- Господи, Том! Да я-то тебе зачем? - выдохнул дядя Поль. - Капитан без парохода…
- Ты все равно мой капитан! Я тебя никуда не увольняю, вот!.. - Том почувствовал, что разревётся (который раз за сегодня? Что за жизнь!).
- Ну, а что мы будем делать вместе? Как существовать?
- Хоть как!.. Парусную лодку построим! Или катер! Поплывём снова! Будем рыбу ловить! Или концерты давать на берегах! Будем жить в этих краях… Здесь же хорошие люди! Все! Даже адмирал Дудка!
Он встал перед капитаном Полем - весь в ржавчине, царапинах, чешуйках старой краски. Вцепился в подол водолазки (колечко стало горячим). Растопырил колючие локти.
Капитан Поддувало закашлялся и выговорил:
- Вот отправить бы тебя к Дудке, на воспитание. Чтобы всыпал по всей форме…
- Дядя Поль, не надо к Дудке! Всыпли сам!
- Да? И ты объявишь меня приёмным папашей!
- Ага!
- Проходимец…
Том потоптался и объяснил:
- У меня же никого больше нет. Кроме тебя и Донби… Куда я без вас?
Он сказал необдуманные слова: "Никого больше нет". Получилось, что нет ни Юги, ни Кати.
Конечно, Том имел в виду, что нет взрослых, сильных, таких, у кого дети находят защиту и утешение - или у отца с мамой, или у других родных, или у тех, кто взял ребёнка под своё крыло. В общем, тех, про кого можно сказать "семья". Но слова были сказаны неосторожно, их энергия (до сих пор не изученная физиками) скользнула в пространство, крылышком задела Югу и Катю. Казалось бы, чуть-чуть. У Юги разок тревожно толкнулся пульс. У Кати на полминуты заболело, как от царапинки, сердце. Ну и ладно. Будем надеяться, что страшного не случилось…
Дядюшка Поль посадил Тома на колено, прижал плечом к пропахшему капитанским табаком свитеру.
- Том… расскажи, как он ушёл…
- Ладно… Только я снова пущу слезу.
- Наверно, я тоже… Давай позовём Донби. Чтобы тебе не пришлось рассказывать ещё раз.
- Давай… А он где?
- Где-где… Наверняка парит наследника…
- Югу?!
- Тьфу! Яйцо греет…
- Ох… я не понял…
- Все боюсь: если не выведется птенец, вот будет трагедия…
- Я думаю, выведется…
Пятая часть
Срубить дерево
Красное сердце
Можно было ожидать, что после всех событий Том будет спать допоздна. А он проснулся рано. Лежал, смотрел в потолок с лепными загогулинами и вспоминал все, что случилось. На воспоминания как бы накладывалась картинка: речная глубина с пробившимися солнечными бликами и лежащий на песчаном дне старый пароход. Сквозь окна рубки и кают проплывают длинные, с алюминиевым отливом, рыбы. На позолоченной короне трубы дрожит зеленоватый блик. Иногда сквозь щели палуб выскакивают и спешат наверх пузырьки…
Конечно, было грустно. Однако в этой грусти не ощущалось безнадёжной горечи и страха. Теперь, по крайней мере, Том знал, что он не один. И знал, как станет жить дальше.
Хотя и непонятного оставалось много…
Вошёл капитан. Сел на край кровати.
- Хорошо, что не спишь. Есть важный разговор.
- Опять…
- А что делать? Их впереди ещё немало… И прежде всего такой. Том, наверно, есть смысл все же не портить отношения с киношниками…
- Они обманщики…
- Ну, Том… Наверно, не больше обманщики, чем я… А ты ведь меня не бросил…
- Сравнил!
- Том, они обманывали не со зла, а по недомыслию. Думали прежде всего про кино, а не про мальчика Тома Сушкина. Фильм, кстати, жаль. Он почти закончен, осталось снять последние сцены, а тут мальчик даёт им крепкого пинка…
- По заднице, - мстительно уточнил Том.
- Именно. Они потирают указанное место и остаются ни с чем… И мы заодно.
- Мы-то почему?
