она имеет право знать?
- Что именно знать? Долго и упорно вглядываться в еще один тупик? Хватит об этом. Я ничего не говорил ей, потому что это никуда не ведет. Дело - если только оно существовало - закрыто. Конец.
И тут до меня дошло. Я понял, почему дело застопорилось: Кэрри не хотел открывать для себя новые, порочащие сведения об Алексе. Он любил своего друга. Был расстроен обстоятельствами его гибели. И не желал еще больше омрачать свои воспоминания о нем.
Однако я понял еще кое-что. Кэрри замалчивал часть этой истории, настоятельно требовавшую ответов.
- И где же в Лондоне находится это предприятие?
- В Брикстоне. Я сообщил подробности знакомому из столичной полиции, так он за живот схватился от смеха. Очевидно, там могут разве что торговать наркотиками.
Кэрри придвинул к себе записную книжку и положил ее в верхний ящик стола. Подняв глаза, он снова сощурился, словно что-то в моем лице его насторожило.
- Что? - спросил он.
- У меня есть еще один вопрос.
Он не шевельнулся.
- Честно говоря, скорее просьба об одолжении.
- Этой папки вам недостаточно?
- Собственно, я надеялся, что вы окажете мне кое-какую… техническую помощь.
- Как это понимать?
Я поднял полароидный снимок:
- С этой фотографией.
- А что с ней?
- Снимок, должно быть, сделал некто, познакомившийся с Алексом после его исчезновения, снимок полароидный, значит, этот человек касался его, когда…
- Нет.
Он догадался, к чему я веду.
- Мне только нужно проверить его на отпечатки пальцев.
- Только? Вы хоть понимаете, о чем просите? Втянуть сюда экспертизу, ввести это в компьютер, распечатать. Как думаете, что произойдет, если откроется, что я проталкивал личную работу?
- Понимаю, это трудно…
- Меня выпрут, вот что.
- Ну ладно, не нужно.
- Это невозможно. Выбросьте из головы.
- Я спросил на всякий случай.
- Это невозможно, - повторил Кэрри.
Но я видел отражавшуюся на его лице внутреннюю борьбу. Угли памяти об Алексе еще не погасли. В душе его до сих пор горело пламя. И у меня оставалась надежда, что этой фотографией займутся.
12
Двигаясь на восток, я видел, как впереди сквозь тучи проглядывает солнце. Но когда подъехал к дому Мэри, оно село. Наступил вечер.
Мэри открыла дверь, и я последовал за ней на кухню, а оттуда по крутой лестнице в подвал. Он был громадным, гораздо больше, чем я ожидал, и захламленным: коробки высились до потолка, словно колонны в вестибюле; у стен громоздилась всякая рухлядь; старый холодильник покрывал толстый слой пыли.
- Я иногда спускаюсь сюда, - сказала Мэри. - Здесь спокойно.
Я понимающе кивнул.
- Извини за беспорядок.
Я засмеялся:
- Если хочешь увидеть настоящий беспорядок, приезжай ко мне.
И тут сверху послышался голос:
- Где я?
Мы переглянулись. Это был Малькольм. Мэри направилась к лестнице.
- Извини, ради Бога. Вернусь через несколько минут.
После ее ухода я оглядел подвал. В углу за коробками стоял письменный стол, на нем лежал раскрытый альбом с фотографиями. Пыльный. Старый. Я подошел и перевернул несколько листов. Маленький Алекс играет в снегу, шлепает по кромке моря, ест мороженое на пристани. Часть фотографий выпала, оставив только белые прямоугольники на пожелтевших страницах.
В самом конце был снимок Алекса, Малькольма, Мэри и какого-то еще мужчины лет тридцати, симпатичного, с улыбкой от уха до уха. Одной рукой он обнимал за плечи Алекса, другой Малькольма. Мэри стояла с краю, как бы отдельно. В большинстве случаев по карточкам почти ничего нельзя узнать: люди улыбаются, обнимают стоящих рядом, позируют, даже если им этого не хочется. Фотографии могут скрывать самые серьезные разногласия. Но эта свидетельствовала: Мэри здесь явно лишняя.
