И вот наконец последний ряд был пройден! Шурка с удовольствием оглядывал поле битвы, усеянное трупами сорняков, почти не слушая мальчишку, который деловито говорил:
- Значит, так… Сейчас обед: мы - дома, а вас там дед спрашивает!.. А солнышко начнет садиться, возьмемся за поливку! Лады? Ух ты! Наши уже глянь - потянулись! Да и ваши тоже! Ну, я побежал!
4
Так приятно было отдыхать, что и разговаривать не хотелось. Электросигналы лежали в тени сарая. Шурка разглядывал свои ладони с неизвестно откуда взявшимися пузырями.
- Ого, мозоли появляются, - похвалился он, - интересные какие…
Лелик сравнил его мозоли со своими и позавидовал:
- Скажи! А у меня какие-то маленькие… Почему так?
- Значит, ты работал хуже.
- Ладно, успею еще, - успокоил себя Лелик. - Через денек у меня побольше будут.
- Через какой денек? - забеспокоился Никуля. - Мы ж сегодня вечером смываемся?
Электросигналы промолчали. Например, Шурке почему-то уже не очень хотелось "смываться".
Калина, щупая поясницу, сказал, ни к кому не обращаясь:
- Ишь, пояс больно… Видно, какие-то мускулы у меня недоразвиты. Мелкие какие-нибудь… Придется еще работать, чтоб они до конца доразвились.
- И у меня! - обрадовался Шурка. - Я, пожалуй, тоже поработаю.
- А мне дед обещал показать, как плести из хвороста корзинку, - соврал Ерш. - Пока не научусь, никуда отсюда не уйду.
- Так договаривались же… - заныл Никуля. - А теперь врете. Думаете, я не понимаю? Поясница, корзинка… Просто боитесь. Нанялись эти помидоры полоть…
- А хоть бы и помидоры! - сказал Ерш. - Люди трудились, сажали их, а они засохнут. Их тут тыщи штук!
- Они что - твои? Наняли тебя?
- Мало ли что! - вдруг со злобой обернулся к нему Калина. - Не нанялись, а надо помочь! А кому захочу, всегда помогу! Когда у тебя с пацанами из второго подъезда чего-то там вышло, я за тебя заступился? А что я с этого имел? Только что губу мне разбили.
- Так я свой. А тут деревенские. Еще сам собирался их лупить…
- Мало ли что! Если всех лупить, надо тысячи рук иметь: одни деревенские, другие из второго подъезда, третьи так… Они нам ничего плохого не сделали… Подумают - какие одичалые приехали. Хочешь - лупи сам! Только я за тебя заступаться не буду! И вообще - нечего тебе тут сачковать! Дед без тебя обойдется! С завтрашнего дня - со всеми на работу!
Никуля сразу умолк, потому что с разозленным Калиной шутки были плохи!
Жара спадала. Тень от сарая делалась все длинней и длинней.
Явились деревенские ребята. Каждый нес по два ведра и по две кружки.
Шуркин знакомый еще издали улыбался Шурке;
- Опять вместе будем?
- Давай! - кивнул Шурка, забирая у него ведро.
Они черпали воду из глубоких ямок. Ямки были выкопаны по берегу пруда и соединены с прудом канавками. Сколько из них ни черпай воду - ее не убавлялось. Грязноватая теплая вода пахла тиной. В ней плавали крошечные лягушата. Они то и дело попадали в ведро. Шурка вынимал их, и лягушата спешили обратно в ямку. Наверное, там был их дом.
Под каждый помидор полагалось вылить кружку воды. Земля жадно, с шорохом пила воду. А под землей ее с нетерпением ожидали корни. Шурке было приятно, что больные от жажды кустики помидоров наконец-то напьются! И никакой жадный осот уже не может отнять их порцию воды.
Одно было плохо: Шурка таскал и таскал воду - ведро за ведром, - десять напившихся кустиков, сорок, шестьдесят… Все равно политый участочек оставался очень маленьким рядом с неполитым.
Сойдясь с мальчишкой возле ямки, Шурка спросил:
- У тебя уже сколько? У меня сто десять!
- А я не считаю, - сказал мальчишка. - Чего их считать? Ты просто поливай, и все. Они сами потом сочтутся.
Шурка так и сделал. Он даже перестал лягушат вылавливать, тем более что они прекрасно находили дорогу домой. И верно: политый участок стал расти быстрее, зато и ходить за водой к ямке приходилось все дальше.
