Ребята вышли на середину зала, и сразу вся картина ожила, засветилась.
- Дядя Вася, - обратился снова к художнику Витя. - А правда, что эту картину Айвазовский писал всего десять дней?
- Да, это так, - подтвердил Слепов. - Тогда Айвазовскому было уже восемьдесят лет. И в десять дней такое полотно! Непостижимо! Но ведь Айвазовский талантище, гигант. Такие родятся раз в столетие.
Слепов замолк и опять потянулся к полотну. Но Витя решил воспользоваться случаем.
- Дядя Вася, расскажите нам об Айвазовском, - попросил он. - Вы ведь мне обещали. Вот и Слава послушает.
- Ну, что я расскажу, - отмахнулся Слепов. - Это надо Николая Степановича просить. Да мне сейчас и не до рассказов. Весь день бьюсь - не могу схватить главного. У Айвазовского все живет: и корабль движется, плывет, и вода, а у меня - все мертвое, все застыло.
Витя взглянул на картину.
- Вот тут, дядя Вася, чуть-чуть подправить надо, - нерешительно заметил он. - Один-два мазка. - Глаза у него заблестели. - Можно попробовать?
Слепов с усмешкой взглянул на мальчика:
- Ты?.. А впрочем, попробуй.
Витя провел по холсту кистью.
- Ну-ка, ну-ка, - оживился художник. - Смотри, ведь ты прав! Молодец! Вот что, Виктор, - серьезно сказал он. - Довольно баклуши бить. Пора браться за учебу. Ты же прирожденный художник.
- Дядя Вася!
- Ну, что, что, дядя Вася? У тебя незаурядные способности, а ты их губишь! Сегодня же поговорю с Николаем Степановичем. Да вот, кажется, и он сам.
Слепов повернулся к спускавшемуся по внутренней лестнице высокому человеку с темно-карими внимательными глазами.
- А это кто? - поинтересовался Славка. Ребята предусмотрительно отошли к противоположной стене.
- Директор картинной галереи. И художник, конечно, - шепнул Витя. - Знаешь, какой строгий! Я бы пошел в художественную Школу, здесь есть для ребят, при галерее. Да боюсь, не примет. Юра Алехин тут учится, рассказывает: требует - страх!
Директор подошел к Слепову, о чем-то с ним переговорил и направился к ребятам. Витя и Славка с особенным вниманием рассматривали висевшую напротив картину.
- Что, ребята, пленил вас наш художник? - раздался у них за спиной мягкий голос. - По глазам, вижу: понравилось.
Витя Молчал: он от волнения не мог вымолвить ни слова.
- Здесь интересно, - пришел Славка на выручку приятелю. - Только Витя говорит, что Айвазовский написал шесть тысяч картин, а я посчитал: всего восемьдесят.
- Еще в других залах есть, - вмешался Витя.
- Витя прав, - сказал художник. - У нас несколько залов, есть картины наверху. Но все равно, если даже собрать все, наберется только триста.
- Вот видишь! - обернулся к Вите Славка. - Триста.
- И все же Витя прав, - улыбнулся директор. - Айвазовский действительно написал шесть тысяч картин.
- А где же они? - не утерпел Славка.
- Если хотите, я вам расскажу…
- Расскажите, - горячо подхватил Витя. - Расскажите нам про Айвазовского. Мы Василия Акимовича просили, а он к вам посылает.
Директор рассмеялся:
- Ну что же: если даете слово внимательно слушать, так и быть - расскажу немного. Присаживайтесь.
Они уселись на стоявший у стены диван, и Николай Степанович начал свой рассказ.
ТЫ БУДЕШЬ ХУДОЖНИКОМ
- Айвазовский был великим художником. Но, как говорил Максим Горький, талант - это труд. Великий художник был и великим тружеником. Посмотрите кругом. Тут нет и двадцатой доли тех картин, которые создал Айвазовский. Он действительно написал за свою жизнь свыше шести тысяч полотен. Это гигантский труд. Где же эти полотна? Всюду. Их можно встретить в любой части света. Айвазовский писал картины здесь, в родной Феодосии, увозил их на выставку в Петербург, а оттуда они расходились во все страны мира. Их приобретали музеи, картинные галереи, частные лица. Пожалуй, не найдешь такой страны, в которой не было бы сейчас картин Айвазовского.