Она неторопливо спустилась по лестнице.
Я повернулся и показал снимок:
- Кто этот человек?
- О! - произнесла она. - Давно я его не видела. Думала, мы сожгли все фотографии. - Но она улыбалась, разглядывая снимок. - Это Ал. Дядя Ал. Он был другом Малька.
- Но не твоим.
Мэри пожала плечами:
- Честно говоря, думаю, неприязнь была взаимной. Ал был богатым. Мы - нет. Он подарками завоевал их привязанность, и противостоять этому я могла, только держась поблизости к ним. Тратить деньги на меня ему не особенно хотелось.
- Он не был настоящим дядей Алекса?
- Нет. Малькольм работал у него.
- Он еще жив?
- Погиб в автокатастрофе. - Она чуть помолчала. - Как Алекс.
Я сунул фотографию обратно в альбом.
- Алекс когда-нибудь ходил в церковь?
- В церковь? - Мэри нахмурилась, словно вопрос застал ее врасплох. - В последнее время нет. Но когда был помладше, посещал нашу городскую. Был там членом молодежной группы. Завел нескольких хороших друзей.
- Поддерживал с кем-нибудь постоянный контакт?
- Алекс сблизился с одним из тех ребят… - Мэри умолкла. - Пытаюсь вспомнить его имя. Он руководил молитвами, иногда вел службу и все такое. Потом уехал в путешествие и больше к нам не вернулся. Однако, думаю, Алекс поддерживал с ним связь.
- Пожалуй, имеет смысл пойти по этому следу, так что, если всплывет в памяти имя этого человека, сообщи мне. - Я вспомнил о поздравительной открытке. - Имя Анджела Ратледж тебе ничего не говорит?
Мэри задумалась, но это имя было явно ей незнакомо. Я особенно и не рассчитывал, что она его знает. Возможно, Анджела Ратледж была старухой, добывающей деньги для церкви.
- Ну, я, пожалуй, поеду…
- Мэт, - сказала Мэри.
Я повернулся и взглянул на нее:
- Прошу прощения?
- Я так и знала, что в конце концов вспомню его имя, - улыбнулась она. - Друга Алекса из церкви. Его звали Мэт.
13
Перед сном я раскрыл папку с распечатками, которые дал мне Кэрри, и достал цифровой видеодиск. Вставил его в дисковод и включил просмотр.
Поначалу изображение на пленке, отснятой портативной видеокамерой, было дрожащим, сбивчивым, но потом выровнялось. Начинался фильм кадрами окружающих место катастрофы полей, по которым ехала машина. На земле осталась темная борозда. Трава была выжжена. Торчала какая-то деталь - возможно, выхлопная труба. Я надеялся, что снимавшие фильм укрупнят план, но они этого не сделали.
Камера переместилась к месту, где машина слетела с дороги. На гудроне остались пятна бензина. Битое стекло. Освещение было неважным, и, взглянув на обозначенное в углу время, я понял почему. Семнадцать сорок две. Вечер.
Появилась машина.
Крыша смята. Одна дверца оторвана, багажник исчез - вдавился в заднюю часть салона. Сдвинувшийся мотор разбил с правой стороны приборную доску. Камера чуть переместилась, и я увидел в траве осколки ветрового стекла. Передняя решетка "тойоты" лежала на земле среди кусочков цветного пластика фар. Камера приблизилась и - с помощью дополнительного освещения - показала салон машины. Все было черным, оплавившимся, сгоревшим.
Примерно в двадцати футах в траве валялись вылетевшие из "тойоты" вещи: обгорелый мобильный телефон; ботинок; обуглившийся бумажник из желто-коричневой кожи. Часть его содержимого высыпалась. Здесь же валялись почерневшие водительские права с фотографией Алекса.
На этом фильм кончился.
Я вынул диск и разложил перед собой часть распечаток. Следователи были совершенно уверены, что катастрофа произошла, поскольку Алекс был пьян. В распечатках имелось несколько нечетких фотографий, в том числе следов шин на дороге и грузовика, в который врезалась "тойота" Алекса. Его водитель отделался незначительными царапинами и ушибами. В своих показаниях он сказал, что Алекса обогнала другая машина и секунд через десять "тойота" выехала на встречную полосу. Третьим шел снимок "тойоты" спереди. Правая сторона пострадала больше левой, что объясняло положение мотора. Я просмотрел описание места катастрофы и обнаружил схему дорожно-транспортного происшествия.
