- Спасибо, Феликс, - почти застонал пациент. - А то она бы убила меня. Она такая строгая, у нее такие правила, что она бы никогда мне не простила. Она бы сразу развелась.
- Это вряд ли, - с сомнением сказал я. - С такими богатыми мужьями не разводятся. Это просто было бы глупостью и безрассудством с ее стороны.
- Ты ее не знаешь, Феликс, - ответил Альфред, закрывая глаза то ли в отчаянии, то ли в блаженстве. - Это - такая женщина… Символ чистоты и совершенства… Она таких моральных правил, что для нее непереносимо даже слышать о таком. Ты не поверишь…
Я не поверил. Я вообще плохо верю в такие вещи. И как в очередной раз выяснилось, я совершенно прав. Потому что через два дня после этого события мне довелось познакомиться с женой Альфреда. Тут я забегаю вперед, но уж расскажу, что через пару дней вечером ко мне пришла красивая женщина и сказала, что она от "Пахомова"… Это как бы условный знак, что она "своя"… Она сказала, что заболела и просит немедленно ее вылечить.
Я осмотрел ее и нашел трихомониаз.
- Я была на отдыхе в Болгарии, - сказала она, лежа в гинекологическом кресле. - И только два дня назад прилетела. На всякий случай я не спала с мужем, когда приехала.
- Вы случайно не супруга Альфреда? - поинтересовался я. Откуда у меня появилась эта догадка? Ведь почти половина Петербурга летает отдыхать на Солнечный Берег в Болгарию. Мало ли женщин заражается там и боится потом заразить своих мужей?
Наверное, тут сыграла роль моя юмористическая натура. Мне показалось, что было бы очень смешно, если бы эта почтенная дама оказалась женой Альфреда… Но совпадения в жизни бывают. Она именно и оказалась его женой.
- Только ради Бога, - сказала она, испуганно тараща на меня свои красивые подведенные глаза. - Альфред ничего не должен знать, вы понимаете…
Как не понять… И она ничего не должна знать об Альфреде. Мне за то и платят.
- Что же вы так неосторожно? - спросил я напоследок, перед тем, как разрешить ей встать из кресла. - Опасность заражения на южных курортах высока.
- Ах, доктор, - сказала она, смеясь и игриво глядя на меня. - Эти болгарские мужчины… Они такие горячие, от них просто спасу нет.
Она потом ушла, и я подумал, что было бы очень смешно, если бы Альфред заразил ее триппером в первую ночь после ее возвращения, а она его - трихомониазом. Что бы они потом сказали друг другу? Кто был бы признан виноватым? Наверное, Альфред.
Ему бы и в голову не пришло, что трихомониазом он обязан своей моральной и строгой супруге…
Итак, у меня была тогда довольно напряженная ночь. Как обычно, последний пациент, застегивая штаны, ушел от меня под утро. Он сел в свою машину, я услышал ревение мотора и вздохнул, понимая, что тяжелая ночь приема страждущих закончена.
Я налил себе большой бокал крымской мадеры, набухал туда лед кусками из холодильника и сел в кресло. Эту мадеру я как-то купил в количестве двух ящиков и теперь это мой ежедневный, а еще лучше сказать - ежеутренний напиток. Кто как встречает новый день, каждый по-своему приветствует лучи восходящего солнца. Кто спит, кто занимается любовью, кто собирается на работу в утреннюю смену. Криминальный доктор Феликс ранним утром пьет ледяную мадеру из большого бокала и считает деньги.
Рубли он откладывает в одну сторону, доллары - в другую. А утром, не успел я как следует выспаться, меня опять разбудил приход Скелета.
- Вы уж меня извините, что я вас беспокою по утрам, - сказал он, входя и видя, как я натягиваю халат. - Но вы сами наняли меня и, наверное, хотите, чтобы я докладывал вам о том, что удалось сделать. Ведь так?
- Конечно, так, - продирая глаза, ответил я. - Вам удалось что-нибудь узнать? Вы видели преступников?
- Конечно, нет, - ответил он раздраженно. - Вы что - принимаете меня за Господа Бога? Я не могу работать так быстро.
- Ну, после того, что вам уже удалось раскопать, я в вас не сомневаюсь, - сделал я комплимент сыщику. - Теперь я уже знаю, что от вас можно ожидать каких угодно успехов.
- Это так, - согласился лишенный ложной скромности Скелет. - Но все же не так быстро.
Он закурил и окутался клубами сигаретного дыма. От кофе он отказался, сказав, что сейчас поедет домой и ляжет спать, и поэтому не хочет терзать свою нервную систему.
- Я ведь всю ночь дежурил возле больницы, - сказал он, и я вспомнил о том, что Скелет ведь теперь действительно приступил к жесткой осаде. Я, кстати, рассказал ему о своем визите в эту больничку и о том, что мне ничего не удалось выяснить.
