– Я не могу так долго не ходить в университет! – Эльза вела себя очень нервно. – Мы на следующей неделе пишем важную контрольную работу. Я не могу пропустить ее, иначе не получу свидетельство, а оно мне нужно для экзаменов в феврале.
– Не усложняй дело, оно и без того сложное. – Романо потребовалось взять себя в руки, чтобы голос не звучал слишком раздраженно. – Переговори с деканом. Эта ситуация хуже самой плохой. Он наверняка отнесется с пониманием, и контрольную ты напишешь позже. Если это самая большая проблема, то это еще ничего.
Разговор с комиссаром Нери тяжким грузом лежал у него на душе. Романо считал Нери неприятным типом, который докапывается до всего, недоверчив, бестактен и подозревает самое плохое. Он изначально считал каждого виноватым, а не наоборот.
– Зачем мать обеспечивает вам такое тупое и примитивное алиби? – спросил Нери напрямую и без всякого предупреждения. – Что среди ночи она якобы хотела взять у вас таблетки от головной боли. Синьор Симонетти, при всем моем уважении… Если вы пытаетесь сделать из меня дурака, то могу сказать, что ожидал чего-то более оригинального.
Романо словно окатили ледяной водой. Значит, мать все-таки имела глупость рассказать комиссару эту сказку. Ее никто не просил об этом, скорее всего, никто даже и не спрашивал. Она сделала это только потому, что думала, что так будет более убедительно. Хотя и знала, что он этого не хотел. Она даже не поняла, что этим поставила сына в трудное положение.
– Что вы скажете на это? – спросил Нери.
– Ничего.
Романо хотел выйти из комнаты, но Нери остановил его.
– У меня к вам еще один вопрос, синьор. Это очень быстро. Романо остановился и холодно посмотрел на него.
– У вашей жены был любовник?
– Не знаю, – сказал Романо, но голос его звучал малоубедительно.
– Ну ладно, – сказал Нери, улыбаясь. – На сегодня я оставлю вас в покое, но, если не возражаете, завтра снова приеду. Buonasera .
– Кто же убил ее? – спросила Эльза тихо. – Как ты думаешь?
– Я вообще ни о чем не думаю. И у меня нет даже предположения, кто мог это сделать.
Внезапно ему стало очень плохо. В углу комнаты на полу сидел Эди, лепил из пластилина и время от времени повизгивал от удовольствия. Он как раз вылепил четвертую кровать, на которой кто-то лежал. Над кроватью возвышался шар. Было непонятно, что он означает – подушку или голову. "Так он борется со смертью матери, – подумал Романо. – Надеюсь, он справится". После обеда Эди бродил по окрестностям. Он пришел с огромной охапкой травы, сорняков, луговых цветов, сломанных веток и пробормотал "могила". "Наверно, он хочет положить все это на гроб, – подумал Романо. – Мне все равно, пусть делает, что хочет". Сара была его матерью, и ему ее не хватало. Всего лишь несколько дней назад Романо счел бы это невозможным, но сейчас ему было все равно, что скажут или подумают люди.
Эльза встала.
– Здесь я всю ночь не сомкну глаз, – заявила она. – Я еду в Сиену. Если я тебе понадоблюсь, то завтра утром вернусь.
– Ты мне нужна, – сказал Романо. Он подошел и обнял ее. – Это мог быть только ненормальный, – прошептал он, – случайно проходивший мимо. Любитель грибов. Или охотник, который еще до рассвета оказался там. Может быть, бродяга или уголовник, который проводил ночь в лесу. Или кто-то, сбежавший из сумасшедшего дома. Да мало ли… Она сидела за письменным столом или рисовала. Время от времени ходила по комнате… Этот человек увидел ее и вошел. Она же никогда не закрывалась на ключ. И когда он появился перед ней, она от страха закричала. Тогда он озверел и убил ее. Ей просто не повезло. Она оказалась в неподходящее время в неподходящем месте. Она не заслужила такого конца. Наверное, так оно и было, Эльза. Ничего другого я себе представить не могу.
