- Осторожно, шлагбаум! - воскликнул мальчуган. Ринальдо благоразумно остановился у первого шлагбаума, перед самым въездом в Сиракузы.
Не доезжая моста, Антонио дёрнул вожжи и повернул налево. Он затормозил перед рестораном "Бандьера", и тотчас же в дверях появился его давнишний приятель Карло.
Вдруг, откуда ни возьмись, вокруг тележки и Ринальдо собралась целая толпа ребятишек от четырёх до восьми лет, завзятых попрошаек.
Случись что-нибудь неожиданное, хотя бы небольшой затор в уличном движении, ребятишки - тут как тут. Маленькие оборвыши моментально сбегаются к месту происшествия, размахивают кулаками, толкают друг друга и возбуждённо кричат.
- Купишь у меня рыбу? - спросил Антонио приятеля.
Карло кивнул головой, слегка прищурив свои чёрные, узкие, как у монгола, глаза.
- Сколько заплатишь?
- Не бойся, не обману, - ответил Карло.
- Тогда давай выгружать. Эй, вы, проваливайте отсюда! - прикрикнул на малышей Антонио.
Ребятишки орали во всё горло, прыгали вокруг тележки и не думали проваливать.
Карло и Антонио перетащили ящики в большую чистую кухню. В огромном котле кипела вода для спагетти, а на сковороде поджаривались помидоры, - лучшей приправы для спагетти не найдёшь.
Карло отсчитал деньги своему другу, и они расстались.
Однако вместо того, чтобы возвратиться в Мардзамеми, Антонио вдруг повернул направо и взял курс на Флоридию. Ринальдо разволновался: перемена маршрута не предвещала ему ничего доброго; кто знает, в котором часу они теперь попадут домой.
Во Флоридии Антонио сразу же показали пекарню горбуна. Голова Ореста едва виднелась из-за прилавка; он продавал хлеб, и пекарня до отказа была набита людьми. Как только горбун заметил Антонио, он моментально узнал мальчика и обрадовался.
На длинных деревянных столах стояли формы, в них поднималось пухлое белое тесто, а в глубине так и пыхтела жаром большая квадратная печь допотопной конструкции.
- Сегодня хлеб печём на всю неделю, - сказал Орест, подходя к Антонио после того, как отпустил всех покупателей. Вместо себя за прилавком пекарь оставил маленького оборвыша с голодными глазами, питавшегося, по-видимому, одним только хлебом, который давал ему Орест, и в случае большой удачи помидорами.
Горбун провёл Антонио в комнату, смежную с лавкой. Здесь тоже была печь, только значительно меньшего размера. В ней обжигались изделия из глины.
- Там пеку, здесь леплю, вот и зарабатываю себе на жизнь, - сказал не без гордости горбун.
Он очень любил своё дело и говорил о нём с таким воодушевлением, что совершенно преображался. Антонио слушал Ореста с восторгом и уже давно не замечал, что на спине у него горб.
Пекарь подошёл к деревянной скамейке, на которой лежало что-то огромное, шарообразное, покрытое сверху мокрой тряпкой.
- Это глина для посуды. Её надо всегда держать влажной. - Горбун отрезал кусок и принялся вертеть его в руках. Работа доставляла ему такое удовольствие, что на него приятно было смотреть и появлялось желание делать то же самое.
- А где я возьму глину? - спросил Антонио.
- Не беспокойся, я достану, - пообещал Орест.
"Одно дело сделано,- подумал Антонио,- но самое трудное ещё впереди".
Горбун продолжал мять глину. Постепенно начали вырисовываться контуры статуэтки античного воина в шлеме и со щитом.
- Это Орест, - объяснил горбун.
- Вы? - удивился Антонио.
- Нет, к сожалению, не я, - ответил горбун. – Этот Орест был красивым и сильным; правда, у него тоже был свой горб.
Антонио в недоумении посмотрел на пекаря: у воина на спине не было никакого горба.
- Когда Орест был совсем ещё маленьким, у него убили отца и его самого тоже хотели прикончить, только чудом ребёнка спасли и увезли далеко-далеко.
- А кто убил его отца? - спросил Антонио с нескрываемым интересом.
- Мать ребёнка Клитемнестра, - осуждающе произнёс горбун. - Она хотела выйти замуж за другого и сделать его царём.
- И она вышла за него замуж? - спросил Антонио.
- Да, но вернулся Орест и убил их обоих.
- Ах, вот как! - воскликнул мальчуган.
