Попрощавшись, я вышла из здания и завернула за угол. Через секунду, когда я оказалась вне поля его зрения, я побежала, как сумасшедшая.
Глава 11
Я бежала на запад от Центрального парка, надеясь затеряться в толпе. Во вторник в два часа дня на улице были в основном женщины с сумками на колесах и ученики младших классов, главным образом испанцы, под присмотром монахини. Чтобы сохранить оставшиеся силы, я замедлила бег и перешла на быстрый ход.
Кто-то засвистел. По своей провинциальной тупости я сразу же вспомнила футбольную тренировку - и, посмотрев через плечо, ожидала увидеть апоплексическое лицо тренера Крамера, готового ударить одного из ребят. Но вместо него я увидела швейцара Джейн, быстро бежавшего - или пытавшегося бежать - по Восемьдесят восьмой улице, преследовавшего меня с криком: "Остановитесь именем закона!". Задыхаясь, бедный старый гномик отстал, он свистел в свисток, пытаясь привлечь внимание полиции.
Я снова увидела его, и вдруг с ужасом вспомнила, что я оставила свою сумочку в доме Джейн. Я так растерялась, что, ничего не видя перед собой, чуть было не бросилась прятаться в мусорный контейнер, до отказа забитый использованными бумажными полотенцами.
Швейцар опять закричал, что-то вроде "Убийство!". Маленький седой свистун был от меня на расстоянии в полквартала, и это расстояние сокращалось. Я уже могла расслышать, что он кричал: "Убийца!". Я шла вперед, стараясь казаться если не беспечной, то, по крайней мере, не походить на склонного к убийству человека. Голос швейцара начал затихать. Я не оборачивалась, я все еще слышала его крики, хотя все тише и тише - какие-то квакающие звуки: "Уби…". Я молилась, чтобы сердце этого старого человека выдержало, потому что, если он умрет, это будет на моей совести.
О, Боже, что я буду делать без моей сумочки? В ней было все, что я имела. Я не могу постучать в дверь к Джейн и потребовать ее назад. Я могу только двигаться в сторону Колумбийского университета, все увеличивая скорость. Я прошла Восемьдесят девятую улицу, оставив позади старинные аристократические особняки с последними в этом году хризантемами в каменных вазах у окон. Демонстрируя грациозность, о которой я и не подозревала, я ловко обходила пластиковые пакеты с мусором и, привязанные к фонарным столбам, велосипеды. Несколько секунд я была возбуждена и шла так быстро, что даже испытала какое-то чувство радости.
И, как всегда бывает, в тот момент, когда я превратилась в Джеки Джойнер-Керси, реальность напомнила о себе. Полицейская машина затормозила у края тротуара.
- Леди? - низкий бас с испанским акцентом, принадлежавший очень высокому полицейскому. - В чем дело?
- Что?
- Я спрашиваю, что случилось?
Надо было увести полицейских с этого места. В любую секунду голос швейцара опять будет слышен.
- Моя сумочка! - я часто и тяжело задышала. - Парень…
Я положила одну руку на грудь, чтобы успокоить сердцебиение, другой указала в сторону Центрального парка, куда он якобы убежал.
- Все, что я имела, было в той сумочке!
Полицейский бросил взгляд на своего партнера, который внимательно осматривал меня. Я не была в том свитере, который делал мою фигуру, похожей на девичью, и хотя смотреть было не на что, я произвела на него впечатление. Он пососал кончик большого пальца, видимо, подумав: "Что происходит с этой женщиной?".
Внезапно, ни говоря ни слова, высокий полицейский вышел из машины и открыл боковую дверцу.
- Садитесь, - пророкотал он.
Перед сиденьем была проволочная перегородка - передвижная тюремная камера.
- Проходите, леди, - сказал он настойчиво.
Знаете, как персонажей в детективах парализует от страха? Так вот, я на самом деле и не могла сдвинуться в места.
- Не бойтесь меня, - промычал он. - Если это только произошло, может, мы сможем догнать его?