– Наверное, ты прав, – сказала Эльза и впервые за весь день улыбнулась. – Они найдут этого типа, я абсолютно уверена.
Она поцеловала Романо в щеку и ушла. Он подбросил дров в камин и уставился на языки пламени. Саре никогда не было легко. Почему-то все в ее жизни складывалось не так, как надо.
Берлин, 1987 год – за восемнадцать лет до смерти Сары
20
В начале ноября Фрэнки позвонил ей в первый раз. Номер телефона он узнал у Регины, матери Сары. Он объяснил, что потерял бумажку с новым адресом и номером телефона Сары, и Регина с готовностью продиктовала ему и адрес, и номер телефона.
– Как было бы чудесно, если бы вы снова были вместе… – сказала она. – Вы были такой прекрасной парой и так подходили друг другу. Я не понимаю, почему вы разошлись.
Она глубоко вздохнула. Пробормотав "Я тоже этого не понимаю", Фрэнки положил трубку.
– Привет, сладкая, – сказал он, когда Сара взяла трубку. – Мы уже целую вечность ничего не слышали друг о друге. Как твои дела?
– Спасибо, хорошо.
Сара насторожилась. Этот звонок был для нее полной неожиданностью, и она не ждала от него ничего хорошего. Без причины Фрэнки не позвонил бы.
– Я хотел пригласить тебя поужинать. Когда у тебя найдется время?
– Фрэнки, к чему это?
– Я хочу поговорить с тобой.
– Но я не хочу говорить с тобой.
– Как насчет завтрашнего вечера? В восемь часов. Я зайду за тобой.
– Нет, нет! – Она положила трубку.
Следующий звонок был сделан около пяти часов из телефонной будки всего в нескольких шагах от дома Сары.
– Выходи, – сказал Фрэнки. – Я стою перед домом и жду тебя. Выходи и поговори со мной. Потом я оставлю тебя в покое.
– Нет, – ответила Сара. – Можешь стоять на улице хоть целую вечность. Мне все равно. Нам больше не о чем говорить.
В следующие два часа Фрэнки звонил еще четыре раза, но Сара молча клала трубку.
Она позвонила в пиццерию и рассказала Романо о Фрэнки.
– Начинается террор, – сказал Романо. – Porkamiseria! Я приеду, как только смогу. Не беспокойся. Если он попытается ворваться в квартиру, вызови полицию.
Фрэнки ходил взад-вперед по улице. Сара стояла за гардиной, дрожала от страха и надеялась, что Романо положит конец этому кошмару. Но когда Романо пришел, Фрэнки уже исчез.
Несколько дней спустя пришло письмо:
Сара, любимая моя, солнце моей жизни, которое зашло, когда ты покинула меня. Я живу в вечной тьме, я тоскую по тебе, как по хлебу насущному. Только сейчас, окруженный постоянной ночью, я понял, что ты была светом моей жизни и давала мне радость. Только сейчас я начинаю понимать, что я делал неправильно. Во мне погас огонь жизни, и его не будет до тех пор, пока я не смогу наконец обнять тебя. Яна коленях прошу у тебя прощения. Я бедный грешник, который слишком поздно это понял, но возвращается к тебе исполненный раскаяния.
Я понимаю твои сомнения. Я понимаю твою сдержанность, твои опасения, что мне, возможно, не удалось изменить себя. Яне сержусь на то, что ты до сих пор не встретила меня с распростертыми объятиями. У меня хватит терпения. Я буду ждать. Я только прошу: вспомни, как мы у моря на безлюдной площадке кемпинга ставили палатку; как мы любили друг друга в теплых волнах прибоя, а потом съедали целые горы спагетти со свежим чесноком; как спали, держась за руки, на дырявом надувном матраце; как за стенами палатки бушевал шторм и ты просила, чтобы я никогда не покидал тебя, чтобы всегда крепко держал тебя, в какой бы ураган жизни мы не попали. Как мы целыми днями сидели перед входом в палатку и смотрели на потоки ливня, как ты клала свою голову на мое плечо и говорила, что, с тех пор как мы вместе, каждый твой день прекрасен, даже при такой плохой погоде. Как мы вместе стояли у моря, как ты брала меня за руку и говорила: "Давай улетим, и тогда ничто в мире не сможет разлучить нас…" Любимая, я не могу поверить, что тогда ты говорила не то, что думала. Я могу только предполагать, что новый друг не дает тебе вернуться ко мне. Каждый делает ошибки. Я признал свои ошибки, сожалею о них и готов начать все сначала.