- Горб не всегда бывает снаружи, иногда он лежит на сердце, дорогой мой, - изрёк Орест-горбун, в последний раз проводя указательным пальцем по фигурке воина. - Вот и готово! Теперь нужно подсушить, а потом поставить в печь, как ставят хлеб. - Пекарь засмеялся. - Обожжённая глина цветом своим и вправду похожа на хлебную корку.
Антонио слушал очень внимательно.
- Но если захочешь раскрасить фигурку, тогда дело обстоит сложнее. Это я объясню тебе в следующий раз.
- А как делают тарелки и кувшины? - спросил Антонио.
Орест взял ещё кусок глины, помял его в руках, положил на гончарный круг, а сам уселся рядом на низенькой табуретке. Нажимая на педали, горбун привёл в движение колесо и, не переставая, выравнивал глину, которая словно чудом приобретала всё более чёткие формы.
- Какой вы молодец! - воскликнул восхищённый Антонио, когда тарелка была готова.
- Хочешь попробовать? - спросил Орест.
По-видимому, его горб был добрый, в отличие от мрачного и жестокого горба, который скрывался в душе того, античного Ореста.
- Когда жил тот Орест? - спросил мальчуган.
- Тот Орест жил много столетий тому назад, но он живёт ещё и по сей день, - ответил горбун.
Антонио, ошеломлённый, с недоверием посмотрел на пекаря.
- Разве ты никогда не был в театре в Сиракузах?
- Не был, - ответил Антонио.
- Ты ещё молод, успеешь побывать и там, - сказал, улыбаясь, горбун. - Ну, так как, хочешь попробовать?
Антонио взял кусок мокрой глины. Она была тяжёлой и прилипала к пальцам. Работать с глиной оказалось не так просто, как он себе представлял, наблюдая за движениями горбуна.
Мальчик попытался придать массе форму тарелки, но она получилась такой уродливой, что на неё невозможно было смотреть без жалости. Он положил форму на широкое колесо гончарного круга и нажал педаль. Колесо завертелось с головокружительной быстротой, и глина выскользнула у него из рук.
- Не так быстро, помедленней, - сказал Орест.
Антонио с трудом удалось снова ухватиться за кусок глины, и он принялся усердно обрабатывать её.
- Смочи руки. Нет, не так, выровняй только с одной стороны, - советовал Орест. - Ещё медленнее. Вот так. Теперь быстрее. Хорошо, молодец, отлично!
Так появилась на свет первая тарелка, сделанная собственноручно Антонио. Она получилась немного кривой, с ямкой посредине, но в общем не совсем уж никудышной. Мальчик был счастлив.
Да это и понятно: сделать настоящую вещь самому из бесформенной глины, пусть даже кривую тарелку, необычайно интересно. И хлеб печь; должно быть, очень интересно. К тому же это приносит пользу людям. Домой возвращались очень поздно.
Ринальдо, подкрепившись куском чёрствого хлеба, которым угостил его Орест, почти до самого дома бежал рысью.
Секрет изготовления глиняной посуды, открытый мальчику горбуном, остался тайной между Антонио и Ринальдо.
Глава 4. Исчезновение Тома
Они были на пляже вчетвером. Правда, нельзя назвать пляжем в буквальном смысле слова место, покрытое толстым слоем сухих водорослей, по которому ступаешь, как по мягкому дивану. Этот громадный диван сухих водорослей под открытым небом и море, расстилавшееся наподобие ковра, находились в самой крайней точке треугольного острова, именуемого Сицилией.
О чём ещё могли мечтать четверо ребят и одна собака?! Площадь в Мардзамеми совсем не то, что обычно принято называть площадью. Это клочок земли, изрезанный неровными холмами и окружённый со всех сторон игрушечными домиками, среди которых выделяется крохотная церквушка с двумя ступеньками и фасад старого дворца.
Некогда в этом дворце, по-видимому, жили люди. Теперь его превратили в сарай и время от времени к нему подъезжают повозки, нагружённые доверху соломой, которые спустя несколько минут возвращаются порожняком.
Площадь казалась замкнутой со всех сторон. Однако в самом дальнем углу её, между двумя домами, зияла дыра, в которую свободно мог пролезть человек среднего роста. Сквозь этот проход попадали прямо к морю. Правда, прежде чем очутиться на море, приходилось миновать полосу гранитных глыб, среди которых лежали опрокинутые лодки.
Антонио, Розалия, Джанджи и Том проникли на берег сквозь эту дыру, вырезанную в сплошной стене домов, словно кусок из торта.
И только Карчофо появился с противоположной стороны из-за высоких каменных глыб, которыми заканчивался пляж.