Когда уже совсем смерклось и стало прохладно, особенно когда вода выплескивалась из ведра на босые ноги, Шурку явился проведать Ерш. Он стремительно вышагивал, размахивая руками, зато мальчишка, который работал вместе с ним, еле плелся и, подойдя, сразу сел на землю.
- Ну, как? - справился Ерш у Шурки. - Кончаешь, нет? А мы уже свой добили участочек! Так это что! Завтра попрошу, чтоб дали раза так в два побольше! А то руки-ноги у меня только расходились, а он и весь! Видно, придется вам помочь, а то будете вы тут копошиться до завтрашнего утра! Поможем им, Кирыч? - обратился он к замученному спутнику.
- Ну что ж… можно, - уныло пробормотал Кирыч.
- Нечего нам помогать, - сказал Шурка. - Мы и сами справимся.
- Они справятся! - сразу оживился Кирыч. - Ничего. Они, глянь, сила!
- Жалко! - вздохнул Ерш. - Главное, руки-ноги у меня разошлись! А когда они разойдутся, остановить их бывает трудновато. Да. Порядком приходится потрудиться, чтоб они успокоились, такое уж у них устройство, ничего не поделаешь… Ну, пошли, Кирыч!
А Шурка со своим мальчишкой поливали до тех пор, пока совсем стемнело и помидоров стало не видно. Тогда они пошли домой.
И тут Шурка опять вспомнил про Осла:
- А у нас во дворе один ваш живет…
Шедший впереди мальчишка так быстро обернулся к Шурке, что они чуть не столкнулись лбами.
- Василий? Так это ж наш Васька! Неужели? А? Ты скажи! Нет, ты правду? Как же так? Он же вас все время в письмах описывает!
- Как описывает? - осторожно спросил Шурка.
- Да по-всякому! Вчера еще письмо прислал. Пишет, там Шурка какой-то на ходулях его учит ходить! Есть там такой?
- Есть… Как раз я сам…
Мальчишка от восторга затопал ногами.
- Не, ты правду? Вот так так! Значит, учишь?
- Учу… Пока он просто… Присматривается… Но скоро, пожалуй, начнем практику проходить.
- Дела! Ну, дела! - восторгался мальчишка. - Он пишет… Сильно вы его там уважаете?
- А что? - уклончиво сказал Шурка. - Отчего не уважать? Ничего он плохого не делал…
Прощаясь с Шуркой на развилке тропки, мальчишка все радовался:
- Расскажу ребятам - вот удивятся! Ну, удивятся! Завтра же я к тебе его брата приведу. В какого ты из рогатки-то стрелял - его брат! Хо-хо! А ты знаешь еще что? Меня тоже Шуркой звать! Здорово?
Электросигналы уже лежали в сарае, но не спали, хохотали над чем-то. Дед и неутомимый Ерш возле костра подшивали ремень сразу с двух концов. Ерш что-то рассказывал деду.
- Ужин твой вон в ведре. Ешь прямо оттуда. Наши уже поужинали и спать легли. Слышишь, хохочут? Это они так спят. И я спать не могу: все еще руки мои никак не могут остановиться. А ты знаешь, что Никуля смылся? Вот жлоб.
- Может, он и вправду захворал, - сказал, посмеиваясь, дед. - Говорят, живот схватило… Машина была попутная, чего не взять? Да и то сказать: баба с возу - кобыле легче… Ну и как же, - обратился он к Ершу, - стало быть, спрятался он в дереве, а тигра что?
- А тигр всегда приходит доедать, чего не доел, обязательно.
- Ах ты, мать честная! - удивился дед.
Шурка жадно ел прямо из ведра свой ужин. Ерш горячо рассказывал:
- Охотник-то, понимаете, сидит себе в дупле, и тигр достать его оттуда не может!..
- Ловко! - хлопал себя по коленкам дед.
* * *
На другой день солнца не было. Оно только чуть просвечивало сквозь серую пелену, покрывавшую небо.
И это было хорошо: полоть не жарко! А неполотого оставалось порядочно. Поэтому электросигналы явились на работу даже раньше деревенских. Шурка и припомнить не мог - спал он или нет: казалось, только закрыл глаза, и вот уже надо вставать.
За завтраком Шурка рассказал ребятам про Осла.
- Будем знать, - сказал Калина. - А вообще мы его и не трогали. А теперь и вовсе не будем.
Сначала у Шурки все болело, особенно больно было нагибаться, но постепенно боль стала проходить и часа через два совсем прошла.