Я и дальше постоянно буду рядом, буду ждать от тебя знака, чтобы наша вечная любовь получила новый шанс.
Любящий тебя всегда, навеки и после смерти Фрэнки.
– Что мне делать? – спросила Сара Романо.
– Ничего. Игнорировать. Когда-нибудь ему это надоест. Но это было ошибкой.
– Любимая, – жарко дыша, говорил он в телефонную трубку вечером, когда Романо не было дома. – Я здесь, совсем рядом, и жду тебя. Если ты не выйдешь ко мне, я приду к тебе.
Сара выглянула в окно. На противоположной стороне улицы стоял Фрэнки. Огонек сигареты освещал его лицо. Сара увидела, что он ухмыляется.
Через десять минут он бешено звонил в дверь, а затем принялся бить по ней кулаками. Сара тряслась от страха, глядя через дверной глазок на его искаженное гневом лицо.
– Пошел вон! – прошипела она. – Пошел вон, или я вызову полицию!
– В этой игре проиграешь ты, мой ангел, – прошептал он, повернулся и сбежал вниз по лестнице.
Сара подала заявление в полицию. Она объяснила, что к ней пристают, ей угрожают, и показала полицейским письмо. Она думала, что тем самым докажет, что этот человек не просто сумасшедший, он преследует ее. Однако полицейский только рассмеялся и сказал, что она должна чувствовать себя счастливой. Он сам ни разу не получал такого прекрасного любовного письма.
– Честно говоря, – заметил он, – такого любовника не прогоняют в пустыню!
Сара всегда избегала ссор, но сейчас она позвонила матери и принялась осыпать ее упреками за то, что она дала Фрэнки ее номер телефона и адрес, хотя она просила мать этого не делать.
– Он был таким вежливым, таким любезным, – защищалась Регина. – И он так мило говорил о тебе, что я даже не могла заподозрить…
Сара сделала глубокий вдох, чтобы не закричать на мать.
– Ты думаешь, я просила тебя в шутку или просто чтобы подурачиться, чтобы ты не давала никому мой адрес? У меня есть на то свои причины. Но нет, ты всегда все делаешь, как хочешь. И ты всегда лучше всех все знаешь.
– Я не намерена выслушивать такое…
– Нет, тебе придется меня выслушать. Фрэнки – больной, когда же наконец до тебя это дойдет? Я думала, что достаточно рассказала тебе о нем. Он устроил мне настоящую осаду, он не спускает с меня глаз, он угрожает мне, потому что хочет возобновить наши отношения. И он однажды сорвется, если не добьется своей цели. Клянусь тебе, он начнет применять силу!
– Я даже не могу себе такого представить…
– Ты не можешь себе представить? – Сара сорвалась на крик. – Почему ты никогда не веришь тому, что я говорю? Мне действует на нервы то, что ты видишь везде только хорошее и просто не хочешь видеть реальность. Ведь существуют же убийцы, бандиты, мошенники, грабители… Да каких только преступников на свете нет! Но ты просто отключаешь здравомыслие!
– Я его не отключаю! И Фрэнки не такой!
– Проклятье, Фрэнки именно такой! Черт возьми, почему нет? Кто знает его лучше? Я или ты?
– Давай закончим этот разговор.
Невозможно было не понять, насколько оскорбленной чувствовала себя Регина.
– Конечно, если тебе что-то не нравится или тебя кто-то критикует, ты сразу же обижаешься. Тебе вообще ничего нельзя говорить.
