Эшли взглянула на отца и на мать и подумала о том, что это редкое нарушение установившегося порядка. Обычно при встречах они сохраняли солидную дистанцию.
- Пусть Эшли решает. Возможно, она не хочет сразу окунаться во все это. Может быть, ты предпочитаешь сначала позавтракать, отдохнуть? - обратился он к дочери.
Они оба посмотрели на Эшли, и она кивнула, хотя и чувствовала, что проявляет слабохарактерность.
- Хорошо, - произнесла Салли безапелляционным адвокатским тоном. - Тогда сегодня попозже. Скажем, в четыре или половине пятого?
Скотт кивнул и указал на дом:
- Здесь?
- Почему бы и нет?
Скотт мог назвать десяток причин, почему нет, но не стал.
- Стало быть, в половине пятого. Самое подходящее время, чтобы выпить по чашечке чая и соблюсти этикет.
Салли пропустила его саркастическую реплику мимо ушей и обратилась к Эшли:
- Это все, что ты привезла с собой?
- Да.
Хоуп, наблюдавшая эту сцену, подумала, что на самом деле Эшли привезла нечто гораздо большее, хотя и не столь очевидное.
Осторожно пробираясь между лужами по краю поля, Эшли выбрала место, откуда могла наблюдать, как Хоуп руководит командой. Потеряшка был привязан в конце скамейки; увидев Эшли, он приветственно постучал хвостом и снова опустил голову на лапы. "Ну чем не лев?" - подумала она. Львы в Африке часто спят часов по двадцать в сутки, и Потеряшка приближался к этой норме, хотя в остальном его повадки не особенно походили на львиные. Иногда Эшли казалось, что и они сами, возможно, не выжили бы, если бы не пес. Ее огорчало, что мать не сознает, насколько важен для них Потеряшка. Метафорически выражаясь, он был спасателем, поводырем и сторожем. Теперь он состарился и практически отошел от дел, но оставался для них почти братом.
Эшли обвела взглядом тянувшийся в отдалении ряд холмов. Местные жители называют Холиоук горным кряжем, но это явное преувеличение. Вот Скалистые горы - это горы, а здешние холмы превозносят незаслуженно, хотя в ясный осенний день недостаток высоты компенсируется яркой окраской из красных, бурых и желто-коричневых пятен.
Она сосредоточила внимание на игре и сразу вспомнила, как сама пять лет назад бегала в синей с белым форме взад и вперед по левой стороне поля. Она неплохо играла, хотя до Хоуп ей, конечно, было далеко. Та играла свободно, раскованно, а Эшли всегда что-то сдерживало.
Она почувствовала странное волнение, когда девушка, занимавшая то место, где когда-то играла она сама, забила гол. Мяч оказался решающим и вызвал радостные крики, объятия, рукопожатия. Затем она увидела, как Хоуп спускает Потеряшку с поводка и посылает мяч на поле. Пес, страшно довольный, заграбастал мяч и толкнул его носом и передними лапами обратно. Хоуп подобрала мяч, закинула его в сетку и тут заметила Эшли:
- Привет, Киллер, ты все же пришла. Какое впечатление?
Прозвище, которым Хоуп наградила ее, когда она училась на первом курсе, заставило Эшли улыбнуться. Хоуп выбрала это прозвище потому, что Эшли первое время держалась в команде очень скромно, робея перед более опытными спортсменками. Она объяснила девушке, что во время игры надо забыть, что она Эшли Фримен, забыть, что она никого не хочет обидеть, и превратиться в киллера, который никому не дает пощады, не ждет ее от других и делает все, чтобы, уходя с поля, сознавать, что отдал игре все свои силы. Они употребляли это прозвище только в разговорах между собой, не посвятив в свою тайну ни Салли, ни Скотта, ни других девушек из команды. Эшли сначала сочла прозвище нелепым, но со временем оно стало ей нравиться.
- Впечатление хорошее. Девушки играют сильно.
- Салли, я вижу, не пришла с тобой?
Эшли покачала головой.
- Они еще слишком молоды, не хватает опыта. - В голосе Хоуп слышалось разочарование. - Но если перестанут бояться, то смогут добиться многого.
Эшли кивнула и подумала, что это можно сказать и о ней самой в сложившейся ситуации.
Скотт чувствовал себя довольно неловко, сидя в одиночестве посредине большого дивана. Все три женщины устроились на стульях напротив него. Это создавало несколько официальную обстановку и немного напоминало дачу свидетельских показаний большому жюри присяжных.
- Полагаю, - сказал он деловито, - первым делом надо уточнить, что́ мы знаем об этом парне, который не дает покоя Эшли. То есть что он собой представляет, каковы его корни - самые основные сведения.
