- Вот это дело! - вскакивает Славка. - Я, ребята, военным буду. Летчиком или танкистом. Брат у меня в армии, и я пойду. Уж от меня, враг, не жди спуску, - самоуверенно заявляет он. - Крепко воевать буду. Как наши на Халхин-Голе. Дым, снаряды, бомбы! Стреляют - жуть. А ты идешь с винтовкой в руке и бьешь, и бьешь!
- Военным! - подхватывает Витя. - Я, может, тоже буду военным. Мне, знаешь, Славка, так хочется совершить подвиг! Спасти знамя или одному долго-долго драться против врагов. А они наседают, кровь из ран хлещет, силы уже оставляют, и вдруг помощь подходит. Командир обнимает и говорит: "Молодец, Виктор!" Ну, не Виктор, а товарищ Коробков. "Молодец, говорит, товарищ Коробков! От лица службы тебе благодарность".
- Ага, - с готовностью соглашается Славка. - За геройство обязательно награда полагается. Попомни, Витька, мое слово: будет война, я в армию пойду. Это уже точно.
- Так тебя и взяли. Держи карман шире, - вмешивается Шурик. Ему обидно, что мальчики снова забыли о нем.
- Уж не тебя ли возьмут?
- Ну и не тебя.
- А в "Чапаеве" мальчишку взяли?
Но Шурик не сдается:
- Взяли да на кухню послали, картошку чистить!
- Ну, сперва на кухню, - не уступает Славка. - А потом, когда бой начнется, можно удрать на передовую.
Спор разгорается. Витя собирается принять в нем участие, но в это время другое событие отвлекает его внимание. С соседнего пляжа доносится истошный крик. Там плотный, коренастый паренек повалил какого-то мальчонку, прижал его коленом к земле и дерет за уши. Малыш охрип от крика.
Витя стремительно поднялся и бросился к драчунам.
- Ты что? За что ты его? - коршуном налетел он на большого. Тот отпустил мальчишку.
- А тебе чего? Пусть не лезет. Чего он "рыжиком" дразнится!
Витя посмотрел на парня. Волосы у неге были огненно-красные, круглое лицо с чуть приплюснутым носом в крупных рыжих веснушках.
- Так ты же и правда рыжий, - вырвалось у него.
Паренек метнул на Витю сердитый взгляд:
- Оплеухи захотел? Долго ждать не придется!
- Ну, ну! - не испугался Витя. - Ударь, попробуй!
- И вдарю, - кипятился рыжий. - Еще как вдарю!
Он подскочил к Вите, подставил ему подножку и занес руку, чтобы резким движением свалить с ног. Витя пригнулся и рыжий, потеряв равновесие, полетел на песок. Витя схватил его руку и подвернул за спину. Буян уже не мог подняться.
- Будешь еще маленьких бить?
- Буду.
- Ах, будешь! - Витя заломил рыжему руку. Тот взвыл от боли и сердито прошипел:
- Пу-с-ти, не буду. Да пусти же!
Витя отпустил. Рыжий вскочил и со всех ног побежал к городу. На взгорье он остановился и погрозил кулаком:
- Погоди! Еще встретимся! Я те дам руки ломать.
- Ладно, ладно, после драки кулаками не машут! - крикнул в ответ Витя.
События разворачивались так быстро, что, когда прибежали Славка с Шуриком, все было кончено.
- Здорово ты его! - поздравил победителя Славка.
- А чего он маленьких обижает… - будто оправдываясь, сказал Витя. Ему было неловко, что он подрался на пляже, на виду у всех. Но должен же был кто-то заступиться за малыша!
ЗА ПРАВДУ И ПОДРАТЬСЯ МОЖНО
Кончились каникулы. Прозвенел первый звонок. За лето ребята отвыкли от школьных порядков, и за партами еще не утихла возня, когда в класс вошла учительница. Следом за ней шел мальчик с тугим портфелем в руке. Тридцать пар с интересом уставились на него, а Витя так и обмер: это был тот самый "рыжик", с которым они подрались на пляже.
- Дети, - сказала учительница. - В нашем классе новый ученик. Его зовут Вася Марков. Не обижайте его. Дружите с ним так же, как дружите между собой.
Она обвела класс глазами:
- Где же мы его посадим? Витя, ты один сидишь?
