С этими словами он снова поклонился и подошел к клетке, чтобы ее отпереть.
* * *
Мы сидели рядом с цыганами на красивых, домотканых коврах и в мерцающем свете двух костров беседовали и ели рагу. Я бросил ложку, которую вручили нам хозяева, и, позабыв о правилах поведения за столом, жадно хлебал прямо из деревянной миски. Жирный и невероятно вкусный бульон приятно согревал мои внутренности и струйкой стекал по подбородку. Бехир расхаживал между нами, следя за тем, чтобы каждому было удобно и чтобы нас накормили и напоили досыта. Он беспрестанно извинялся за состояние нашей одежды, теперь покрытой клочками грязного сена из клетки. После того как мы продемонстрировали цыганам свои необычные способности, он полностью изменил свое отношение к нам. Всего за несколько минут мы превратились из узников в почетных гостей.
- Мне очень жаль, что мы обращались с вами не слишком вежливо, - произнес он, опускаясь на подушки между кострами. - Когда речь идет о безопасности моих людей, я стараюсь предпринимать все возможные меры предосторожности. Сейчас по дорогам бродит много подозрительных людей. Эти люди выдают себя не за тех, кем являются на самом деле. Если бы вы сразу сказали, что вы syndrigasti…
- Нас научили никогда и никому об этом не говорить, - ответила Эмма.
- Никогда, - подтвердила Оливия.
- Кто бы вас этому ни научил, он поступил очень мудро, - кивнул Бехир.
- Откуда вы о нас знаете? - спросила Эмма. - Вы говорите на древнем языке?
- Я знаю всего несколько слов, - ответил Бехир, не сводя глаз с костра, в пламени которого на вертеле обжаривался кусок мяса. - У нашего народа с вашим давнее взаимопонимание. Мы мало чем отличаемся друг от друга. Мы тоже вечные изгои и странники - души, оттесненные к границам этого мира. - Он отщипнул с вертела кусок мяса и принялся задумчиво его жевать. - Мы в своем роде союзники. На протяжении столетий цыгане время от времени принимали к себе и воспитывали ваших детей.
- И мы вам за это благодарны, - ответила Эмма, - и за ваше гостеприимство тоже. Мы не хотели бы вас обидеть, но, к сожалению, нам придется сейчас же покинуть вас. Нам очень важно как можно скорее добраться до Лондона. Мы должны спешить на поезд.
- Чтобы вылечить вашего больного друга? - спросил Бехир и, приподняв брови, посмотрел на Хью, который уже давно перестал притворяться и теперь самозабвенно уплетал рагу. Пчелы радостно кружили вокруг его головы.
- Вроде того, - кивнула Эмма.
Бехир понимал, что мы что-то скрываем, но оказался достаточно тактичным и не стал настаивать на том, чтобы мы поделились с ним своими секретами.
- Сегодня ночью поездов уже не будет, - сообщил он, - но мы встанем на рассвете и отвезем вас на станцию к первому утреннему поезду. Это вас устроит?
- Нам придется с этим смириться, - ответила Эмма, обеспокоенно наморщив лоб.
Хотя мы и сэкономили время, прокатившись на повозке, вместо того чтобы идти пешком, мисс Сапсан все же потеряла целый день. Теперь у нее в лучшем случае оставалось два дня. Но зато сейчас мы согрелись, насытились, и нам ничего не угрожало.
Мы быстро подружились с цыганами. Все стремились загладить неприятные подробности нашего знакомства. Бронвин попыталась извиниться перед мальчиком, которого взяла в заложники, но он только отмахнулся от ее извинений. Цыгане безжалостно нас закармливали - мою миску наполняли снова и снова, невзирая на мои попытки отказаться от добавки. Когда мисс Сапсан выбралась из-за пазухи Бронвин и громким криком напомнила о том, что у нее тоже есть аппетит, цыгане накормили и ее. Они подбрасывали в воздух кусочки сырого мяса и радовались, когда она подпрыгивала, чтобы поймать их на лету.
- Она хочет есть! - смеялась Оливия, хлопая в ладоши при виде того, как птица разрывает когтями свиную ножку.
- Ну что, ты рад теперь, что мы их не взорвали? - шепотом поинтересовалась Бронвин у Еноха.
- О, пожалуй, - откликнулся тот.