- А что вы надеялись узнать? - спросил Скелет. - Вы полагали, что стоит вам появиться там, как вам тут же вынесут распотрошенные трупы и заодно все расскажут?
Он сразу закурил вторую сигарету после первой. Было видно, что у него есть что сообщить и он немного нервничает.
- Вы и не могли там ничего найти, - продолжил Скелет деланно-равнодушным голосом. - И не только потому, что никто не делает такие вещи на виду, а и потому, что в больнице этим никто не занимается.
- Вы точно в этом уверены? - разочарованно спросил я. - Вы продежурили всего одну ночь и уже выяснили, что там это невозможно?
Вот тебе раз, подумал я. Ну и дела! Он так рьяно взялся за дело, а после одной ночи решил сдаться.
- Вы ведь и не предполагали, что преступники появятся в первую же ночь, - сказал я.
- Да, - согласился Скелет. - Они и не появились. Просто я увидел своими глазами, что потрошить людей в больнице технически невозможно. Там слишком много людей шляется, даже по ночам. Столько лишних свидетелей, которых невозможно убрать… Нет, в больнице это нереально.
Скелет помолчал, чтобы придать больше значительности тому, что он собирался сказать, и продолжил:
- Зато я видел морг этой больницы. Он мне очень понравился. Я его тщательно осмотрел, и с каждой минутой он нравится мне все больше.
- Что вы имеете в виду? - спросил я. - В каком смысле - нравится? Вы хотели бы там лежать после смерти? Это можно легко устроить, я думаю…
- Он нравится мне потому, что именно там и возможно делать по ночам все, что угодно, - ответил раздельно и внятно Скелет, закуривая третью сигарету. Он курил жадно и глубоко затягиваясь, и сигарета сгорела за одну минуту. В комнате у меня повисли голубые перистые облака табачного дыма. Они слоились в пронизанном солнечными лучами воздухе…
- Место тихое, рядом с въездом. То есть можно подъехать на машине и отъехать, оставшись совершенно незамеченным. В больнице - суета, а в морге никого нет. Самое подходящее место.
- Ну и? - нетерпеливо спросил я. - Что вы теперь собираетесь делать?
- Теперь, доктор, я собираюсь спросить вас кое о чем, - ответил Скелет. - Собственно, я за этим к вам и приехал. Мне нужна от вас профессиональная консультация…
- О чем? - не понял я.
- Да о морге, доктор, - ответил Скелет, усаживаясь поудобнее. - Вот скажите мне, верна ли моя догадка. Можно ли в морге проводить потрошение? Технически морг можно использовать в качестве операционной? Вот что я хотел у вас узнать.
Я чуть задумался, но много времени на размышление мне не потребовалось. Скелет казался мне гениальным сыщиком. Наверное, розыскная работа - это что-то сродни искусству. Потому что требует огромного воображения и интуиции. Интуиция у Скелета феноменальная.
- Конечно, можно, - ответил я. - Странно, как это я сам прежде не догадался. Конечно, именно морг как нельзя лучше для этого и подходит. Там обязательно есть операционная и все необходимое оборудование. И, что очень важно - холодильники, где можно хранить не только трупы, но и изъятые органы.
Скелет усмехнулся.
- Очень мило, - сказал он. - Я почему-то так и подумал. Они же делают вскрытия. И контроль за моргом, конечно, не такой, как за больничной операционной. Народу мало, в основном - покойники… Очень, очень хорошо…
Скелет задумчиво посмотрел на меня, как бы оценивал мои способности, и сказал:
- Это очень даже удачно, что именно в морге есть вакансия врача, как вы мне рассказали. Было бы очень здорово, если бы вы все-таки попытались получить это место.
- Но мне сообщили, что заведующий моргом Аркадий Моисеевич не хочет вообще брать туда никого на это место, - ответил я. - А у меня еще к тому же другая специальность.
- А вы бы все-таки попробовали, - предложил Скелет. - Дело в том, что вас, наверное, и не возьмут. Но вы хоть посмотрите на этого заведующего, на все там вокруг. Сходите на разведку, а?
Он проявил деликатность и не добавил, что поскольку расследуется мое дело и я заинтересован в его исходе больше всех, то мог бы и помочь. Зачем Скелету было это говорить мне? Я все и сам прекрасно понимал.
- Вот пусть ваша знакомая вас и порекомендует, - сказал сыщик, покачивая ногой в тяжелом ботинке. - Вас не возьмут, это точно. Но вы хоть побываете там. Потом расскажете.
Скелет хотел сказать, что если в морге творятся такие дела, то они, естественно, происходят при участии самого заведующего. Иначе - невозможно. От всех вокруг можно скрыть творящееся там, но не от заведующего же… Скорее всего, он даже и есть один из организаторов преступного бизнеса.
