- Я сложу ее, - чуть ли не взмолился Спанос. - Как и была.
- Оставь себе.
Спанос, как большинство плохих игроков, искушал судьбу.
- Возьмите, - сказал он. - Мне она больше не нужна.
Эдди угрожающе улыбнулся:
- Засунь ее себе в жопу.
Он репетировал эту улыбку в зеркале.
Парадиз посмотрел наверх, на окно своего кабинета, и увидел в нем Момо Таракана. Тот вернулся из Акапулько таким загорелым, что сошел бы за своего в Гарлеме. Причем вернулся довольно давно, но использовал солнечную лампу для сохранения бронзового оттенка, как какой-нибудь педик из Голливуда.
- Господа, вы пришли по делу, - спросил Эдди, - или собираетесь преграждать мне дорогу все прекрасное утро?
- От нас потребовали разрешение на строительство, - сообщил Спанос.
- Кому понадобилось разрешение?
- Городским властям.
- Все чертовы власти привалили к вам за разрешением? С кем именно вы говорили?
- Мы приступили к работе у береговой линии, - Джордж достал визитку из нагрудного кармана и передал Парадизу, - а этот козел пристал к нам насчет разрешения. Мы показали ему свои документы, но он заявил, что это не то.
Эдди перевернул визитку. Член городского совета.
- Он пришел лично или прислал кого?
- Лично. С детективом Чесбро и с полицейским в форме.
Жадные stronzoni. Чесбро уже отстегнули денег. Как и члену совета, который, очевидно, остановился промочить горло по пути на парад в честь Дня Колумба. Эдди совсем недавно произвели в capo. Последнее время такое происходило все чаще. Уже купленные люди требовали ещё. Постоянно, даже когда Парадиз пытался помочь хорошим людям в Нью-Йорке, его ожидали подобные стычки.
Пусть. Когда противник недооценивает тебя, это дает силу. Так мыслил Корлеоне.
- И вы пришли жаловаться ко мне аж впятером?
- А что нам оставалось делать? Нам не дали работать.
- Вы сказали им, на кого работаете?
Спанос покачал головой.
- Они сами знали. Упоминали ваше имя.
Эдди кивнул охранникам у грузового автофургона, сделал шаг вперед и положил руку Джорджу на плечо.
- Возвращайтесь на пирс. Мои люди поедут за вами и разберутся с нашими друзьями, как только те появятся.
Один из рабочих шепнул Парадизу, что ему нужны деньги. Логично. Эдди указал наверх. Возьми у Таракана. "Кэррол гарденс" - своя территория, но Эдди не собирался доставать наличку прямо на улице.
Проследил, как они уехали. Затем поймал взгляд местного мальчишки. Детвора всегда оказывается под рукой, кружат как чайки над лодкой с туристами.
- Купи газету, - велел Эдди.
- Какую?
- Все. Главное, чтоб были свежими.
Мальчик помчался выполнять поручение. Он не стал просить денег на расходы. Сколько бы он ни потратил, ему вернут в десять раз больше.
Эдди Парадиз наступил на газету, затем обошел дом и проник в клуб Кзррол гарденс" через подвальную дверь.
Они с Момо выросли в этом районе и вдвоем, купили здание. Из бурого песчаника, оно затерялось на жилой улице, в квартале, который до сих пор был на сто процентов итальянским. Когда-то здесь размещался настоящий охотничий клуб, и в подвале сохранилось стрельбище. В том же подвале стояла пустая клетка из железных прутьев, вероятно украденная во время строительства зоопарка в Бронксе. Скорей всего, она предназначалась для собак. Эдди мечтал достать льва - настоящего льва - и посадить в клетку. Навел справки. Да, такое возможно.
