- А я Снежане написала…
- А мне Йованка написала…
Соберутся где-нибудь в уголке или возле чьей-нибудь парты, друг дружке показывают письма, фотографии, сувенирчики всякие. А то сядут, книжками загородятся (чтоб мальчишки не подсмотрели) и пишут: голову набок свесят, буквы странные выводят, разными красками цветочки в уголках писем малюют (это чтоб красивей было) - и сопят.
Ленчику такое дело было бы, как говорится, "до лампочки" (подумаешь, пишут: "А я сегодня пятерку получила…", "А я вчера интересное кино смотрела…"), если бы… не марки. Когда он видел в девчачьих руках заграничные конверты и на них яркие таинственные марки, его глаза загорались, а сердце начинало ныть. Ведь они, стрекотухи писклявые, ничегошеньки в этих марках не смыслят и все равно выбросят (чтоб им пусто было!).
Как-то, перехватив взгляд Монькина, Тося Рябошапка вдруг встрепенулась:
- Ой, тебе, наверное, марку нужно!.. Бери!
И другие девчонки, услышав, тоже ойкнули:
- Ой! Правда! Ты же собираешь! Возьми! Возьми!
Ленчик покраснел, как помидор, презрительно скривился и сказал:
- Спасибочки! У меня такие есть! Сколько угодно!
Ну не мог же он принять от них - от них! - эту подачку, как вы не понимаете!.. Хоть у него, конечно, таких марок не было!
И еще большая досада на девчачье племя охватила его.
"Ишь! В марках ни бельмеса не понимают, а им со всего света письма с такими марками идут!.. А я…" И как-то сама собой возникла у Ленчика мысль - а почему бы и ему не начать переписываться с кем-нибудь из братских стран. Это же так просто: написал коротенькое письмо, а тебе пришел ответ, снова написал - и снова ответ, и каждый раз на конверте - марки. Отклеивай и складывай в кляссер… Но кому и куда писать? Где взять адрес? У этих сорок-белобок? Так у них же все адреса девчачьи. А писать девчонке, даже если бы Ленчика на куски резали, он бы не стал. Только мальчишке! Но где же достать адрес мальчишки, который живет за границей?..
И вдруг…
Помог случай (недаром он мужского рода!).
Ленчик взял в библиотеке книжку, которую только что перед ним сдала Надя Травянко, - "Небывалое бывает" Сергея Алексеева. Пришел домой, открыл, а там - письмо. Только, пожалуйста, не думайте, будто Ленчику очень интересно читать чужие письма!.. Но если уж ты такая ворона, что оставляешь свои письма в библиотечных книжках, то кто тебе виноват?
Это уж, извините, не твое письмо, библиотечное.
И его могут прочитать все абонементы - ой! - абоненты.
А если я абонент, то…
Ленчик развернул письмо.
Добрый день, Надя!
Очень спасибо тебе за фото ваш прекрасный Киев. У меня все порядок. Только есть один неприятность. Я поссорился с мой друг Гудрун, что живет в соседстве, в шестой номер. Ну, ты знаешь. Поэтому я теперь переживаю. Не знаю, как сделать народ мир и дружба. Ну, вот! А как ты?
Пиши. Буду отвечать. Привет.
Эрика.
У Ленчика сердце так и подскочило. Ой! Так это ж то, что нужно!
Гудрун! Мальчик! Да еще и поссорился с Эрикой. Вот молодец! Наверно, здорово она ему в печенки въелась, эта Эрика. И что ж! Девчонки - они все одинаковые. Что у нас, что у них. Наверняка выставлялась, какая она и красавица, и отличница, и все умеет. А ему это надоело, и он сказал ей по-немецки: "Катись от меня подальше!" И теперь она, вишь ты, переживает, не знает, "как сделать назад мир и дружба". Наверно, сама такая же, как Надька Травянко, если с ней переписывается. И тот Гудрун еще, гляди, разлопоушится да и помирится с ней. Надо ему написать, предостеречь, поддержать.
Адрес есть. Раз по соседству, значит, на той же самой улице. Правда, фамилии не знаю. Но Эйзенах - город небольшой. Значит, и дома там небольшие. И вряд ли в шестом доме будет много Гудрунов. Такое необычное имя. Может, он и на весь Эйзенах один.