Деревенский Шурка привел с собой того самого маленького мальчишку в военной фуражке - Ослова брата. Мальчишка сразу же проникся к Шурке уважением и начал помогать - собирал сорняки в кучу, шнырял по участку проворно, как мышь. Фуражку он не снимал, хоть она и причиняла ему громадные неудобства, сползая то на нос, то на затылок. И когда, закончив к середине дня прополку, деревенские и электросигналы собрались вместе на влажной бархатной травке у пруда, мальчишка этот сидел в центре, как именинник, и упивался разговором про своего столь известного везде брата.
- Так в вашем доме и живет? - допытывались деревенские.
- Да. Только в другом подъезде.
- Ну, и как он там?
- Нормально… - выкручивались электросигналы, - Он парень такой… безвредный…
- Да ну? - удивлялись деревенские. - А здесь он как озоровал. Всегда у него голова была пробита: то он с дерева падает, то с крыши, то еще откуда…
- И у меня голова была пробита! - бахвалился младший брат. - Вот тут. Только сейчас все уже прошло. На меня горка с посудой упала. Рассказать, как она падала? Ну, можно я расскажу? Расскажу-у-у!
Рассказать про это событие ему не пришлось. Куда-то исчезнувшие было Ерш и Кирыч принесли большой старый бредень.
- Дед дал! - радостно объявили они. - Велел наловить карасей в пруду. На обед нам! Ура!
…Оступаясь и завязая, а иногда окунаясь с головой. Ерш и Кирыч шли с бреднем, а остальные толпой валили по берегу следом.
Никто не заметил, откуда появилась на берегу учительница, приехавшая сюда вместе с электросигналами.
- Что это такое? - закричала она. - Что я вижу? Немедленно вылезти из болота! Вы утонете! Слышите? Вы слышите меня?
- Слышим! - откликнулся Ерш и обратился к Кирычу. - Давай держи ближе к тем кустам, там самая должна быть рыба… Так я и утонул…
- Немедленно вылезать! Мы едем домой!
- Почему домой? - удивились электросигналы.
- Бюро прогнозов сообщило, что начинаются дожди!
- Эх! - вздохнул Калина. - Вечно эти дожди, когда не нужно!
После долгой торговли Ерш все-таки согласился вылезти из пруда, и ребята с учительницей пошли по тропинке к сараю, где издали виднелась крытая брезентом машина. Первые редкие капли дождя застучали по земле.
- Эх, жалко, что рано вы уезжаете! - сказал Шурке его тезка.
- А мы еще приедем! - пообещал Шурка. - Вот посмотришь!
Ерш, смекнувший, что его за непослушание могут в другой раз не взять в колхоз, пошел на хитрость.
- А ведь и правда я мог утонуть! - обратился он к учительнице. - Это вы правильно сказали…
Учительница обрадовалась:
- Вот видишь! Это - болото, трясина. Может засосать!
- Верно! - охотно согласился Ерш. - Когда мы сюда в другой раз приедем, больше я в это болото не полезу. Чего в нем хорошего? Одна грязь. Мы ведь еще будем приезжать?
- Посмотрим, - сказала учительница.
…Все деревенские, стоя под дождем, который все усиливался, махали руками вслед машине, увозившей электросигналов обратно в город.
* * *
Дождь шел всю ночь. Утром он ненадолго перестал, и проглянуло солнце. На неровном асфальте стояли лужи, и сам асфальт блестел. В остальном все в городе было по-старому, будто Шурка никуда и не уезжал.
Только за сараем, куда Шурка пришел повидаться с друзьями, среди электросигналов восседал довольный Осел и разглагольствовал:
- Чего и толковать - теперь и сами видали! Поискать надо такого хорошего пруда, как у нас в Верхнем Оселке… Своими глазами видали теперь, какой он есть…
Вслед за Шуркой подошел Никуля. Вид у него был такой, будто ничего не случилось.
- А! Ты все Оселком своим хвалишься? - обратился он к сразу замолкнувшему Ослу. - Видали мы его! Ну-ка, подставляй спину, я на тебе разок проеду!
Осел осторожно оглядывался по сторонам. Калина встал с ящика.
- Подожди! - сказал он Никуле. - А может, он на тебе хочет проехать? Ты тут отдохнул, сил набрался, пока мы работали… Ну-ка, подставляй ты спину! Васек, садись на него!
- Да вы что? - отступил Никуля. - Шутите, что ли?
- Не шутим, - сказал Калина. - Значит, не хочешь? Он чуть подтянул рукава свитера и, царапнув бутсой доску, обернулся к Ершу:
- Ерш, а Ерш? Что - глаза у меня покраснели?
- Покраснели! - радостно подхватил Ерш. Никуля еще попятился.
- А шерсть взъерошилась? - продолжал Калина.