Затем я обратился к результатам вскрытия трупа. Как и говорил Кэрри, в старой "тойоте" отсутствовали и подушки безопасности, и другие противоударные устройства. Повреждения были очень серьезными: в желудке Алекса обнаружили зубы, а лицо превратилось в кровавое месиво, когда он ударился о руль. Дальше не хватало двух страниц. Должно быть, Кэрри забыл положить их в папку. Я решил спросить его об этом при встрече.
В конверте лежало еще несколько фотографий тела Алекса. Зрелище было жутким. Кисти руки обгорели до костей; ступни и нижняя часть ног тоже. На лице от лба до челюсти остались одни кости, на черепе зияла громадная трещина, полученная при ударе лицом о руль. Я вернулся к папке. Чем дальше читал, тем становилось хуже. Тело Алекса было изуродовано: кости размозжены, кожа сгорела. Совершенно очевидно, что он умер еще до того, как машина вспыхнула.
Только вот, по мнению Мэри, он все еще жив.
УГОЛ КОМНАТЫ
Сначала он услышал ветер, поначалу далекий, потом, прислушавшись, более сильный. Открыл глаза. Комната медленно поплыла, когда он повернул голову, стены накренились.
Я мертв?
Он застонал и лег на бок. Постепенно все обрело четкость: углы стен; пыльная полоса лунного света; электрическая лампочка, чуть качающаяся под ветерком из окна.
Было холодно. Он сел и закутался в одеяло. Оно шаркнуло по полу, подняв облачко пыли. Матрац скрипел при каждом движении. Грудь пронзало острой болью. Он потрогал ребра и ощутил под майкой бинты.
Сделал вдох.
Щелк.
Звук шел из дальнего угла комнаты. Он увидел колонну возле стены, за ней шкаф. Остальное тонуло в темноте.
- Кто там?
Голос был тихим и каким-то детским. Испуганным. Он откашлялся. Казалось, будто чьи-то пальцы раздирают ему гортань.
Теперь он ощутил запах.
В груди словно лопнул пузырь. К горлу подступил позыв рвоты. Он зажал рот и передвинулся по кровати подальше от этой вони. Напротив в прямоугольнике лунного света стояло металлическое ведро. Кромка его была в рвоте. Рядом виднелась бутылка с дезинфицирующим средством. Но запах шел не оттуда.
Пахло чем-то другим.
Щелк.
Опять этот звук. Он вгляделся в темноту комнаты. Ничего. Ни шороха, ни движения. Он снова изменил позу, прижался к стене и подтянул колени к груди. Сердце сжималось под ребрами. Грудь теснило.
- Кто там?
Он плотнее закутался в одеяло и замер, упорно глядя в темноту, пока наконец его не сморил сон.
Он стоит у церковного окна, заглядывает внутрь. Мэт сидит за столом, на коленях у него раскрытая Библия. Дверь в конце комнаты приоткрыта. Он переводит взгляд с Мэта на нее, и ему хочется оказаться там. Стоять в том дверном проеме.
И внезапно это происходит.
Он толкает ладонью дверь. Та медленно, со скрипом открывается. Мэт поворачивается в кресле, держась рукой за спинку, чтобы взглянуть, кто вошел.
Лицо его искажается.
- Господи, - негромко произносит он и неуверенно поднимается на ноги - глаза расширены, рот открыт. Он будто увидел привидение. - Я думал… Где ты пропадал?
- Скрывался.
Мэт хмурится:
- Почему?
- Я совершил кое-что… очень дурное.
Он открыл глаза и, зажмурившись от слепящего света, попытался поднять руки, но их что-то держало - врезающиеся в кожу путы сковывали движения.
Он повернул голову.
За пределами света было темно, но рядом с собой он увидел медицинский столик с металлическими инструментами. Возле него кардиомонитор и чей-то силуэт в темноте.