Комок подступил к горлу, глаза мои увлажнились.
- Спасибо, - почти облегченно зарыдала я, карабкаясь в машину.
Он воспринял мои эмоции, как благодарность.
- Вот за этим мы здесь и находимся.
Мы сорвались с места со скоростью выстрела.
Если бы я не была на грани истерики, поездка доставила бы мне удовольствие - погоня на машине с двумя прекрасными парнями и гудящей сиреной. За одним исключением - я была, как в баскетбольной корзине. Я должна была исполнять роль отважной и благодарной им горожанки в то время как я только пыталась прийти в себя от моего ловкого побега от Джейн Бергер и из Галле Хэвен. Что за черт - с тех пор, как я занялась делом, я и забыла о душевной травме от того, как я нашла тело Ричи. А тот удар, который нанес мне Ричи своим уходом?
Однако надо посмотреть фактам в лицо. Моя выходка могла открыться с минуты на минуту. Я говорила себе: "Сейчас появится сообщение о маньячке в состоянии климакса. Эти два парня пока не объединяют меня с ней - пока. В любой момент по радио могут гнусавым голосом объявить точное описание моих слаксов и свитера, данного Джейн".
Высокий парень повернулся в мою сторону. Его голова под фружакой казалась похожей на головку чеснока.
- Как он выглядит?
- Он белый, - сказала я. - Одет в черное.
Это прозвучало очень драматично, было похоже на Гамлета в исполнении Лоренса Оливье.
- Лет тридцать - тридцать пять. Волосы зачесаны надо лбом.
Мы проехали одного белого, одетого в черное, но он был скорее похож на воздушный шар, чем на Оливье, потому мое "нет" прозвучало достаточно убедительно.
- Я его нигде не вижу, - сказала я и добавила, что мы вряд ли его отыщем.
- Откройте пошире глаза, - пророкотал высокий. - И не отчаивайтесь!
- Пару минут мы поездим по парку, - добавил его партнер.
Город был скучный, плоский, серый, но Центральный парк был огромным и разноцветным! Ярко-зеленая, как клюшка для гольфа, трава, пылающие пурпуром и золотом на фоне светло-голубого неба деревья. Возможно, я вижу эту красоту в последний раз! В любую минуту радио может сообщить: "Разыскивается убийца. Возможно, вооруженный и очень опасный". Они могут увезти меня в тюрьму прямо в той камере, где я находилась.
- Будьте любезны, - пробормотала я. - Большое спасибо. Но я опаздываю на прием к врачу.
Я понизила голос:
- К специалисту.
- Никаких проблем, леди, - сказал высокий.
Они высадили меня на Пятой авеню, где, как я сказала, находится кабинет доктора. Когда они спросили мою фамилию, я уже готова была сказать "Молл Флэндерс", но подумала, что может быть, моя полоса везения уже прошла и я наткнулась на полицейского, работающего над диссертацией о Дефо, - тогда я назвала им девичью фамилию и имя моей матери и адрес, тот адрес, где я жила в детстве в Бруклине. Я поклялась, что позвоню в участок через час, чтобы окончательно оформить протокол.
Бруклин произвел должное впечатление. Когда я вышла из машины, следом за мной вылез и высокий. Он вытащил из кармана пригоршню монет, покопался в ней и дал мне жетон на транспорт.
- Вот, Перл, - сказал он. - Теперь вы сможете вернуться в Ошен-авеню.
Мне некуда было идти. Казалось, полудню не будет конца. Я прошла квартал, потом еще один. Я шла по тротуару, внимательно глядя по сторонам, стараясь затеряться среди жителей Нью-Йорка.
К четырем часам я просто умирала от голода. Мне так хотелось гамбургера! Или сэндвичей. Или чего-нибудь из китайской кухни. Горячего французского лукового супа с хрустящей корочкой сыра. Я прошла мимо лотков с продуктами и сосредоточила свое внимание на груде сухих крендельков с солью.
