Робкие уговоры Любаши ни к чему не привели. Джентльмен чуть ли не силой подхватил ее под руку и повел в подъезд, к лифту, продолжая пародийный кавказский монолог об этике горских мужчин.
У двери квартиры провожатый совершенно неожиданно проявил тактичность, какой Любаша не ожидала. Она даже почувствовала легкий укол разочарования. Приятный армянин не намекнул на чашечку кофе, не попросил показать зловещего медного Гелиоса, а любезно попрощался, поцеловал ручку, еще раз извинился за эмоциональную реакцию супруги и двинулся к лестнице, видимо, не желая дожидаться лифта – из-под носа увели. Любаша уже вставила ключ в замочную скважину, когда Малян окликнул ее.
– Да, простите, Любовь Андреевна, совсем забыл…
Он быстро поднялся на несколько ступенек и подошел ближе, располагающе улыбаясь.
– Есть у моей благоверной коллега, он же приятель мой, тоже очень сильный медиум. Она его терпеть не может – сами понимаете, конкурент. Так вот, он обожает со всякими там жуткими, заклятыми людьми и предметами разбираться. Большой любитель воевать с темными силами зла, с духами преисподней, с барабашками и тому подобное. Я еще в машине о нем вспомнил, да как-то к слову не пришлось. Если вы и вправду хотите эту штуку в металлолом отдать, продайте лучше мне. Я заплачу вам намного больше, чем в приемном пункте, а ему подарок сделаю на день рождения. Конечно, предупрежу его, да он и сам сразу почувствует. Пусть развлечется на досуге. Так как, Любовь Андреевна, продадите?
– Я подумаю, – нарочито суховато ответила Любаша, приоткрывая, но не распахивая дверь.
– Вы позволите позвонить вам, ну, скажем, завтра к вечеру? Надеюсь, – он улыбнулся еще шире и с легкой иронией закончил… – вы уже примете это историческое решение.
Малян достал ручку и попросил мобильный телефон. Любаша продиктовала, будучи не в состоянии с ходу мотивировать отказ. Она даже не сообразила предложить: "Лучше дайте свой, я перезвоню".
Она готовила себе ужин и размышляла, что же теперь делать. Только сейчас становилось ясно, в какую загадочную историю она вляпалась и с какими непостижимыми и опасными проявлениями потустороннего мира связаны и ее густой денежный навар, и ее закадычные друзья-любовнички.
В эти минуты ей нестерпимо хотелось с кем-то своим открытием поделиться. Но с кем? Нет родной души! Проклятое одиночество!
Она ощущала и тотчас подавляла в себе порывы схватить трубку и набрать Гошу. Именно Гошу. И заявить, что все знает. А дальше?
Идей не было, кроме отвратительной: "Примите меня снова в игру, а иначе…"
"Шантаж. Стать дрянью в собственных глазах? Бросить вызов людям, которые дали тебе заработать кучу денег? Нет, никогда!.. Погоди, Любаша! Почему обязательно шантаж? Просто признаться, что выпила лишнего, залезла в шкаф, увидала, потом догадалась… И попросить. Просто попроситься на ту же работу. На любых условиях. Еще хотя бы на годик. Нет так нет! Заверить, что в любом случае буду молчать как партизан. Не знаю, не знаю… А что, если с Костиком поговорить? Он сумасшедший гений, что-то чувствует… Раскрыться ему. Просить за двоих. Эх, была не была!.."
Она выискала в "Контактах" мобильника номер Утиста. Он еще не спал.
На следующее утро они встретились в его квартире.
Глава девятая. Амнезия
События последующих нескольких дней развивалась по сценарию, предуготовленному немилосердным стечением известных нам обстоятельств.
Спустившись к машине, Ашот Малян немедленно вызвонил "эксперта – антиквара" Роберта Маляна. Это был царский подарок брата: Роберт вспомнил все известные ему на армянском слова благодарности, нежности, любви и восторга. Ашот подробно рассказал обо всем, что произошло и что узнал о женщине.