Цыганский оркестр заиграл очередную песню. Мы ели и плясали. Я убедил Эмму потанцевать со мной у костра. И хотя обычно стесняюсь делать это на людях, в этот раз я дал себе волю. Наши ноги взлетали, а руки хлопали в такт музыке. На несколько лучезарных мгновений мы забылись в этом танце. Мне удалось забыть о том, какой опасности мы подвергаемся, о том, как совсем недавно мы едва не угодили в руки тварям и в пасть пуст оте, готовой обглодать наши кости и выплюнуть их в пропасть. В этот момент я был очень благодарен этим цыганам и животной части собственного мозга с ее бесхитростностью. Горячего ужина, хорошей песни и улыбки дорогого мне человека оказалось достаточно, чтобы отвлечь меня от всего этого мрака, пусть и ненадолго. Затем песня окончилась, и мы вернулись на свое место. В воцарившейся тишине я ощутил, как меняется настроение. Эмма посмотрела на Бехира и спросила:
- Можно вас кое о чем спросить?
- Конечно, - отозвался он.
- Почему вы рисковали ради нас жизнями?
Он отмахнулся.
- Вы сделали бы то же самое.
- Я не уверена, что мы поступили бы подобным образом, - не согласилась с ним Эмма. - Я просто хочу понять. Это потому, что мы оказались странными?
- Да, - просто ответил он.
Он отвернулся и долго смотрел на деревья, обступившие поляну, на отсветы пламени на их стволах и на черноту леса за ними. Затем он произнес:
- Хотите познакомиться с моим сыном?
- Конечно, - отозвалась Эмма.
Она встала, и ее примеру последовали я и еще несколько человек.
Бехир поднял руку.
- Боюсь, что он очень застенчив. Только ты, - произнес он, показывая на Эмму, - и ты, - он указал на меня, - и еще тот, которого слышно, но не видно.
- Ого! - восхитился Миллард. - А я так старался вести себя незаметно!
Енох снова опустился на траву.
- Почему меня всегда отовсюду прогоняют? От меня воняет?
В круге света, образованном ярким костром, возникла цыганка в развевающемся красном платье.
- Пока их не будет, я погадаю вам по руке и предскажу будущее, - предложила она и обернулась к Горацию. - Возможно, когда-нибудь ты вскарабкаешься на Килиманджаро! - Она посмотрела на Бронвин: - А ты выйдешь замуж за богатого и красивого мужчину!
- Всю жизнь мечтала, - фыркнула Бронвин.
- Будущее - это мояспециальность, мадам, - заявил Гораций. - Позвольте, я покажу вам, как это делается!
Мы с Эммой и Миллардом покинули их и вслед за Бехиром направились в дальний конец табора. Мы подошли к простой с виду кибитке, и Бехир поднялся по короткой лесенке, чтобы постучать в дверь.
- Ради, - тихо позвал он, - прошу тебя, выйди к нам. К тебе пришли гости.
Дверь приотворилась, и из-за нее выглянула женщина.
- Он боится, - произнесла она. - Отказывается вставать со стула.
Она окинула нас внимательным взглядом, а затем открыла дверь шире и жестом пригласила войти. Поднявшись по лестнице, мы нырнули в тесную, но уютную комнатку - гостиную, спальню и кухню одновременно. Возле узкого окна стояла кровать, а напротив расположились стол со стулом и небольшая печка, труба которой выходила через потолок наружу. Тут было все необходимое, чтобы месяцами путешествовать, не завися ни от кого и ни от чего.
На единственном стуле в этой комнате сидел мальчик. В руке он держал трубу, на которой играл сегодня вечером в составе детского цыганского оркестра. Это был сын Бехира, а женщина, судя по всему, была женой вожака.
- Сними ботинки, Ради, - попросила она.
Мальчик продолжал пристально смотреть в пол.
- Это обязательно? - спросил он.
- Да, - мягко ответил Бехир.
Мальчик стянул сначала один ботинок, затем другой. Какое-то мгновение я сам не понимал, на что смотрю. В ботинках не оказалось ничего. Казалось, у мальчика нет ступней. И тем не менее, чтобы разуться, ему пришлось прилагать усилия. Это означало, что в них было нечто.
- Встань, - снова обратился к сыну Бехир, и мальчик неохотно соскользнул на край сиденья и поднялся на ноги. Казалось, он парит в воздухе, потому что штанины замерли в нескольких дюймах над полом.
- Он начал исчезать несколько месяцев назад, - пояснила женщина. - Сначала только пальцы ног. Потом пятки. Наконец и все остальное… обе ступни. Я пыталась поить его разными настойками и бальзамами, но ничего не помогало.
Значит, у него все же есть ступни, - подумал я, - только невидимые.
- Мы не знаем, что делать, - продолжил рассказ жены Бехир. - Но я подумал, что, может быть, среди вас есть целитель…
- Исцелить это невозможно, - сообщил ему Миллард, и при звуке голоса, раздавшегося из ниоткуда, мальчик вскинул голову. - Мы с ним похожи. Со мной все было точно так же, когда я был маленьким. Я не родился невидимым, это происходило постепенно.
