Саймон решил не искушать судьбу и промолчал, но он при всем желании не мог понять, как можно запомнить, что человек ел на завтрак - кукурузные хлопья или хлопья с отрубями, - и при этом забыть, что он насвистывал, когда уходил из дома и прочь из твоей жизни. А ведь это гораздо важнее. Эта мелодия, быть может, является ключом к его мыслям. И о чем вообще думает человек ненамного старше самого Саймона, который уходит из дома, чтобы начать новую жизнь на новом месте? Что он может насвистывать? "Бродягу-мечтателя"? "Долгую безлюдную дорогу"? Или: "Уезжаю я в город, обратно меня не жди"?
И теперь, в душном классе, мелодия, о которой он думал, нота за нотой всплыла на поверхность и завертелась у него в голове, пока рука уверенно скользила по бумаге, занося в дневник все, что мама рассказала ему накануне вечером. Когда обрывки песни просочились сквозь сжатые зубы Саймона и он тихо засвистел, мисс Арнотт ничего ему не сказала. Ведь он же не собирался мешать остальным. Казалось, он даже не замечал, что свистит. Она еще раз бесшумно обошла класс и снова встала у него за спиной, чтобы, заглянув через плечо, прочесть последние написанные им строчки.
И самое странное, что в тот день мой отец был в хорошем настроении и ни на что не сердился. И поэтому, как мне кажется, он не то чтобы бросил нас, а просто пошел вперед, к чему бы он там ни стремился. И еще я понял другое. Я понял, что, если бы меня не было, если бы я не родился, то сегодня он был бы просто одним из бывших маминых приятелей, о которых она и думать забыла. Если бы меня не было, она, скорее всего, не только не вспомнила бы, как он выглядел и что ел на завтрак, она и имени бы его не вспомнила.
Мне бы только очень хотелось узнать, что он насви…
И тут прозвенел звонок.
Все с надеждой повернулись к мисс Арнотт, и она поскорее отскочила назад, чтобы Саймон не догадался, что она читала его работу.
- Что, все?
- Да, можешь идти.
Он гораздо медленнее, чем обычно, запихнул свои вещи в портфель и направился к двери. Мисс Арнотт решила воспользоваться случаем и поговорить с ним.
- Саймон…
Он обернулся.
Мисс Арнотт не знала, как бы так сказать, чтобы не обидеть его. В конце концов она просто дружески заметила:
- Надо же, сколько ты сегодня написал.
Саймон пожал плечами.
И она решила продолжить.
- Не все начинают учиться сразу. Таких мы называем "поздние цветы". Годами валяют дурака, не видя никакого смысла в занятиях. Но в один прекрасный день на них снисходит озарение, и они начинают получать удовольствие от учебы.
Она помедлила.
Саймон молчал.
Мисс Арнотт знала, что можно запросто прекратить этот разговор. Но ей никак не давало покоя простое жгучее любопытство, и она попробовала подступиться к нему еще один, последний раз.
- А вдруг это именно то, что случилось с тобой сегодня?
Саймон разглядывал свои большие ноги. Он не жалел о том, что потратил на работу столько сил и времени. Но почти весь энтузиазм и чувство вины, что он испытывал вначале, исчезли. Он чувствовал себя пустым стержнем от ручки, израсходованным и ненужным. На мгновение он подумал было стать новым человеком, возрожденным Саймоном, который трепетно выполняет домашнюю работу и вовремя сдает ее, который проводит большую перемену в библиотеке, увлеченно обсуждая с учителями академические проекты. Ведь последние сорок минут прошли не так уж плохо. Немного болела рука. И на пальце осталась красная вмятина - в том месте, где он держал ручку (правда, по сравнению с травмами, которые можно было получить за десять минут футбольной тренировки и которые он часто даже не замечал, это была полная ерунда). Но что ему не понравилось - более того, что совершенно вывело его из себя, - так это то, что эти сорок минут прошли. Прошли навсегда. Щелк! И все. А он так погрузился в работу, что даже не заметил этого. Целые сорок минут он вел себя как последний ботаник, который, закрыв прочитанную книгу, с удивлением обнаруживает, что уже стемнело.
