Приятная комната. Необычайно приятная. Такого впечатления не достигнуть наспех, случайно. Все здесь было продумано до мелочей, рассчитано на непосредственное восприятие - будь то цвет, пропорции, акустика, - создавая атмосферу покоя, телесного выздоровления и, самое важное, личной безопасности и обретенного убежища. Словом, все способствовало возвращению к жизни. Должно быть, потребовались вершины мастерства и знаний, чтобы в совокупности создать атмосферу, которую она мысленно называла приятной.
Общая цветовая гамма была не холодной стерильно белой, а состояла из теплых светящихся оттенков слоновой кости. Справа находилось окно с подъемными жалюзи. Когда они были свернуты, солнце врывалось в окно массивным потоком золота. Если же их опускали, разрозненные лучики тускнели, образуя туманную дымку, усеянную золотистыми пылинками, сливавшимися во всю ширину окна в фантастическое сияние. В другой раз пластинки плотно закрывали, и тогда в комнате царил прохладный голубой полумрак, что было даже приятнее - само собой возникало желание вздремнуть.
Кроме того, справа у изголовья всегда стояли цветы. Их, должно быть, меняли каждый день. Она ни разу не видела букеты подряд одного и того же цвета. Цвета повторялись, но не сразу. Желтый, на следующий день розовый, потом лиловый и белый, затем снова желтый. Она привыкла к их смене. Ей интересно было открывать глаза утром, чтобы увидеть, какой цвет будет на этот раз. Может быть, для того их и ставили. "Лицо" подносило их поближе, чтобы можно было лучше разглядеть, потом ставило на место.
Каждый день она начинала словами: "Дайте мне посмотреть малыша". Но следующими словами, вскоре после них, неизменно были: "Покажите мои цветы".
Некоторое время спустя появились фрукты. Не сразу, а чуть позже, когда у нее стал появляться аппетит. Они стояли в другом месте, ближе к окну. В корзинке с большим атласным бантом на ручке. Ни разу одни и те же фрукты подряд, то есть никогда один и тот же набор разных фруктов, и ни одного фрукта с малейшим изъяном. Так что она понимала, что фрукты, должно быть, меняют ежедневно. Да и атласный бант каждый день другой, наверное, и корзина каждый раз другая. Каждый день корзинка свежих фруктов.
И если это не значило для нее столько, сколько значили цветы, так только потому, что цветы это цветы, а фрукты это фрукты. И все же по-своему приятно любоваться и ими. Синие и зеленые гроздья винограда, встречаются и пурпурные. Солнце, просвечивая каждую ягодку насквозь, создает великолепную игру цвета, как в соборных витражах. Роскошные груши с яблочным румянцем на янтарных щеках. Бархатистые желтые персики. Веселые крошечные мандарины. Налитые темно-багровые яблоки.
Каждый день, живописно уложенные на прохладную, свежую темно-зеленую салфетку.
Элен не думала, что в больницах так предупредительны. Не знала, что пациентам предоставляется столько благ; даже пациентам, поступающим всего лишь с семнадцатью центами в кошельке, если вообще с кошельком.
Временами она уносилась в прошлое, вспоминала то немногое, что в нем было. Но от этого комната мрачнела, темнело по углам, слабел даже льющийся в окно поток солнечного света, и ей хотелось поплотнее завернуться в одеяло. И она пыталась заставить себя не думать, не бередить память.
Она помнила, как ехала в поезде. Как они с другой девушкой заперлись в туалете. Помнила металлический блеск арматуры и зеркал. Видела перед собой лицо девушки, три расположенные треугольником ямочки, по одной на щеках и одна на подбородке. Помнила даже ощущение тряски и вибрации, неустойчивость пола под ногами. Однако при этом ее начинало подташнивать, потому что она тут же представляла, что последует через несколько секунд. Знала теперь, но тогда еще не знала. Как правило, в этот момент она гнала от себя страшные воспоминания.