- Кто это говорит? - спросил мальчик.
Миллард взял платок, лежавший на краю кровати, и обернул им лицо, обнаружив форму своего носа, лба и рта.
- Это я, - сообщил он, подходя к мальчику. - Не бойся.
Все остальные наблюдали за тем, как Ради поднял руку и коснулся щеки Милларда, затем его лба и волос (мне и в голову не приходило представлять себе, какие у Милларда волосы). Ради даже подергал их прядь, как будто желая удостовериться в том, что они настоящие.
- Ты здесь, - произнес мальчик, и в его глазах вспыхнуло удивление, к которому примешивалось восхищение. - Ты действительно здесь!
- Ты тоже никуда не исчезнешь, даже если все перестанут тебя видеть, - успокоил его Миллард. - Вот увидишь. Это не больно.
Мальчик улыбнулся, и при виде его улыбки у женщины подкосились ноги. Чтобы не упасть, она оперлась на руку Бехира.
- Благослови тебя Господь, - едва сдерживая слезы, сказала она Милларду. - Благослови тебя Господь.
Миллард сел на пол у исчезнувших ног Ради.
- Тебе незачем этого бояться, мой мальчик. Как только ты привыкнешь к своей невидимости, я уверен, она даже начнет тебе нравиться. В ней действительно множество преимуществ…
Он начал их перечислять, а Бехир подошел к двери и кивнул нам с Эммой.
- Оставим их наедине, - предложил он. - Я уверен, что им есть о чем поговорить.
Мы оставили Милларда с мальчиком и его матерью. Вернувшись к костру, мы увидели, что почти все, и странные дети, и цыгане, столпились вокруг Горация. Он стоял на пне перед ошеломленной предсказательницей, закрыв глаза и положив ладонь ей на лоб. Казалось, он описывает собственное сновидение.
- …и внук твоего внука будет пилотировать гигантский корабль, который подобно омнибусу станет курсировать между Землей и Луной. А на Луне у него будет маленький домик, и он испытает затруднения с выплатами по закладной, и ему придется сдавать комнаты. И поселится у него прекрасная женщина, которую он полюбит всем сердцем. Это будет лунная любовь, которая отличается от земной из-за разницы гравитации…
Мы наблюдали за ними, стоя на краю толпы.
- Он это всерьез? - спросил я у Эммы.
- Вполне возможно, - отозвалась она. - Хотя, может быть, он просто развлекается за ее счет.
- Почему он не может предсказать будущее нам?
Эмма пожала плечами.
- Мы никак не можем использовать способности Горация. Он выдает предсказания до конца жизни кому угодно, но только не нам. Похоже, что чем больше он кого-то любит, тем меньше способен увидеть. Его видение затуманивается эмоциями.
- Да, это касается всех нас, - раздался чей-то голос, и, обернувшись, мы увидели Еноха. - И с учетом этого, дорогая Эмма, я надеюсь, что ты не слишком отвлекаешь этого американца. Очень сложно заметить приближение пуст оты, когда у тебя в ухе постоянно скользит язык юной леди.
- Не говори гадостей! - поморщилась Эмма.
- Я не смог бы проигнорировать это Ощущение, даже если бы захотел, - ответил я, хотя мне очень хотелось проигнорировать неприятное осознание: Енох ревнует Эмму ко мне.
- Расскажите мне о вашем секретном свидании, - продолжал Енох. - Цыгане и в самом деле защитили нас из-за непонятной старинной дружбы, о которой никто из нас никогда не слышал?
- У вожака и его жены странный сын, - ответила Эмма. - Они надеялись, что мы сможем ему помочь.
- Это безумие! - воскликнул Енох. - Эти солдаты могли изрубить их на куски. Они согласны были погибнуть ради одного мальчишки? Вот вам и затуманенное видение! Я думал, они хотят оставить нас у себя из-за наших способностей или как минимум продать нас на аукционе… Вечно я переоцениваю людей.
- О, пойди разыщи себе мертвую зверушку и поиграй с ней, - устало отмахнулась от него Эмма.
- Мне никогда не понять девяносто девять процентов человечества, - произнес Енох и ушел, качая головой.
- Иногда мне кажется, что этот парень наполовину машина, - вздохнула Эмма. - Плоть снаружи, металл изнутри.
Я засмеялся, хотя и сам сомневался в том, правильно ли поступил Бехир, так рискуя ради своего сына. Впрочем, если Бехир похож на безумца, то я тем более сошел с ума. Я тоже пожертвовал всем ради девушки. Несмотря на все мое любопытство, несмотря на мой долг перед дедом и наш общий долг перед мисс Сапсан, я находился здесь по одной-единственной причине - со дня первой встречи с Эммой я знал, что хочу быть частью любого мира, в котором будет находиться она. Это свидетельствовало о моем безумии? Или мое сердце оказалось слишком доступным?
