На этом мы и попрощались. Я поехал к Юле, а Скелет обещал держать меня в курсе дела.
Юля на этот раз лежала на кровати и была накрыта одеялом.
- Она так и не встает, - сказала мне тревожно Людмила, впуская в комнату дочери. У Людмилы при этом было такое лицо и такие умоляющие глаза, как будто она надеялась, что я смогу вылечить Юлю. Если бы это было возможно…
- Привез? - сразу спросила меня Юля, стоило мне появиться в комнате. Она протянула руку в мою сторону. Я взял ее в свою и тихонько пожал.
- Не надо больше этого, - Юля поморщилась.
- Что не надо? - даже не понял я сразу.
- Ничего этого больше не надо, - ответила Юля спокойным и ровным голосом. - Ты не должен больше считать себя моим женихом. И у тебя нет передо мной никаких обязательств. Так что не надо больше объятий, поцелуев. Это все ни к чему и только делает все еще тяжелее.
- Что ты говоришь, - возмутился я, но Юля меня остановила.
- Я протянула руку, чтобы взять таблетки, которые ты привез, - сказала она. - И больше ни за чем… Я много думала о том, что произошло, и о том, что теперь будет впереди… Мне нужно научиться жить по-новому, по-другому. Вот с этими таблетками, например.
- Но это не может длиться долго, - ответил я, обескураженный и еще не вполне ее понимая: - Таблетки перестанут действовать и помогать тебе по мере того, как ты будешь к ним привыкать.
Улыбка тронула бескровные Юлины губы. Это была странная улыбка. Юля улыбалась так, словно она была старым, умудренным жизнью человеком, столько знания жизни и даже провидения было на ее устах в тот момент, что я даже испугался.
Таблетки - ерунда, - сказала она. - Когда перестанут действовать эти, ты принесешь другие. Мы ведь останемся друзьями все равно, правда?
Юля еще некоторое время помолчала, а когда я попытался что-то сказать, ответила:
- Ну посуди сам, Феликс… Что за глупости… Ты вовсе, не обязан продолжать любить девушку, которая стала слепой. Есть же элементарный здравый смысл. Твое благородство не дает тебе этого сказать, признаться себе самому в том, что все изменилось. Но это ведь именно так. Не дай Бог, мы бы поженились сейчас. Ты станешь тяготиться мной, моей беспомощностью, моими проблемами… будет только хуже.
- Но я же по-прежнему люблю тебя, - сказал я растерянно. На самом деле я был подавлен уверенным тоном Юли, тем, как спокойно и со знанием дела ими излагала новую версию своей жизни и наших отношений.
- Вот и прекрасно, - ответила Юля. - Просто мм теперь станем друзьями. Можно, наверно, любить слепую женщину, но нелепо же становится ее мужем и жить с нею всю жизнь. Ты в конце концов проклянешь меня и себя, и все на свете.
Юля вздохнула и добавила:
- А я совсем не хотела бы, чтобы ты меня проклинал.
- Твое настроение еще изменится, - сказал я ей. Мы еще неоднократно поговорим обо всем, и ты сама поймешь, что мое отношение к тебе не изменилось. Только, может быть, мне очень больно за тебя, поэтому тебе кажется, что я стал неувереннее.
Юля взяла меня за руку. Она лежала на кровати, запрокинув лицо вверх и на нем было совершенно сомнамбулическое выражение.
- Я хочу, чтобы мы перестали об этом говорить, Феликс, - сказала она. - Нашей свадьбы не будет никогда. Тебе не нужна слепая уродливая жена, да и мне в нынешнем положении вряд ли нужен муж в качестве мужчины. Что-то я не могу себе представить наших супружеских отношений…
Она облизнула пересохшие губы и добавила:
- Ты найдешь себе другую женщину и женишься на ней. А до этого мы с тобой будем просто старыми друзьями, у которых ничего не получилось. Бывает же так. Люди планируют, но судьбе оказывается неугодно то, чего они хотят.
