- Знаешь, Джоуи, - начал он, - я занимаюсь этим делом уже много лет. Потратил на него тысячи часов, и не только на работе, но и просто размышляя, что на самом деле тогда произошло. И вот мои выводы. Ты с ума сходил по Никки, и это понятно. Она была чертовски хороша, общительна, соблазнительна, из тех, с кем хочется связать свою жизнь. Но она разбила тебе сердце, а в семнадцать лет нет горя страшнее. Ты был раздавлен и сломлен. А потом она исчезла. Весь город был шокирован, но для тебя и тех, кто ее любил, удар стал особенно страшным. Все хотели ее найти. Все хотели помочь. Как она могла исчезнуть без следа? Кто причинил Никки зло? Может, ты действительно считал, что Донти к этому причастен, а может, и нет. Но случившееся стало для тебя настоящим потрясением, и ты не мог остаться в стороне. Ты позвонил детективу Керберу, а потом все покатилось, как снежный ком. Следствие пошло по ложному пути, и остановить его было нельзя. Когда Донти признался, ты решил, что поступил правильно, ведь поймали настоящего преступника. И тебе захотелось продолжить. Ты выдумал историю о зеленом фургоне и сразу стал главным свидетелем! Превратился в настоящего героя в глазах всех, кто любил Николь Ярбер. Ты занял в суде место свидетеля, поднял правую руку и дал показания, которые не являлись правдивыми, но это уже было не важно. Ты сделал все это ради Никки. Донти увели в кандалах прямо в камеру смертников. Может, ты понимал, что когда-нибудь его казнят, но не исключаю, что нет. Мне кажется, тогда ты был еще совсем юнцом и мог не понимать, чем все это закончится.
- Он признался.
- Да, и цена этому признанию такая же, как и твоим показаниям. Люди очень часто говорят неправду, так ведь, Джоуи?
Повисла долгая пауза - оба собеседника размышляли над тем, что сказать дальше. В Слоуне Робби терпеливо ждал, хотя терпение никогда не входило в число его достоинств.
Первым заговорил Джоуи:
- А что должно быть в этом аффидевите?
- Правда. Ты заявишь под присягой, что твои показания в суде не были правдивыми. Мы подготовим текст. На это уйдет меньше часа.
- Не так быстро. Другими словами, я должен признаться, что соврал на суде?
- Мы можем выразить это иначе, но суть ты уловил правильно. И мы бы хотели довести до конца вопрос с анонимным телефонным звонком.
- И этот аффидевит будет представлен на суде, а потом о нем напишут в газетах?
- Наверняка. Пресса следит за процессом. И сообщит обо всех ходатайствах, поданных в последнюю минуту.
- И моя мать узнает из газет, что я признаюсь во лжи, так, что ли?
- Да, но подумай сам, что сейчас важнее: твоя репутация или жизнь Донти?
- Но вы сами говорили, что шансов на успех мало, верно? Значит, может так получиться, что я признаю себя лжецом, а его все равно казнят? И кому от этого станет лучше?
- Уж точно не ему!
- И не мне тоже. Мне пора на работу.
- Подумай еще раз, Джоуи.
- Спасибо за обед. Был рад познакомиться. - С этими словами он вылез из кабинки и покинул ресторан.
Прайор сделал глубокий вдох и разочарованно посмотрел на пустой стол. Они уже говорили об аффидевите, а потом все сорвалось. Он медленно вытащил сотовый и спросил в трубку:
- Ты все слышал?
- До единого слова, - подтвердил Робби.
- Мы можем это как-то использовать?
- Нет. Никак. Даже не за что зацепиться.
- Так я и думал. Мне очень жаль, Робби. В какой-то момент мне показалось, он вот-вот согласится.
- Ты сделал все возможное, Фред. Отличная работа. У него есть твоя визитка?
- Да.
- Позвони ему после работы, напомни о себе, пусть знает, что ты готов поговорить.
- Попробую пригласить его выпить. Мне кажется, он неравнодушен к спиртному. Может, его удастся напоить, и язык у него развяжется.