- Сообрази. Если фильм не закончат, никаких сумм от студии мы больше не получим. А сейчас у нас ни гроша. Если ты собираешься строить яхту или катер, это потребует ого каких денег. А у нас и на житье-то не осталось. Мы не можем быть вечными гостями его высочества, хотя он добрейший человек…
- Уйдём в пираты, - мрачно казал Том.
- Том, я серьёзно. Тебе учиться надо, лето не бесконечное…
- В Воробьёвск не поеду!
- Тем более. А здесь у тебя даже школьных штанов нет…
Том помолчал, посопел, тронул колечко.
- Дядя Поль, а фильм-то о чем?
- Да детская фантастика. Вернее, сказка. Мол, есть мальчик, недовольный множеством всякого зла на планете. И вот узнаёт он, что на дальнем островке стоит гигантское чёрное дерево, которое впитывает в себя это гипертрофированное зло…
- Какое?
- Ну, сгущённое, собранное отовсюду. Увеличенное во много раз. Впитывает, хранит в себе, а потом выпускает обратно в атмосферу. Как выпускает в воздух яд дерево Анчар в стихах Пушкина… Не читал?
- Не- а… Не помню… А зачем выпускает-то?
- Чтобы зло на земле не переводилось. Многим это выгодно.
- Например, конторе ИИ…
- И не только…
- А мальчик-то при чем?
- А он должен это дерево срубить…
- А не отравится? Я вспомнил стихи про Анчар, нам читали!
- Сказка же. В сказках добро всегда побеждает зло…
- Не всегда, - надулся Том. - Оловянный солдатик расплавился. - И он почему-то вспомнил про Катю.
- Расплавился. Но сердечко осталось…
- И я должен буду это дерево рубить?
- Том, это же комбинированные съёмки. Ты только подступишь к нему с топором… или с бензопилой, не знаю. А дальше займётся бригада лесорубов. Говорят, дерево особой породы. Чудовищной величины. Растёт на диком островке, в заливе, и оплело этот остров корнями, как спрут. А высота метров сто… Вроде как секвойя…
- Как что?
- Секвойя. В Америке есть такие гигантские деревья, у них возраст около тысячи лет…
- А, я вспомнил!.. А не жалко рубить такое? Это же редкость!
- Оно сухое и мёртвое. Только плодит вредителей…
- А ты видел его?
- Только в записи, на плейере режиссёра. Но и на экране впечатление жуткое… Том, если ты согласен, тебя свозят, покажут. Придётся тебе познакомиться с работниками студии. Их база на островке рядом с тем, где чёрное дерево…
- Неохота что-то знакомиться…
- А куда деваться-то?
- Наверно, вредные…
- Нет, что ты! Но… оригинальные личности. Этакая творческая компания из трёх особ… Да ты мог их случайно видеть. Когда был в гостях на пиратской базе! Они там отирались в музее. Круглый паренёк, длинный мрачный дядя и экстравагантная дамочка…
- Какая?
- Необычного поведения и внешности. Дёрганная такая и в камуфляже…
- Я видел! - сразу вспомнил Том. - Они ещё непонятно так пялились на меня. Сразу не понравились…
- Ну, по первому впечатлению судить не следует…
- А я сужу, - упрямо возразил Том. - Я помню, как их зовут. Круглого - по-детсадовски, Вовочка, длинного - бабьим именем, Ефросиний (противно даже), а дамочку - совсем по-идиотски, Дульсинея Порфирьевна. Дядя Поль, скажи, может быть нормальным человек с таким именем?
- А почему нет? Вспомни Венеру Мироновну. Она же Афродита Нероновна… Замечательная женщина… Кстати, вчера звонила, передаёт привет…
- Пронюхает, что нет пироскафа, и сразу начнёт салазки гнуть, чтобы меня в "Фонарики"…
- Ты пока что на съёмках…
- "Пока"…
- Том, не впадай раньше срока в в депрессию.
- Во что?
- Ох, зануда… В уныние.
"А я и не впадаю", - подумал Том. Потому что помнил: есть наследник Юга с его твёрдыми обещаниями. Он тут же подумал, что пора позвонить Юге: как он там? Но мобильник рядом с подушкой ожил сам.
Это был не Юга. Звонила Настя, двоюродная сестра Кати…
Том слушал полминуты. Вскочил.