- Это временно, - сказал Витя. - Слава Ручкин уехал на два дня в деревню, у него дедушка заболел.
- Ну вот, пока и посадим новичка с тобой.
Марков, который до этого молча стоял около учительницы и, стараясь казаться безразличным, внимательно разглядывал класс, встрепенулся и вызывающе тряхнул рыжей шевелюрой.
- Нет, - сказал он. - Я не хочу. Я лучше вот здесь сяду.
И он быстро прошел к задней парте и сел рядом с Мирхановым.
По классу пронесся смешок. Аркашку Мирханова не любили: ему ничего не стоило солгать, наговорить на товарища. Однажды он списал у сидевшего с ним на одной парте Пети Смирнова задачу. Учительница заметила, что задача решена одинаково, с одной и той же ошибкой, и спросила, кто у кого подглядывал. Мирханов клялся, что он решал задачу сам, а Петя будто бы все время "запускал глаза" в его тетрадь.
В другой раз Аркашка на перемене бросил в кого-то из ребят пеналом и разбил окно. Когда стали искать виноватого, Мирханов свалил все на старших школьников, игравших во дворе в волейбол.
Учиться Мирханов не любил и едва вытягивал "на тройки". Он был мал ростом, узкими, глубоко посаженными глазами походил на своего отца, который работал продавцом в одном из базарных ларьков.
После того как Петя, поссорившись с Аркашкой, пересел на другое место, никто не соглашался сидеть с Мирхановым за одной партой. И вот теперь у него неожиданно появился сосед.
- Долго не насидишься. Таракашка тебя, быстро отучит, - говорили ребята новичку.
Но, на удивление всем, Марков сдружился с Мирхановым. Они вместе уходили после уроков из школы, в перемены строили козни девочкам и малышам. Вася всячески подчеркивал свою неприязнь к Вите. Мирханов его поддерживал. Он не забыл Коробкову и Ручкину сломанного "пулемета".
- Что это Марков к тебе придирается? - интересовались ребята.
Витя пожимал плечами. Ему не хотелось рассказывать о драке на пляже.
Мирханов скоро подвел своего нового друга. Он вырвал из Славкиной тетради половину листов, а когда Славка "поднял шум", сказал, что сам видел, как Марков вырывал листы.
- Сознайся, Васька, ну что тебе! - нахально говорил он.
Васька рассвирепел. Случайная дружба готова была рассыпаться. Однако новое обстоятельство помешало этому.
Подружившись с Аркашкой, Марков перестал готовить уроки. А в классе они то и дело выдумывали какие-нибудь проказы. При этом Аркашка всегда выходил сухим из воды. Однажды он принес в класс воробья. Во время урока подсунул его Васе и подговорил выпустить. Марков сначала не соглашался.
- Трусишь? - шепотом подзадорил Аркашка.
Вася, разжав кулак, метнул воробья к потолку. Урок был сорван.
Все это кончилось тем, что поведение Маркова решили обсудить на совете отряда.
Витя выступил и сказал, что Вася попал под дурное влияние Мирханова. Класс поддержал Коробкова, но Аркашка и на этот раз вывернулся.
- А что? - заявил он. - Двоек у меня нет. А что Марков нахватал, так пусть сам за себя думает.
Тут и возникло предложение помочь Маркову. Кто-то сказал, что к Маркову надо прикрепить Витю: он отличник и быстро его подтянет. Но Вася наотрез отказался.
- Не хочу, - упрямо сказал он. - Вот еще! Двойки эти случайные. Я их быстро исправлю.
Учиться лучше Марков не стал. И тогда в стенной газете появилась карикатура. На ней был изображен мальчик, который тщетно пытался взобраться на гору: двойки тянули его назад. Внизу было подписано: "Вася Зазнайкин сам себе помогает".
Все сразу узнали Маркова. И волосы рыжие, и нос в веснушках.
Васе про карикатуру первым сказал Аркашка.
- Это Витькина работа, - добавил он. - Я знаю. В классе один он так рисует.
Вася встретил Витю на лестнице.
- Ху-до-ж-ник… - зло протянул он и передразнил, скорчив гримасу: - "Помогать буду". Хорош помощник!