Ощущая жар в груди и дрожь во всем теле, Ленчик сел писать письмо.
Добрый день, Гудрун! - бодро начал он, - Пишет тебе Леонид из Киева. Не удивляйся, что я пишу. Просто наши девчата переписываются с вашими. И мне стало известно, что ты поссорился с Эрикой. Она теперь переживает и не знает, как с тобой помириться. А ты не переживай. Я уверен, что это она виновата. У нас тоже девчонки вредные, и мы с ними воюем. С ними иначе нельзя.
Давай будем переписываться. Пиши мне, а я тебе.
С международным приветом
Леонид Монькин.
Ленчик подумал-подумал и приписал:
Я собираю марки. А ты?
Он перечитал письмо и остался им очень доволен. Здорово написано, не то что девчачьи ахи-охи… Гудрун оцепит. И приписку сделал ловко. Ничего не просил, а сразу каждому дураку ясно, что нужно прислать марок.
Ленчик пошел на почту, купил специальный международный авиаконверт и отправил письмо.
А то, Травянкино письмо, чтобы она ни о чем не догадалась, подсунул ей в грамматику - пусть думает, что сама туда положила.
И стал ждать ответа.
День ждет, два, три… Ждет педелю…
Каждый день несколько раз заглядывает в почтовый ящик. Даже отважился спросить женщину-почтальона. Та усмехнулась и весело сказала: "Пишут".
За это время Ленчику даже приснился международный вагон.
Ему приснилось, что на его имя прибыл из-за границы целый вагон марок. И он не знает, куда эти марки деть. Железнодорожное начальство требует, чтобы он немедленно разгружал свой вагон, а мама не соглашается, чтобы он заваливал всю квартиру марками…
Так было во сне. А наяву - ни марок, ни писем не было.
Прошла еще неделя. И три дня. Ничего.
Кроме газет, журнала "Барвинок" да счетов за междугородные переговоры родителей - ничегошеньки.
Ленчик прямо возненавидел почтовую сумку почтальона (у-у, тоже женского рода!..).
В конце концов он махнул рукой: "А! Наверно, этот Гудрун не получил моего письма. Фамилию я ж его написал. Ну и пусть! Очень надо!"
И вот когда он уже совсем махнул на письмо рукой и перестал ждать, пришел ответ.
Возвращаясь из школы, Ленчик встретился у подъезда с почтальоншей. Та заулыбалась и весело сказала:
- А-а! Товарищ Монькин?! Леонид?! Тебе письмо! - Она быстро перебрала в сумке большую кипу писем, вытащила одно и выдала ему.
Занемелой рукой Ленчик взял длинный конверт. И, растерявшись, даже забыл поблагодарить почтальоншу. Та, все еще улыбаясь, вошла в подъезд, а он остался на улице.
На левом краю конверта была наклеена синенькая полоска, на которой белыми буквами написаны иностранные слова, а с правого края - разноцветные марки - целых семь! На одной - дяденька в очках, на другой - какие-то дома, на третьей - причудливый орнамент, а на четырех других - невозможно красивые птицы со сказочным опереньем. У Ленчика аж дух захватило. Таких марок у него еще не было.
"Молодец, Гудрун! Ух, молодец! Просто молоток!"
Дрожащими пальцами Левчик разорвал конверт.
На землю выпали цветные открытки - вид какого-то старинного замка. И еще одна - поменьше. На оборотной стороне этой открытки было написано:
"Леониду от Эрики и Гудрун.
На дружбу - фройндшафт".
Ленчик перевернул открытку и… сердце его остановилось. С цветной фотографии, обнявшись, улыбались ему… две девчонки!..
Если бы ему сейчас прямо на голову упал с неба марсианин, - Ленчик не был бы так поражен. Гудрун девчонка!.. Это было невероятно. Этого не могло быть! Эрика же писала: "Мой друг Гудрун", "Тот, что живет в соседстве…" И вдруг Ленчик вспомнил: "Только один неприятность…" Да это ж она просто… просто сделала ошибку. Еще плохо знает язык - путает падежи и роды. А он-то, олух: "У нас тоже девчонки вредные, и мы с ними воюем. С ними иначе нельзя…" Вот тебе и "один неприятность"!.. Ох уж смеялись, наверное…
Из подъезда вышла улыбающаяся почтальонша.