Перед глазами встал Нью-Йорк. Помнила дверь, которая не открывалась. Выпавшую из конверта полоску билетов в один конец. Именно в этот момент, когда молодая женщина мысленно проделывала путь в Нью-Йорк, вокруг начинали сгущаться тени и в комнате становилось холоднее.
Пытаясь оградить себя от мыслей о прошлом, она торопилась зажмуриться и отворачивалась к стене.
Настоящее пока что было к ней добрее. И оно было здесь, под рукой, в любое время дня и ночи. Не требовало от нее никаких усилий. Надо оставаться в настоящем, пусть будет оно. В нем надежно. Не надо из него выходить - ни в прошлое, ни в будущее. Потому что вокруг сплошной мрак и неизвестно, что там найдешь. Надо держаться за настоящее, пускай все будет как есть.
Элен открыла глаза - в комнате снова светло и уютно. Из окна льется до того плотный сверкающий поток света, что прямо садись в сани и съезжай с подоконника на пол. Яркий букет цветов, украшенная лентами корзина с фруктами. Умиротворяющий покой. Скоро принесут маленькое существо и дадут ей. Она крепко прижмет его к себе и не захочет отпускать, испытывая неведомое ранее ощущение счастья.
Пусть будет настоящее. Пусть продолжается. Не проси, не ищи, ничего не спрашивай, не сомневайся в нем. Цепляйся за него что есть сил.
Глава 7
Именно цветы принесли ей беду, оборвали настоящее.
Однажды ей захотелось достать один цветок. Отделить от остальных, подержать в руке, ощутить его аромат. Ей уже было мало, что цветы пышным букетом лишь ласкали глаз.
На этот раз они стояли поближе. Да и сама Элен теперь двигалась свободнее. Она лежала на боку, любуясь ими, когда возникло такое желание.
В букете был маленький цветок, наклонившийся к ней, и женщина решила его достать. Она повернулась на бок и протянула руку. Взялась за стебелек, мелко задрожавший в руке. И тут поняла, что одной рукой его не обломить, да ей и не хотелось повредить цветок, она хотела лишь подержать его в руке. Потянула стебелек из сосуда, он подался, но оказался довольно длинным. Рука Элен поднялась высоко над головой и задела за изголовье кровати, которое вроде было к ней ближе всего, но которого она не могла увидеть, не повернув головы. Там что-то покачнулось, ей показалось, что вот-вот упадет.
Чтобы получше разглядеть, она повернула голову, даже приподнялась на подушке, чего раньше ей не удавалось.
К верхней перекладине спинки была прикреплена легкая металлическая рамка. В ней - гладкий бумажный листок с аккуратной надписью. Листок от толчка покачивался, буквы расплывались.
Все это время он висел над самой ее головой, а она его до сих пор не видела.
Это была ее больничная табличка.
Она вгляделась пристальнее.
Все ее приятное настоящее, все благополучие вмиг разлетелись на куски. Цветок из протянутой руки выскользнул на пол.
Табличка содержала всего три строчки с симметрично расположенными словами. Одна половина каждой строчки напечатана типографским шрифтом, вторая заполнена на машинке.
На верхней строчке: "Отделение".
Далее значилось: "Родильное".
Ниже: "Палата".
Дальше было обозначено: "25".
И внизу: "Фамилия и имя пациента".
Далее написано: "Хаззард, Патрис (миссис)".
Глава 8
Еще в дверях, не подходя к кровати, сестра изменилась в лице. Улыбка застыла на ее губах.
Она подошла к больной, поставила градусник. Поправила табличку. Обе молчали. В палате повис страх. В углах потемнело. Здесь больше не было настоящего. Ему на смену пришло будущее. Принесло с собой растерянность, неизвестность, мрачные тени. Гораздо худшее, чем память о прошлом. Сестра поднесла градусник к свету. Нахмурилась. Положила градусник. Осторожно, по всей видимости подбирая интонацию и слова, спросила:
- Что случилось? Вы чем-то расстроены? Немножко повысилась температура.