- Дядя Поль, можно Донби отвезёт меня на улицу Новых Сапожников? Катя заболела…
У Катиного крыльца деликатный Бамбало спросил:
- Том, тебя подождать?
- Не надо, бегите греть яйцо…
Катя лежала в полутёмной комнатке на узкой кровати с деревянными петушками. Под зелёной, с рисунком и из листиков, простынкой. Песочные кудряшки были растрёпаны на подушке, на жёлтых глазах-бабочках словно сложились крылышки. Но они раскрылись, когда Том заскочил с улицы.
- Катя, что с тобой?!
У изголовья съёженно сидела бабушка, старая совсем. А сестра Настя - чуть поодаль, на стуле.
Катя улыбнулась навстречу, совсем легонько. Настя поднялась.
- Том, сердце у неё. Говорит, что замирает. Голова кружится. Подняться надо, а она не может…
- Врача звали?
- Приходила из местной больницы тётенька, добрая такая. Сказала, что переутомление. И возраст неустойчивый. И нервы ещё. Говорит: надо спокойно лежать и думать о хорошем…
- Катька, думай о хорошем! - сурово сказал Том.
Она снова слегка улыбнулась.
Настя озабоченно объяснила:
- Том, она думает о тебе.
- Ну… а разве это совсем уж плохо? - растерялся Том.
- Нет, но она думает со страхом…
- Почему?! Кать, почему?
Катя улыбалась виновато.
- Я скажу, почему, - сердито объяснила Настя. - Прямо скажу. Вчера вечером ей приснилось, будто ты уехал насовсем. Даже не зашёл и не позвонил. И она давай: "А где Том, а что с ним?" И позвонить стесняется.
- Глупая, - сказал он. - Куда это я уеду? Ни с того ни с сего…
Он подошёл, упёрся коленками в кромку кровати.
- Ты чего это выдумала?
Она опять улыбнулась, виновато.
- Совсем ненормальная, да? Если я уеду, с кем ты будешь петь про кораблик?
Она выговорила наконец:
- Я боялось: вдруг ты в свой Воробьёвск… Сам тогда боялся.
- Юга же сказал: не выйдет!
- А если насильно?
- Ага! "Лос фигос"! - Сейчас Том твёрдо знал: никто его не увезёт. - Ну-ка, дай руки…
Катя послушно вытянула поверх простынки ладони. Том прижал их к щекам. "Холодные какие…" Катя вдруг шепнула:
- Можно потрогать колечко?
- Сколько хочешь.
Он-то знал, что колечко - не талисман, а "просто так". Или "почти просто так". Но если Кате кажется, что в нем какая-то энергия - пусть… Катины пальцы слегка затеплели. Колечко тоже…
В кармане застрекотал мобильник. Юга звонил.
- Том, что случилось? Донби прибежал, встрёпанный, как с пожара.
- Катя заболела… Лежит и делает вид, что готова помереть… Врач говорит, что сердечная нехватка… или как там…
- Том, ты балда!
- Ага!.. А почему?
- Надо было сразу позвонить! Ты у неё?
- Да!
- Сидите и ждите…
Том погладил кисти Катиных рук. Поднялся с колен и стал ждать - он понимал, что движется крепкая и скорая поддержка. Бабушка мелко перекрестилась.
Катя, кажется, задремала. В этой дрёме и ожидании прошло минут пятнадцать. Потом с треском и выхлопами остановился у крыльца автомобиль старинного вида. С гербом Евро-Азиатского герцогства и красным крестом. Выскочил Юга. Помог выйти кудлатому седому старичку, который просто-напросто не мог быть никем, кроме как доктором. Это и был Отто Евгеньевич Брештук, недавно вылечивший тётю Сузи.
Отто Евгеньевич вошёл в комнату и сказал:
- Так-с… - Затем сказал: - Тэк-с… - И добавил: - Девочка, держись, ты ещё не скоро умрёшь… Но диагноз неясен… Всех присутствующих покорнейше прошу побыть в другом помещении. Даже вас, сударыня… - Он шагнул к бабушке и подставил ей согнутый локоть. Бабушка охотно вцепилась в него…
Все, кроме доктора и Кати, оказались в комнате со стоячими часами и фикусом. Сели и стали ждать. За фикусом, в клетке, чирикали какие-то птахи.