- Взъерошилась! - воскликнул Шурка, вспомнив дедову сказку.
- А что хвост…
Никуля повернулся и быстро пошел прочь. Калина опять сел на ящик и обратился к Ослу:
- Давай рассказывай, Васек, дальше…
- А чего рассказывать? - ухмылялся Васек, бывший Осел. - В общем, такого хорошего Оселка ни в каком другом месте не найдешь…
Электросигналы слушали его с удовольствием. В общем, он все верно говорил.
ОБЩЕСТВЕННОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Портсигар Жене дал рыжий Славка из первой смены. Вернее, Женя сам у него взял, потому что Славка поступил нечестно: еще раньше присвоил Женин мячик, нечаянно залетевший на крышу, и с тех пор старался больше не показываться Жене. А когда однажды встретился с ним на улице, сразу стал смотреть в небо, будто увидел там что-то интересное, а сам пошел быстрее, юркнул в какие-то ворота и скрылся.
Тогда Женя подстерег его после уроков возле школы, схватил за рукав и тряхнул:
- Где мячик?
- К-какой мячик? - заморгал рыжими ресницами, будто не понял, заика Славка.
- Какой? Не знаешь? Какой на крыше нашел - вот какой!
- Я м-мячика н-никакого не находил… П-пусти, Женька… н-ну не надо! У меня одна вещь есть…
- Покажи! - сказал Женя.
Славка порылся в карманах и достал портсигар. Портсигар был очень хороший - никелированный, новенький; нажмешь сбоку какую-то штучку, и обе створки бесшумно распахнутся, сожмешь их пальцами, портсигар - щелк! - и закрылся. На крышке нарисована лошадиная голова, над ней подкова, как дуга, и написано выпуклыми буквами: "Давай закурим".
- Давай! - радостно сказал Женя, кладя портсигар себе в карман. - Закурим!
Женя вообще-то не курил, да и не собирался, но сейчас понял, почему не курил: портсигара не было. Теперь портсигар есть и пятнадцать копеек, что дала мама на бутерброд, есть.
Он хотел было хорошенько толкнуть Славку, так как слышал, что Славка променял мячик на сломанные наушники, но раздумал и сказал:
- Ладно уж, иди!
Славка попробовал плестись следом и клянчить: мол, портсигар лучше чем мячик и поэтому пусть Женя покажет ему еще медную трубку…
- Я тебе сейчас покажу трубку, - произнес Женя, останавливаясь, - и это будет такая трубка…
Догадливый Славка сразу расхотел смотреть трубку и отстал.
На углу приветливая тетя продавала папиросы: пачки и коробки за стеклом лотка, разноцветные, яркие, как коврик.
- Тетя, - вежливо сказал Женя, - а какие у вас есть папиросы, что за пятнадцать копеек?
- Вот, пожалуйста, маленькая - "Казбек". Двенадцать копеек, - улыбнулась тетя и показала Жене красивую пачку с черным силуэтом всадника, скачущего на фоне синих гор.
Сорт папирос и любезность продавщицы чрезвычайно понравились Жене: он вступал в новый и своеобразный мир курильщиков!
Женя переложил толстые, душистые, оставляющие на пальцах позолоту папиросы в портсигар, потом, закурив одну, зажал ее в зубах и, пуская голубой дым, отправился в школу.
Но ему пришлось испытать некоторое разочарование: ожидаемого удовольствия он почему-то не чувствовал, напротив - во рту стало горько, противно и появилось огромное количество слюны: Женя даже не успевал ее сплевывать.
Он попробовал плевать, как один знакомый парень, не вынимая папиросы изо рта, но первый же плевок попал на штаны. Женя моментально обтер их рукавом и оглянулся - не увидел ли кто?
Попробовал затянуться "в себя", но закашлялся, голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Еще затягиваться Женя не рискнул, а просто дымил, сплевывая на каждом шагу.
Он все же мужественно докурил папиросу до конца и стрельнул окурком в урну: это получилось великолепно, как у настоящего курильщика, и немного вознаградило Женю за первую неудачу. Хоть его и поташнивало, но тяжелый портсигар так приятно оттягивал карман и так интересно было чувствовать себя курильщиком, что Женя подумал: "Ничего, привыкну! Все привыкают, и я привыкну".
В школу он чуть не опоздал-поспел ко второму звонку.
- Ой… - сразу же подозрительно повел носом Женин сосед, толстый и тихий Коля Иванов, - ты… курил, что ли?
- Ага, - самодовольно сказал Женя, достал портсигар и, открыв его, повертел перед носом Коли. - Вот "Казбек" курю!