Через два часа, когда в доме Любаши светились только редкие послеполуночные окна, в ста метрах от ее подъезда, на другой стороне газона, припарковался компактный "дэу матисс". За рулем был Додик. В его задачу входило не стать в ближайшие сутки изуродованным трупом с отрезанными чреслами. А для этого нужна была самая малость: не упустить выходящую из подъезда женщину с известными приметами. Если вдруг появится до рассвета (Роберт перестраховывался) – дать знать и прилипнуть к ней намертво. Если нет, к шести тридцати утра его сменит профессионал. Все!
Додик шесть часов кряду в тихом ужасе пучил глаза на едва подсвеченный тусклой лампочкой подъезд, позволяя себе лишь изредка протирать их тыльными сторонами ладоней и стараясь как можно реже моргать.
Его сменили в шесть. Он никогда не видел этого сутуловатого человека с гитлеровскими усиками и тонким искривленным носом. Тот словно выткался из сумеречной тени, уткнулся в боковое стекло и жестом показал: "Вали!" Пока он парковал свою двухдверную, с сильно затемненными стеклами, "ауди мини" на Додиково место, тот едва удержался, чтобы не врезать по газам и не рвануть, словно смерть вот-вот ринется вдогонку.
Когда он был уже далеко, в "ауди" подсели еще двое. Они молчали, изредка лениво перебрасываясь фразами ни о чем.
В десять пятнадцать вышла Любаша. Приехавший на "ауди" покинул водительское кресло и, соблюдая дистанцию, отправился за ней. На ходу сделал звонок Роберту Маляну. Произнес одно слово: "Пустая".
Двое других, выдержав паузу в тридцать минут, вошли в подъезд, оснащенный допотопным кодовым замком (цифры Ашот запомнил).
"Гитлер" доехал с Любашей до метро "Выхино", втиснулся в автобус через другую дверь и вышел на Ферганской улице. Такому профессионалу, как он, легче легкого было "вести" ничего не подозревающую женщину, да еще в толпе. Впрочем, он заметил, что по пути она несколько раз с опаской оглядывалась назад, подозрительно посматривала по сторонам. "Тревожится", – решил "Гитлер", и на всякий случай, улучив момент, напялил неприметный серый берет.
В глубине квартала она пару раз спросила дорогу и подошла к крайнему подъезду панельной пятиэтажки. Это был для "Гитлера" "момент истины". Он ускорил шаг и приблизился ровно в тот миг, когда Любаша набирала код на домофоне. Он записал его в памяти – на зрение не жаловался! – и, резко взяв влево, свернул за угол.
Первого контактера, на которого вышел "объект", можно было пробивать по адресной базе МВД. Впрочем, все зависит от партнеров. Возможно, они нашли и изъяли предмет, так что – и не понадобиться.
Он набрал Маляна.
– Ну что?
– Там нет. Где она?
– Ферганская, девять, первый этаж.
– Жди, веди дальше, сообщай.
"Гитлер" выругался.
– Это твоя работа, сынок! – Малян отключился.
"Гитлер" ошивался окрест, сидел на лавочке, посматривая поверх газеты, – через два часа она появилась. Ему показалось, что она еще больше напряжена.
На обратном пути она остановилась у палаток возле метро, купила курицу гриль, зелень, бутылку "пепси". И домой.
"Гитлер" контролировал подъезд из "ауди", припаркованной там же. В двадцать два ноль-ноль он позвонил Маляну.
А за час до этого Любаша ответила на звонок Ашота. Она приготовила версию.
– Вы уж извините, но мне тут один знающий приятель посоветовал утопить эту нечисть. Я ее сегодня в Яузу выкинула, и сразу как-то на сердце стало уютней. Деньги не главное, согласитесь. Душевное спокойствие важнее. Еще раз прошу извинить меня.
– Ну что вы, что вы! Ваша вещь – ваше решение. Это вы извините за назойливость. Буду польщен возможностью как-нибудь поужинать с вами, пообщаться, вы такой интересный человек.
– Звоните, Ашот, но позже, через месячишко. У меня сейчас дел много, заказы пошли… Всего доброго!