- Ну что ты кипятишься, - остановил его Витя. - Я вовсе не хотел тебя обидеть. Я хотел…
- "Хотел, не хотел", - опять передразнил Марков. - Ты уж второй раз "хочешь". Вот подожди, мы с Аркашкой тебе накостыляем. Узнаешь, как хотеть.
Угроза не испугала Витю. Но он возвращался из школы расстроенный: почему так получается с Марковым? Витя совсем не думал ссориться с ним! На пляже он только заступился за малыша. И вот теперь эта карикатура… Может, лучше было не вмешиваться? Но какой же он тогда пионер?
- Ты что невеселый? - спросила дома мать.
- Да нет, ничего, мама.
Молча пообедал и пошел в комнату к отцу. Смирно присел на диван. Отец что-то писал, сверяясь иногда с заметками в блокноте.
- Ну, что, ретивый конь, не весел, буйну голову повесил? - с усмешкой спросил он, посматривая на притихшего сына.
- Так, неприятность одна, - неопределенно ответил Витя.
- Со Славкой, что ли? Так это пройдет. Милые бранятся - только тешатся.
- Да нет. Со Славкой все в порядке… Подрались мы с одним… с новичком.
Михаил Иванович недовольно сдвинул брови, положил ручку.
- Как это так, Витя? - с упреком сказал он. - Ведь я сколько раз тебя просил: не лезь в драку. Ну, чего вы не поделили, что это вам по-мирному не живется? Когда это было-то?
- Давно уж. Еще в каникулы. Как раз перед школой.
- Давно? - удивился отец. - А ты все помнишь? Видно, еще что-нибудь случилось?
- Да нет. С тех пор нелады все. Я и не виноват вовсе, - тихо заметил Витя.
Отец нахмурился:
- Не виноват, говоришь? А кто виноват? Ты дерешься, а кто-то виноват!
- Да я ведь не зря, папа, - отозвался Витя. - Понимаешь, как это вышло. Я заступился за малыша, ну и….
- Ну, ну… Заступился, говоришь?
- Ну, да, - разгорячился Витя. - Я говорю: не тронь его, а он…
Волнуясь и сбиваясь, он рассказал о случае на пляже. Михаил Иванович молча выслушал, потом спокойно сказал:
- Это меняет дело.
- Ну, вот, - по-прежнему взволнованно продолжал Витя. - А они привязались. Аркашка Мирханов по всей школе разнес: пионер, а дерется. И с Марковым из-за этого ссора началась.
- Да что это, пионеру и подраться нельзя? - развел руками Михаил Иванович. - Что ж он, особенный какой, не такой, как все мальчишки?
- Выходит, что нельзя, - заметил Витя. - Я, конечно, виноват, - покаялся он. - Не утерпел.
- И правильно сделал, - встал отец.
- Правильно?
- Конечно.
- Ты же меня только что ругал.
- Напрасно, выходит, ругал, - ответил Михаил Иванович. - Не разобрался. Нет, Витя, - решительно сказал он. - За правду и подраться можно.
- И пионеру?
- А что же ты думал? Именно пионеру.
Михаил Иванович подошел к этажерке и, взяв книгу, полистал ее.
- Помнишь, у Николая Островского? - повернулся он к сыну. - Павку Корчагина Прошка-официант обидел, ни за что избил. А братишка Павкин - Артем так этого Прошку проучил, что он, наверное, долго помнил и зарок себе дал маленьких не обижать. Мне кажется, Артем поступил правильно.
Вите была приятна эта горячая поддержка. Как хорошо, что отец понял его!
- Папа, ведь и я так считаю… Что это за пионер, если он драки боится? Драка драке рознь. А если я за справедливость вступился?
- Ну, брат, я вижу, ты повеселел, - ласково потрепал его по плечу отец. - Поссорились мы с тобой сперва, но тут же и помирились. Нашли общий язык.
- Нашли! - улыбнулся Витя и весело откликнулся на зов матери: - Иду, мама, иду!
После разговора с отцом Витя успокоился. Он вытащил ящик с красками и с кисточками и долго возился, приводя их в порядок. Он давно уже начал писать картину на сюжет одной из русских былин. Несколько недель трудился и теперь, рассматривая ее, был доволен: работа подходила к концу.