- Ну что - дождался? Приятно получать письма, правда? О, да еще и от девчат! - она глянула на фотографию, которую он не успел спрятать, и подмигнула ему.
Лучше бы она ударила его своей сумкой по голове!
"Дождался"! Вот уж точно, дождался! Только чего?
Ой! Что ж теперь будет!
Эрика и Гудрун, конечно же, написали Наде Травянко, а та теперь раззвонит по всей школе… И… "У нас тоже девчонки вредные…" Ну дадут теперь ему эти девчонки! Задразнят, засмеют - жить не захочешь!.. Хоть на край света беги!
На следующий день Ленчик в школу не пошел.
С утра заохал, застонал и сказал маме, что очень болит голова и горло. Мама, конечно, с тревогой ощупала его лоб и, хотя температуры не обнаружила, сказала, чтоб сидел дома.
До полдня Ленчик пролежал на тахте, перебирая и разглядывая марки. Для новых семи марок он отвел отдельную страницу кляссера. Что бы там ни было - не выбрасывать же их!
Лежал, рассматривая марки, и думал.
А эти Эрика и Гудрун, видно, ехидные девчонки. Ни слова ему не написали, только послали фотографию. Мол, смотри, дурачок, и будь умнее. Догадайся сам, в какую лужу ты сел со своим письмом! Марок ему, видишь ли, захотелось! Барахольщик! Так вот тебе эти марки, клей их себе хоть на нос! Но за эти марки ты еще поплатишься! Слезами умоешься!
И так Ленчику стало худо, так худо, что показалось, будто он и вправду, заболел. И голова вроде бы заболела и горло… И температура как будто стала подниматься.
А дома - никого. Мать с отцом на работе, придут только вечером.
Ленчик почувствовал себя таким одиноким и несчастным, и так ему стало жаль себя, что он… заплакал.
И в это время в дверь открылась. Ленчик вскинулся: "Это ты, мама?" Когда он болел, мама иногда отпрашивалась с работы и приходила сразу после обеда.
Ленчик быстренько вытер слезы и побежал отворять.
Открыл дверь и… оцепенел.
На площадке с портфелями в руках стояли Таня Верба, Тося Рябошапка, Люба Присяжнюк и Надя Травянко.
- Ты что? Захворал?
- Почему тебя не было в школе?
- Мы принесли тебе уроки.
- И пришли проведать. Я получила письмо от Эрики.
Ленчик съежился, втянул голову в плечи и попятился.
- Ой, девочки, он на самом деле больной! - сказала Тося Рябошапка. - Смотрите, какой бледный!
- И… и заплаканный! Смотрите! - вскрикнула Люба Присяжнюк.
- Ой, что у тебя болит? - заохала Таня Верба.
- Ему нужно немедленно лечь! - воскликнула Надя Травянко.
И не успел Ленчик опомниться, как девчонки подхватили его под руки, потащили к тахте и силой уложили.
"Ну, сейчас начнется!" - с отчаянием подумал Ленчик и закрыл глаза - он не хотел видеть их торжествующих лиц.
На какой-то миг девчонки притихли. А потом…
- Ой, - прошептала Тося Рябошапка. - Смотрите, как ему плохо!
- Кажется, потерял сознание! - ужаснулась Таня Верба.
- Бедняга! - прошептала Люба Присяжнюк. - Видите, какой он впечатлительный. А мы…
- А мы, - вздохнула Надя Травянко, - мы же всегда считали, что он противный… А он взял и помирил Эрику и Гудрун.
Ленчик приоткрыл один глаз - смеются или нет? Но девчонки и не думают смеяться. Лица их были серьезны и озабоченны.
- Так ведь и пишут, - снова вздохнула Надя Травянко. - "Нас помирил ваш хороший товарищ, Леонид Монькин. Передайте ему много спасибо!" И что он там такое написал?..
И вдруг Ленчик все понял. И совсем открыл глаза. Ну конечно! Ведь он же написал Гудрун, что Эрика мучается, и Гудрун стало совестно, и она первая побежала мириться (ведь это же так важно, чтоб кто-нибудь сделал первый шаг!). Ну конечно же, сам того не желая, он помог им помириться. И никто над ним теперь не будет смеяться и ехидничать.