Она не могла заснуть. В памяти, в ушах звучала эта диктофонная запись, сделанная Костиком. Шуршащая фоном тишина, сквозь которую едва слышно пробивались клики компьютерных клавиш, отдельные реплики то Игната (басовитые), то Гоши (приятный тенор), обращенные то друг к другу, то к нему. Игнат называл его ласково почему-то "Аполлоша", часто говорил ему "спасибо" и "ай молодец!". Георгий – все больше в третьем лице и без особого пиетета, с легкой иронией в голосе, словно не верил до конца, что игру эту биржевую ведут не они с напарником, а он, бронзовый юноша с волшебной фигурой, точеным лицом и, как выяснилось, устрашающей аурой.
Всегда диктовал Игнат, словно читал кем-то написанные сообщения: название акции, котировка, "купить" или "продать". Гоша кликал, делая ставки, потом снова команда Игната, и Гоша передавал по "СКАЙПу" команды ей и Костику. И они, Люба и Костик, просто выполняли эти команды и выигрывали, выигрывали…
Запись Костика выпала на тот день, когда игроки ничего о бронзовом боге не говорили, феномен никак не обсуждали.
Любовь Андреевна и Костик признались друг другу в тайных своих действиях. Любаша уже чувствовала себя заговорщицей и переживала. Костик был, как всегда, немногословен и невозмутим, говорил правильно, как по учебнику русской грамматики. "Костик проявил любопытство, но не совершил преступления".
Они сложили этот маленький "пазл", получилась картинка простая и совершенно умопомрачительная. Получилось чудо, явленное обоим и зафиксированное, как выразился Костик, "аудиовизуально и материально".
Связанные страшной тайной, они оба почувствовали потребность поделиться сокровенным, что для Костика с его синдромом Аспергера было, видимо, каким-то новым прорывом к здоровым инстинктам нормального человека.
Любаша подробно, с именами, описала свой визит к медиуму, вскользь упомянула о внезапном интересе к статуэтке со стороны ее мужа Ашота. Далее поведала о мечте, о домике где-нибудь у греческих или хорватских берегов.
Костик объявил, что хочет жениться, и признался, что уже потратил почти все деньги на подарок – свадьбу справлять и путешествовать не на что. А еще мама болеет, нужны дорогие лекарства (Даша доработалась, слегла с обострением ревматоидного артрита и давно к Игнату с Гошей в "конюшни" не наведывалась. Теперь уж неизвестно когда… Врач сказал – хронический). На вопрос, кто избранница, любит ли его, он ответил загадочно, приведя Любовь Андреевну в изумление: "Костик только познакомился, ее зовут Вера, она работает в парикмахерской, один раз сходили в кино. Костик не объяснялся, подарок пока не дарил, наверно – сегодня вечером. Он хочет, чтобы в деньгах не было недостатка".
Любаша поняла, что при всей гениальности и даже способности к авантюре ("надо же, прослушку поставил!") Утист все-таки не совсем нормальный малый.
Костик спокойно предложил то, на что она не решалась:
надо заявить, что они все знают, и попроситься назад в игру. Она выдвинула несколько интеллигентских отговорок и резонов. На Костика они не произвели ровно никакого впечатления. Он дал понять, что это их козырь. В конце концов, она согласилась. Договорились не откладывать, Костик позвонит завтра Гоше, попросит о встрече с обоими.
Любаша велела себе спать, но не могла. Проглотила снотворное. Стала мысленно рисовать морской пейзаж, который раскроется из окошек ее будущего особнячка.
Во сне стало душно, трудно дышать, словно кто-то рот кляпом заткнул. Она попыталась убрать преграду, но потянувшаяся к лицу рука ощутила болезненный укол где-то в области предплечья. Она дернулась, открыла глаза: была та же темнота, и лишь в глубине, в недрах ее чуть высветленные очертания мужского лица подрагивали, терялись, размывались, сливаясь с висящим вокруг мраком. Она попыталась закричать, но крик утонул в ней, и только в ужасе распахнутые глаза "вопили", призывая на помощь неведомо кого.
Потом провал…
Любовь Андреевна проснулась в три после полудня с неприятным ощущением, что ночью ей снились кошмары, но ничего конкретного из этого "фильма ужасов" припомнить не смогла. Страшно удивилась, что проспала так долго – небывалый случай. Голова была тяжелой, туманной.