- Что с капитаном? Ты с ним говорил? - шепнул Юга.
- Говорил, - отмахнулся Юга. Потому что при чем здесь капитан? При чем все на свете? Главное - Катя…
Прошло время (какое?), и Отто Евгеньевич сказал через дверь:
- Юноша Том Сушкин! Соблаговолите пройти сюда…
Юноша соблаговолил. С замирающим сердцем.
- Присядь, Том, - попросил доктор уже другим тоном. Сам он сидел у Катиной постели, а Том приткнулся на стуле, где раньше ютилась бабушка.
- Том… - как-то очень аккуратно спросил доктор. - В нынешние дни ты не говорил ничего такого, что могло бы обидеть Катю? Или встревожить её?
- Нет! Ничего! Катя, разве говорил?
Она тихонько помотала головой.
Том виновато и старательно подумал.
- Если говорил, то нечаянно. Я не помню.
- Вот видишь, - сказал доктор Кате, - ничего не было, а у тебя царапина. Почему?
Она шевельнула губами:
- Не знаю…
- Будем принимать меры. Есть нетрадиционные методы медицины…
- Это как? - не удержался Том.
- Это просто… - доктор откинул простынку. Катя лежала в полотняной рубашонке с пуговками от ворота до нижней кромки. Пуговки были расстёгнуты - видимо доктор недавно осматривал девочку.
Теперь он распахнул рубашонку так, что открылась впалая ребристая грудь.
Том застеснялся и замигал, хотя, казалось, отчего бы? Ведь недавно купались за пристанью без всякого смущенья…
Доктор пощупал Катины рёбрышки на левой стороне груди.
- Том, положи сюда ладонь. Так, чтобы слышалось сердце…
- Ой… - выскочило у Тома. И его собственное сердце запрыгало.
- Боишься, - понял доктор. - Жаль… Ну, ничего. Тогда сделаем иначе. Возможно, это к лучшему… - Он качнулся к двери. - Уважаемая Катина сестра! Вы взрослая девушка и наверняка пользуетесь губной помадой! Не так ли?
Послышались непонятные звуки: то ли вздохи, то ли хихиканье.
- Ну-с? - напомнил доктор.
- Я только изредка… - жалобно призналась Настя.
- Это неважно… Дайте скорее.
В дверь просунулась рука с блестящей трубочкой. Отто Евгеньевич, охнув, привстал, дотянулся, взял. Сдёрнул с трубочки колпачок. Толкнул дверь, чтобы впустила свет.
- Том, дай руку, - и нагнулся над Катей к Тому. - Не эту, левую. Разверни ладонь…
Том боязливо развернул.
- Держи твёрдо… - И скользким щекочущим кончиком доктор нарисовал на ладошке похожее на острую репку сердце (у Тома опять выскочило "ой").
Доктор Брештук строго сказал:
- Мальчик, теперь ты больше не будешь бояться. Ты плотно приложишь это сердечко к Катиному, вот сюда. И постараешься, чтобы тепло перешло от одного к другому. Понял?
- Да… - выдохнул Том. И… прижал.
Ощутил лёгонький толчок.
- Бьётся? - шепнул доктор.
- Да… Только чуть-чуть…
- Нужно усилить ритм. А для этого вспомнить что-то бодрое, детское. Какую-нибудь считалку, как в игре… Помнишь?
- Не-а! - перепуганно сказал Том. В самом деле не помнилось ни-че-го!
- Ладно, тогда я сам. Когда учился в первом классе (а это в самом деле в незапамятные времена имело место!) была у нас в ходу такая песенка-считалка… Я запою, а вы подпевайте. И без всякого смущенья. Помните, что это медицина!
Доктор вскинул украшенную седыми клочками голову и запел дребезжащим голоском:
Стук-стук, перестук,
Ехал поезд по мосту.
Колесо отпало,
Прыгает по шпалам.
Катя негромко засмеялась. А Том сразу понял, что не будет стесняться. Он словно увидел зелёное колесо, которое удрало от вагона и дурашливо скачет между рельсами, как по упавшей на мост лестнице. И даже показалось, что он помнит слова песенки.
И запел вслед за доктором, и Катя негромко запела:
Стук-стук, перестук,
Ускакало за версту.