Нет. Так ведь расслабишься и не заметишь, что вся жизнь прошла. Надо все время быть начеку.
Мисс Арнотт все еще смотрела на него с надеждой. А Саймону всегда нравилась мисс Арнотт, и он не хотел разрушать ее наивные педагогические мечты.
Пошаркав ногами, он изо всех сил постарался быть дипломатичным:
- Возможно, - сказал он. И повторил, немного тверже: - Возможно.
И, чтобы избежать дальнейших мучений, поспешил к выходу.
Едва оказавшись в коридоре, Саймон почувствовал, что пригвожден к стене чем-то, что он поначалу принял за крошечный броневичок.
Над ним возвышался Саид, улыбаясь как последний идиот.
- Что это за фигня? - призвал его к ответу Саймон.
Саид отъехал на несколько дюймов, чтобы Саймон мог высвободиться и получше рассмотреть его изобретение.
- Что, не видишь? Это коляска.
- Почему у нее восемь колес?
Саид закатил глаза.
- Потому что на самом деле это две коляски, сцепленные вместе проволокой для плавкого предохранителя, которую Туллис стащил для меня, вот почему.
- Но зачем это?
- Мучные младенцы. - Глаза Саида горели. - Смотри сюда, Сайм. Сколько мучных младенцев, по-твоему, можно запихнуть в одну коляску, так, чтобы они при этом не вывалились?
Саймон достал свою куклу из портфеля и усадил ее сбоку, как королеву.
- Около десяти, - сказал он, немного поразмыслив. - Придется потесниться, но они не вывалятся.
- Именно! - торжествующе воскликнул Саид. - Десять здесь, впереди, и девять сзади. Все девятнадцать младенцев в двух колясках, связанных вместе.
- И что?
Саид начинал терять терпение.
- Не тормози, Сайм! Это ясли на колесах. Детский сад!
- Детский ад… - пробормотал Саймон.
Саид начал толкать коляски вперед. Жестко сцепленные между собой, коляски были совершенно неуправляемы и не вписывались в поворот. Саиду пришлось выполнить разворот в три приема, повинуясь эмоциональным, но бестолковым указаниям Саймона.
- В этом весь смысл, - настаивал Саид, когда им, наконец, удалось вырулить на прямую. - Чем больше младенцев я сюда запихну, тем больше заработаю.
Саймон ничего не понимал.
- Заработаю?
Саид уставился на него.
- Это не благотворительный детский сад, - строго сказал он. - Я беру на себя ответственность - значит, я беру деньги. Это бизнес.
- Забей, Саид, - презрительно сказал Саймон. - Никто на такое не подпишется. Никто.
- Подпишутся как миленькие, - весело заверил его Саид. - У меня уже набралось с десяток желающих, плюс еще трое собирались пересчитать свои сбережения и решить, по карману ли им…
Бумммм!
Он врезался в доктора Фелтома, который выскочил из-за угла с такой скоростью, что не успел вовремя остановиться. Саймон готовился к худшему. К колоссальной выволочке. К новому наказанию. Пятьдесят строчек работы над ошибками. Но доктор Фелтом, придя в себя, просто обошел вокруг странное восьмиколесное транспортное средство, оценивая на глаз его характеристики и прикидывая его возможности.
- Невероятно!
Он обернулся к небольшой кучке своих приспешников, следовавших за ним с лабораторным оборудованием в руках.
- Невероятно! Какое совпадение! Не далее чем сегодня утром мы обсуждали подвижность транспортных средств, и вот перед нами идеальный пример того, что я пытался вам объяснить. Отметьте, что при жесткой прямоугольной конструкции таких размеров…
Он замолчал и заглянул под коляски.