На другой день, в воскресенье, Витя собрался было с утра на море, но потом решил закончить картину. Вынес ее во двор и, поставив ни стул, начал писать. Работалось легко. Он, кажется, нашел верный поворот головы, точно подобрал краски и удачно положил тени. Русский богатырь смотрел с картины дерзко и вдохновенно, в нем чувствовалась скрытая сила.
Витя увлекся работой. И вдруг увесистый ком глины просвистел над его головой и плюхнулся прямо на холст, залепив лицо Ильи Муромца. Витя вскочил. В два прыжка он был у стены, окружавшей двор. Ну, конечно! Вверх по улице удирал Аркашка-таракашка.
Это уж слишком! Испортить картину, в которую вложен труд стольких дней!
Слезы невольно выступили на глазах у Вити. Но он сейчас же взял себя в руки. Плакать из-за этого труса? Мирханов не способен на открытую честную драку и действует исподтишка. Хорошо же, Витя отплатит ему той же монетой!
Он перелез через каменную стену и внимательно осмотрел ее. Вот на этот, выступающий из кладки камешек становился, видно, Аркашка, когда взбирался вверх. Витя сбегал в дом, принес молоток. Расшатал камень вынул его и опять вставил на место, но так, чтобы он еле держался.
Довольный своей выдумкой, Витя возвратился на прежнее место и принялся осторожно снимать глину с холста. Знал: Аркашка не утерпит, прибежит посмотреть, как он убирает грязь с картины. И действительно, вскоре над оградой появилась вихрастая голова Мирханова. Вот уже он виден по грудь, еще немного - и усядется на стене. Он делает последнее усилие, резкий толчок. Но тут камень под ногой подвертывается, и Аркашка с воем летит вниз, в самую гущу колючих зарослей шиповника.
В ГАЛЕРЕЕ
На набережной стоит двухэтажный, с красивой отделкой дом. От пляжа его отделяет только линия железной дороги. Раньше, когда железнодорожной насыпи не было, в штормовую погоду волна, наверное, докатывалась до самых стен и обдавала их солеными брызгами. Может быть, потому так источены лежащие у подъезда каменные львы.
В сторону моря дом обращен широким балконом. Узорчатая решетка обрамляет его. По бокам в неглубоких овальных нишах статуи - женщины с кувшинами в руках. Издалека виден стоящий перед домом памятник знаменитому художнику. "Феодосия - Айвазовскому", - высечено на его постаменте.
Витя давно прохаживается мимо дома по набережной. Сегодня выходной день. Еще вчера он договорился со Славкой идти вместе смотреть картины Айвазовского. И вот теперь Славка опаздывает. Витя уже решил, что подождет еще немного и пойдет в галерею один. Но в этот момент к дому подошла экскурсия. Витя остановился: интересно послушать, что скажет экскурсовод.
- Памятник великому художнику установлен в 1930 году, - доносится голос девушки, сопровождающей экскурсию.
Витя подходит ближе. Влюбленными глазами смотрит он на скульптуру. Айвазовский изображен с палитрой в руке. В другой, порывисто занесенной, руке он держит кисть. На лице вдохновение: Айвазовский творит. Может быть, скульптор изобразил его в тот момент, когда художник создавал лучшую свою картину.
- Здание, в котором размещена картинная галерея, - продолжает девушка, - построено по проекту самого Айвазовского.
Витя идет вместе с экскурсией. Уже в вестибюле он вспоминает о приятеле и поворачивает обратно. В дверях сталкивается с запыхавшимся Славкой.
- Ну вот! - сердито набрасывается на него Витя. - Вечно ты где-нибудь застрянешь.
- Да я тут, на берегу был, - оправдывается Славка. - Уже договорился, лодку дают. Поедем кататься. А сюда успеем.
- Нет уж, - упрямо говорит Витя. - Как вчера решили, так и будет.
Славка недовольно морщится. Он знает: друга не переспоришь. И все же пытается настоять на своем:
- Витька! - с жаром говорит он. - Смотри, какое море сегодня. Ребята купаются, рыбачат. Аркашка двух бычков вытащил: во каких! Прямо завидки берут.