Вы, конечно, знаете, ребята, что Айвазовский - наш земляк. Он родился здесь, в Феодосии, в 1817 году. С малых лет все свое свободное время он проводил на море. Ловил рыбу, купался или сидел на берегу и часами наблюдал за причудливой игрой волн.
Другим, его любимым занятием было рисование. Но вот беда: у маленького Вани не было ни бумаги, ни красок. Однако это не останавливало мальчика. Мел и уголь заменяли карандаш. Заборы и стены домов использовал он вместо бумаги. Рисовал все, что попадалось на глаза… Сидел где-нибудь в укромном местечке и зоркими глазами наблюдал, что происходит вокруг. Пройдет по берегу одинокий рыбак с перекинутой через плечо сетью - смотришь, он уже изображен на белой стене дома. Через несколько минут рядом появляются фигуры купца, виноградаря. А потом - горы, окрестности родной Феодосии, берег моря, стоящие на рейде корабли.
Страсть к рисованию нередко доставляла мальчику неприятности. Однажды он нарисовал на стене соседнего дома берег моря и рыбаков, вытаскивающих сети. Хозяйка, накануне выбелившая хату, пришла в ярость. С криком и руганью ворвалась она к Айвазовским.
- Посмотрите, что наделал ваш сорванец. Или вы уймете его, или я подам в суд. Я буду жаловаться губернатору! Я вас заставлю дом красить!
Отец сурово наказал Ваню. С тех пор мальчик стал уходить на окраину города и рисовал на стенках заброшенных зданий, башен старой крепости, на камнях.
Работая над рисунком, он не замечал ничего вокруг. Он видел тогда только море, корабли, слышал свирепый вой ветра или тихие всплески волн. Может быть, потому и не заметил, как однажды к нему подошел высокий, опрятно одетый человек с острой черной бородкой и усами, с тростью в руке. Незнакомец долго наблюдал за мальчиком. В руке у Вани был уголь, он самозабвенно писал картину. Вот выросла старинная башня, появился берег моря, саженные волны яростно трепали одинокий корабль.
- Ты, видно, любишь рисовать, мальчик? - спросил незнакомец.
- Люблю, - ответил Ваня, не прерывая своего занятия. - Очень люблю. Давайте я вас нарисую, - обернулся он к человеку, единственному из взрослых заинтересовавшемуся его работей.
- А будет похоже?
- Ну а как же, - улыбнулся Ваня. - В точности. Вы знаете, я как-то тетушку Варвару нарисовал, соседку нашу. Так она неделю целую сердилась. Так похоже, было.
- О, значит, и я буду сердиться. Тогда лучше не рисовать.
- Не бойтесь, - уверенно сказал мальчик. - Я нарисую так, чтобы вы не сердились. Вот, смотрите. Ра-аз, два-а, три-и. Так. Вот здесь немножко. Теперь усы. Подрисуем море. А? Похоже?
- Похоже, - сказал незнакомец. - Даже очень похоже.
- Ну, рассердитесь? - мальчик посмотрел смело и открыто в лицо своему собеседнику.
- Нет, - сказал тот, - не рассержусь. Ты чудесно рисуешь. Кто тебя научил?
- Никто. Я сам.
Ваня взял уголек и стал выводить на белой стене контуры корабля. Незнакомец следил за уверенными движениями маленькой руки и думал о том, что перед ним стоит великий художник и никто не заботится о его будущем.
- Ты чей же, мальчик? - прервал он свое раздумье.
- Я? Айвазовский. Может, знаете?
- Нет, не знаю. Но стоит узнать. Я встречусь с твоим отцом. Прощай.
Незнакомец повернулся и медленно пошел прочь. Ваня заволновался. Кто же он такой? И о чем он будет говорить с отцом? Не стряслось бы опять беды.
- Дяденька, дяденька, - закричал он. - А вы кто?
"Дяденька" обернулся и ласково сказал:
- Я городской архитектор.
И пошел дальше степенной походкой.