Горячая волна нежданной радости внезапно охватывает Ленчика, и он не может сдержать улыбку. Девчонки смотрят на него и тоже открыто и радостно улыбаются.
И тут ему вдруг приходит на ум, что радость - женского рода… И дружба, между прочим, тоже…
Но мир все-таки мужского…
* * *
Однако хотя доброта - тоже женского рода, это совсем не значит, что мужской род начисто ее лишен.
Вон за последней партой в левом ряду у стенки сидит малый. Он будто из другого класса, старше всех и выше ростом. Это…
Фигура
Когда он первый раз вошел в класс, Игорь Дмитруха всплеснул руками и закричал:
- Ух ты! Фигура!
И это прозвище сразу прилипло к нему.
Он был выше всех в классе на целую голову, а то и на две, с длинным смешным носом и длинными руками, которые торчали из коротких рукавов. Угловатый и нескладный, он ходил, шаркая полусогнутыми ногами, а правой рукой махал и загребал назад, будто бил себя по невидимому хвосту.
Звали его Юра Хитрюк.
Он учился уже в пятом, но целый год проболел и даже лежал в больнице. Он жил во Львове, а после болезни переехал в Киев.
Фигура был добродушный, незлобивый и мягкий. Игорь Дмитруха распознал это сразу. Имея на всякий случай за спиной своих "адъютантов" - Лесика Спасокукоцкого и Стасика Кукуевицкого, он подошел к новичку, который молча занял свободное место на последней парте в левом ряду, и с ехидной вежливостью спросил:
- Слушайте, дядя, вы правила поведения учеников знаете? Они висят в каждом классе!
- Н-ну з-зна-аю, - враз покраснев, торопливо сказал новичок (он еще и заикался!).
- Ой, сомневаюсь! - покачал головой Дмитруха. - А что гласит пункт восьмой?.. Пункт восьмой правил для учащихся гласит: "Приветствуй учителей и других работников школы, знакомых и товарищей. Выполняй правила уличного движения". А вы? Вы нас приветствовали?
- Я… я… кивнул…
- Ах, вы "кивнули"! А где же ваше здрассте? У нас говорят: "Здравствуйте, дорогие друзья!"
Спасокукоцкий и Кукуевицкий хихикнули.
- Прекратить! - цыкнул на них Дмитруха.
Спасокукоцкий и Кукуевицкий тут же умолкли.
- Ну, поздоровайтесь, уж будьте так добры! - кротко сказал Дмитруха.
Фигура неторопливо поднялся из-за парты и, склонивши голову набок, криво усмехнулся:
- Н-ну… Зд-драссте… дорог-гие д-друзья…
- Вот! Это - другое дело!.. А ну, дорогие друзья, поприветствуем и мы Фигуру!
Дмитруха, как дирижер, взмахнул руками, и весь класс хором прокричал:
- Здра-ствуй, Фи-гу-ра!
А потом, повторяя за Дмитрухой, все прокричали еще три раза:
- Фиг-ура! Фиг-ура! Фиг-ура! - точно так же, как кричат "физкульт-ура!".
И всем сразу стало весело. И Фигуре тоже. Он от души смеялся вместе со всеми. Видно, он любил шутки и веселых людей. И Дмитруха, должно быть, ему понравился. Он даже хотел что-то сказать, но тут вошла учительница, и начался урок.
А на перемене Дмитруха подошел к Фигуре, который подпирал в коридоре стенку, и сказал:
- Нет! Все-таки ты правил для учащихся не знаешь! А что гласит пункт седьмой? Пункт седьмой гласит: "Разумно проводи свободное время: читай книжки, принимай участие в работе кружков, занимайся физкультурой"… А ты чем занимаешься? Стоишь как столб. Непорядок. Ну-ка, выполняй правила!.. Давай займемся физкультурой. Посмотрим, на что ты способен. Ну-ка, отойди от стены!
И когда Фигура послушно отошел, Игорь Дмитруха воскликнул: "Гон!" - и мигом вскочил ему на спину. От неожиданности Фигура покачнулся и едва не рухнул.
- По коням! - закричал Дмитруха.