- На ком я женюсь? - озадаченно спросил я. - Что ты такое говоришь? Ты - моя невеста, и нету у меня на примете других женщин.
- Нет, так будут, - ответила Юля равнодушно. - Ты красивый мужчина, молодой и здоровый. Найдется… А пока что можешь завести любовницу. Меня это больше не волнует. Так тебе будет легче примириться со всем тем, что произошло.
Юля еще раз тяжело вздохнула и сжала губы.
- А я уже, кажется, совсем примирилась. Вот сейчас приму таблетки и примирюсь окончательно.
- Только будь осторожной, - сказал я. - Ты ведь знаешь примерную дозировку.
- А что будет, если я превышу ее? - поинтересовалась Юля язвительно, с горьким смешком.
- Будет - безумие, - ответил я и тотчас же прикусил себе язык.
- Безумие, - проговорила Юля. Она как бы повертела это слово на губах. - Безумие - это было бы прекрасно. Это была бы панацея, - сказала она мечтательно: - Что может быть лучше безумия в моем положении…
Не дай мне Бог сойти с ума,
Нет, лучше посох и сума…
Так писал Пушкин, а с Юлей случилось такое, что она теперь мечтала сойти с ума…
Да и то сказать - во времена Пушкина у девушек не вырезали глаза на продажу. Кстати, может быть, в этом именно и таится ответ на вопрос, почему в наше время не появляются гении вроде Пушкина. Когда такое возможно - Пушкины не живут…
- Ты теперь не приходи ко мне слишком часто, - попросила Юля. - Не надо дразнить себя и меня. Приходи пореже. Мы останемся друзьями, но нам надо постепенно отвыкать друг от друга. Что толку сейчас тебе сидеть тут. Пусть у тебя будет своя жизнь.
Я молчал и не находил, что сказать в ответ. Столько внутренней силы и мужества было в словах этой сломленной молоденькой девушки!
- Только хочу попросить тебя об одном, - Юля усмехнулась вновь и сжала мою руку, найдя ее на одеяле: - Не делай этого с мамой… С кем хочешь, но с мамой не надо…
* * *
С мамы, собственно, все и началось.
Четыре года назад я только-только начинал свою нынешнюю практику как частный доктор.
У меня оказалось несколько друзей и коллег, которые помогли мне, и я был полон радужных надежд. Кстати, многие надежды мои того времени, как ни странно, оправдались.
Тогда еще я не был таким заматеревшим, как сейчас, и меня еще смущали мои новые пациенты. Пугал их слэнг, их странные манеры, привычка лечиться по ночам…
- Когда все доброе ложится, и все недоброе встает, - цитировала моя мама что-то каждый раз, когда я вечером начинал прием больных.
Очередной такой прием еще только начинался, а я сидел, с тоской ожидая очередных своих пациенток - валютных проституток - мрачных деловых баб, которые за деньги готовы переспать даже с сенбернаром… Одна, кстати, именно такое и рассказывала…
При этом они оставались совершенно равнодушными, презирали и ненавидели мужчин и испытывали отвращение ко всему вокруг. Кроме денег, кроме шуршащих плотных долларовых бумажек.
И вот тогда появилась Людмила. Она вошла в кабинет и сразу сказала, что она по рекомендации такого-то. Так принято. Нужно обязательно сказать от кого ты пришел, в противном случае я не стану лечить. Вернее, буду, но от нескольких элементарных кожных заболеваний.
А про венерическую болезнь скажу, что не имею такого права и что очень извиняюсь и рекомендую обратиться в кожвендиспансер по месту жительства…
Но Людмила сразу сказала, от кого она. Я знал этого типа, и не мог сказать о нем почти ничего, кроме того, что он очень богат и что деньги свои заработал явно не на государственной бессрочной службе.
Я взглянул на посетительницу. На вид ей было лет тридцать. Потом выяснилось, что тридцать пять…
Это была красивая женщина, немного вульгарная, но не похожая на проститутку. Все-таки есть у них что-то особенное в облике, несмотря на все индивидуальные различия.