Мальчик окончательно расстроился. Конечно, архитектор пожалуется, что он испортил рисунками стену дома. Опять будет нагоняй. Зажав уголек в руке, Ваня побрел вдоль каменного забора. Он чувствовал себя глубоко несчастным.
А между тем судьба улыбнулась ему. Архитектор не обманул. Он на другой же день пришел к Константину Айвазовскому - отцу маленького Вани. Долго беседовали с глазу на глаз. Никто не узнал, о чем они говорили, но только с этого дня жизнь Вани резко переменилась. Архитектор определил его в симферопольскую гимназию, а через три года Иван Айвазовский уехал в Петербургскую Академию художеств.
- Вот как, друзья мои! - закончил директор. Он обнял ребят за плечи. - Ну, а вы кем хотите быть? Летчиками, танкистами, путешественниками?
Мальчики переглянулись. Витя схватил Славку за руку. "Молчи", - как бы говорил он. Но Славка не смолчал.
- Дядя, - сказал он, - и Витя рисует. Он хочет стать художником.
Витя покраснел от смущения.
- Рисуешь? - спросил директор. Лукавая искорка, мелькнула в его темных глазах. - А меня сможешь нарисовать?
- Смогу, - тихо проговорил Витя. Теперь ему было досадно, что не он сам оказал о своей страсти к рисованию.
Николай Степанович глянул на него строго и, как показалось Вите, осуждающе, словно спрашивал: "Не хвастаешь ли?" Мальчик ответил смелым, серьезным взглядом: "Нет, не хвастаю". Директор поднялся с дивана.
- Идемте!
Он провел ребят к себе в кабинет, дал Вите альбом, карандаш.
- Рисуй, - сказал он коротко и сел в кресло, стоявшее у окна.
Витя опешил. Но карандаш взял и стал выводить привычными движениями одну линию за другой. Скоро он увлекся и уже не замечал ничего: ни пристального взгляда Николая Степановича, ни беспокойного сопения Славки, которому не терпелось сказать: "Вот видите, вот видите, как он рисует? Ага!"
Время летело. Художник терпеливо ждал.
Еще два-три осторожных штриха, и Витя решительно отложил карандаш.
- Готово.
Николай Степанович неторопливо встал, подошел к столу. На карандашном рисунке черты его лица были схвачены удивительно точно. Он долго молчал, разглядывая рисунок: Потом спросил, положив руку Вите на плечо:
- Где учишься?
- В шестой школе.
- Успехи?
- У меня все пятерки.
- Молодец. Учись. А об остальном мы позаботимся.
Он сказал: "мы позаботимся", значит, рисунок одобрен. Витя почувствовал комок в горле. Он вскинул голову, хотел что-то сказать, но слова не шли с его задрожавших губ… - "Успокойся, ты будешь художником", - Вите показалось, что это донеслось откуда-то издалека.
Ребята еще посидели у директора. Он показывал им новые, недавно найденные работы Айвазовского, свои рисунки, картины, показал работы студийцев. На прощанье условились, что с будущего года Витя начнет посещать занятия детской художественной студии.
ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ СВОЙ ГОРОД?
Сбор звена подходил к концу. Пионеры обсуждали, чем заняться в дни весенних каникул. Интересных дел намечалось немало. Заманчивой была и экскурсия в Симферополь, и поездка на Перекоп к местам знаменитых боев времен гражданской войны. Кто-то предложил съездить в Ялту, осмотреть Никитский ботанический сад.
- Все это хорошо, - вмешался Витя. - Но ведь мы и свой город еще не знаем как следует.
Ребята удивились:
- Как это не знаем?
- А так!
- Нет, знаем! - раздалось сразу несколько голосов: - Город Феодосия, на берегу моря. Морской порт и курорт. Здесь жил великий художник Айвазовский.
- Это не все, - сказал Витя. - А вот есть у нас в городе улица Назукина. Почему она так называется? Кто такой Назукин? Ты, Славка, знаешь?
- Назукин? - переспросил Славка и покраснел. - Ну, это какой-то… какой-то человек… знаменитый, ну, который… Ну, что ты ко мне пристал?