- Постарайся все записать.
- Само собой.
Глава 5
На третьем этаже больницы Святого Франциска миссис Аурелия Линдмар восстанавливалась после операции на желчном пузыре. Кит провел с ней двадцать минут, съел пару кусочков дешевого шоколада, присланного по почте племянницей, и удалился, воспользовавшись удачным появлением медсестры со шприцем в руках. На четвертом этаже он поговорил в холле с женой мистера Чарлза Купера - давнего диакона церкви Святого Марка, - чье слабое сердце сделает ее вдовой уже совсем скоро. Киту следовало проведать еще трех своих прихожан в больнице, но их состояние было стабильным, и он решил навестить их завтра, когда будет посвободнее. В маленьком кафетерии на втором этаже он разыскал доктора Герцлика, который жевал холодный сандвич и просматривал какие-то распечатки.
- Вы уже обедали? - вежливо поинтересовался Кайл Герцлик, приглашая священника за столик.
Кит сел и бросил взгляд на невзрачный бутерброд - два ломтика белого хлеба с тонкой прослойкой из какого-то фарша - и ответил:
- Спасибо, я поздно завтракал.
- Отлично. Послушайте, Кит, мне удалось кое-что выяснить, однако, надеюсь, вы все правильно понимаете?
- Конечно, понимаю. И ни в коей мере не хочу, чтобы вы нарушали какие-то правила.
- И я не стал бы их нарушать ни за что на свете. Но я поговорил кое с кем, и вот что удалось выяснить. Ваш посетитель был здесь дважды за последний месяц, прошел обследование и, похоже, говорит правду насчет опухоли. Перспективы очень неважные.
- Спасибо, Кайл. - Кита не удивило, что Тревис Бойетт не солгал, во всяком случае, в отношении опухоли.
- К этому я вряд ли могу что-то добавить. - Доктор умудрялся одновременно есть, читать и разговаривать.
- Конечно, конечно.
- А какое преступление он совершил?
Кит подумал, что доктору об этом лучше не знать.
- Тяжкое. Он рецидивист, провел полжизни в тюрьме.
- А что ему надо в нашей церкви?
- Двери храма открыты для всех, Кайл. Все люди - Божьи дети, и мы должны помогать всем, даже тем, кто совершил преступление.
- Это правда. Есть причины для тревоги?
- Нет. Он безобиден. - "Правда, лучше держать его подальше от девушек, женщин и, возможно, даже от маленьких мальчиков", - мысленно добавил Кит, еще раз поблагодарил доктора и откланялся.
- Увидимся в воскресенье, - сказал доктор, снова погружаясь в чтение.
Анкор-Хаус оказался зданием, похожим на коробку из красного кирпича и с крашеными окнами. В нем могло располагаться что угодно, и за сорок лет существования дом этот наверняка не раз менял хозяев. Тот, кто его возводил, видимо, очень торопился, потому решил обойтись без архитектурных излишеств. В семь вечера Кит пешком добрался до Семнадцатой улицы и зашел в Анкор-Хаус. За импровизированной стойкой дежурил бывший заключенный.
- Слушаю, сэр, - произнес он без нотки дружелюбия.
- Мне нужен Тревис Бойетт, - сказал Кит.
Дежурный бросил взгляд налево, где в просторной комнате с десяток мужчин смотрели по телевизору "Колесо фортуны". Звук был включен очень громко. Потом дежурный перевел взгляд направо: в другой комнате примерно столько же постояльцев читали потрепанные книги или играли в шахматы и шашки. Бойетт с газетой в руках сидел в кресле-качалке в углу.
- Туда, - показал дежурный, кивая. - Пожалуйста, внесите сюда свое имя и распишитесь.
Сделав это, Кит прошел в комнату. Увидев его, Бойетт вскочил.
- Не ожидал вас здесь увидеть, - удивленно произнес он.
- Я был неподалеку отсюда. Мы можем поговорить?
Кое-кто из постояльцев лениво разглядывал Кита, а те, что играли в шашки и шахматы, не обратили на него никакого внимания.