Посетительница же моя не имела этих отличий. Ни циничного взгляда, ни тяжелого выражения лица, ни прущего через все края хамства…
- Ложитесь, - кивнул я на гинекологическое кресло, - сейчас я дам вам подкладную. - Я встал и потянулся к шкафу, но женщина остановила меня словами:
- Не надо, доктор. У меня есть своя с собой. - Это уже окончательно убедило меня, что передо мной не проститутка. Дорогие валютные "шмары" вообще не думают о таких тонкостях. Они не понимают, зачем подкладная, не то, что носить ее с собой к доктору. Хотя, конечно, при специфике их работы можно понять их равнодушное отношение к гигиене…
Пациентка легко забралась в кресло, и я осмотрел ее.
- Гонорея, - сказал я в конце концов, откладывая в сторону зеркало и садясь обратно за стол:
- Одевайтесь.
Женщина оделась и села на стул напротив меня за столом.
- Сейчас я выпишу вам лекарство, - сказал я. - Вы будете принимать это утром, днем и вечером. Через три дня я вас жду.
- Нет, - произнесла пациентка с отчаянием в голосе. - Это невозможно. - Я вскинул на нее глаза и удивленно спросил:
- Что невозможно? Если не можете через три дня, приходите через два или через четыре.
- Нет, - ответила дама и прижала руки к груди. - Я потому к вам и пришла, что мне сказали, будто вы можете срочно.
Я понял ее. Она заболела, и теперь боялась, что узнает муж. Наверное, муж уезжал в командировку и вот-вот должен был вернуться. И ей было непременно нужно вылечиться прямо сейчас, чтобы к его приезду уже быть здоровой. Нельзя же заражать своего собственного мужа…
Я взглянул на нее повнимательнее. Это была красивая шатенка, довольно высокого роста, с отлично сохранившейся фигурой. Наверное, на чей-нибудь вкус она была крупновата и походила на кобылу, но мне такие нравятся. Может быть, потому что они мне под стать - я и сам не маленьких размеров.
И еще одно отличие было у нее, которое я сразу заметил. У нее больше зеленые глаза. Они немного удлиненные, как у кошки, и совершенно изумрудного цвета.
- Можно за два раза, - сказал я. - Только вы сами понимаете… - Я сделал вид, что замялся. Это такая манера у докторов. Некоторые врачи сейчас забыли традиции отцов и говорят пациентам все прямо в лицо открытым текстом. Что и сколько стоит…
Но я знаю, что так нельзя. У меня есть корни и представления о приличиях профессии. Их несколько, и они неукоснительно соблюдаются всеми культурными врачами еще с чеховских времен.
Никогда не называть точной суммы. Хороший пациент сам все прекрасно знает. Ему известны все расценки. А тот, кто не знает и дает меньше положенного - тот плохой пациент и его вообще не надо принимать. Пусть идет в следующий раз в поликлинику по месту жительства.
Вообще не следует употреблять слово "деньги".
Это низкое слово, оно не к лицу представителю самой гуманной профессии. Достаточно просто выразительного взгляда. Хороший пациент его сразу поймет. А что делать с плохими, я уже сказал раньше…
И третье. Деньгами не размахивать. Когда тебе их дали, они должны немедленно исчезнуть в кармане или в твоем столе. Еще лучше, если они просто растают в твоей руке. Есть такие специалисты, что добились этого долгими тренировками.
- Я готова заплатить сколько нужно, - с готовностью отозвалась дама. - Но я вас очень прошу - чтобы это прошло поскорее.
Она заплатила мне и я сделал первый укол. Второй нужно было сделать на следующий день и я гарантировал, что во всяком случае, болезнь перестанет быть заразной.
Она пришла и на следующий день, и после этого мы расстались.
Некоторое время я думал о ней, она произвела на меня впечатление. Кроме всего прочего, я не очень понимал, кто она такая. С одной стороны - не проститутка. А с другой… С другой - она совсем не смущалась. Обычно порядочные женщины, когда с ними случается такое, теряются. Они краснеют, бледнеют, нервно мнут носовой платок.