Регина прекратила разговор. Сара швырнула трубку, кипя от злости, но уже через несколько минут ей стало стыдно, что она так говорила с Региной. Она подумала, не перезвонить ли матери, но тут как раз начала буянить Эльза и она оставила все как есть.
В половине пятого после кофе Регина пришла к Саре, чтобы восстановить мир. Сара была рада ее приходу и в знак примирения крепко обняла мать. На прикроватном столике лежала книжка "Сталкинг". Регина с интересом посмотрела на нее и наугад открыла страницу. Ей сразу бросилась в глаза фраза, которую Сара подчеркнула красным карандашом, и она прочла ее вслух: "Преследование является предварительным этапом умерщвления!"
– Боже, дитя мое! – сказала Регина и опустилась на диван. – Тебе не кажется, что ты несколько преувеличиваешь?
Регина принесла с собой конфеты – мишек из желе, которые Эльза любила больше всего на свете. Та сразу же разорвала пакетик и запихнула себе в рот целую пригоршню конфет.
– Не так много! – сказала Сара. – Ешь медленно, или я отберу у тебя кулек!
Угроза подействовала. Эльза с ужасом посмотрела на Сару и принялась сортировать желейных мишек на столе перед собой. Она положила рядом две красные, две желтые, две белые и одну зеленую конфету и сказала: "Семь".
Саре показалось, что она ослышалась.
– Что ты сказала?
– Семь, – повторила Эльза с набитым ртом. – Можно я съем семь штук?
– Можешь съесть даже больше. – Сара добавила к конфетам еще двух красных желейных мишек. – Сколько их у тебя сейчас?
– Девять, – ответила Эльза.
– Ты смотри, ребенок уже умеет считать! В три года это что-то невероятное! Видишь, что значит, когда у ребенка двое умных родителей!
– Да я же ее вообще этому не учила! – Сара в пол-уха слушала, что говорит мать, ее внимание было сосредоточено на Эльзе. – А сколько красных мишек сейчас на столе?
– Четыре, – ответила Эльза быстро, словно выстрелила из пистолета. Она засунула одного мишку в рот, улыбнулась и добавила победным голосом: – А сейчас осталось только три!
– Фантастика! – пробормотала Сара. – Это просто фантастика!
Эльза с энтузиазмом продолжала считать, она не хотела останавливаться. Она без труда складывала и вычитала в пределах пятнадцати.
– Откуда ты все это знаешь? Кто тебя научил?
Эльза пожала плечами:
– Не знаю. Просто умею и все.
– А почему именно до пятнадцати?
– В детском саду пятнадцать детей, – объяснила Эльза. – И пятнадцать коробочек для туши, и пятнадцать чашек. Но нет пятнадцать спагетти.
Она рассмеялась и сунула в рот еще несколько желейных мишек.
Регина ушла, а Сара целый вечер занималась с Эльзой.
– Сколько будет, если от четырнадцати отнять шесть?
– Восемь.
– Семь и пять?
– Двенадцать.
– Три и пять, и два, и три?
– Тринадцать.
Это не было случайностью. Эльза считала просто великолепно, сияла, хлопала в ладоши и ни разу не раскричалась.
– Иди сюда, – сказала Сара, – садись рядом со мной. Посмотрим, умеешь ли ты читать, а потом я научу тебя писать свое имя.
Эльза была самым счастливым ребенком на свете. Она прижималась к матери и произносила слова по слогам. Через несколько дней она уже самостоятельно читала "Мальвину в ванной" и "Маленького хомяка Ганса".
21
Она нашла место на автостоянке на расстоянии всего лишь четырех машин от двери своего дома и посмотрела на ее часы. Без двадцати пяти десять. Эльза целый вечер у родителей Сары складывала слова с помощью старой игры "скрабл", а потом настояла на том, чтобы дедушка сыграл с ней, и он, естественно, сразу же проиграл. Эльза несколько раз громко вскрикнула, но уже от радости. А сейчас в машине она от усталости заснула.
