- Нет, нет, ты только послушай!
Нина Васильевна приостановила швейную машину, на которой шила костюм сыну, и с интересом стала слушать мужа. Он прочел ей сочинение Володи до того места, где сам остановился, а потом продолжал:
"Очень важно всегда быть в форме: бодрым, веселым, жизнерадостным, как чешский-герой Фучик; его книгу "Слово перед казнью" я недавно прочитал. Вот настоящий человек! Он пишет: "Я любил жизнь и вступил в бой за нее…" Да, за новую жизнь надо бороться, но при этом отбросить мелочные внутренние переживания, все проблемы разрешать открыто, прямо, не пряча их в глубину души. Это морально нерентабельно - растрачивать энергию на ничтожные переживания. - Видишь, что человек поступил нечестно - раскритикуй его, чего бы это тебе ни стоило. Сам ошибся - смело признайся".
Боканов посмотрел на жену, словно говоря: "Каков наш-то Володя!"
"Главное - представлять себе четко цель жизни, стержень ее, не распыляться в своих действиях, но и не ограничиваться узкими задачами или мечтательностью. Чаще задавать себе вопрос: "А что скажет коллектив, если я так сделаю?" Надо прислушиваться к совету старших, но не терять самостоятельности, не допускать снисходительных одолжений. Не быть льстецом, но искренне уважать начальство и вообще старших. Если требуется - проявить тактическую гибкость, однако, не в ущерб своему достоинству и чести.
Сейчас я внимательно присматриваюсь к тактике волевых наших офицеров и стараюсь, как младший командир, перенять их лучшие качества".
- Они действительно стали взрослыми, - удовлетворенно сказала Нина Васильевна, когда Боканов умолк. - Прочти, пожалуйста, работу Гербова, - попросила она, - интересно, что пишет он.
Сергей Павлович принес тетрадь Семена.
Гербов начал сочинение словами Суворова;
"Храни в памяти имена великих людей и в своих походах и действиях с благоразумием следуй их примеру".
А дальше писал:
"До Суворовского училища я как-то не задумывался, волевой ли я человек. И в партизанском отряде и в армии - все получалось как бы само собой. Но, приехав сюда учиться, я все чаще стал задавать себе этот, как я понял, основной вопрос. Правду сказать, первое время я немного задавался - внешне этого не показывая, а про себя гордился больше, чем надо - как же, партизан, боец-артиллерист, медаленосец! Много ли сравнительно с этим значит грамматика или физзарядка? Но вот однажды наш капитан сказал мне: "Воля формируется и в незначительных, казалось бы, действиях повседневной жизни. Есть героизм трудолюбия, исполнительности, честности. Этот героизм у нас тоже массовый, и ему надо учиться. Кто хочет стать героем, должен приучить себя к труду. Вы, Семен, бывалый человек - честь вам и хвала! Но умейте поддерживать доброе имя и в новых условиях. У нас воля - это прежде всего организованные труд и быт. Преодолеть физические трудности легче, чем исправить свой характер".
Начал я с небольшого. Твердо решил: соблюдать правила сна, лежать на правом боку, не укрываясь с головой, выходить на физзарядку сразу, после сигнала, чистить зубы.
Подполковник Богданов, замполит нашего полка, говорил: "Хороший солдат должен делать все во-время".
Было бы неправдой утверждать, что я сразу и легко всего добился. С большим трудом преодолевал в себе грешную мыслишку: "Ну, зачем ты сам осложняешь свою жизнь? Успеешь еще… Используй скидки на детство". Но я отгонял прочь такие малодушные рассуждения, старался натренировать свое тело, приучить его к лишениям. В прошлом году, когда устраивали у нас дальний поход, я сначала хотел увильнуть: мол, знаю эти походы, совершал их не раз в лесах. Но потом подумал, - ведь в офицерском-то училище курсанты во время похода будут присматриваться: "А ну, как пройдет суворовец?" И надо, не полагаясь на "бывалость", теперь же закаляться, чтобы позже не опозорить свое училище".
Боканов сделал небольшую паузу. Посмотрел на жену. Она продолжала слушать, опершись головой о руку. Большие черные глаза ее были внимательны. Он прочел в них живое участие.
- Но не представляют ли они себе, Сережа, силу воли прежде всего, как способность преодолевать только физические трудности? - с опаской спросила она.
- Ну, нет, - решительно возразил Сергей Павлович, - уверяю тебя, нет. Однако, посмотрим дальше…
"…Я заметил, - в преодолении трудностей очень важна поддержка товарищеского коллектива… Вот, например, во время кросса: если один бежишь, то бежать трудно, но если видишь и впереди тебя товарищ, и позади, думаешь: нажать, нажать, не отстать! А если к тому же знаешь, что за тебя "болеют", ждут от тебя победы - любую "мертвую точку" преодолеешь, с дорожки ни за что не сойдешь.