Холод усиливал мои страдания. Я засунула руки в карманы брюк, но в этом было мало приятного, так как мои пальцы помимо моей воли искали там забытую монетку или пластинку жвачки. К этому времени я уже прошла около двух миль и добралась до читального зала Нью-Йоркской публичной библиотеки. Я шла, пошатываясь, будто заново училась ходить после тяжелой болезни.
Благотворная атмосфера библиотеки немного оживила меня. Я не распевала там песенки, когда Ричи и Митч создавали Дейта Ассошиэйтед - я была хорошим, может быть, даже первоклассным исследователем. И сейчас у меня там было дело. После пяти минут объяснения, как я потеряла сумочку с библиотечной карточкой и всеми документами и сорока пяти минут ожидания, помощник библиотекаря с американским флагом и словами "Благослови, Боже", вытатуированными на руке, принес мне справочники "Кто есть кто из американских женщин" и "Кто есть кто в финансах и промышленности".
Итак, что я знаю о Джессике Стивенсон? По справочникам - ничего, что говорило бы о ее склонности к убийствам. "Место рождения: Дейтон". "Родители: Артур и Пенелопа (Уинтербургер) Куигли". Не означает ли это, что она была замужем за мистером Стивенсоном? Интересная деталь, потому что как раз перед тем, как появиться в Дейта Ассошиэйтед, Джессика ужинала со мной и Ричи и очень сокрушалась о том, что никогда не была замужем и не имела детей. Я поддакивала, стараясь при этом не проявлять своего превосходства. И если она пыталась скрыть свое замужество, почему об этом так ясно сказано в "Кто есть кто"? И если действительно был мистер Стивенсон, который сделал ее своей миссис, зачем ей лгать, что у нее никогда не было мужа?
Когда я потеряла свою сумочку, я потеряла все, но по крайней мере я помнила номер моей телефонной кредитной карточки. Сидя в телефонной будке, я с трудом подавила желание позвонить Бену и Алексу. Мне хотелось просто услышать их голоса и сказать, что со мной все в порядке. Я не стала звонить и Касс, по которой я очень соскучилась: все знают, какими близкими друзьями мы были, - ее телефон может прослушивать полиция.
Вместо этого я позвонила всем Куигли из Дейтона. Стараясь говорить одновременно оживленно и убедительно, я представилась Мэри Куигли из Орландо во Флориде, разыскивающая своих родственников. Все безуспешно. Мне либо отвечал автоответчик, либо Куигли, не имевшие представления ни об Арте, ни о Пенни, ни о маленькой Джессике.
Потом я стала Мэри Уинтербургер из Дейтона и начала обзванивать Уинтербургеров. Первая кузина Пенни сказала мне, что она и Арт оба умерли. Она от рака, он от несчастного случая на пикнике во время приготовления барбекю. "Ужасно, ужасно", - посочувствовала я. - "А что касается Джессики, она вышла замуж сразу же по окончании колледжа. Затем развелась. О, да, и ребенок!" - "А где ребенок?" - "На востоке, с Джесс", - предположила она.
Я бродила по начинавшим темнеть улицам. Предположения согревали меня. А что, если Ричи все узнал? "Лгунья! - закричал он. - Только подумать, что я оставил такую замечательную женщину, как Рози, ради тебя!". Может, он угрожал ее уволить? Возможно, она поспешила убить его, пока он не убил ее карьеру?
С наступлением сумерек мои фантазии перестали бороться с прохладой. Порывы холодного ветра поднимали с земли песок, гравий, газеты. Что за ужасная погода в октябре! Какое-то время я отогревала свои уши в вестибюлях зданий, изучая списки служащих, но, боясь привлечь к себе внимание со стороны охраны, я не задерживалась там и возвращалась на холодные, но более безопасные улицы.
Меня мучила жажда. Голод становился непереносимым. В сумерках каждое здание на Лексингтон-авеню казалось похожим на ресторан или продуктовый магазин с пестрой рекламой баров Кит Кэт. Я прошла мимо зеленой лавки с горой прекрасных, выставленных на улице яблок, но владелец лавки, маленький кореец в длинном белом фартуке, должно быть, заметил мое состояние, потому что, скрестив руки на груди, сторожил свои фрукты, пока я не ушла.