Мы его догоним
На хромом вагоне.
- Том Сушкин, возьмись за колечко, - быстро сказал доктор. - Так хочет Катя.
Том правой рукой дотянулся до мочки левого уха. Это было непросто, но… Катя хочет, доктор велит - значит, надо.
Стук-стук, перестук,
Оживёт сердечко.
У мальчишки в ухе
Вздрогнуло колечко.
И они дружно допели:
Стук-стук, перестук,
Едет поезд по мосту.
Насчитаем сто колёс.
И не будет больше слез!
Вроде бы, совершенно пустяковая песенка. Но Катино сердечко под ладонью Тома теперь стукало в ровном ритме.
- Можешь убрать, - шепнул ему доктор.
Том спросил таким же шёпотом:
- Она скоро поправится?
- Будем надеяться. Только не забывай её…
Он с ума сошёл? "Не забывай"!..
Доктор на две пуговки застегнул Катину сорочку, натянул простынку.
- А сейчас поспи. Будто в вагоне: стук-перестук…
- Ладно… - шепнула она. И жёлтые мотыльки сомкнули крылья…
- Том, посиди с ней минуты две, а потом гуляй… Только не забывай навещать…
- Ни за что…
Домой шли пешком. Том ступал почти что на цыпочках, будто боялся разбудить Катю.
Юга спросил:
- Ты почему хромаешь?
- Я не хромаю. Это я… так…
Юга пригляделся:
- А коленку-то где рассадил?
Похоже, что кожа была содрана до крови.
Том рассмеялся.
- Это не рассадил. Это я вытер о неё руку. - Он показал ладонь со следами сердечка.
Юга сорвал у забора лопух.
- Давай смоем… - У тротуара журчал в каменном желобке ручеёк.
Том вымыл ладонь, а коленку не стал.
- Пусть пока будет так. На память.
Юга кивнул, он все понимал.
Том больше не хромал. Он виновато задышал и попросил:
- Юга, если я тебя чем-то обидел, не сердись, ладно?
- Том, ты малость спятил от переживаний. Чем ты меня обидел?
- Не знаю… В детдоме говорили, что я ин-ди-ви-ду-а-лист.
- А не говорили, что ты… ладно, не буду.
- И это говорили …
- Расскажи наконец, как дела с капитаном. И с кино…
Туренский тополь
Главных представителей киностудии было трое. Были ещё всякие ассистенты, но так, на втором плане. А трое - те самые, которых Том видел в музее. Обычно они ходили шеренгой - как пираты из фильма "Люди с чёрной каракки". Только в пиратском кино тройка была дружная и маршировала под залихватскую песенку, а Ефросиний, Вовочка и "камуфляжная" командирша постоянно конфликтовали. Похоже, что по творческим вопросам.
Студия называлась "Дульсинея-фильм". Точнее "Dulcineia-film". По имени той самой камуфляжной девицы. Она была владелицей студии, генеральным директором, ведущим режиссёром, главным продюсером и кем-то ещё, Том не запомнил.
При знакомстве с Томом она простецки сказала:
- Привет дорогой Гэ Гэ!
- Кто?! - возмутился Том.
- Это значит "главный герой"!
- С Гэ Гэ могли бы познакомиться и пораньше, - неулыбчиво заметил Том. - А то снимали из-под подола…
- Это особый творческий метод. Называется "Шмель".
- Между прочим, несколько ваших "шмелей" сожрал Донбамбало, - злорадно вспомнил Том. - Двумя клювами. Принял за настоящих…
- Это не страшно! Он потом их натурализовал…
- Что сделал?
- Выкакал, - мрачно объяснил главный оператор Ефросиний Штульц. - Записи сохранились.
- Ага, - кивнул Том. - Вид через страусиные перья. Из… того самого отверстия.
- Ты циник, - сообщил Ефросиний.
- А это что такое?
Оператор не ответил, а сценарист Вовочка запрыгал от смеха.
- Меня, между прочим, зовут Дульсинея Порфирьевна Тоболкина, - сообщила генеральный директор и ведущий режиссёр. - Мой папа, Порфирий Тоболкин, очень любил Сервантеса, отсюда такое имя… Ты, кстати, читал "Дон Кихота"?