Я в войну отвык от учебы, но "Воля и труд человека дивные дела творят". Пришлось упорно развивать свою память: в каждые десять дней выучивал новое стихотворение, в месяц - рассказ, мой друг Ковалев меня проверял. Память стала куда лучше прежнего. Я завел специальный блокнот, выписываю туда незнакомые слова, нахожу объяснение им. Если я лягу спать, недоучив уроки на завтра, - мне не спится; я заставляю себя встать, закончить работу и только после этого возвращаюсь в постель".
- Пожалуйста, - торжествуя воскликнул Боканов.
Нина Васильевна, соглашаясь, кивнула головой.
* * *
За девять дней до первого экзамена выпускникам пришлось участвовать в городском марше-броске. Бежали на восемь тысяч метров по резко пересеченной местности, преодолевая рвы, огибая рощицы, взбираясь на крутые горки. Честь училища отстаивала команда в десять человек, в их числе Андрей, Владимир и Геннадий. Город выставил шестнадцать команд.
Андрей сразу вырвался из группы бегущих и все время шел впереди, никого не подпуская к себе ближе, чем на пятьдесят метров. Геннадий расчетливо сохранял силы, только на восьмом километре он немного опередил Владимира и сухопарого парня в сиреневой майке Тот шел вторым за Сурковым. Теперь впереди Геннадия оказался только Сурков. Все остальные были далеко позади. Пашков нажимал во-всю. Оставалось метров двести; надо было преодолеть широкую канаву, обогнуть старый густой сад и выйти на дорожку, ведущую к финишу. Геннадий бежал, энергично работая руками. Белые чаши бузины приветливо кивали ему вслед, ветерок перебирал волосы.
Несчастье произошло, когда Пашков перепрыгнул через канаву. Он неудачно приземлился и подвернул правую ногу. Сгоряча пробежал еще несколько метров, но страшная боль повалила на землю. Парень в сиреневой майке промчался мимо. Владимир нагнулся над Геннадием, лежащим с перекошенным лицом. Спросил тревожно, с трудом переводя дыхание:
- Что такое?
- Нога, - протолкнул сквозь зубы Пашков, сдерживая стон, - беги… финиш…
- Андрей! - вместо ответа закричал Ковалев. Сурков, продолжая бег, оглянулся, не понимая, в чем дело.
Владимир замахал ему рукой. Андрей повернул назад к Геннадию. Нога Пашкова около щиколотки сразу стала похожа на вздутую подушку.
- Я вам говорю - бегите! Училище подведем, свиреп прокричал Пашков и с огромным усилием встал. - Я сам дойду.
Сильная боль заставила его заскрежетать зубами. Товарищи переглянулись. Не сговариваясь, они переплели руки пригнулись, решительно подхватили Геннадия.
- Держись крепче за шею! Сможешь?
Пашков сразу понял товарищей.
- Смогу.
Они осторожно побежали, почти пошли, стараясь передвигаться в такт, меньше тревожить Геннадия. К финишу пришли вторыми.
Пашкова повезли в санчасть. Полковник Райский, осмотрев ногу, озабоченно сказал: "Дисторзия". На ногу клали лед.
Геннадий беспокойно спрашивал у Боканова. "Нам засчитают бег?"
Райский колебался, не отправить ли Пашкова в больницу? Геннадий настаивал:
- Я хочу здесь готовиться к экзаменам, нельзя терять и дня.
- Да, но…
Боканов поддержал Геннадия:
- Если можно, товарищ полковник, оставьте его здесь.
Товарищи принесли Геннадию книги для подготовки. Пришли с грамотой, выданной училищу городским комитетом физкультуры. Понимая, что он мучается, - не подвел ли училище, успокаивали:
- Нам все же присудили первое место…
Семен неуклюже сунул какой-то сверток под подушку Геннадия. Уходя, крепко пожал руку;
- Выздоравливай!
Когда все ушли, Пашков развернул сверток, там были конфеты. Его любимые - лимонные.