На первом этаже располагались и кухня, и зал: диваны, карточные столы, бильярдные столы и резной деревянный бар. На стенах личная коллекция Эдди - десятки плакатов Второй мировой. "Он наблюдает за тобой". "Кто хочет знать?" "Будешь болтать - этот человек умрет". "Враг навострил уши". "Враг хочет знать, что тебе известно". Всем нравился плакат с изображением полногрудой дамочки, которая перегнулась через стол поближе к камере, обнажая темную аллею ложбинки между грудями. Она показывала пальцем на красные игральные кости. Надпись гласила: "Не играй с огнем! Думай, что говоришь и пишешь". Лично Эдди любил плакат, на которое изображались два стрелка в профиль - грубый итальянец с клепальным молотком, похожим на lupara, а чуть ниже - солдат в каске с автоматом Томпсона. "Дайте им ствол". Каждый раз, бросив взгляд на плакат, Эдди улыбался.
На втором этаже находились спальни к кабинеты. Стол возвышался на платформе высотой в пятнадцать сантиметров (идея Эдди), чтобы, сидя за столом, смотреть на посетителей сверху вниз. Верхний этаж вмещал зал для банкетов с кухней и винтовой лестницей на крышу с террасой.
Парадиз вошел в кабинет и захлопнул за собой дверь.
- Внизу у нас свинарник.
- У тебя извращенное восприятие, - сказал Момо. - Это как с новым мылом и носками, со всеми вещами, с которыми приходится прощаться, шагая в ногу с модой. Но, откровенно говоря, заморочка с газетой заходит слишком далеко.
Эдди каждый день надевал неношеную пару носков. Еще он выбрасывал мыло, как только стирались буквы.
- Да, у каждого свои чудачества, - ответил Эдди и сделал вид, будто собирается взъерошить покрытые гелем волосы Таракана, которые и правда были тверже тараканьей оболочки.
На самом деле его звали Косимо Бароне. Момо надеялся стать capo, что не удивило бы Эдди и ничуть не разозлило. Косимо был хорошим человеком, честно заработавшим нажитое. Ходили слухи, будто Таракан в столь близких отношениях с Ником Джерачи, что станет его преемником, то есть capo, но Эдди тоже прекрасно ладил с Ником. Когда произошло перемещение должностных лиц, Момо находился в тюрьме, на севере штата, куда попал после полицейского налета на автомастерскую, в которой разбирали на части угнанные автомобили. Он отсидел срок и никого не выдал, что, с одной стороны, было причиной поощрить, а с другой - недавно освободившийся человек слишком выпал из курса дел, чтоб стать capo. Поэтому должность занял Эдди Парадиз, а Момо Таракана выпустили досрочно и отправили на месяц отдыхать в Акапулько, оплатив все расходы, включая женщин. Справедливо или нет, пришлось смириться. Надо жить настоящим, если не хочешь пойти по стопам Ника Джерачи или дяди Салли. Эдди гордился тем, что живет сегодняшним днем.
- Мило с твоей стороны оставить мне рабочих, - отметил Парадиз. - Я б огорчился, если бы не решил еще пару житейских проблем.
- Я разговаривал по телефону.
- Надеюсь, по поводу уборки нашей дыры. Или мне самому обо всем думать?
- Наши парни вполне могут это сделать.
- Если бы могли, давно бы сделали. Их здесь вообще нет. - Была суббота, к тому же День Колумба.
Момо рассмеялся:
- Может, мне еще предоставлять отчеты о проделанной работе?
- Нет, просто выполняй, что тебе говорят, - ответил Эдди. - Найди уборщицу, службу по ремонту, что угодно.
- Не смотри на меня так, будто я балду гоняю, - возразил Таракан. - Бегаю все утро, развлекаю наших друзей из Нового Орлеана. - Момо имел в виду Карло Трамонти и его людей. Трамонти приехал в Нью-Йорк, чтобы обратиться к Комитету. Честь разместить их выпала Эдди Парадизу и его подручным, ко всему прочему.
- Черт, ты хоть знаешь, что это значит?
- Конечно, я путешествую, много узнаю.
- Ты путешествуешь? Да ты нос не высовываешь из Бруклина.
- А как же Мексика? - Момо протянул загорелые руки.
Парадиз хотел упомянуть солнечную лампу для гомиков, но промолчал.
- Мексика - исключение, которое лишь подтверждает правило.
Таракан покачал головой.
- Что такое? - спросил Эдди. - Давай. Валяй. Выкладывай.