- Восемь колес…
Сбитый с толку, он снова осекся.
- Что это? - спросил он, указывая на сцепку. - Это что, проволока для тридцатиамперного плавкого предохранителя? Надеюсь, вы не стащили ее у мистера Хайема!
И не дожидаясь ответа, он поспешил дальше, а за ним и его ученики. На ходу он все еще увлеченно рассказывал о таких загадочных вещах, как угол проходимости и трансмиссия.
Саймон и Саид прислонились к стене, глядя им вслед. Саид радовался, что кража десяти метров проволоки осталась нераскрытой, а Саймон в очередной раз убедился, что был прав, отказавшись от мысли стать ботаником. В ту минуту он снова почувствовал себя в полной безопасности.
Они молча постояли еще несколько секунд. Когда последний из свиты доктора Фелтома исчез за углом, Саид легонько пихнул Саймона.
- Вот горемыки… - сказал он. покачав головой.
И Саймон эхом ответил ему:
- Да, горемыки…
Они не без усилия стряхнули с себя скорбное настроение, невольно навеянное той малой толикой информации, которую они усвоили из импровизированного урока о подвижности транспортных средств.
И вместе покатили коляску дальше, задумав разыскать какой-нибудь крутой склон, чтобы немного повеселиться и прогнать печальные мысли.
6
На одиннадцатый день терпение Робина Фостера лопнуло, и он зафутболил своего младенца в канал. В считанные секунды младенец пошел ко дну. За три дня до этого события, на очередном контрольном взвешивании, которое устраивали два раза в неделю, дела обстояли не так уж и плохо. Младенец Фостера не потерял в весе из-за плохого обращения. И не прибавил из-за влаги. Но когда на одиннадцатый день Робин возвращался домой из школы, что-то в нем сломалось, в результате чего со дна канала поднялось несколько пузырей, а через перила на грязную черную воду уставилось несколько любопытных лиц.
- Смертельный удар!
- С концами!
- Ну ты даешь!
- Зачем ты это сделал?
Но Робин, похоже, не собирался ничего объяснять.
- Я просто не мог иначе, ясно?
- Нет, - сказал Саймон, поправляя чепчик своей кукле. - Не ясно. Мне совершенно не ясно.
Робин злобно взглянул на него.
- Откуда я знаю, может, за твоей проще ухаживать, чем за моей.
- Фигня! - презрительно фыркнул Саймон, хотя в глубине души подумал, что, может быть, так оно и есть. Она так смотрела на него своими большими круглыми глазами, что заботиться за ней было совсем просто. Саймон часто по-приятельски болтал с ней. "Удобно?" - спрашивал он, укладывая ее в портфель поверх остальных вещей. "Довольна?" - когда сажал на платяной шкаф (единственное место, где Макферсон не мог достать ее). Пожертвовать ею ради Великого Взрыва будет непросто. Но это по крайней мере будет что-то выдающееся, что-то невероятно крутое. Он не понимал, как можно просто так зафутболить ее в канал.
- Зачем ты это сделал? - снова спросил он.
Если бы его спросил только Саймон, Робин проигнорировал бы его вопрос. К тому же сейчас уже все знали, что Саймон Мартин слегка помешался на своем мешке с мукой. Но кроме Саймона на него уставились еще трое. Гуин Филлипс даже слез с велосипеда. Все стояли перед ним, ожидая ответа. Робин подумал, что они похожи на стаю шакалов, окруживших несчастного раненого олененка.
- Не знаю я, почему это сделал, - отрезал он. - Надоело мне все, ясно? Достала смотреть на меня с утра до ночи.
- Твоя не смотрела, - возмутился Саймон. - У твоей не было глаз.
Робин набросился на него.