А если это так, то, естественно, он никого и не хочет брать на освободившуюся вакансию. Зачем ему посторонний человек, который будет только мешать?
Скелет сообщил, что будет по-прежнему дежурить каждую ночь на старом месте, только обратит теперь особое внимание на морг, и ушел. Он поехал спать, приходить в себя после бессонной ночи.
Каков молодец, подумал я. Вот ведь, говорят, что нет теперь Шерлоков Холмсов. Все есть, только за очень большие деньги.
Позвонить Хельге? Я достал ее телефон и долго сидел в кресле, размышляя. Я ведь не собирался ей звонить, хоть она и предложила.
Но теперь, когда Скелет попросил помочь ему… Ради Юли. Чтобы наказать бандитов…
Она просила лучше звонить ей домой, но сейчас был день, и не хотелось терять времени. Вдруг повезет, и она окажется в ординаторской.
Так оно и оказалось. Мне сказали, чтобы я перезвонил через полчаса, потому что Хельга заканчивает обход и скоро будет. Я позвонил через полчаса, и она была на месте.
- А, это ты, - сказала Хельга, и я услышал неподдельную радость в ее голосе. - Я еще ничего не успела узнать. С утра было много дел. Но я к вечеру все узнаю. Ты можешь не волноваться, я помню о твоей просьбе.
- Да, - сказал я. - Только у меня есть пожелание, если ты не возражаешь. Дело в том, что я очень хотел бы работать в морге. Именно там.
- Я бы сказала, что ты меня удивил, - ответила Хельга и хихикнула. - Ты случайно не некрофил? Что это тебя на покойников потянуло?
- Вот, такая у меня странность, - покорно ответил я. - Устал я от суеты. Подумал, как хорошо работать с мертвыми… Ты не могла бы подумать, как мне это устроить? Вакансия ведь есть… Может, найдем какие-нибудь подходы к этому вашему Аркадию Моисеевичу?
Хельга помолчала в трубку. Я даже слышал ее дыхание. Потом она сказала, видимо, волнуясь, потому что опять резко прорезался ее акцент:
- Я попробую все узнать. Ты можешь вечером у меня все узнать о результатах.
- А как это? - уточнил я. - Когда вечером?
- Ты можешь заехать за мной в больницу, - ответила Хельга. - Я заканчиваю в пять часов, и ты можешь встретить меня. И мы обо всем поговорим.
Я понял, что она не хочет ничего обсуждать по телефону. Это было естественно, тем более, что и я сам терпеть не могу телефонных разговоров. Всегда хорошо видеть перед собой собеседника. Слова ведь очень мало выражают. Гораздо больше значат выражение лица, глаз, тональность голоса и разные детали, которые невозможно уловить по телефону.
Недаром еще Тютчев написал о том, что "мысль изреченная есть ложь"… По телефону легко обмануться.
- Договорились, - сказал я и повесил трубку. Нужно было теперь только подумать, нет ли у меня каких-нибудь планов на вечер. Отменить визиты пациентов можно, но только не в том случае, когда у них обязательные запланированные процедуры. Я ведь работаю без медсестры, которой можно было бы это поручить. От медсестры я отказался с самого начала. У меня слишком интимный бизнес, и пациенты не хотят никаких лишних свидетелей.
Пришлось самому позвонить нескольким людям и отменить их визиты. Только одного человека пришлось уговаривать и извиняться. В конце концов я упросил его приехать ко мне днем и получить свою дозу лекарств. Он не должен был пропустить этот день, иначе лечение пошло бы насмарку.
И к пяти часам я был свободен, как птица в полете.
Хельга вышла из ворот больницы ровно в пять, когда я уже стоял возле своей машины, поджидая ее.
Она была красива, как всегда. Еще накануне я это отметил. Теперь она еще, несомненно, готовилась к встрече со мной. Она была красиво причесана, накрашена.
Накрашена не сильно - чуть-чуть, как и подобает интеллигентной женщине. Главным ее достоинством были волосы - тяжелые, золотисто-платиновые, рассыпавшиеся по плечам. Может быть, именно благодаря этим волосам она и казалась такой молодой. Совсем как в юности, когда мое сердце сладко замирало при виде ее.
Хельга увидела мою машину и села в нее.
- Будем целоваться? - спросил я тоном завзятого обольстителя. Мне иногда нравится надевать эту маску.
- Зачем? - удивленно подняла она на меня свои голубые глаза.
- Ну, старым друзьям положено целоваться при встрече, - ответил я, не смутившись ее удивлением. Хельга тут же потянулась ко мне и подставила мне свою щеку. Я поцеловал ее, ощутив аромат духов, от которого у меня закружилась голова.
"Осторожнее, - сказал я себе. - Оказывается, Феликс, хоть и столько лет прошло, а ты еще не избавился до конца от таинственного очарования этой загадочной женщины".