- Не знаешь, - подвел итог Витя. - И вы не знаете, - повернулся он к ребятам. - И я не знал, пока мне отец не рассказал. А что мы еще знаем о своем городе? Очень мало. Перед сбором я забегал в краеведческий музей. Сколько там интересного! А мы ничего не знаем.
- Ну, опять мочало, начинай сначала, - недовольно протянул Вася Марков. - Ты что предлагаешь?
- Я предлагаю, - торжественно сказал Витя, - следующий сбор звена посвятить нашему городу. Так и назвать его: "Знаешь ли ты свой город?". Вот что я предлагаю, - и он сел на свое место, предоставляя ребятам решать, насколько удачно его предложение.
- Правильно! - первым крикнул Славка. - Так бы и говорил сразу. А то про Назукина стал спрашивать, как на экзамене. Хорошо - тебе рассказали! А мне никто не рассказывал…
Поддержали Витю и другие ребята и вожатая Люба Самарина.
- Молодец, Витя! - похвалила она. - Правильно придумал. По-моему, надо так: поручить пионерам собрать материал об истории нашего города, узнать все, чем он знаменит. А потом на звене рассказать.
- Верно! А Витька Коробков пусть альбом сделает. Витино предложение всем понравилось. Только Мирханов не согласился с ним.
- Вот еще, - заявил он. - Больно нужно какой-то материал собирать. Хватит с меня и уроков.
После сбора звена ребята дружно взялись за дело. Они ходили в краеведческий музей, встречались с бывшими партизанами и подпольщиками, записывали их воспоминания.
В один из воскресных дней Славка принес Вите свои записи.
Витя сидел за круглым обеденным столом, раскрашивая обложку альбома "Знаешь ли ты свой город?". На обложке были нарисованы башня старой крепости, перепоясанный пулеметными лентами партизан, наступающие красноармейские цепи.
- Здорово получается, - одобрил Славка рисунок.
- Ну, а ты узнал что-нибудь? - спросил Витя, не отрываясь от работы.
- Узнал, а как же! - ответил Славка. - Сегодня в двух домах был. Сперва никак не хотели рассказывать. А потом, когда я сказал, что это дело общественное, - согласились. Ой, сколько интересного набралось! Я не успевал записывать. Вот смотри: о подпольщиках, о партизанах.
Славка по поручению звена ходил к старым подпольщикам и партизанам и записывал их рассказы о подвигах революционеров в годы гражданской войны.
Витя посмотрел записи.
- А я свое уже переписал и рисунки сделал, - похвастал он.
- Покажи, - попросил Славка.
Витя раскрыл альбом.
- Вот смотри, - показал он. - Это рассказ о подвиге красногвардейки Дуси Пономаревой. Она была медицинской сестрой. Потом научилась стрелять из винтовки. А когда наши погнали белогвардейцев из Крыма, в боях на Акмонайских позициях участвовала. Тридцать белогвардейцев застрелила. И вдруг, понимаешь, она оказалась отрезанной от своих, ее окружил казачий отряд. Дуся отстреливалась до последнего патрона. Потом стала уходить, а казаки загнали ее в море и зарубили шашками. Когда белых разбили, Дусю Пономареву похоронили на городском кладбище. Да помнишь, мы с тобой видели ее могилу. И улица у нас одна так и называется - Дуси Пономаревой.
- Знаю. Я бывал на этой улице, - отозвался Славка.
- А вот и портрет Дуси Пономаревой, - перевернул Витя страницу.
На рисунке была изображена молодая девушка в солдатской шинели, стреляющая из пистолета в казаков.
- Здорово, Витька! - похвалил Славка. - Ребята будут довольны. У кого ты про Дусю узнал?
- В музее, а потом тут один старый партизан и красногвардеец есть - Савелий Петрович Гвоздев. Он рассказал.
- Да, - завистливо вздохнул Славка. - Ты-то к своим рассказам рисунки сделал, а у меня не будет. Конечно, твои больше понравятся.
Витя возмутился:
- За кого ты меня принимаешь! Все, что ты собрал, сейчас перепишем и тоже рисунки сделаем. Давай отберем, что первое писать.
Они склонились над Славкиной тетрадкой.
- Вот это о партизанах, - торопливо рассказывал Слава. - Назовем так: "Партизаны в лесах Крыма". А тут о подпольщиках. У них было несколько квартир… как это они назывались?..