- Зачем это на моей кровати? Почему она там? - Элен ответила вопросом. Испуганно, напряженно.
- У всех больных такие, - постаралась успокоить ее сестра. - Ничего особого, просто…
- Но поглядите… фамилия. Там говорится… - прошептала больная.
- Испугались при виде собственной фамилии? Не надо туда смотреть. Это не для вас. Успокойтесь, вам вредно разговаривать, - поспешно сказала сестра.
- Но там такое, что я… Вы должны объяснить, я не понимаю…
Сестра посчитала пульс. В этот момент больная вдруг с неописуемым ужасом посмотрела на руку. На маленькое колечко с бриллиантами на безымянном пальце. Словно никогда его не видела, словно не понимая, зачем оно там.
Сестра увидела, как она взволнованно дергает кольцо, пытаясь снять, но оно не поддавалось. Сестра изменилась в лице.
- Одну минутку, я сейчас вернусь, - обеспокоенно произнесла она.
Сестра пришла с врачом, что-то ему нашептывая. В палате замолкла. Доктор подошел к кровати, положил руку на голову больной. Кивнув сестре, сказал:
- Слабого. - И обратился к пациентке. - Выпейте это, - посоветовал он.
Это было что-то соленое на вкус.
Они убрали ей руку под одеяло, подальше от глаз. Руку с кольцом. Отняли от губ стакан. Спрашивать больше ничего не хотелось. Вернее, хотелось, но в другой раз, не сейчас. Надо будет что-то им сказать. Минуту назад она собиралась, но теперь забыла. Она вздохнула. В другой раз, не сейчас. Сейчас было единственное желание - спать. Элен уткнулась в подушку и уснула…
Глава 9
Случившееся выплыло в сознание сразу же. При первом взгляде на цветы, первом взгляде на фрукты, как только Элен открыла глаза и увидела палату. Вернулось полностью.
Что-то ей подсказывало: будь осторожна, не спеши говорить, остерегись. Она не понимала, чего остерегаться и зачем, но осознавала, что следует прислушаться к этому внутреннему голосу.
Сестра сказала:
- Выпейте апельсиновый сок.
Потом:
- С сегодняшнего дня вам можно немножко кофе с молоком. С каждым днем побольше. Все-таки какое-то разнообразие?
Двигайся осторожно, выбирай слова…
Элен спросила:
- Что случилось с…
Отхлебнула кофе с молоком. Будь осмотрительна, не спеши говорить.
- С кем? - закончила за нее сестра.
О, теперь еще осторожнее.
- В поезде, в туалете вместе со мной была еще одна девушка. С ней все нормально? - проговорила больная и отхлебнула еще глоток.
Держи стакан крепче, вот так. Не позволяй дрожать. Поставь на поднос, ровно, не торопясь. Хорошо.
Сестра медленно покачала головой.
- Она погибла? - спросила пациентка.
Сестра не ответила. Тоже вела себя осторожно. Нащупывала путь, не спешила. Спросила:
- Вы с ней были хорошо знакомы?
- Нет.
- Познакомились в поезде?
- Да, только в поезде, - подтвердила Элен.
Сестра теперь расчистила себе путь. Можно двигаться дальше. Кивнула. Ответила на поставленный ранее вопрос.
- Ее нет, - тихо сказала она.
Выжидающе посмотрела в лицо пациентке. Пол выдержал, не прогнулся.
Сестра отважилась на следующий шаг:
- Хотите спросить о ком-нибудь еще?
- Что с… - нерешительно начала Элен.
Сестра убрала поднос, будто убирая лишнее перед решительным моментом.
- С ним?
Слово произнесено. И принято.
- Что с ним?
- Минутку, - сказала сестра, направляясь к двери и приглашая кого-то войти.
Вошли врач и еще одна сестра. Остановились, по виду готовые оказать неотложную помощь.
Первая сестра сказала:
- Температура нормальная. Пульс тоже нормальный, - помедлив, добавила она.