В данном случае ничего этого не было. Странно.
Но Петербург маленький город. И произошло невероятное. А если посмотреть на вещи трезво - вполне возможное. Мы встретились с моей странной пациенткой через две недели после первого знакомства.
Один мой знакомый пригласил меня в ресторан.
Дело в том, что он мой очень старый приятель, и когда он обратился ко мне за помощью, я не смог взять у него деньги. Вылечить - вылечил, но когда он протянул мне деньги, я не сумел их взять. Все-таки почти школьный товарищ…
Тогда он пригласил меня в ресторан, и я согласился. Хотя и пришлось отменять ради этого прием.
Я вел довольно замкнутый образ жизни, который диктовался в основном моим странным распорядком дня. И просто чувствовал, что мне необходимо расслабиться.
Товарищ привел меня в ресторан - огромный зал с множеством столиков, почти все они были заняты. Посредине находилась танцевальная площадка, на которой толпились люди, и все они в ритм прыгали на одном месте. Уморительная картина, скажу я вам…
Мы сидели и болтали о разных разностях. В основном о проблемах современного бизнеса - он был бизнесменом.
Козьма Прутков однажды написал:
"Три вещи, единожды начав, трудно кончить. Слушать друга, возвратившегося из дальнего путешествия, вкушать вкусную пищу, и чесать там, где чешется"…
Мы как раз "вкушали вкусную пищу", друг мой вернулся только что из Лондона, а это вполне можно считать дальним путешествием. И мы "чесали, где чешется" - потому что разговаривали о бизнесе, а у кого не чешется сейчас в этом месте?
И тут я увидел свою недавнюю пациентку. Она сидела за столиком невдалеке и смотрела прямо на меня.
- Что ты так замолчал? - с интересом спросил меня товарищ, а потом поймал мой взгляд.
- Да, ничего, - прокомментировал он, но я тут же перебил его. Я извинился и сказал, что это моя знакомая и мне хотелось бы с ней немного поболтать. Товарищ оказался не занудой и меня понял.
- Ладно, покобелируй, - сказал он. - А у меня пока что есть своя собеседница, - он весело указал на бутылку французского вина с высоким и узким горлышком.
- Потом обсудим, у кого из нас собеседница была стройнее, - засмеялся он.
Почему я захотел подойти? Не знаю, может быть, это судьба. Или мы с самого начала заинтересовали друг друга? Наверное, так.
Между людьми существует невидимое притяжение, просто зачастую судьба разводит их в разные стороны и не предоставляет возможности закрепить знакомство. Сейчас же судьбе явно было угодно свести нас вместе.
Взгляд женщины, устремленный на меня, был достаточно красноречив. Она, очевидно, не скрывалась от меня и хотела, чтобы я подошел к ней.
- Пойдемте танцевать, - пригласил я ее и она охотно согласилась. Рядом с ней сидела подруга примерно такого же возраста, только гораздо хуже сохранившаяся.
- Вы часто здесь бываете? - спросил я, едва только мы вышли в крут танцующих.
- Иногда, - уклончиво сказала она и, приблизившись, обняла меня за шею своими руками, от которых исходил сильный и приятный аромат духов.
- Как вас зовут? - спросил я. Ведь мне так и не было известно ее имя.
- Людмила, - ответила она и внезапно добавила:
- Но только не Люда… Терпеть не могу. Какая-то кличка, вроде собачьей. Люда…
Руки ее были мягкие и сильные. На Людмиле было зеленое шелковое платье без рукавов. Когда она подняла руки, я скосил глаза и увидел гладко выбритые подмышки.
- Цвет платья вам очень к лицу, - сказал я комплимент в духе прошлого века. Людмила засмеялась, открывая белые и ровные зубы, и раздвинув полные, изящно очерченные помадой губы, сказала:
- Вы заметили, что у меня красивые глаза? Я думала, что вы смотрели мне совсем в другое место.
- Но ваши глаза произвели на меня большее впечатление, - попытался я отбиться.