Он посмотрел на дочь, которая сидела как на иголках.
- Я уже рассказала вам все, что знаю о нем, - ответила Эшли. - Это не так уж много.
Она угрюмо ждала, что один из них скажет что-нибудь вроде: "И при этом, почти не зная его, ты не задумываясь впустила его к себе на ночь", однако никто ничего такого не сказал.
Скотт поспешил заполнить паузу:
- Что нам хорошо бы выяснить в первую очередь - можно ли с этим О’Коннелом о чем-либо договориться? Во всяком случае, показать ему, что мы настроены решительно, не помешает.
- Я уже пыталась сделать это, - заметила Эшли.
- Да, я знаю, и ты поступила правильно. Но теперь, видимо, нужно дать более решительный отпор; возможно, мне просто следует поговорить с ним по-мужски. Не исключено, что мы преувеличиваем проблему и все, что требуется, - небольшая демонстрация силы.
- И может быть, лучше действовать одновременно и кнутом, и пряником, - добавила Салли. - С одной стороны, ты, Скотт, потребуешь, чтобы он оставил Эшли в покое, а с другой - мы подсластим пилюлю, предложив ему денег. Приличную сумму, тысяч пять. На человека, который работает на заправке и посещает компьютерные курсы, эта сумма должна произвести впечатление.
- Ты думаешь, от этого будет толк? - спросил Скотт.
- Исходя из своего опыта, могу сказать, что во многих делах по разрешению семейных конфликтов, в бракоразводных процессах и вопросах опеки над детьми деньги играют большую роль.
- Ну что ж, тебе виднее, - отозвался Скотт. Он не очень рассчитывал на подкуп, как и на "мужской" разговор с О’Коннелом, однако не мог не согласиться с тем, что для начала надо попытаться использовать наиболее простые способы. - Но что, если…
- Давайте не будем торопиться, - остановила его Салли, подняв руку. - Парень, безусловно, ведет себя некрасиво. Но я не вижу в его действиях никакого нарушения закона. Конечно, можно ему намекнуть, что мы наймем частных сыщиков, обратимся в полицию, добьемся запретительного судебного приказа…
- Ну уж это-то обязательно подействует, - саркастически бросил Скотт.
Салли не обратила внимания на его слова и продолжила:
- …или предпримем другие меры с привлечением правоохранительных органов. Возможно, Эшли надо будет даже уехать на время из Бостона. Это будет, конечно, отступление, но не исключено, что придется к этому прибегнуть. Однако первым делом мы должны испробовать простейшие средства.
- О’кей, - согласился Скотт, довольный, что хотя бы в этом они сошлись. - Как мы конкретно это провернем?
- Эшли звонит парню и договаривается о встрече. Берет с собой деньги и отца. Разговор должен происходить в каком-нибудь публичном месте и носить решительный, бескомпромиссный характер. Будем надеяться, на этом можно будет поставить точку.
Скотт хотел было возразить, но воздержался. В конце концов, определенный смысл в этом плане был. По крайней мере, стоило попробовать. По ходу дела он внесет в план необходимые уточнения.
Салли обратилась к Хоуп, которая до сих пор хранила молчание:
- Что ты думаешь по этому поводу?
- По-моему, все правильно, - ответила та, хотя не верила в столь быстрый успех.
Скотта раздосадовало, что Салли вздумалось спрашивать мнение Хоуп. Ему хотелось сказать, что Хоуп не имеет права голоса в этом вопросе, да и вообще ей не следовало бы присутствовать при их разговоре. Но он промолчал, убеждая себя, что не стоит горячиться, как бы все это его ни раздражало.
- Ну что ж, план действий мы наметили, - сказал он. - По крайней мере, для начала, пока не убедимся, что он не действует.
Салли кивнула:
- Ну ладно, Скотт, теперь, когда мы покончили с делом, скажи, ты действительно хочешь чая или это была одна из твоих шуточек?
* * *
- Просто не могу поверить… - начал я, но потом решил зайти с другой стороны: - Должны же они были хоть немного понимать…
- С кем имеют дело? - закончила она вопрос за меня. - Но они ведь не знали о нападении на приятеля Эшли после вечера в баре. Они ничего не знали о прошлом Майкла О’Коннела, о том, какое впечатление он производил на своих сослуживцев, преподавателей и других людей. Они не владели информацией, которая подсказала бы им верный путь. Они знали только, что парень не хочет оставить Эшли в покое. Только и всего.
- Но какой смысл разговаривать с ним, предлагать ему деньги? Как можно было надеяться, что это что-нибудь даст?