Было около семи. Я дрожала от холода. Выбора не было. Я воспользовалась полученным от полицейского жетоном на поездку на автобусе, чтобы согреться и дать отдохнуть ногам. Поездка в автобусе помогла, но не очень. На последней остановке в Гринвич-Виллидж я зашла в Вашингтон-Сквер-парк. Совсем стемнело. Из посетителей остались только торговцы наркотиками с безобразными волосами до плеч да еще несколько таких же, как я, бездомных. Женщина в порванной жилетке и шерстяном берете, чтобы сохранить тепло, сидела, скрестив ноги, на скамейке. Она обхватила себя руками и убаюкивала себя, как ребенка. Она была моего возраста.
Я услышала сзади шаги. Подошел мужчина. Я почувствовала его дыхание на своем лице, когда он произнес: "Бэби, у меня есть то, что тебе нужно".
Я ускорила шаг. Ноги болели, каждое движение причиняло боль. Я подумала, привыкают ли бездомные к своим страданиям или они не утихают никогда?
Я попала в группу возвращавшихся со службы одетых в армейскую форму мужчин, затем направлявшихся в вечернюю школу мальчишек, в джинсах и с рюкзачками. У меня уже не осталось сил выбраться из этой толкотни. "Надо быть понахальнее, - сказала я себе. - Будет еще хуже". Но я не была готова к такой жизни. Я слишком долго была мягкой, провинциальной, богатой. Запах пищи и вонь раздражали меня, транспорт пугал, люди настораживали.
Было около половины девятого. Я бродила, не зная, как убить время, и вдруг краем глаза заметила что-то красное. Большой пакет Бургер Кинга в руках девушки в джемпере с эмблемой нью-йоркского университета. Она стояла перед витриной книжного магазина, рассматривая книги по научной фантастике. На вид ей было лет восемнадцать. Прямые волосы, изысканная поза, стройная фигура балерины.
Клянусь, я ничего не планировала, потому что, если бы я даже подумала об этом заранее, одна мысль убила бы меня. Но я не успела ни о чем подумать. Я просто схватила пакет и побежала. Она, пораженная, а, может, и нет, не стала меня преследовать. Она только вскрикнула громко и пронзительно, но - я оглянулась назад - не побежала к телефону вызывать полицию. Очевидно, то, что на Лонг-Айленде расценивается, как серьезное преступление - кража бутербродов, - на Манхэттене считается незначительной досадной неприятностью.
Пакет обдал теплом мою грудь, аромат мяса с луком согрел мою душу. Я отошла еще на несколько кварталов от места моего преступления. Затем я кое-как уселась на буфер припаркованной небольшой повозки и съела мой ужин.
Где-то между рыбой, жареной по-французски, и яблочным пирогом я представляла себе друга балерины, ругающего ее за потерю ужина - джемпер с надписью нью-йоркского университета возник перед моими глазами. Этот образ тут же напомнил мне единственного человека из нью-йоркского университета, которого я знала, моего любимого неуспевающего ученика Денни Риза.
В школе Денни играл на бас-гитаре в ансамбле вместе с Алексом, потом поступил в нью-йоркский университет. Как-то я слышала, что Алекс говорил Бену, будто Денни занялся прибыльным делом - продажей фальшивых удостоверений личности своим приятелям-студентам, которые жаждали иметь возможность болтаться по барам, пить и блевать до того, как достигнут совершеннолетия. Это новое рискованное занятие было продолжением его предыдущей работы: торговли марихуаной в раздевалке для мальчиков в средней школе Шорхэвена.
Денни Риз был испорченный, но удачливый: ни арестов, ни судимостей. Он был более чем удачливым - он был умным, очень обаятельным и привлекательным. И за его острым плутовским умом, за его легкой улыбкой я всегда чувствовала доброту. Может, не доброту, но доброжелательность. И ни в коем случае не подлость. Ребенок был испорченным, но добрым.