Он ждал признания, что поездка в Мексику была утешительным призом, отпуском вместо заслуженного повышения. Чем раньше они выяснят все между собой, тем лучше.
- Говори же, - велел Парадиз, на сто процентов уверенный, что Мамо не решится.
- Что говорить?
- О Мексике. Не тормози.
Таракан поднял руки.
- Понятия не имею, о чем ты.
Эдди знал, что в подобных ситуациях Майкл Корлеоне умудрялся "выкурите" человека молчанием. Он попытался досчитать до цифры, сколько прожил лет. Этому научил Джерачи. Если не отводить взгляда, Противник отмерит секунду на каждый год и выпалит нужный ответ.
- Не понимаю, к чему ты клонишь, - нахмурился Момо (Эдди успел досчитать до тринадцати). - Но, к твоему сведению, я выезжал из Бруклина прошлым вечером, забирал чуваков из аэропорта.
- Ко го-кого?
- Я думал, ты любишь негритянский рок-н-ролл, - сказал Таракан. - Не могу поверить, что ты никогда не слышал слова "чувак".
Парадизу не было надобности спрашивать, какая связь между словом и рок-н-роллом. Музыка служила поводом для бесконечных споров. Момо всего лишь имел в виду, что он в равной мере сомневается в обеих вещах. Несменяемая шутка разрядила атмосферу.
- И ты думаешь, - продолжил Эдди, - так можно называть человека в лицо? Чуваком?
- Меня все зовут Тараканом, но у меня хватает чувства юмора, чтобы это правильно воспринимать.
- Да, но ты не так уж спокойно реагируешь на "итальяшку", "макаронника" и тому подобное.
- Только из уст людей, которые не такие, как мы.
- Ты не очень-то похож на Трамонти и его людей, - отметил Эдди.
- Может, и нет, но, не обижайся, есть заметное сходство между тобой и этим, как там его…
- Забавно. - Парадиз догадался, о ком идет речь. У Трамонти пять младших братьев. Момо имел в виду Карлика Аги, consigliere, который не был настоящим карликом, но не выдался ростом. - Так где они?
- Чуваки? Я выделил им "Кадиллак" с водителем, дал карту залива. Потом они будут обедать в ресторане "Мэнни вулфс". Заказан лучший столик, и, как бы они ни противились, счет пришлют нам. - Эдди одобрительно кивнул. - К твоему сведению, "Мэнни" тоже находится за пределами Бруклина.
- Я задел за живое, да? - широко улыбнулся Эдди.
- Просто считаю нужным подчеркнуть.
- Не обязательно ехать в "Мэнни вулфс", чтобы заказать столик, - заметил Парадиз.
- Надо ехать, чтобы проверить, хорошее ли это заведение.
- Это известно любому ребенку в Нью-Йорке.
- Черт! Ты ведь прекрасно знаешь, что я бывал за пределами Бруклина.
Таракан воспринимал все буквально.
- Может, ты прав, - сдался Эдди. - Если подумать, тюрьма расположена не в Бруклине.
* * *
Когда вернулся мальчик с газетой, Эдди понял, что хотел сказать ему Спанос.
На параде ожидается всеобщий протест из-за проблем, возникших у Джонни Фонтейна с Комитетом Невады по азартным играм, и его якобы подтвержденных связей с пресловутым Майклом Корлеоне, а также гангстерскими организациями Нью-Джерси, Чикаго и Лос-Анджелеса. Удар ниже пояса. Пресловутым. Эдди понимал, что только в здании суда (да и то теоретически) существует презумпция невиновности., В прессе ты тот, кем тебя назовут.
С другой стороны, они поместили бесспорно удачную фотографию дона в смокинге на выходе из "Метрополитен-опера" с племянницей Франческой, которая помогала управлять фондом Вито Корлеоне. Снимок говорил об истинном отношении газеты. Ведь всегда можно найти нелицеприятную фотографию.