- Конечно, - неуверенно кивнул Бойетт. - Давайте пройдем в столовую.
Кит направился за ним, наблюдая, как при каждом шаге его левая нога чуть запаздывала и немного шаркала, а палка размеренным стуком отмечала продвижение вперед. Пастор подумал, как должно быть ужасно жить с опухолью четвертой степени, которая постоянно растет в голове и от которой, кажется, вот-вот треснет череп. Каким бы плохим человеком ни был Бойетт, Кит испытывал к нему жалость. По сути, тот уже был живым трупом.
Столовая представляла собой небольшой зал с четырьмя длинными столами и широким проходом, ведшим на кухню. Там команда дежурных развлекалась, громыхая кастрюлями и сковородками в ритм гремевшему по радио рэпу. Для беседы, не предназначавшейся для чужих ушей, лучшего места было не найти.
- Мы можем поговорить здесь, - сказал Бойетт.
В воздухе стоял сильный запах горелого масла. Они сели друг напротив друга за стол, усыпанный хлебными крошками. Поскольку общих тем, кроме погоды, у них не было, Кит хотел сразу перейти к делу.
- Хотите кофе? - вежливо поинтересовался Бойетт.
- Нет, спасибо.
- И правильно. Здесь самый плохой кофе в Канзасе. Хуже, чем в тюрьме.
- Тревис, после вашего ухода утром, я нашел в Интернете сайт Донти Драмма и провел целый день за его изучением. То, что там написано, просто поразительно! И его вина вызывает очень серьезные сомнения.
- "Серьезные сомнения"? - переспросил Бойетт, рассмеявшись. - Еще бы их не было! Этот парень не имеет никакого отношения к тому, что произошло с Никки.
- А что с ней произошло?
Испуганный взгляд, как у оленя, выхваченного из темноты лучом прожектора. Бойетт обхватил голову руками и начал тереть. Плечи его задрожали, и снова появился тик. Кит смотрел на него и почти физически ощущал, как он страдает. Бас рэпа не утихал.
Кит медленно сунул руку в карман, вытащил сложенный листок бумаги и, развернув его, подвинул через стол к Бойетту.
- Узнаете? - спросил он. Это была распечатанная с сайта черно-белая фотография Николь Ярбер в костюме группы поддержки. Она улыбалась так, как умеют только юные девушки.
Сначала Бойетт не отреагировал. Ом смотрел на Никки, будто видел ее впервые. Он долго разглядывал фотографию и вдруг у него хлынули слезы. Не было рыданий или всхлипываний, только ручейки слез, струившиеся по щекам и капавшие с подбородка на фото. Бойетт, не пытаясь их вытереть, перевел взгляд на пастора. Они долго смотрели друг на друга, а слезы продолжали литься. Фотография совсем промокла.
Наконец Бойетт кашлянул и произнес:
- Я очень хочу умереть.
Кит, отлучившись на минутку, вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, наполненными черным кофе, и бумажными полотенцами. Бойетт взял одно, вытер лицо и подбородок и сказал:
- Спасибо.
- Что произошло с Никки? - спросил Кит.
Прежде чем ответить, Бойетт, казалось, сосчитал до десяти.
- Она все еще у меня.
Кит считал, что готов к любому ответу, но такого он точно не ожидал. Неужели она жива? Нет. Последние шесть лет Тревис провел в тюрьме. Может, он где-то ее запер? Он сумасшедший!
- Где она? - решительно спросил Кит.
- Похоронена.
- Где?
- В Миссури.
- Послушай, Тревис, так мы никуда не продвинемся. Ты пришел ко мне в офис с одной-единственной целью, и эта цель - признание. Но у тебя не хватило духу, и вот я здесь. Расскажи мне все.
- Какая вам разница?
- Ответ очевиден, и ты его знаешь. Невинного человека собираются казнить за преступление, которое совершил ты. Возможно, нам удастся его спасти.
- Сомневаюсь.
- Ты убил Николь Ярбер?
- Это останется между нами, пастор?
- Ты так хочешь?