* * *
Артем, солидно подходил к остановке в тот момент, когда трамвай тронулся и какая-то женщина в сером пальто и серой шляпе яростно втискивалась с подножки в дверь заднего вагона, подталкивая снизу вверх плечом гражданина с кошолкой. Артем увидел, - женщина в сером что-то уронила, он крикнул:
- Обронили, обронили! - но было уже поздно. Трамвай ушел. Каменюка поднял белые, лайковые перчатки и с любопытством начал их разглядывать. Красивые, верно, дорогие. Он надел на руку - самый раз, будто для него изготовлены. А сверху рубчики, Каменюка представил, как придет сейчас, в училище и будет козырять всем рукой в лайковой перчатке. Ни у кого таких нет! Но немедленно возникла мысль: "Нечестно… Надо найти женщину… отдать. Она тогда об училище хорошо подумает"., Артем стал перебирать возможные планы действий: догнать трамвай троллейбусом… дать объявление в газете… отнести находку, в трамвайный парк… Нет, все это не подходит. Артем достал из кармана небольшой блокнот. В нем были даты по истории, - любимому, после военного дела, предмету Каменюки, - афоризмы Суворова, таблица условных топографических знаков. Каменюка вырвал чистый лист и старательно написал печатными буквами: "Утерявшего на этой остановке вещь просят зайти в Суворовское училище".
Теперь надо было придумать, как прикрепить записку к столбу. В это время из трамвая, остановившегося на противоположной стороне, вышла женщина в сером пальто. Она была растрепана и расстроена. Подойдя к остановке, близоруко опустив голову, начала ходить вокруг: "Будто окурки ищет", - снисходительно подумал Каменюка и, подойдя к ней, вежливо спросил, желая продлить минуту торжества:
- Разрешите узнать, что вы ищете?
- Перчатки… белые, - огорченно сказала женщина, подняв голову.
- Пожалуйста, - великодушно протянул ей перчатки Каменюка. - Я хотел дать объявление, - пояснил он, показывая на бумажку.
Женщина начала благодарить.
- А я думала: конечно, не найду… Если кто и поднимет - унесет… Я, знаете, на почте работаю… Вот спасибо…
Артем с достоинством козырнул и неторопливо пошел от остановки - решил пройтись пешком,
ГЛАВА XXVI
ЭКЗАМЕНЫ
… В празднично убранном актовом зале, за отдельными, небольшими столиками, сидят выпускники. Бледен и сосредоточен Гербов, нервно покусывает нижнюю губу Ковалев, проступил румянец на щеках Пашкова. Он прислонил к стене костыль. Опухоль с ноги почти сошла и врачи сказали, что через две недели Геннадий сможет ходить свободно.
Письменная работа по литературе! Решается судьба… Сделай одну ошибку - и все пойдет прахом. Надо взять себя в руки, собрать всю волю и направить ее на то, чтобы написать сочинение как следует. Спокойно, спокойно - все будет хорошо!
Большинство избрало тему: "Нас вырастил Сталин на верность народу"… Темой этой лучше всего можно, передать глубокие сыновьи чувства, бесконечную преданность любимому вождю, слова пойдут от сердца, из глубины души, польются чистым, страстным потоком.
За длинным столом, покрытым зеленым сукном, украшенным цветами, - государственная комиссия. В парадном кителе сдержанный и торжественный генерал. Полковник Зорин приветливым взглядом ободряет выпускников. По правую руку от генерала - представитель областного отдела народного образования, в белой шелковой рубашке, непривычно выделяющейся среди кителей. К нему наклонился, что-то тихо говорит, седой полковник из Управления Суворовскими училищами.
Всего девять человек. Хоть девяносто! Главное - спокойствие и собранность. Все будет хорошо! Должно быть хорошо.
У дверей актового зала крутятся Артем Каменюка и Сенька Самсонов. Минутой позже прибежал запыхавшийся Павлик Авилкин. IIIопотом спросил:
- Пишут?
- Пишут…
И три пары глаз прильнули к щелке в дверях. Ковалев в это время писал: "Я люблю мой народ всей силой своей молодой души. Да и нельзя не любить народ, который дал миру Ленина и Сталина, первый в истории человечества построил социалистическое общество и уверенно идет к коммунизму".
Через час из актового зала вышел полковник Зорин - поговорить по телефону.
Ребята под дверью шарахнулись было в сторону, но тотчас снова доверчиво слетелись:
- Товарищ полковник, как там наши?
- Товарищ полковник, напишут?
У Зорина ласково затеплились глаза:
- Все в порядке! - и, придвинувшись ближе к ребятам, зашептал доверительно: - Завтра товарищ Сталин спросит у нашего главного генерала в Москве; "Ну, как прошли экзамены по литературе у суворовцев?"
Сенька широко раскрыл глаза:
- Через три года и мы писать будем!
- Готовиться надо уже сейчас, - посоветовал Зорин.
- Будьте спокойны, товарищ полковник, - страстно заверил Авилкин, - мы училище не подведем!
* * *
Минут за десять до начала экзаменов в младшей роте, к майору Тутукину подошла пожилая женщина в простеньком платье, с косынкой на голове.
- Мне начальник училища разрешил присутствовать на экзаменах по истории… - деликатно сказала она.
- А вы кто будете? - с ноткой недоверия спросил командир роты.
- Колхозница, - просто ответила женщина и, открыв сумочку, протянула мандат депутата Верховного Совета СССР.