Вниз тянулась длинная колонка: праведные граждане отстаивали очевидную точку зрения, что все итальянские американцы - честные, трудолюбивые люди, помогавшие, строить Америку. Большинство никогда и не видело настоящего гангстера. Ближе к концу, после явной чуши о некой юной вертихвостке, с которой якобы спит Фонтейн, упоминался назначенный на вечер фейерверк на пирсе в бруклинском районе Ред-Хук, спонсируемый итало-американским профсоюзом полицейских, но за подписью анонимного благотворителя, коим, согласно неназываемому источнику, являлся Майкл Корлеоне.
Эдди бросил газету Момо и поднял следующую. Снова упомянут анонимный спонсор. На самом деле деньги были выделены из фонда Вито Корлеоне. Журналисты похожи на щенят: смышленые, забавные, виляют хвостами, когда их кормишь. Но рано или поздно они начнут жевать твои тапочки и делать лужи на ковре. Происходит это случайно или назло - не понять. Глупые животные, и только болван думает иначе. И все же они сообразительны. При наличии времени и дармового корма их можно научить потрясающим трюкам.
Редактор и тут выбрал гламурную фотографию Майкла Корлеоне под руку с очаровательной и талантливой Маргаритой Дюваль. Газетчики вложили столько же сил в создание легенды о нем, как и Эдди Парадиз.
- Десять к одному, - сказал он, - что неназываемый источник - это пиар-агентство, которое с потрохами купил Хейген.
Ложь. Обо всем позаботился сам Эдди и гордился своей инициативой. Назначение Фонтейна главным маршалом - тоже дело его рук. В Комитете есть свой человек. Зная, что Фонтейн - крестник покойного Вито, Парадиз решил, что Майклу будет приятно прочесть о нем что-нибудь позитивное в противовес дерьму, вылитому прессой из-за стычек с властями Невады в их ковбойских шляпах. Вышла неурядица, ну да не страшно. Как говорят, лучше дурная слава, чем никакой.
- Ты полагаешь? - Таракан ни в коем разе не был тупицей, просто медленно соображал.
- Хорошая идея - придать факт огласке. Не повредит репутации дона. Они же не могли предвидеть, что это появится на одной странице с Фонтейном.
Зазвонил телефон.
Момо взял трубку, выслушал, попросил подождать секундочку и прикрыл трубку рукой.
- Да, двадцать к одному, - сказал Таракан, передавая телефон Эдди, - поэтому твои пиротехники и остановились на пол пути.
Парадиз вздохнул.
Он пришел к выводу, что мир населен двумя типами людей: теми, кто ломает все на своем пути, и теми, кто чинит. Если ты рожден наладчиком, что ж теперь делать? Жаловаться? Нет. Черт возьми, нет. Ты просто налаживаешь. Пользуешься данным Богом талантом и каждый треклятый день ходишь и подчищаешь.
Глава 9
Из холла гостиницы позвонили организаторы парада.
- Мы разбудили вас, сэр?
- Нет, - соврал он.
- Мы уже беспокоили вас сегодня утром.
Джонни помнил сон, в котором отвечал по телефону, но аппарат не переставал звонить.
- У меня была встреча, - сказал он, хотя проспал встречу.
Он проспал почти все утро. Не осталось времени на разговор с Джинни. Уже и так поздно. Организаторы парада сообщили, что отправили машину за Лизой; дочь должна быть уже в центре города.
- Я сейчас спущусь, - пообещал Фонтейн.
- С нетерпением ждем вас, сэр.
Джонни набрал номер Майкла Корлеоне. Ответила секретарша.
- Вы не могли бы передать мистеру Корлеоне, что я опаздываю? - Фонтейн поднялся и стучал кулаком по мраморной тумбочке. - Мы собирались выпить… кофе утром, но… - Какая отговорка сгодится? "Будь мужчиной", - сказал бы крестный. - …Но я сильно устал с дороги и заснул. Меа culpa. Пожалуйста, передайте ему, что искренне сожалею, и если возможно…
- Подождите минуточку.
Джонни действительно вымотался. И после сна чувствовал себя не менее уставшим.
Секретарша вернулась и сообщила, что мистер Корлеоне готов встретиться сразу после парада.