- Там, Славка, тоже море, - убеждает, в свою очередь, Витя. - На всех картинах море: то бурное, то спокойное. Военные корабли, и бой наших моряков с турками. Тебе понравится, я знаю. Уж очень хорошо рисовал Айвазовский. Все, как в жизни.
- Еще бы, - ворчит Славка. - Море рядом. Смотри и рисуй.
- Нет, Славка, нет, - возражает товарищу Витя. - Это я знаю. Окна мастерской выходят на другую сторону. Мне Слепов рассказывал. Айвазовский писал, не видя моря, по воображению. Понимаешь? Слышать море он, конечно, мог. Это да. Я сам пробовал. Зажмуришь глаза и слышишь море. Особенно, если еще уши зажмешь, вот так, ладонями: море бушует, пенится, большущие волны взмывают вверх и с грохотом падают на скалы. А корабль среди них, как скорлупка, то исчезнет, то опять вынырнет. А уши и глаза откроешь - сразу все стихнет. Море успокоится. Волны уже не грохочут, а тихо так плещут о берег, будто ласкаются. И корабль идет по гладкой, как стекло, воде. Представляешь, Славка, все это я вижу, а нарисовать не могу. Сделаю рисунок - не то. Изорву его. Другой сделаю - опять не то.
Славка стоит, удивленно раскрыв зеленые глаза. Ему непонятно, почему так разволновался Витя.
- Брось хвастать, - говорит он недоверчиво. - Ты же лучше всех в классе рисуешь!
- Ничего ты не понимаешь… - безнадежно машет рукой Витя. - Ну, пойдем?
- Пойдем уж.
Они вошли в галерею. Вите здесь все знакомо. Он успел даже завести приятелей среди учеников художественной школы. Славка же пришел в галерею впервые. На лице его откровенное недовольство. Он не понимает, зачем торчать в помещении, когда на улице ярко светит солнце и представляется случай бесплатно покататься на лодке. Но вот они в светлом просторном зале с множеством картин. На каждой из них море. Оно то плещется, то тихо дремлет у берегов, освещенное бледным светом луны, то грозно бушует. Славка не увлекается рисованием, но море он любит. Пораженный, останавливается он, не в силах оторвать взгляд от первой же картины. На ней изображена Феодосия. Древний город лежит перед ним в ярких лучах вечерней зари.
- Ну, что же ты? - окликнул его Витя. - Загляделся? Вот и я так. Когда пришел сюда первый раз, так и простоял в этом зале. Ничего не увидел, кроме одной картины. Пойдем, покажу тебе самое интересное.
И они пошли вдоль стен, увешанных картинами, с которых глядело живое море. Казалось, оно сейчас выплеснется с полотна и окатит с ног до головы соленой прохладной водой.
Вначале мальчики оживленно обсуждали каждую картину, удивлялись, спорили. Но потом впечатления так заполнили их маленькие сердца, что для восторгов уже не осталось места. Они шли с широко открытыми глазами и шептали: "Корабль "Мария", "Восход луны", "Среди волн"…"
- Осторожно! - раздался вдруг недовольный голос.
Витя быстро обернулся. Оказывается, они чуть не сбили установленный на мольберте холст. Перед ними в специально приспособленном кресле полулежал пожилой мужчина. Он писал масляными красками. Прислоненные к креслу, стояли два костыля.
Мальчики смущенно отошли в сторону.
- Кто это? - шепнул Славка.
- Слепов, Василий Акимович. Художник. Он здесь при галерее учится.
- Это его костыли?
- Ну да, он больной. Два года лежал в постели. Витя подошел к художнику.
- Здравствуйте, дядя Вася!
- Это ты, Витя, - промолвил Слепов, не отрываясь от картины. - А я ведь чуть не огрел тебя костылем! Над этой копией тружусь уже две недели. А тут еще шаг - и все полетело бы к черту.
- Да мы же не нарочно, дядя Вася, - попытался оправдаться Витя. - Мы хотели картину рассмотреть получше, издали.
Они стояли перед картиной "Среди волн". Ничего не было изображено на огромном, во всю стену полотне, кроме воды. Луч солнца проникал в водную толщу, легким румянцем окрашивал пенящиеся гребешки волн.
- Это правда - издали виднее, - согласился Слепов. - Отойдите немного подальше. Вот отсюда смотрится лучше всего, - и он показал, где нужно стать.