Она пыталась сообразить, какое число и какие у нее на сегодня дела, но не получалось. С трудом поднявшись, подошла к зеркалу. Оттуда на нее глядела малознакомая женщина, имя которой она никак не могла вспомнить.
Глава десятая. "Вот и славненько!"
Мозговед и Ероха вошли около двух после полуночи. Схему квартирки нарисовали те двое, что уже копались аккуратненько, но ничего не нашли и в компьютер проникнуть не смогли: был запаролен, а это не их квалификация.
На цыпочках подкрались к спящей женщине. Ероха заткнул рот, дальше работал только Мозговед. Кличку дал сам Грант Григорьевич, хозяин Роберта, шеф еще многих людей и людишек, криминально и полукриминально кормившихся из рук посредников могущественного, но тихого и скромного обитателя небольшого по нынешним меркам особняка на Рублевке.
Грант Григорьевич редко прибегал к услугам дипломированного химика и психотерапевта, бывшего сотрудника сверхсекретного отдела ФСБ Сергея Фасольева, ушедшего в чине подполковника на тихую научную работу в один из московских НИИ. Но доклад Маляна убедил, что – именно тот случай.
Через две минуты – укол пентотала натрия – "сыворотки правды". Мозговед вводил в вену в подмышечной области, медленно, то и дело следя за ее веками. Вот задрожали… Все, дальше опасно. Пять минут ожидания. Мозговед включил диктофон, велел Ерохе зажечь ночник.
– Вы что, она же…
– Делай, что говорю. Быстро. У нас минут двадцать. – Даже в потемках Ероха прочел презрение и раздражение в смутно мерцавших глазах специалиста.
– Любовь Андреевна, я ваш доктор, как себя чувствуете?
– Хорошо.
– Есть не хотите?
– Нет.
– Давайте умножим четыре на четыре, сколько получится?
– Шестнадцать.
– А мама где живет, по какому адресу?
– Питер, Конаковский проезд, восемь, квартира шестнадцать.
– А вы чем на жизнь зарабатываете?
– Делаю парики по заказам.
– Хорошо. А бронзовую статуэтку бога вы продали или подарили?
– Я не знаю.
– Вы ее купили?
– Нет, я не покупала.
– А где сейчас она?
– В шкафу у Игната.
– Напомните адрес Игната.
– Сретенский бульвар, шесть, квартира двадцать шесть.
– Хорошо. А Игнат не продал ее?
– Конечно, нет. Зачем продавать курицу, несущую золотые яйца?
– А какую пользу она ему приносит?
– Как какую! Ставки на бирже подсказывает.
Мозговед нервно взглянул на часы.
– Черт, совсем мало действовал, – то ли себе говорил, то ли партнеру. – Уже бред пошел, околесица. Все индивидуально, начались аберрации подсознания. Повторная инъекция без длительной паузы крайне рискованна, способна убить или усилить нежелательный эффект.
– Как она это делает?
– Я не знаю. Чистая мистика, но она им говорит, какие акции покупать, мы точно выяснили.
– Кто – мы?
– Мы с Костиком.
– Где живет Костик?
– На Ферганской улице, в Выхино, дом девять, ой, квартиру забыла.
– А как вы узнали?
– Костик умница (улыбка, глаза все больше туманятся), он на диктофон записал.
– А кто еще про статуэтку знает?
– Ашот, жена его-медиум, от нее теперь, может быть, Лека, подружка. А больше я не знаю. Но Игнат с Гошей вряд ли кому-нибудь про нее рассказывали, если даже нам с Костиком ничего… Скрывали! (Хихикает, зрачки все хуже концентрируются в точку, речь "плывет".)
– Кто такой Гоша, где живет?
– Гошенька? – И тут мутнеющее, выключающееся сознание Любаши сыграло, может быть, решающую роль в судьбе Георгия Арнольдовича Колесова и во всем дальнейшем развитии событий. – Гошенька со мной живет и с Игнашей. Мы втроем живем. А что такого, подумаешь! Я свободная женщина, с кем хочу, с тем живу, не ваше дело.