- Да.
- Почему? Почему не признаться во всем и не попытаться спасти Донти Драмма? Ты должен так поступить, Тревис. Твои дни сочтены - ты сам об этом сказал.
- Так это между нами, пастор, или нет?
Кит глубоко вздохнул и сделал глоток кофе. Это была ошибка - насчет кофе Тревис говорил правду.
- Если хочешь, чтобы все осталось между нами, Тревис, пусть будет так.
Улыбка и тик. Бойетт осмотрелся, будто боялся, что их подслушают, и сказал, кивая в такт головой:
- Да, пастор, я убил ее. Сам не знаю зачем. Никогда этого не знал.
- Ты похитил Николь на парковке?
Опухоль снова дала о себе знать - острая боль буквально раскалывала голову. Бойетт снова с силой сжал виски, стараясь хоть как-то облегчить приступ.
- Я схватил ее и оттащил в сторону. У меня был пистолет, и она не особенно сопротивлялась. Мы уехали из города. Я продержал ее несколько дней. У нас был секс. Мы…
- У вас не было секса. Ты ее изнасиловал.
- Да, много-много раз. А потом я сделал это и похоронил ее.
- Ты убил ее?
- Да.
- Как?
- Задушил ее же ремнем. Он все еще там, затянут вокруг горла.
- Ты закопал ее?
- Да. - Бойетт снова взглянул на фото, и Киту показалось, что он еле заметно улыбнулся.
- Где?
- К югу от Джоплина, где я вырос. Там много холмов, долин, оврагов, просек и тупиковых дорог. Ее никогда не найдут. Даже близко не подберутся.
В наступившей тишине Кит лихорадочно размышлял. Конечно, нельзя исключать, что все это неправда, но пастор не мог себя заставить в такое поверить. Однако зачем Бойетту лгать, особенно сейчас, когда жить осталось так недолго?
Свет на кухне погас, радио выключили. Оттуда вышли три афроамериканца внушительных размеров и направились через столовую к выходу. Проходя мимо священника, они вежливо поздоровались и заговорили с ним, а Тревиса едва удостоили взглядом. Покидая столовую, они закрыли за собой дверь.
Кит взял распечатку фотографии и перевернул лицом вниз, после чего достал ручку и что-то записал.
- Ты не расскажешь о себе, Тревис? - спросил он.
- Конечно. Мне все равно нечего делать.
- Что ты делал в Слоуне, штат Техас?
- Я работал на строительную компанию под названием "Р.С. Макгуайр и сыновья" неподалеку от Форт-Смита. У них был контракт на строительство склада для Монсанто к западу от Слоуна. Меня наняли как разнорабочего - поганая работенка, но другой найти не удалось. Мне платили меньше минимальной зарплаты, наличными, без всякой регистрации, совсем как мексиканцам. Шестьдесят часов в неделю по единой ставке, никакой страховки, никаких перспектив, вообще ничего. Вам не стоит терять времени на проверку моих слов в этой фирме, поскольку официально я там никогда не работал. Я снимал комнату в старом мотеле за городом, который назывался "Ребел мотор инн". Наверное, он и до сих пор там стоит. Можете проверить. Сорок долларов в неделю. Я проработал там пять или шесть месяцев. Однажды увидел за школой футбольное поле, купил билет и пришел посмотреть игру. Там было много народа, и все смотрели футбол. Все, кроме меня. Я разглядывал девушек из группы поддержки. Мне всегда нравилось за ними наблюдать. Хорошенькие маленькие попки, короткие юбки, трико в обтяжку. Они пританцовывают, подпрыгивают, раскачиваются и выставляют себя напоказ. Они хотят, чтобы их разглядывали. Вот тогда я и влюбился в Николь. Она там выступала для меня и всю себя демонстрировала. Я понял с первого взгляда, что она та, кто мне нужен.
- Очередная жертва.