В юношеские годы, когда, несмотря на тщательно продуманные причины - включая деликатные записки от врача, - Денни был на грани провала на экзамене по "Введению в театральное искусство" у Касс, потому что не написал итоговое сочинение за семестр, я после репетиции их ансамбля пригласила его домой вместе с Алексом. Под предлогом, что мне необходима их помощь в перестановке мебели на террасе, я объясняла им суть "Стеклянного зверинца". Алекс нашел мою лекцию не просто скучной, но смертельно скучной, чтобы слушать ее в тишине, и затянул какую-то мелодию. А Денни прекрасно понял, что я затеяла. Он слушал внимательно, а через два дня получил на экзамене "отлично", и это дало ему необходимую сумму баллов, чтобы закончить курс - к большой досаде Касс. Я надеялась, что мое вмешательство даст Денни еще один шанс - поможет поступить в колледж и использовать это как базу для развития его антрепренерских способностей.
Хотя у меня и не было денег, я подумала, что справочная Манхэттена даст мне домашний адрес Денни. Я узнала, где он живет - на захудалой маленькой улочке недалеко от Гудзона. Была уже почти полночь. Здание имело форму куба. На нем была вывеска "Даун Л. Януччи. Косметолог-электролог. Эпиляция", которая болталась над давно заброшенным складом и означала, что весь первый этаж занят этой фирмой. Было нацарапано что-то еще, но у меня хватило ума не читать.
Поскольку полночь для Алекса это еще день, а Алекс с Денни были друзьями-полуночниками, я не боялась, что разбужу его. У меня были сомнения относительно самого Денни. Привлекательный? Без сомнения. И бесчестный, как черт. Однако каждый любитель детективов знает, что замешанная в убийстве средних лет дама не должна быть очень разборчива в людях, с которыми имеет дело. Я хотела позвонить, но звонка не было. Я постучала в дверь, потом сильнее. Маленькая полоска света виднелась на втором этаже. И я сделала то, что делали в Бруклине, когда хотели привлечь чье-то внимание.
- Денни! - заорала я во всю силу своих легких. - Денни!
И когда кто-то из другого дома завопил в ответ: "Заткнись!", - окно на втором этаже открылось. Денни был без рубашки, темные волосы падали ему на глаза. Похоже, он не был в восторге от появления компании. Он поднял раму повыше, чтобы высунуться еще больше и лучше рассмотреть меня.
- Денни, - сказала я и встала под уличный фонарь. - Это я.
Ни признания. Ни ответа. И поскольку я теперь стала героиней радиорепортажей, я не могла назвать своего имени.
- Это мама Алекса.
Окно с шумом захлопнулось. Через секунду он, пробежав через склад, открыл дверь.
- Я не решилась заходить к тебе так поздно, - сказала я, - но было бы очень сложно объяснить все по телефону.
Он схватил меня за руку и, втащив внутрь, повел к лестнице в задней половине дома.
- Э-э… - начала я. - Ты слышал?
Денни кивнул. К нему вернулось хладнокровие. В школе он был невысоким и плотным подростком. Сейчас он был ненамного выше меня, но похудел, сформировавшись в идеальный широкоплечий мужской треугольник.
- О вас только что сообщили в одиннадцатичасовых новостях, - сказал он. - Они использовали чью-то любительскую видеозапись на выпускном вечере в школе. Вы, смеясь, разговаривали о чем-то с доктором Хигби и мистером Пересом, а когда заметили камеру, помахали рукой.
- Я не хочу доставлять тебе неприятности, - сказала я. - Но мне некуда идти.
- Пошли наверх.
Я была признательна уже за то, что он не сказал: "После вас" - мои мышцы так болели, а ноги так ныли, что я была вынуждена схватиться двумя руками за перила и буквально тащить себя по лестнице, как старуха. Однако я предпочла смотреть на упругий зад Денни Риза в потертых джинсах Ливайс, чем он смотрел бы на мой во французских слаксах и, без сомнения, заметил бы, что он давно лишился прежней упругости.