Фасольев-Мозговед занервничал.
– Вам эта статуэтка тоже подсказывала?
– Не-е-ет. Только Игнату, Игнат – Гоше, а Гоша передавал нам (хихикает).
– Адрес Гоши? Назовите адрес Гоши.
– Он живет… у Игната в шкафу, у Игната в шкафу… (глупый, какой-то микшированный хриплый смех, глаза полузакрыты, икота).
– Все, полный бред, хаотические ассоциации. Остальное только собьет с толку, надо кончать. Главное сказала: адрес и имена посвященных. Кроме этого Гоши. Ничего, найдут, если надо.
Фасольев – Мозговед достал из-за пазухи футлярчик со вторым шприцем. Инъекцию сделал туда же, в область подмышки, очень тонкой иглой – следа не сыщешь.
– Вот и славненько! – пробормотал он, обращаясь то ли к себе, то ли к сопровождавшему его туповатому типу, работавшему, впрочем, отмычкой абсолютно бесшумно. – Все прошло, и вспомнить будет нечего. Последние недельки три-четыре – как не жила. Правда, милая?
Фасольев, как ему и было велено, ни к чему в квартире не прикасался. Тотчас позвонил Роберту, слово в слово передал услышанное.
– Про говорящую фигурку, биржу, запись диктофонную – это что, бред?
– Вероятнее всего. Точнее, ассоциативные ряды. Чтобы разобраться, надо в подкорку лезть. Нужно время и не один сеанс. Хотя… насчет записи я бы проверил.
– А Гошка в шкафу?
– Это на излете действия препарата. Персонаж физически существует, но дальше – ваша работа.
– Так, может, и адрес – бред?
– Исключено. Гарантирую. Но я предупреждал: дозу рассчитать очень трудно. Лучше – меньше. В случае передозы все насмарку, получаем труп или поток бессвязных фантазий.
– Ладно– ладно, все, спасибо за адрес, проверим, и сразу гонорар… Контакты с мобильного перегнал?
– Сейчас сделаю.
– Надеюсь, о конфиденциальности не надо напоминать?
– Обижаете, Роберт!
Малян дал отбой и ощутил эмоциональный подъем, какого не чувствовал давно. Хозяин найден! Если вещь у него – надо просто извлечь. Немедленно. И нейтрализовать тех, кто может сболтнуть лишнее. Плевое дело… А если продал, спрятал? Придется идти к нему в гости, когда хозяин один дома. И в случае чего задать вопрос. Так задать, чтобы ответил чисто конкретно.
Жена не проснулась: телефон был на вибросигнале. Но Малян сам разбудил. Срочно нужна была разрядка. Он азартно взял ее, полусонную, но от этого не менее сладкую и податливую.
Глава одиннадцатая. Бося на охотничьей тропе
Волею фортуны именно в ту же ночь на 18 мая 2008 года, когда доктор Фасольев выкачал из Любаши информацию и "обесточил" ее мозг, вызвав так называемую ретроградную амнезию, бывший спортсмен и бандит, а ныне почти респектабельный глава охранной службы Никита Павлович Босягин до утра снимал сверхвысокое сексуальное напряжение Инги Михайловны, аккумулированное за месяц разлуки.
Совершенно изможденная и счастливая, как ребенок, объевшийся сладким, Инга Михайловна с нежностью наблюдала за своим героем, поглощающим поздний завтрак. Бося восседал с обнаженным торсом и упихивал в рот здоровенные куски жареной корейки с яичницей.
Бося не торопил обещанную "плату". Она же, не будь дурой, кое-что решила припасти на другой раз. Но бонус пора было вручать.
– Так ты представляешь, этот жук, про которого я тебе тогда говорила, за восемь с небольшим месяцев надыбал с биржи восемнадцать миллионов. И ставил, считай, безошибочно. На сто операций пяток убыточных, по мелочи. Нормально, да?
– И что ты об этом думаешь? – спросил Бося с набитым ртом.
– Насколько я понимаю, этого не может быть, потому что не может быть никогда.
– Наверно, компьютер за него считает?