Держа руки в карманах, Карчофо не спеша ступал по самому краю песчаного морского берега, словно эквилибрист по проволоке, и насвистывал. Вдруг мальчуган увидел нечто интересное. Полоска, как раз та самая, по которой он шёл, казалось ожила. Она была окрашена в бледно-розовый цвет и едва заметно колыхалась вместе с морем. Карчофо не поверил своим глазам. Он присмотрелся получше; это были крохотные кораллики, обломки, мельчайшие частички, которые вода раскрошила и унесла с больших коралловых деревьев, растущих на дне моря.
Джузеппанджело Барони, по прозвищу Карчофо, наклонился и поднял на ладони несколько зёрнышек вместе с песком. Крошки выглядели живыми. Карчофо пришёл в восторг.
Он свистнул, и тотчас же Антонио, Розалия и Джанджи побежали босиком по нити нежнейшего розоватого ожерелья, которым тщеславное море украсило себя в тот вечер. Следом за ними мчался Том. Дети собирали причудливые кораллики, и только Тому никак не удавалось их поднять: пудель набрасывался лапами на зёрнышки, и они тут же проваливались в песок, а он мотал головой и чихал для пущей важности.
Дети наклонившись собирали кораллы, и тут Антонио тихо, как бы невзначай, сказал:
- А у меня есть аккордеон.
Джанджи так и сел от удивления, а Том принялся громко лаять. Антонио, не поднимая головы, посмотрел снизу вверх на Джанджи такими сияющими глазами, что малышу захотелось его обнять, но он не решился это сделать, ведь Антонио почти взрослый.
- Так и передай Тури: теперь у меня есть аккордеон, - сказал Антонио.
Джанджи кивнул головой и улыбнулся.
Дети сняли с себя трусы, дырявые майки и бросились в воду, в тёплую, освежающую воду, какая обычно бывает в час заката. Только Том ничего с себя не снял, потому что чёрная мохнатая шубка была плотно приклеена к нему с того самого момента, как он родился, и останется приклеенной до самой смерти. Разве это не подходящий предлог увильнуть от купанья?
Пудель в нерешительности бегал взад и вперёд по пляжу и лаял изо всех сил. Джанджи голышом вылез из воды и бросился к Тому. Он насильно втащил его в море и подтолкнул.
Том послушно поплыл: ведь иногда приходится делать вещи, которые совсем не по душе! Потом он повернул назад, не обращая внимания на оклики Джанджи и остальных ребят; теперь пёс успокоился, совесть его была чиста: он выполнил свой долг.
На берегу Том, отяжелевший от воды, почти не мог двигаться. Он энергично встряхнулся, обрызгав пляж на два метра в окружности, а затем принялся кататься на сухих водорослях и вскоре превратился в какое-то подобие африканского идола, утыканного соломой, перьями листьями и стеблями.
Но тут на пляж хлынула другая ватага ребятишек, проникших с площади через тот же самый узкий проход. Они орали, валялись на водорослях пуще Тома, подбрасывали вверх трусы и майки, оставленные на берегу Антонио, Джанджи и Карчофо, угрожали утащить передник Розалии. Девочка, сама не своя от злости, в сопровождении трёх мальчишек, моментально поплыла к берегу.
Тем временем Том, забыв обо всех и обо всём на свете, тёрся о камни, чтобы стряхнуть с себя водоросли; он делал это с таким же усердием, с каким раньше утыкал ими свою чёрную шубку.
Ребята вылезли из воды и кинулись на разбойников. Произошла крупная потасовка. Спустя несколько минут Карчофо, Джанджи и Антонио оказались победителями. В этом им помогла Розалия - она кусала, царапала и неистово лупила врагов.
Агрессоры пустились наутёк. Они исчезли в мгновение ока, отпустив на ходу по адресу победителей немало едких шуток и угроз.
Но с поля боя исчез Том.
Джанджи искал своего друга повсюду. Как только ни звал он его, какие клички и имена ни придумывал, как ни свистел, - всё было бесполезно.
Малыш не на шутку испугался. Испугались и остальные ребята.
Все вместе они устремились на поиски собаки. Дети осмотрели на пляже каждый уголок. Они перевёртывали сохнувшие лодки, заглядывали за каменные глыбы, но Тома нигде не было.
Джанджи заплакал так, что казалось, душа рвётся у него на куски и выходит наружу вместе со слезами.
- Том! Том! - шептал он чуть слышно и чертил пальцем на песке какие-то замысловатые фигурки, которые ровно ничего не означали.
- Мы во что бы то ни стало должны найти Тома, - заявил Антонио.
Дети смотрели на Джанджи, не решаясь к нему подойти.