- Там, куда вы смотрели, тоже неплохо, - заметила она спокойно, продолжая улыбаться и тут пришел черед мне смущаться и краснеть.
Разговор был рискованный, и все равно Людмила не производила впечатления проститутки. Я мог бы за это ручаться, а я к тому времени уже понимал в этом толк.
- Вам тогда все удалось? - спросил я, чтобы перевести разговор в другое русло, а заодно и перейти в наступление: - Муж ни о чем не догадался?
- Муж? - картинно вскинула она брови: - А при чем тут муж?
Она опять "переиграла" меня. Вновь я смутился. Вероятно, в этот момент Людмила поняла, что переборщила с напористостью, и что может просто испугать меня своими играми.
- Спасибо вам, - сказала она. - Я вам очень благодарна за помощь. Все прошло.
Танец на этом закончился, и я усадил Людмилу на ее место за столиком. Она с интересом посмотрела на меня, подняв голову, но больше ничего не сказала.
Еще некоторое время мы болтали с товарищем, но меня уже интересовала только эта женщина. Все мои мысли были о ней, я был взбудоражен. Кроме того, я постоянно ловил на себе ее взгляд.
Это было совсем как у Блока:
И из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: - Лови!
Вероятно, Блок описывал что-то именно в таком роде, как было у нас в тот вечер с Людмилой.
Даже когда я отворачивался к товарищу, то невольно чувствовал на своем затылке ее взгляд.
Через некоторое время возле нашего столика появился не наш официант, не тот, который нас обслуживал.
- Вам презент, - произнес он, улыбаясь, и поставил перед нами бутылку шампанского.
- Совсем как в кино про старинных купцов, - растерянно заметил мой товарищ, озираясь по сторонам.
- И к нему записка, - официант протянул мне сложенный вчетверо листок розовой бумаги.
"Доктор, - было написано там летящим стремительным почерком. - Если вы выйдете отсюда через десять минут и сядете в красные "Жигули" с номером…, то вы сможете проводить меня домой". И стояла подпись: "Людмила".
Я первым делом посмотрел на своего товарища, который читал вместе со мной, через мое плечо.
Он улыбнулся.
- Старик, надо ехать, - сказал он решительно. - Иди, я тебя пойму… Как не проводить такую женщину? Шампанское прислала, домой позвала. Почему бы и нет доктор?
Людмилы уже не было за столиком. Я увидел только ее спину, когда она вместе со своей спутницей спускалась по лестнице в гардероб.
- Иди, иди, - сказал мой товарищ. - Что я - не человек, что ли? Я все понимаю. Мгновенная страсть и все такое. Бывает. Я бы сказал тебе - будь осторожен, но ты же сам венеролог и лучше знаешь… - Он захохотал и еще раз благословил меня на подвиги.
- Бутылку оставь, - сказал он на прощание строго. - Бутылка моя. Это мне в утешение. А тебя ждет нечто получше. - Он мечтательно причмокнул губами.
- Ну, и ты можешь немедленно найти тут кого-нибудь, - сказал я. - Да хоть официанту скажи - он тебе мигом троих приведет.
- Не-ет, - протянул приятель. - Это совсем не то… Это - блядство. А тут, у тебя - роковая страсть. Ты меня за дебила не принимай. Я разницу понимаю.
Я вышел и сел в красные "Жигули", где за рулем сидела подруга. Людмила не познакомила нас. Она просто потом объяснила, что всегда берет с собой эту свою подругу, потому что та - диабетичка и не пьет, а значит, может потом вести машину. Да и вообще - вдвоем лучше. Одинокая женщина в таких местах привлекает слишком много внимания.
Когда мы подъехали к дому Людмилы, она вышла, и я вслед за ней. Подруга - сумрачная особа кивнула на прощание, с ревом развернулась и уехала.
Во время поездки мы не сказали друг другу ни слова. Теперь, перед парадной Людмила остановилась и сказала, интригующе скользя по мне глазами:
- Вы хотите войти?
Она спросила это так, что не оставалось сомнений, в том, что это означает. Этот вопрос и мое согласие…