- Что происходит? - спросил он.
Человек не ответил. Даже не шевельнулся.
Теперь он смог рассмотреть нижнюю часть своего тела. Его руки были привязаны к подлокотникам зубоврачебного кресла. Он снова попытался их поднять. Путы натянулись.
- Что происходит?
Он попробовал двинуть ногами. Не получилось. Попробовал еще раз. Опять безуспешно. И вдруг отчетливо понял, что ноги парализованы.
Он снова взглянул на силуэт.
- Почему я не чувствую своих ног?
Никакого ответа.
На глаза навернулись слезы.
- Что вы со мной делаете?
Его живота коснулась чья-то рука. Он вздрогнул и повернул голову в другую сторону. Рядом с ним стоял громадный человек - рослый, сильный, одетый в черное. На нем были белый фартук и хирургическая маска. Он опустил ее.
- Привет.
- Что происходит?
- Ты стоишь на краю. Ты это знаешь?
- Что?
- Ты на грани блестящей возможности и даже не осознаешь этого. Однако потом ты поймешь, какую жертву мы совершили ради тебя. Но сперва нам нужно кое-что сделать.
- Прошу вас, я не зна…
- Увидимся на другой стороне.
Рослый снова натянул маску и отступил от кресла в темноту.
На его место вышла женщина в белом халате и тоже в маске, ее темные волосы прикрывала голубая медицинская шапочка. Короткое, толстое тело облегал покрытый кровавыми пятнами фартук. Она наклонилась к нему. Ее маску испачкали кровавые брызги.
- Прошу вас…
Женщина закрыла рукой его глаза. Потом сунула что-то в рот. Какой-то большой металлический предмет - похожий на зажим. Раздался щелчок. Он попытался заговорить, закричать, но зажим удерживал его рот в открытом положении.
Он умоляюще смотрел на нее.
"Прошу вас!"
Откуда-то послышалось негромкое металлическое жужжание. Он скосил глаза, пытаясь увидеть источник звука. Жужжание стало громче.
"Что вы делаете?" - попытался сказать он, но раздалось лишь бульканье. Он сглотнул, глядя на женщину. Она с чем-то возилась, жужжание усилилось. В ее руках появилось стоматологическое сверло.
Он переводил взгляд с него на женщину.
О Господи, нет!
И тут потерял сознание.
Он очнулся в полной тишине. Стояла глубокая ночь, и в комнате сгустились тени. Его буквально сковало холодом. Он натянул одеяло до горла и лег на спину.
Во рту ощущалась дергающая боль.
Он провел языком по деснам, где некогда были зубы. Теперь там остались пустые впадины. Они вытащили зубы, не спрашивая его, как забирали и все остальное.
Щелк.
Опять этот звук. Один и тот же, каждую ночь, раздающийся из угла комнаты. Он медленно сел и вгляделся в темноту.
Он оглядывал этот угол днем, когда из окна лился солнечный свет. Там ничего не было. Только шкаф и пространство за ним, узкий двух-трехфутовый промежуток. Глубокой ночью в гнетущей тишине легко увидеть и услышать то, чего нет. Темнота вытворяет с тобой такие штуки. Но он видел собственными глазами: там пусто.
Щелк.
Он продолжал смотреть в темноту - отпугивал ее. Потом, накинув одеяло, поднялся и шагнул к тому углу.
Остановился.
Из темноты на лунный свет выполз таракан, его ножки постукивали по полу, тело щелкало при движении. Он смотрел, как насекомое добралось до кровати, потом повернуло и направилось к двери, которая всегда была закрыта. Подлезло под створ, подергивая усиками, и исчезло.
Таракан.
Он улыбнулся, плюхнулся на кровать. Облегченно вздохнул. В глубине души он понимал, что никто не мог наблюдать за ним из угла. Все время. Всю ночь. Никто не стал бы этого делать, даже бы не подумал. Все это игра воображения. Сознание порой заставляет тебя усомниться в себе самом; искажает реальность, мутит рассудок, когда ты слаб, - и вот ты уже подвергаешь сомнению очевидное.