Спасокукоцкий вскочил на Кукуевицкого, Валера Галушкинский на Шурика Бабенко, Леня Монькин на Витасика Дьяченко. И лихая кавалерия затопотала по коридору, пока властный голос завуча Воры Яковлевны: "Сейчас же прекратить!" - не прервал ее галопа.
- А ты молодец. Фигура! Здорово гарцуешь! - сказал Игорь Дмитруха, когда они возвращались в класс. - Объявляю тебе благодарность и награждаю орденом Буцефала!
Он вынул из кармана значок с изображением конской головы и собственноручно приколол Фигуре на грудь.
- Спас-с-сибо! - покраснел тот и захлопал глазами.
А Спасокукоцкий и Кукуевицкий посмотрели на него с неприкрытой завистью и досадой - они почуяли, что утрачивают расположение командира. И не ошиблись. Такой уж характер был у Игоря Дмитрухи - он, не задумываясь, вмиг менял своих приближенных. И хоть Спасокукоцкий и Кукуевицкий оставались пока что "адъютантами", но первым и ближайшим стал с этого дня Фигура.
- Фигура! За мной! Вперед! - командовал Дмитруха и мчал по коридору.
А за ним, махая и загребая назад правой рукой, неуклюже бежал на полусогнутых ногах Фигура.
- Фигура! На первый этаж! В спортзал! - кричал Дмитруха и, дробно стуча, сбегал по лестнице.
А за ним, махая и загребая назад правой рукой, неуклюже переступал через две ступеньки Фигура.
- Фигура! За компотом и пирожками! Короткими перебежками! - давал команду Дмитруха и, расталкивая всех, летел в буфет.
А за ним, махая и загребая назад правой рукой, на полусогнутых неуклюже обегал встречных Фигура…
- Тю! Прямо, как собачонка! - украдкой хмыкали Спасокукоцкий и Кукуевицкий, забыв, как совсем недавно точно так же бегали они сами…
Рассказывая кому-нибудь про Фигуру, Дмитруха называл его теперь уже не просто "Фигура", а "мой Фигура":
"Посмотрели бы вы на моего Фигуру…", "Мой Фигура ходит во как!.. Смехота!..", "Вызывает математичка моего Фигуру, а он подняться из-за нарты не может - я его за хлястик к спинке привязал. Ха-ха-ха!..".
Под настроение Дмитруха складывал про него шутливые стихи:
Попросим мы, друзья.
Фигуру собрать за всех макулатуру!
Стоит Фигура, как скульптура,
Не хлопец, а карикатура!
Ну, а Фигура… Юра так долго (целый год!) лежал в больнице, и так истосковался по мальчишескому братству, и таким веселым геройским хлопцем казался ему Дмитруха, что не замечал ни его покровительственного тона, ни насмешливых слов, ни обидных шуток.
А может, замечал, но прощал. А может, просто такой уж мягкий, добродушный характер был у него.
И на все дмитрухинские "шутки" Фигура только широко улыбался, показывая крупные неровные зубы.
Но один раз…
Один раз Игорь Дмитруха принес в школу пистолет.
Ребята аж застонали, увидев этот пистолет, глаз не могли отвести. Никто сроду не то что в руках не держал, - никто даже не видел такого пистолета.
Это был пневматический пистолет, который стрелял резиновыми пульками. На десять метров бил так, что оставлял на теле синяк.
Игорю привез откуда-то этот пистолет его старший брат-спортсмен.
Два раза выстрелить Игорь дал только Фигуре. По одному разу стрельнули Спасокукоцкий и Кукуевицкий. Больше стрелять Игорь не дал никому.
На большой перемене Игорь Дмитруха, гордый и независимый, как никогда, размахивая пистолетом, помчался во двор. Мальчишки из класса, все до единого, завистливо сопя, молча побежали за ним.
Чтоб никто из старшеклассников не помешал, подались в соседний двор, - за сараи, где никого не было.
Фигура мелом нарисовал на стене сарая мишень, и Дмитруха начал стрелять. Нужно отдать ему должное - стрелял он хорошо. Меткий все-таки этот малый, Игорь Дмитруха! И всякий раз, как он попадал в цель, Фигура с истинным восторгом восклицал:
- Вот молодец!.. Ух ты! Вот молодец!..