Она именно так просто и сказала - колхозница.
На этот раз, отвечая историю, ребята превзошли самих себя. Они не только безупречно излагали материал, но и усвоили какую-то подкупающую естественную бравость. Так поворачивались, так щелкали каблуками, так вежливо предупреждали: "ответ на вопрос окончен" или спрашивали разрешение начать рассказ, что Алексей Николаевич сидел, довольно потупив глаза.
Знатная гостья держала себя с достоинством, но не чинясь, внимательно, словно изучая, присматривалась к ребятам.
А когда после экзаменов Веденкин воскликнул, потирая руки:
- Ну-с, подсчитаем урожай!
Она понимающе улыбнулась:
- У вас тоже урожай!
И после небольшой паузы удовлетворенно сказала, обращаясь к Беседе:
- Хорошо отвечали… И очень мне понравилось, что они, знаете, мужественные… я такими их и представляла…
Будто оправдываясь, объясняя свое появление в училище, добавила:
- Приехала учиться на курсы председателей колхозов и думаю - дай зайду посмотреть, какая у нас защита растет. Дело-то - народное…
* * *
… Июньская жара. На телеграфных проводах столько стрекоз, что провода кажутся колючими. Всех, кто проходил по училищному двору, тянет в тень четырех братьев-деревьев, их стволы срослись, кроны образуют огромный зеленый купол.
Первыми закончили учебный год младшие роты. Выпускникам оставалось сдать еще четыре предмета, когда во дворе училища появились подводы и автомашины из ближних колхозов - приехали за своими сыновьями и внуками мамы и бабушки.
Ильюша Кошелев и Максим Гурыба - возбужденные, потные, тащат мешки с продуктами из склада, укладывают их на подводы. На каникулы выдают месячный паек, а это - целые горы кульков и банок.
На скамейке, около метеорологической станции, Сеня Самсонов скромно протягивает старшему брату, приехавшему за ним, похвальную грамоту. Внизу золотыми буквами написано: "Тяжело в учении - легко в бою".
- Правильно сказано, - одобрительно говорит Самсонов-старший, внимательно изучая грамоту. Он не спешит с похвалой, а Сене не терпится именно ее услышать.
Павлик Авилкин вьется вокруг бабушки, не знает, куда ее усадить, как успеть все рассказать; "Бабуся, а капитан наш мне сказал: "Вы теперь честный человек - трудились изо всех сил" и благодарность мне вынес. Бабуся, а дома я, как приеду, сначала в форме ходить буду, в правление пойду, а потом в трусах буду ходить… К дедушке Степану на огороды загляну, расскажу, как мы здесь овощи выращиваем по методу Мичурина…"
- Неужто? - заинтересовывается бабушка. - Это ты мне покажи.
На участке при училище ребята, под руководством майора Кубанцева, преподающего естествознание, проводили опыты с ветвистой пшеницей, выращивали новые плодовые деревья, создали коллекцию картофеля (пятьдесят шесть сортов!), переписывались с учеными. А осенью открывали в училище сельскохозяйственную выставку, приглашая в гости колхозников…
- Это ты мне покажи, - повторила бабушка и любовно посмотрела на Павлика.
Она была в темном жакете, с золотой звездочкой на отвороте, от которой Авилкин не в состоянии был отвести глаза. Сняв с Павлика фуражку, заботливо стерла носовым платком пот с его лба. Ее лицо - в такой же золотой пыльце веснушек, как у внука, только потемнее, - сияло от гордости.
- Пойдем сейчас! - вскакивает Павлик к тянет ее за руку.
- Да успокойся ты, суматошный, - говорит она умиленно, - оформим документы, тогда…
Подошел генерал, поздоровался с бабушкой, спросил;
- Вам далеко идти от станции, когда домой приедете?
- Нас на станции встретят, - возбужденно сверкнул сияющими глазами Павлик и осекся, - как бы генерал не подумал, что он выскочка.
- Ну-ну… - протянул свое обычное генерал. - Успешно закончили учебный год? - спросил он ласково у Павлика.
- Так точно! Троек нет!
- Хорошо, вот это хорошо, - похвалил начальник училища, - дома не забывайте, что вы - суворовец, о своем училище помните.
- Никак нет, не забуду! - И вдруг прорвалось неудержимо - Товарищ генерал, я когда приеду домой, пуговицы начищу, ботинки начищу и… - Павлик браво вздернул голову, - в правление зайду и к председателю: "Афанасий Лукич, разрешите обратиться?" И доложу, - я тогда по радио слов дал… Вот, пожалуйста - по дисциплине пять и по учебе пятерки есть, и благодарность в личном деле… - Авилкин перевел дыхание. - А потом на молотилке работать буду!