- А почему бы и нет? Люди часто так поступают в подобных случаях.
- Да, но…
- Вы делаете поспешные выводы задним числом. Людям свойственно верить, что они получат ответы на свои вопросы. Другое дело, что на самом деле они их не получают. Но что еще они могли сделать в тот момент?
- Они могли бы принять более решительные меры.
- Но они же не знали того, что знаете вы! - воскликнула она. Она наклонилась ко мне, и глаза ее сердито блеснули. - Неужели так трудно понять, что в нас слишком сильно стремление отрицать все худшее? Мы просто не хотим верить в худшее! - Она сделала паузу и глубоко вздохнула.
Я хотел было возразить, но она остановила меня, подняв руку:
- Не обманывайте себя. Не воображайте, что вы не станете рассчитывать на благоприятный исход, когда смертельная опасность замаячит перед вами. - Она опять вздохнула. - Правда, Хоуп была исключением. Она видела опасность. По крайней мере, подозревала, чувствовала… Но у нее были причины - ложные, дурацкие, - по которым она не могла высказать свое мнение. Тогда еще не могла.
14
Глупость
Скотт ерзал на табурете у стойки бара, держа в руках бутылку пива и поглядывая одним глазом на входную дверь и другим - на Эшли, сидевшую в одиночестве в одной из кабинок. Она ждала О’Коннела, нервно теребя салфетку и столовые приборы и барабаня пальцами по столу.
Скотт дал ей указания насчет того, что ей следует сказать по телефону, договариваясь с О’Коннелом о встрече, и как ей держаться с ним. Во внутреннем кармане пиджака он держал наготове конверт с пятью тысячами долларов стодолларовыми купюрами. Увесистая пачка будет выглядеть внушительно, когда он выложит ее на стол; он надеялся, что создастся впечатление, будто в конверте даже больше пяти тысяч. При мысли о деньгах у него начинали потеть подмышки, но Эшли, вероятно, чувствовала себя еще хуже - все у нее внутри завязалось тугим узлом. Тем не менее ее скромные актерские способности должны были помочь ей во время разговора. Скотт прочистил горло и допил пиво. Он напряг мышцы под пиджаком и уже в десятый раз повторил себе, что человек, запугивающий женщину, скорее всего, спасует перед мужчиной, не уступающим ему в физической силе и к тому же более старшим и опытным. Ему не раз приходилось сталкиваться со студентами вроде этого Майкла О’Коннела, и он, как правило, заставлял их отступать. Он дал знак бармену принести ему еще пива.
Эшли же бросало то в жар, то в холод. Говоря по телефону с О’Коннелом, она была осмотрительна и придерживалась тактики, выработанной ею вместе с отцом по дороге в Бостон: держаться без вызова, но и никак его не обнадеживать. Теперь же, напоминала она себе, надо вызвать его на откровенный разговор, а отец в случае необходимости вмешается.
- Майкл, это Эшли.
- Куда ты пропала?
- Уезжала из города по делу.
- По какому делу?
- Которое нам с тобой надо обсудить. Почему ты не пришел тогда в музей?
- Мне не понравилась обстановка. И я не хотел выслушивать то, что ты собиралась сказать. Эшли, я считаю, что у нас с тобой все идет хорошо.
- Если ты так считаешь, давай встретимся сегодня в том же ресторане, где мы с тобой были во время нашего первого и единственного свидания. Ты согласен?
- Только в том случае, если ты пообещаешь, что не собираешься расстаться навсегда. Ты нужна мне, Эшли. И я тебе нужен, я знаю.
Это прозвучало просительно, почти по-детски, и Эшли несколько растерялась.
- Хорошо, я обещаю, - ответила она, поколебавшись. - В восемь?
- Давай. Это будет здорово. Нам о многом надо поговорить. О нашем будущем, например.
- Замечательно, - произнесла Эшли с притворным воодушевлением.
Она положила трубку, ничего не сказав ему ни о том, как ей было страшно, когда он преследовал ее под дождем по дороге к метро, ни о мертвых цветах, ни о чем-либо другом, что пугало ее.