- Да пошел ты, Саймон! Тебе-то что! Ты можешь запросто вести себя как последний придурок. Никто не посмеет смеяться над тобой, правда? Конечно, какой дурак станет дразнить гориллу за то, что она сюсюкается с шестифунтовым мешком муки и поет ему колыбельные…
- Знаешь что, Фостер…
Но Робин разошелся не на шутку.
- Тебе-то что, с такими-то кулаками? С тобой никто не захочет связываться. А нам как быть?
- Да-а!
- Вот именно!
- Фостер прав.
Саймон обернулся и увидел, что у него за спиной стоит банда предателей.
- Вы что, на его стороне?
Похоже, так оно и было.
Первым высказался Уэйн Дрисколл.
- Робин прав. Меня тоже достал мой младенец. Мне надоело всюду таскать его за собой и следить, чтобы он всегда был сухой и чистый. Меня тошнит от того, что он становится все грязнее и грязнее, даже когда я не только не трогаю, но даже не смотрю на него. Стоит мне положить его в какое-нибудь отличное надежное место всего на полчаса, а он уже весь чумазый. Знаешь, еще немного, и я тоже выкину его в канал.
Саймон попытался его урезонить.
- Почему бы тебе не отдать его в детский сад к Саиду? Они у него все сухие и чистые.
У Уэйна был готов ответ.
- Думаешь, у меня есть деньги? Я все еще должен соседям за ящик для угля.
Саймон решил проявить терпение.
- Послушай, Уэйн, - сказал он. - После прошлого "Дома с привидениями" мама Луиса ни за что не позволит ему устроить еще одну вечеринку. Так что снова использовать этот ящик вместо гроба ты еще долго не сможешь. Просто верни его, и все.
- Как? - перебил его Уэйн. - Как я верну его, если он треснул? Он не выдержал даже четырех вурдалаков и одного вампира, что теперь говорить про уголь?
Уэйн заметно скис.
- Короче, они говорят так: либо я доставлю им новый ящик для угля, либо они доставят меня в полицию. Короче, мало того, что я должен все это убирать, я еще должен купить им новый ящик.
Саймон не сдавался.
- Скажи Саиду, что заплатишь ему потом.
Тут Уэйн рассмеялся ему в лицо.
- Отличная мысль, Саймон! Только если бы ты не возился целыми днями со своей куклой, ты бы заметил, что Саид уже нанял Генри и Билла, чтобы вышибать деньги из всех, кто задерживает платеж. Как по-твоему, почему Джордж сегодня идет домой с нами? Потому что деньги на автобус у него отобрали молодчики Саида.
Он печально склонил голову набок и очень правдоподобно изобразил Саида: "Простите, парни. Бизнес есть бизнес!"
Но Джордж хотел сам рассказать о наболевшем.
- Вот именно. Мне надоело ходить домой пешком. Надоело отдавать все мои деньги Саиду всего за несколько свободных часов, когда мне не надо следить за этим тупым младенцем. Меня достало, что меня никто не понимает. Вчера вечером я пытался объяснить матери, как все несправедливо, а она только рассмеялась. Она даже пожалела, что когда растила нас с братом, у нее не было такого Саида, потому что она с радостью заплатила бы ему вдвойне, чтобы ненадолго избавиться от нас. Она говорит, что эти мешки с мукой полная фигня по сравнению с настоящими детьми. И раз уж речь зашла о детях, то я, мол, даже не знаю, откуда они берутся.
Он помрачнел.
- У меня и так ничего нет. Я уже потратил все карманные деньги, которые должен был получить на следующей неделе, на то, чтобы заплатить Саиду за прошлую неделю. Я так больше не могу. К концу этого дурацкого эксперимента я погрязну в долгах на несколько месяцев вперед. Месяцев! Я готов сбросить этот мешок в канал прямо сейчас!
Прежде чем Саймон успел что-либо возразить, в разговор вступил Гуин Филлипс.