- Верно, очередная. По пятницам я стал ходить на футбол. Я никогда не садился на одно и то же место дважды, никогда не приходил в одежде, в которой уже был там. Надевал разные бейсболки. Если кого-то выслеживаешь, то быстро всему этому учишься. Николь стала всем моим миром, и я чувствовал, как растет мое возбуждение. Я знал, чем это закончится, но ничего не мог с этим поделать. Я никогда не мог с этим ничего поделать. Никогда. - Он отпил кофе и поморщился.
- Ты видел, как играл Донти Драмм? - спросил Кит.
- Наверное, я не помню. Я никогда не следил за игрой, не замечал никого, кроме Николь. А потом вдруг ее не стало. Сезон игр закончился. Я был в отчаянии. Она ездила на маленьком крутом красном "БМВ" - единственном в городе, поэтому разыскать ее было нетрудно, если знать, где она бывает. Ей нравилось посещать обычные места. В тот вечер я увидел ее машину на стоянке возле торгового центра и сообразил, что она пошла в кино. Я долго ждал. Я могу быть очень терпеливым, если нужно. Когда рядом с ее машиной освободилось место, его занял я.
- На чем ты ездил?
- На старом пикапе "шевроле", который угнал в Арканзасе. А в Техасе украл номера. Я поставил машину так, что моя дверца была напротив ее. А когда Николь попала в западню, я на нее набросился. У меня был пистолет и рулон скотча, а больше ничего и не нужно. Никакого шума.
Он сообщал подробности так, будто пересказывал фильм, - бесстрастно и равнодушно. "Вот так все и было. Вот так я поступил. И не надо спрашивать почему".
От слез не осталось и следа.
- Для Никки это был несчастливый день. Мне стало почти жаль ее.
- Мне не нужны эти подробности, - сказал Кит, останавливая его. - Сколько времени ты еще пробыл в Слоуне после убийства?
- Думаю, несколько недель. Сначала наступило Рождество, потом январь. Я читал местную газету и смотрел вечерние новости. Ее разыскивал весь город. Я видел по телевизору, как плакала ее мать. Очень печальная картина. Каждый день снаряжались новые поисковые партии, которых сопровождала бригада телевизионщиков. Глупцы! Никки в это время была за двести миль от города и мирно спала с ангелами. - Он даже усмехнулся при этом воспоминании.
- Тут не над чем смеяться.
- Прошу прощения, пастор.
- А как ты узнал об аресте Донти Драмма?
- Возле мотеля была маленькая забегаловка, и я любил там по утрам пить кофе. Я услышал, как посетители обсуждали арест футболиста, - говорили, что он черный и во всем признался. Я купил газету, сел в машину, прочитал статью и еще подумал, какими же надо быть идиотами! Я был поражен и буквально не верил своим глазам. Там имелся снимок Драмма, сделанный в полицейском участке. Хорошее лицо, и я помню, как подумал, что у него, наверное, не все дома. Зачем ему признаваться в моем преступлении? Я даже разозлился. Этот парень наверняка псих! А на следующий день появилась статья его адвоката, там говорилось, что признание было ложным, копы обманули парня и сломали, допрашивая пятнадцать часов подряд. Тогда все стало на свои места. Я не встречал ни одного полицейского, которому можно верить. Город совсем взбесился. Белые хотели повесить беднягу на Мейн-стрит. Черные не сомневались, что парня подставили. Напряжение нарастало. В школе начались драки. А потом меня уволили, и я уехал.
- За что тебя уволили?
- Из-за глупости. Однажды я слишком засиделся в баре. Полицейские остановили меня за вождение в пьяном виде и выяснили, что пикап угнан. Неделю я провел в тюрьме.
- В Слоуне?
- Да. Можете проверить. Январь девяносто девятого года. Обвинили в хищении в крупных размерах, вождении в состоянии опьянения и всем прочем, чего могли еще на меня повесить.
- А Драмм находился в той же тюрьме?
- Я его никогда не видел, но разговоров о нем было много. Говорили, будто его перевели в другой округ по соображениям безопасности. Меня это даже развеселило! За решеткой сидел настоящий убийца, а копы понятия об этом не имели!
Кит делал записи, изумляясь услышанному.