- Конспиративные, - подсказал Витя.
- Вот-вот, - подхватил Славка. - Конспиративные квартиры. Тайные, значит. Одна из них, квартира Карницкой, и сейчас сохранилась. То есть дом этот сохранился. Я там был. Его бы тоже надо нарисовать.
Они договорились, что Славка будет переписывать в альбом рассказы, а Витя - делать заголовки и рисунки. Ребята усердно работали до позднего вечера.
В АРТЕК!
Прошел май. Вот и последний день экзаменов. Витя похудел, побледнел. Он много занимался: а вдруг получишь четверку? Это очень неприятно: с первого класса он отличник. Все пятерки и на тебе: четверка. Как белая ворона.
Но все обошлось благополучно. Последний экзамен сдан, Витю перевели в седьмой класс. Вместе с ватагой ребят он выбежал на улицу.
- Ура-а! Каникулы!
Но у Вити еще другая, огромная, невероятная радость. Он не бежит, а ветром летит домой. Ворвался в квартиру, кинул портфель на диван.
Мать выглянула из кухни.
- Что с тобой, Витя? Что это ты разбушевался?
Витя подбежал к ней, завертел по комнате:
Взвейтесь кострами, синие ночи,
Мы пионеры - дети рабочих,
Мы пионеры - дети рабочих,
Взвейтесь кострами, синие ночи.
Мать, смеясь, опустилась на стул:
- Да что с тобой? И поешь-то не по-людски: то спереду назад, то сзаду наперед. Разве так поют?
- Мама, дорогая! У меня и так и так хорошо получается… Мама! Неужели ты не догадываешься? В Артек еду, в А-р-т-е-к! Понимаешь? За отличные успехи. Так директор и сказал.
Мать крепко обняла сына.
- Спасибо, сынок. Для нас с отцом твои успехи - самая большая радость! Ну сядь же, расскажи все подробно.
Но Витя сегодня места себе на находил:
- Эх, совсем забыл. Пушкина надо подучить. - Он кинулся к шкафу. Вынул томик стихов и поэм.
- Зачем же стихи учить? - удивилась мать. - Ведь занятия кончились?
- Ну как ты, мама, не понимаешь! Там ведь Гурзуф. Туда Пушкин приезжал, писал стихи. Там все пушкинское: дом, кипарис, пушкинский грот, пушкинская беседка. Как же я поеду туда без стихов? Нет, обязательно надо повторить. Какие только?
Витя открыл книгу.
- Вот эти, пожалуй. Он продекламировал:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн…
- Хорошие стихи. А томик я, пожалуй, с собой возьму. Как ты думаешь, мама?
- Возьми, возьми. Отчего же не взять, - ответила мать. - Я сама люблю Пушкина. Каждый стих у него, как луч: и ласкает и согревает. Прочти-ка что-нибудь.
Они долго сидели, мать и сын, читая лучистые пушкинские стихи. Потом Витя вспомнил:
- Мама, а ведь Шурик-то ничего не знает! Вот сюрприз будет. Пойду похвастаю.
И побежал к двоюродному братишке,
ПЯТЬ ПИСЕМ ИЗ АРТЕКА
Письмо первое
Дорогая мама!
Не сердись на меня. Давно собирался тебе написать, и все как-то времени не хватало. Куда оно летит, это время! Не успеешь оглянуться, в день прошел. Но ты не думай, что я о тебе забыл. Нет. Я каждый день вспоминаю тебя и папу. Каждое утро ругаю себя: как же я до сих пор не написал домой письма. Вот вчера: дал слово - после завтрака сажусь и пишу. Без всяких. Позавтракали, ребята кричат: "Едем кататься на катерах!" Ну как можно, мамочка, не поехать? А вечером опять нашлось какое-то неотложное дело. И так, мамочка, каждый день. И дней таких прошло уже семь. Но сейчас все бросил и пишу тебе.
Начну сначала. Ехали мы от Симферополя на машинах. Вот было весело! Всю дорогу пели песни. И про орленка, и "По долинам и по взгорьям", и про Чапаева. Я горло надорвал. Так орали.