- И я тоже! Мне надоело. Надоело вечно привязывать этого идиотского младенца к багажнику, да еще класть его в пакет, чтобы какая-нибудь машина его не обрызгала. Надоело вечно слушать напоминания родителей: не забудь взять его наверх, когда пойдешь спать, не забудь спустить его вниз, когда проснешься. Мне надоело следить, чтобы он не оставался в одной комнате с кошкой. Я за то, чтобы утопить его в канале вместе со всеми.
И, в доказательство своих слов, он начал раздирать полиэтиленовый пакет с младенцем, прикрепленный к багажнику его велосипеда.
Саймон хотел было отобрать у него куклу, но тут Уэйн Дрисколл, тоже готовый сбросить свой мешок в воду, закричал:
- Давайте устроим соревнование! Чей младенец улетит дальше!
- Чей быстрее утонет!
- У кого будет больше пузырей!
Саймон подошел ближе к каналу, широко разведя руки в стороны, чтобы остановить их.
- Нет!
На секунду они переключились на него.
- Не будь занудой, Сайм!
- Идиот!
- Да ты просто спятил из-за своей куклы!
Стоя у скользкого края канала, Саймон не сдвинулся с места.
- Послушайте, - умолял он. - Я знаю, что вы их ненавидите. Вы думаете, что это полный бред и никакая не наука, и что глупо тратить на них свое время, и лучше пусть Старый Мерин размажет вас по стенке за то, что вы их потеряли, чем таскаться с ними хотя бы еще один день.
Он развел руками.
- Но это стоит того. Стоит! Поверьте мне! Потерпите еще хотя бы…
Его глаза заблестели, когда он представил себе картину, которая помогла ему продержаться целых одиннадцать дней.
- Этот взрыв, понимаете, - стал объяснять он. - Это будет потрясающе. Офигительно! Обещаю вам! Как в Библии, ну помните, кровавые реки, нашествие лягушек, саранчи и смерть первенцев. Вы только представьте себе: сто фунтов муки взрываются в нашем классе!
- У Фостера младенец не взорвался, когда он зафутболил его в канал, - кисло заметил Джордж. - Он просто утонул.
С непреклонной убежденностью религиозного фанатика Саймон легко опроверг это неуместное высказывание.
- У Фостера слабый удар.
С этим было трудно поспорить. Они переглянулись, готовые пойти на попятную.
Уэйн сломался первым. Что уж тут скрывать, последние три года он постоянно издевался над Фостером во время игры в футбол. Что правда, то правда. Робин не мог нормально ударить далее по мячу, скомканному из бумажного пакета.
К тому же такое быстрое избавление после одиннадцати мучительных дней, в течение которых они были прикованы к этим мешкам, никак не соответствовало той величественной картине, которую Саймон неустанно им расписывал. Уэйн не поставил бы ни на один удар: ни один младенец не взорвется над водой. Гуин бьет не лучше Фостера. Да и Джордж тоже. Их мешки просто плюхнутся в воду, не оставив после себя и следа. Мешок Саймона, конечно, взорвется. В этом можно не сомневаться. Все-таки не зря он играл! за школьную сборную. Но мука развеется над водой, и все. Настоящий, незабываемый беспредел возможен только в классе.
Нет. Как ни суди, один, пусть даже сильный удар над каналом не стоит одиннадцати испорченных дней.
- Ладно, - сказал Уэйн. - Твоя взяла. Мы подождем.
Но в их рядах не было единства.
- Это еще почему? - вдруг возмутился Джордж Сполдер. - Почему мы должны ждать? Просто потому, что Сайм без умолку талдычит о своем распрекрасном взрыве? Только идиот мог поверить ему. Он наверняка ничего не понял. Старый Мерин уже сто лет работает в этом кабинете. Он не позволит взорвать там сто фунтов муки. Он еще не сошел с ума. Нет. Этого не будет никогда. Сайм его просто неправильно понял.