- Вставай! - сказала, наконец, Розалия и взяла за руку малыша. - Пойдём к Тури!
Джанджи послушался. Одно имя "Тури" вселило в него надежду. Только благодаря ему снова мог появиться Том в чёрной мохнатой шубке, с холодным носом и дрожащим хвостиком.
Дети пересекли площадь, поднялись в гору и направились к запылённой изгороди, окружавшей садик Тури.
Тури сидел у порога своей лачуги, что-то мастерил из соломы и насвистывал.
Если бы молодой человек умел записывать музыку, красивый мотив, который он насвистывал, мог бы сохраниться надолго, но он не знал, как это делается, а потому, когда работа подошла к концу, звуки растворились в воздухе и исчезли.
Ещё издали увидев ребятишек, Тури понял: случилось что-то неладное.
- Тури! - окликнул юношу Антонио, подходя к самому дому. Мальчуган держал руки в карманах и лишь головой кивнул на Джанджи, который шёл позади всех, словно прячась за спины товарищей. Всегда бывает немного стыдно своего горя и не хочется его показывать, особенно перед теми, кого очень любишь.
- Джанджи! - подозвал малыша Тури, поднял его и усадил к себе на колени.
Ребёнок опустил голову.
- Том исчез!
- Том потерялся!
- Пропал Том! Его никак не найти!
- Куда же он подевался? - кричали дети наперебой. Они не могли молча переносить постигшее их горе.
- Том исчез? Как это произошло? - спросил Тури.
Ему рассказали. Вернее, рассказал Антонио, в то время как остальные старательно следили за тем, чтобы он чего-нибудь не упустил.
- Ну ладно, мы достанем другую собаку, - сказал Тури, внимательно выслушав рассказ Антонио.
У Джанджи дрожь прошла по всему телу. Тури почувствовал это. Малыш, конечно, прав. Том есть Том, и никакая другая собака не может его заменить.
- Ну, хорошо, тогда мы найдём Тома, - поправился Тури - Не волнуйтесь, ребята, и ты, Джанджи, успокойся. А кто был на пляже?
- Раффаэле, Чиччо, Нино, - ответил Антонио.
- И Мантеллина, - выпалил Карчофо.
- Как ты сказал? Мантеллина? - удивился Тури.
- Да, Мантеллина; его так зовут.
- Аугусто ди Калашибетта, - уточнил Антонио.
Аугусто ди Калашибетта звали Мантеллиной, потому что у него не было никакой одежды, кроме старого серовато-зелёного плаща - мантелло, сохранившегося, по-видимому, с тех пор, когда отец его служил солдатом.
Родители Мантеллины, люди очень бедные, недавно приехали в эти места оттуда, где жилось ещё хуже.
Аугусто ди Калашибетта, по прозвищу Мантеллина, бледный худощавый мальчуган с впалыми щеками и глубокими злыми глазами, всегда ходил невероятно грязный и оборванный.
- Мантеллина плохой мальчишка, - заявил Карчофо, - Это он, должно быть, украл собаку.
- А ты разве хороший?! - воскликнул Тури. - Если дразнишь его Мантеллиной, - может быть, он украл Тома вам назло.
- Но все его так зовут, - ответил Джузеппанджело Барони. - Меня же вот зовут Карчофо.
- Да, но ведь его прозвище обидное: у мальчика действительно нет больше ничего - ни штанов, ни майки.
Карчофо молчал, а Тури подумал: "Хоть бы не искалечили бедную собаку!"
- Мы найдём Тома, вот увидите! - решительно произнёс молодой человек. - Будьте спокойны!
У Джанджи снова появилась надежда. Тури наверняка найдёт Тома. Тури всегда помогал мальчику, когда на душе у него было тяжело, и Джанджи верил своему взрослому другу.
- У Антонио есть аккордеон, - прошептал малыш, заранее предвкушая, какую огромную радость он доставит Тури.
Юноша действительно обрадовался. Он взглянул на Антонио, а тот покраснел, словно захваченный на месте преступления.
- Нельзя сказать, что аккордеон у меня уже есть, но он будет, - многозначительно произнёс Антонио, и больше из него невозможно было вытянуть ни слова.
В эту ночь Джанджи приснился Том, прикованный толстой железной цепью. Он жалобно выл и не мог ни сидеть, ни лежать, а всё смотрел на мальчика умоляющими глазами. Потом пришёл Тури с огромными клещами в руках и разбил цепь. Джанджи почувствовал, как тёплая мохнатая шубка прильнула к его телу, а холодный нос прикоснулся к щеке.