Вторая сестра помешивала что-то в стакане.
Первая, ее палатная сестра, встала у кровати. Взяла ее за руку и крепко сжала. Так и стояла, не отпуская руки.
Доктор кивнул.
Облизав губы, сестра произнесла:
- Вашего мужа, миссис Хаззард, тоже не удалось спасти.
Больная почувствовала, как кровь отхлынула от лица, и вся напряглась.
- Нет, здесь какая-то ошибка… Нет, вы ошибаетесь…
Доктор незаметно дал знак сестре, и они быстро подошли к постели.
На лоб Элен легла чья-то холодная рука, мягко, но настойчиво прижав к подушке; чья - она не поняла.
- Нет, пожалуйста, дайте мне сказать! - умоляла пациентка.
Вторая сестра поднесла ей что-то ко рту. Первая продолжала крепко сжимать руку, как бы говоря: "Я здесь. Не бойтесь, я здесь". На лбу лежала холодная, уверенная рука. Тяжелая, достаточно тяжелая, чтобы не дать голове пошевельнуться.
- Пожалуйста… - вяло повторила Элен.
Больше ничего не сказала. Они тоже молчали.
В конце услышала негромкий голос доктора, как бы ставивший точку:
- А она молодчина.
Глава 10
Воспоминание снова вернулось. Да и как иначе? Нельзя же спать бесконечно. А с ним в мозгу застучало: будь осторожна, говори с оглядкой.
Сестру звали мисс Оллмейер. Ту, которую Элен знала лучше других.
- Мисс Оллмейер, в больнице каждый день всем ставят цветы?
- Нам бы хотелось, но мы не можем себе этого позволить, - ответила сестра. - Цветы обходятся в пять долларов каждый раз, когда вы их видите. Они только для вас.
- А эти фрукты каждый день предоставляет больница?
Сестра мягко улыбнулась:
- Нам бы тоже этого хотелось. Хорошо бы. Фрукты обходятся в десять долларов за корзинку каждый раз, как вы их видите. Постоянный заказ, только для вас.
- Тогда кто?..
Спокойнее.
- Неужели не догадываетесь, милая? - обворожительно улыбнулась сестра. - Не так уж трудно.
- Я вам кое-что хочу сказать. Вы должны дать мне это сказать, - проговорила больная.
Ее голова беспокойно заметалась из стороны в сторону по подушке.
- Ну-ну, милочка, неужели у нас снова будет плохой день? - попыталась отвлечь ее сестра. - А я думала, что сегодня у нас будет такой хороший день.
- Не могли бы вы кое-что для меня выяснить? - продолжала Элен.
- Постараюсь.
- Насчет сумочки. Сумочки, которая была со мной в туалете. Сколько в ней денег?
- Вашей сумочки? - переспросила сестра.
- Ну сумочки. Той, что была там.
Вернувшись позже, сестра доложила:
- Она в сохранности, в ваших вещах. Что-то около пятидесяти долларов.
Значит, сумочка не ее - другая.
- Там были две, - уточнила пациентка.
- Есть еще одна, - подтвердила сестра. - Теперь она ничья. - Мисс Оллмейер сочувственно посмотрела на больную. - В ней всего лишь семнадцать центов, - закончила она еле слышно.
Ей не требовалось говорить это. Элен и без того знала. Помнила еще до отхода поезда. Помнила в поезде. Семнадцать центов. Две центовые монеты, пятицентовая и десятицентовая.
- Не могли бы вы принести эти семнадцать центов? Можно их посмотреть? Или оставить здесь, на тумбочке? - попросила сестру она.
- Не уверена, что это вам на пользу, - заметила сестра, - предаваться грустным воспоминаниям. Посмотрю. Как скажут.
Правда, потом принесла деньги в маленьком конвертике.
Оставшись одна, Элен вытряхнула на ладонь четыре монетки. Что было силы сжала в кулаке, раздумывая, как выпутаться из создавшегося положения.