И теперь она старательно отводила глаза от отца, сидевшего у стойки, наблюдала за входом в ресторан и, по мере того как время приближалось к восьми, все больше надеялась, что на этот раз не повторится то, что было в музее. План, разработанный ею с отцом, был прост: они придут в ресторан пораньше, Эшли займет место в кабинке и, когда появится О’Коннел, Скотт неожиданно подсядет к нему, так что он не сможет уйти, пока они не выскажут ему все, что собирались. Они будут действовать как слаженная команда, настаивая на том, чтобы О’Коннел оставил ее в покое. У них будет численное преимущество, они будут находиться в публичном месте, и, как утверждал Скотт, они задавят О’Коннела психологически и будут полностью контролировать ситуацию. "Будь сильной и решительной. Выскажи ему свои требования четко и недвусмысленно, чтобы у него не оставалось никаких сомнений, - авторитетно наставлял ее Скотт. - Помни: нас двое. Мы умнее его, лучше образованны и располагаем бо́льшими средствами. Всё в наших руках".
Эшли взяла стоявший перед ней стакан с водой и сделала глоток. Губы ее были сухими и запеклись. У нее вдруг возникло ощущение, словно она плывет в открытом море на спасательном плоту.
Она поставила стакан и в этот момент увидела входившего в ресторан О’Коннела. Приподнявшись с диванчика, она помахала ему. О’Коннел быстро окинул взглядом зал, но трудно было сказать, обратил он внимание на Скотта или нет. Она скосила глаза на отца. Тот заметно напрягся.
Сделав глубокий вздох, она мысленно проговорила: "Итак, Эшли, занавес поднят. Звучит увертюра. Представление начинается".
О’Коннел быстро пересек зал и скользнул на диванчик напротив нее.
- Привет, Эшли, - бросил он. - Как здорово увидеться с тобой!
- Почему ты не пришел тогда в кафе? - не сдержавшись, упрекнула его Эшли. - И стал вместо этого преследовать меня на улице?
- Ты испугалась? - спросил он, улыбнувшись, словно она бросила ему какую-то шутку.
- Да. Если ты говоришь, что любишь меня, то почему ведешь себя так странно?
Он опять улыбнулся, вместо ответа, и Эшли вдруг подумала, что и не хотела бы услышать его. Майкл О’Коннел слегка откинул голову назад, затем наклонился к ней и собирался взять ее за руку, но она быстро спрятала руки под стол. Она не желала, чтобы он прикасался к ней. Он фыркнул и откинулся на спинку диванчика:
- Значит, это все-таки не романтический ужин вдвоем?
- Нет.
- Значит, ты солгала, пообещав, что это не будет прощальная встреча, да?
- Майкл, я…
- Мне не нравится, когда люди, которых я люблю, лгут мне. Это меня злит.
- Я пыталась…
- Мне кажется, ты не вполне понимаешь меня, Эшли, - спокойно проговорил он, не повышая голоса. Можно было подумать, что они разговаривают о погоде. - Ты не думаешь, что у меня тоже есть чувства?
Он произнес это ровным, чуть ли не деловитым тоном. "Нет, не думаю!" - хотелось ей крикнуть, но вместо этого она сказала:
- Послушай, Майкл, зачем растравлять себя и делать еще тяжелее то, что и так тяжело?
- А что тут тяжелого? - улыбнулся он. - Ничего тяжелого не случится. Я люблю тебя, Эшли. А ты любишь меня. Ты этого просто еще не сознаешь. Но ты поймешь, скоро поймешь.
- Да нет, Майкл, ты ошибаешься.
Произнеся это, она поняла, что обсуждает с ним их отношения, то есть говорит совсем не то, что нужно.
- Ты что, не веришь в любовь с первого взгляда?
- Ох, Майкл, ну почему ты не можешь оставить меня в покое?
Он слегка усмехнулся, и у Эшли промелькнула пугающая мысль: "Он получает от этого удовольствие".
- Похоже, я должен доказать тебе свою любовь, - сказал он, снова улыбнувшись.
- Ты ничего не должен мне доказывать.
- Ты ошибаешься, - произнес он самодовольно. - Все твои представления - это ошибка. Я бы даже сказал, смертельная ошибка, но боюсь, ты можешь меня неправильно понять.
Сделав резкий и испуганный вздох, Эшли поняла, что разговор складывается совсем не так, как она надеялась, и дважды отбросила волосы с лица правой рукой. Это был условный знак, призывающий отца вмешаться. Краем глаза она видела, как он соскочил с табурета, в три шага пересек небольшой зал и встал у их столика, загородив О’Коннелу выход из кабинки.
- Мне кажется, вы не слушаете, что она говорит, - произнес Скотт ровным тоном, в котором, однако, чувствовалась уверенная сила. Он разговаривал таким тоном с упрямыми студентами.
О’Коннел по-прежнему смотрел на Эшли:
- Значит, ты решила, что тебе понадобится помощь?
Она кивнула.
О’Коннел слегка повернулся и смерил Скотта взглядом.
- Салют, профессор, - спокойно проговорил он. - Присаживайтесь.