Фонтейн омыл лицо холодной водой, надел костюм - сизо-серый, фирменная марка - и бросился к двери, но вдруг заметил уголком глаза утренние газеты. Остановился. Собрал их в кучу, смял и запихал в мусорное ведро. Плюнул сверху и побежал к лифту.
Эскадрон сопровождения провел его через боковой вход в лимузин, и они спокойно отъехали.
Главным организатором был неприметный лысый мужчина в дешевом черном костюме. По пути он давал непонятные указания по карманному радио, каким пользуется разведывательная служба. Похмелье вдруг накатило на Джонни с удушающим размахом.
- Там есть… - Фонтейн не хотел спрашивать о протесте. Не хотел подавать вида, будто ему не все равно, - толпа?
- Что?
- Я читал о возможной демонстрации, - пояснил Джонни.
- У отеля? Нет.
- А там, откуда начнется парад?
- Мы держим ситуацию под контролем, сэр.
Они прибыли к месту назначения, в оцепленный квартал недалеко от Таймс-сквер. Посреди Сорок четвертой улицы поставили белую палатку для VIP-персон. Одинокий протестующий с транспарантом давал интервью. Горстка журналистов, сдерживаемых деревянным барьером с полицейскими, смотрела в другую сторону и заметила Фонтейна, только когда он уже почти скрылся в палатке. Слишком поздно приставать с вопросами. Донеслось лишь: "Джонни!" и "А правда, что…"
Фонтейн, мастер увиливать от толп доброжелателей и поклонников, пролетел мимо людей из списка приглашенных - школьных учителей, монашек, бывших одноклассников - и с извинениями поспешил к дочери. Даже Дэнни Ши не получил должного внимания - только равнодушный кивок.
При виде отца Лиза засияла. У него чуть ноги не подкосились от такого восторга.
- Вот так казус! - сказала она, обнимая Фонтейна.
На Лизе была красная водолазка из кашемира и черные итальянские сапоги по колено, которые он купил ей, когда в прошлый раз приезжал в Нью-Йорк.
- Казус?
- Нежил! Что за слово!
- Оно означает "ласкал".
- Я понимаю смысл, пап. Как забавно! Они решили, будто мы влюбленная парочка!
- Да уж. Ты не злишься, или… ну, не знаю…
- Потешно.
Джонни покачал головой.
- Там еще написали…
Лиза махнула рукой.
- Белиберда.
- Джо-о-он. - Фонтейна хлопнул по плечу генеральный прокурор. Сбоку от него стоял незнакомый мужчина: судя по манере держаться, полицейский. Северный итальянец. - Рад видеть вас, господин главный маршал, - сказал Дэнни Ши. - Мы было начали волноваться.
Джонни принялся представлять Лизу.
- Мы уже познакомились, - расплылся в улыбке Дэнни, - пока вас ждали. У вас прекрасная дочь, Джо-о-он. - Лиза пожала плечами от смущения. - Как поживают остальные дочурки?
- В районе, где я вырос, люди говорят, "хорошо, как хлеб".
- Хорошо, как хлеб? Никогда не слышал.
- Ничто не сравнится с итальянским хлебом.
- Истинно так! - поддержал Ши.
Он играл на несуществующую публику. Когда-то они с Джонни были друзьями. После выборов - в которых немалую роль сыграл и Фонтейн - семья Ши охладела к нему. Единственной приходящей на ум причиной разлада было итальянское происхождение Джонни. Даже когда у Фонтейна возникли проблемы с Комитетом по азартным играм, он зажал в кулак гордость и спросил, может ли администрация вмешаться и усмирить невадских ковбоев. Джонни набрал нужный номер, Дэнни взял трубку и вежливо и лаконично ответил, что они ничем не могут помочь. Теперь при виде Дэнни Ши и его притворства, будто они по-прежнему старые друзья, Джонни хотелось вмазать слащавому проныре прямо в белые лошадиные зубы.
- А как Джинни и детишки? - спросил Фонтейн.
- Великолепно. Это агент Стивен Бьянки из ФБР.
- Я большой поклонник господина Фонтейна, - сказала Бьянки. - У нас с женой все ваши пластинки.