Пятьдесят долларов. Символ бессчетного богатства.
Семнадцать центов - символ полного безденежья. Потому что за ними ничего. Семнадцать центов и все.
Вернувшаяся снова сестра с улыбкой спросила:
- Так что вы хотели мне рассказать?
Больная через силу улыбнулась:
- Это терпит. Расскажу когда-нибудь потом. Может, завтра или в другой день. Не… не сегодня.
Глава 11
На подносе с завтраком лежало письмо.
- Видите? - сказала мисс Оллмейер. - Начинаете получать письма, как все выздоравливающие.
Конверт опирается на стакан тыльной стороной. На нем надпись: "Миссис Патрис Хаззард".
Элен испугалась. Смотрела на конверт, не отрывая глаз. Стакан с апельсиновым соком дрожал в руке. Буквы становились все больше и больше.
"МИССИС ПАТРИС ХАЗЗАРД"
- Откройте же, - подбадривала ее сестра. - Не смотрите так. Оно вас не укусит.
Элен дважды брала в руки письмо, и оно дважды вываливалось из пальцев. На третий раз удалось надорвать край конверта.
"Патрис, дорогая, хотя мы никогда тебя не видели, теперь ты наша милая доченька. Хью оставил тебя нам. Это все, что нам теперь осталось, - ты и малыш. Я не могу приехать к тебе, не велит доктор. Потрясение было для меня слишком велико, и он запрещает мне ехать. Вместо этого придется тебе приехать к нам. Приезжай скорее, дорогая. Приезжай в наш опустевший дом разделить нашу утрату. Вместе нам будет легче ее перенести. Осталось недолго, дорогая. Мы постоянно поддерживаем связь с доктором Бреттом, и он шлет очень ободряющие сообщения о твоем состоянии…"
Остальное было не так важно, она лишь пробежала глазами. В голове - словно стук вагонных колес. "Хотя мы никогда тебя не видели". Хотя мы никогда тебя не видели. Хотя мы никогда тебя не видели. Чуть погодя сестра взяла письмо из безвольно опустившейся руки и положила в конверт. Больная со страхом смотрела на расхаживавшую мисс Оллмейер.
- Если бы я не была миссис Хаззард, меня оставили бы в этой палате? - спросила больная.
Сестра весело рассмеялась.
- Мы бы выставили вас, тут же выдворили в общую палату, - шутливо пригрозила она. - Возьмите-ка лучше сынишку.
Элен судорожно, как бы инстинктивно защищая, прижала сына к себе. Семнадцать центов. Семнадцати центов не надолго хватит, на них далеко не уедешь. Сестра была в хорошем настроении. Ей захотелось продолжить начатую шутку.
- А что? Уж не собираетесь ли вы сказать, что вы не миссис Хаззард? - шутливо спросила она.
Пациентка еще крепче прижала к груди сынишку. Семнадцать центов, семнадцать центов.
- Нет, - сдавленным голосом ответила она, прижимая лицо к крошечному родному тельцу, - не собираюсь. Не собираюсь.
Глава 12
Элен сидела у освещенного солнцем окна. На ней был стеганый голубой шелковый халат. Она надевала его всякий раз, когда вставала с постели. На нагрудном кармашке вышитая белым шелком монограмма - переплетенные буквы "П" и "X". Подобранные в тон комнатные туфли.
Она читала книгу. На титульном листе, правда, уже давно перевернутом, надпись: "Патрис, с любовью от мамы X.". На столике рядом с кроватью другие книги. Книг десять - двенадцать, в разноцветных веселых переплетах, бирюзовых, пурпурных, ярко-красных, синих, и соответствующим веселым содержанием. Между обложками ничего омрачающего настроение.
На низеньком столике рядом с креслом - блюдечко с апельсиновыми корками и двумя-тремя косточками. На другом блюдечке, поменьше - горящая сигарета. Сделанная по заказу, с желтым фильтром и еще не сгоревшими инициалами "П. X.".