Возможно, мне не помешало бы иметь немного металла внутри, - думал я. Где бы я сейчас находился, если бы мое сердце было защищено броней?
Ответ на этот вопрос был прост - я был бы дома и с помощью лекарств вводил себя в состояние остолбенелости. Глушил бы переживания видеоиграми. Ходил бы на работу в "Смарт-Эйд". И день за днем моя душа медленно умирала бы от сожалений.
Ты трус. Ты слабый и жалкий мальчишка. Ты выбросил свой единственный шанс на помойку.
Но я этого не сделал. Потянувшись к Эмме, я рискнул всем, что у меня было. И каждый день я продолжал рисковать тем немногим, что у меня осталось. И тем самым я погрузился в мир, которого когда-то и представить себе не мог. И в этом мире я жил среди удивительных людей и совершал сумасшедшие поступки, выживая в невообразимых условиях. И все это потому, что я позволил себе иметь чувства к одной странной девушке.
Несмотря на все угрожавшие нам опасности и несмотря на тот факт, что этот странный новый мир начал рассыпаться, едва я его обнаружил, я не переставал радоваться тому, что очутился здесь. Мне с трудом верилось в то, что осуществление моей мечты совпало с воплощением моих самых жутких кошмаров.
- Что случилось? - спросила Эмма. - Почему ты так на меня смотришь?
- Я хотел тебя поблагодарить, - ответил я.
Она наморщила нос и прищурилась, как будто я сказал что-то смешное.
- Поблагодарить за что? - спросила она.
- Ты придаешь мне сил, о существовании которых я и не догадывался, - ответил я. - Благодаря тебе я становлюсь лучше.
Она покраснела.
- Я не знаю, что сказать.
Эмма, лучезарная душа, - хотел сказать я, - мне нужен твой огонь, тот, который горит в твоем сердце.
- Тебе незачем что-нибудь говорить, - покачал головой я.
И тут меня охватило непреодолимое желание поцеловать ее, что я и сделал.
* * *
Хотя мы смертельно устали, цыгане находились в приподнятом настроении и, похоже, собирались праздновать всю ночь. После нескольких чашек чего-то горячего, сладкого и явно кофеиносодержащего, а также нескольких песен, мы решили, что тоже этого хотим. Они были прирожденными рассказчиками и изумительными певцами. С присущим им глубинным обаянием они обращались с нами так, будто мы приходились им давно утраченными и неожиданно обретенными горячо любимыми родственниками. Мы полночи рассказывали друг другу всевозможные истории. Молодой парень, имитировавший рев медведя, оказался еще и чревовещателем, причем таким искусным, что его куклы казались живыми. Похоже, он увлекся Эммой, и все его представление было посвящено ей. Он не сводил с нее глаз и улыбался, но она делала вид, что не замечает его внимания и весь вечер не выпускала мою руку из своей.
Позже они рассказали нам, как во время Первой мировой войны британская армия забрала у них всех лошадей и на какое-то время они остались без тягловой силы. Они оказались в очень затруднительном положении, будучи не в силах даже покинуть лес, кстати, этот самый лес. Но однажды в их табор забрело стадо длиннорогих коз. С виду эти животные были дикими, но не отказались принимать пищу из рук человека. Кому-то пришла в голову идея запрячь коз в фургон, и они оказались почти такими же сильными, как и отнятые у них лошади. Это позволило цыганам сняться с места и до конца войны странствовать в кибитках, запряженных этими на удивление сильными козами. Козы прославили их на весь Уэльс, где их знали как Козий народ. В качестве доказательства они пустили по кругу фотографию дяди Бехира на запятках кибитки, запряженной козой. Нам незачем было объяснять, что речь идет об исчезнувшем стаде странных коз, о которых говорил Эддисон. После войны армия вернула цыганам их лошадей, и козы, в которых больше не было необходимости, снова ушли в лес.
Наконец костры догорели. Цыгане постелили нам прямо на земле и на мелодичном иностранном языке спели колыбельную. Глядя в черное небо, я снова почувствовал себя ребенком. Чревовещатель подошел, чтобы пожелать Эмме спокойной ночи. Она его прогнала, но он успел вручить ей визитную карточку. На обороте был написан адрес в Кардиффе, где он забирал свои письма всякий раз, когда цыгане бывали в этом городе, что случалось раз в несколько месяцев. На лицевой стороне была его фотография с куклами и короткая записка для Эммы. Она показала записку мне и хихикнула, но у меня парнишка вызвал только искреннее сочувствие. Он, так же как и я, был виноват лишь в том, что она ему нравилась.