Сара вынула ее из детского сиденья и взяла на руки. Скорее по привычке она осмотрелась по сторонам, но кроме пары прохожих, которые куда-то торопились, на улице никого не было.
Сара держала Эльзу на левой руке, а правой старалась выудить из кармана пальто ключи от дома. Через три часа Романо должен прийти домой, и она вдруг почувствовала, как скучает по нему.
Голова Эльзы лежала на ее плече, она спала, и Сара чувствовала ее теплое дыхание на своей шее. Она открыла дверь дома, вошла в коридор и нащупала включатель, который был слева от двери. Она нажала на кнопку, но свет не зажегся.
У Сары перехватило дыхание от страха.
– Проклятье! – пробормотала она и задумалась, идти ли в темноте на следующий этаж или вернуться назад.
Сладковатый запах, который показался ей знакомым, но которому неоткуда было взяться в коридоре этого дома, ударил ей в ноздри. Раздался тихий шорох. "Это просто деревянная лестница", – пыталась успокоить себя Сара. Она поднималась медленно, на ощупь, и ее нервы были напряжены до предела. Она как раз пыталась вспомнить, как выглядела лестничная площадка при свете, когда вместо холодного камня стены почувствовала что-то теплое. Она отпрянула, и в этот момент чья-то ледяная рука схватила ее за лицо так, что нечем стало дышать. Второй рукой руку Сары рванули вверх. Ключи упали на пол, и Фрэнки всем своим весом прижал ее к стене.
И тут Эльза закричала. Так, как не кричала еще никогда в жизни. Во всяком случае Саре так показалось. Ее пронзительный голосок был таким громким, что даже заболело в ушах, – казалось, он доходил до самого мозга костей. Где-то открылась дверь квартиры.
– Что там происходит?
Сара почувствовала холодное дуновение воздуха, и Фрэнки исчез в темноте ночи. Так быстро, как только могла, она спотыкаясь поднялась с Эльзой по темной лестнице наверх. На третьем этаже зажегся свет, и Эльза успокоилась.
– Я могу вам чем-то помочь? – спросил герр Зееманн. Он стоял в пижаме на лестничной клетке, держа в руке бутылку пива.
– Кто-то напал на меня. Спасибо, что вы вышли.
– Вызовите полицию.
– Я так и сделаю.
– Если я нужен как свидетель, то никаких проблем.
– Очень любезно с вашей стороны. Спасибо.
Сара кивнула ему и пошла дальше.
– Ваша дочка, – крикнул ей вслед сосед, – лучше любой сирены! Она может и мертвого поднять. Иногда я слышу ее через весь дом.
Сара не ответила, но она знала, чем обязана Эльзе.
В квартире шок прошел, и Сара начала рыдать. Она сидела в кресле, и у нее даже не было сил снять пальто.
– Перестань, мама! – умоляла Эльза, но Сара не могла остановиться. Она дрожала и всхлипывала так, что Эльза испугалась, что она задохнется. Она решительно подошла к телефону и набрала номер 110.
– Говорит Эльза Климанн, – сказала она тонким детским голосом. – Я живу на улице Прагерштрассе, семнадцать, на четвертом этаже. На мою маму и на меня только что напали. Это был мой папа. Мама плачет. Вы можете приехать к нам?
Сара прекратила всхлипывать и испуганно посмотрела на Эльзу. Потом взяла трубку из ее руки.
– Климанн, – сказала она слабым голосом, – да, я мать. То, что сказала моя дочка, правда. Ей три года. Нет, не имеет смысла. Я уже подавала заявление. Вы ничего не делаете! Вы дождетесь, что он убьет меня, а потом поднимете шум. Но от этого уже не будет толку.
Она положила трубку, снова села в кресло и обняла Эльзу.
– Моя большая, храбрая девочка, – прошептала она. – Не волнуйся, мы с этим справимся.
– Я люблю тебя, мама, – выдохнула Эльза и поцеловала ее в щеку мокрыми губами.