Хельга засмеялась, почувствовав мой поцелуй, и сказала:
- Ладно, поехали.
- Куда? - спросил я, заводя мотор.
- Домой, - ответила она. - Куда же еще ехать после работы одинокой женщине? А ты думал - в ресторан? Плясать канкан?
- Нет, но мы могли бы заехать куда-то, поговорить, - промямлил я.
- Домой, - решительно ответила Хельга, и я повиновался. Она назвала адрес в районе Ржевки, где целый город новых домов. Мы промчались по широким проспектам нового района и скоро подъехали к ее дому. По дороге Хельга рассказала мне, что у них в больнице есть две вакансии, о которых мне не сообщили в отделе кадров. Требуются рентгенолог и невропатолог…
- Ты мог бы поискать в других больницах, - сказала Хельга с сожалением в голосе. - Наверняка ведь требуются и венерологи-дерматологи, а у тебя большая квалификация. Если уж ты все равно решил покончить с частной практикой.
- А что Аркадий Моисеевич? - спросил я. - Ты узнала что-нибудь о нем?
Хельга засмеялась вновь:
- Ты все не оставил свою дикую затею? Зачем тебе морг? Это же тоска, и потом все-таки неприятно.
- Мне показалось, что я хотел бы работать в тишине с покойниками, - ответил я. - А потом ведь, ты сама понимаешь, что там ответственность гораздо меньше, чем с живыми больными. Ведь покойники уже все равно мертвы.
- Но там тебе пришлось бы давать заключения о смерти, - возразила Хельга. - А это в некоторых случаях очень ответственное дело. Наверняка, тебе пришлось бы многому учиться.
- А нельзя ли мне самому поговорить с Аркадием Моисеевичем? - спросил я на всякий случай. - Может быть, мы с ним смогли бы договориться?
- Все же я так и продолжаю думать, что ты, наверное, некрофил, - ответила с легкой досадой Хельга. - Иначе что ты так загорелся идеей работать в морге?
Мы подъехали к ее дому, и она взглянула на меня:
- Феликс, ты ведь никогда у меня не был? Мы могли бы пообедать. Или поужинать, как тебе больше понравится.
Это было приглашение. Хельга смотрела на меня своими голубыми глазами, и я прочел в них, что приглашение искреннее, не случайно же я всегда предпочитал разговоры с глазу на глаз телефонным переговорам. Пригласи она меня к себе по телефону, я наверняка бы отказался, потому что счел бы его неискренним. А сейчас, видя ее лицо, я дрогнул. И сломался.
- Хорошо, - сказал я, вытаскивая ключ зажигания и кладя его в карман. - Спасибо.
Мы поднялись к Хельге в ее двухкомнатную квартирку, где она тотчас же усадила меня в столовой комнате, а сама принялась хлопотать, приготовляя обед.
- Не беспокойся, это быстро, - успокоила она меня. - Все готово, осталось только разогреть и кое-что нарезать.
Пока она хлопотала на кухне, у меня была возможность рассмотреть ее квартиру. И ведь не то, чтобы мне было как-то слишком интересно, как живут люди, но я люблю разглядывать чужие дома.
Дело в том, что по квартире и по ее обстановке сразу видно, что за человек живет здесь. Очень многое можно сказать по квартире, в которой оказался. Я уж не говорю о наличии книг в квартире. По этому много можно сказать. В семидесятые и восьмидесятые годы было модно иметь много новых книг в твердых глянцевых переплетах. Все покупали собрания сочинений. Совершенно не имело никакого значения, что за писатель написал такую прорву. Читать это никто не собирался. Вот и выходили тогда стотысячными тиражами всякие Сартаковы, Ивановы и Марковы. Всех их покупали и ставили мертвым грузом на лакированные полки купленных стенок и стеллажей. Это был как бы символ интеллигентности и вписанности в культурную среду.
Был у меня тогда один знакомый. Его звали Витя, и он постоянно покупал всякие книги, а особенное предпочтение отдавал собраниям сочинений - от Джанни Родари до какого-нибудь мохнатого Серафимовича… Сам он книг никогда не читал, как и его жена. Когда же я спрашивал Витю, на фига ему все эти книги, он гордо говорил в ответ:
- Это все для дочери.
Дочери тогда было года два… Уже тогда я мог бы сказать Вите, что если ни он, ни жена его не читают книг, то можно отдать голову на отсечение, что их дочь книгу и в руки не возьмет. Это же запрограммировано ими самими. Но я ничего этого не говорил. Хочет - пусть покупает. Мода такая.
Потом времена изменились. Теперь к власти пришли люди, которые даже слово "мода" не понимают… В отличие от прошлых "хозяев жизни", новые русские - совсем от сохи… Они слишком ошеломлены обилием наворованных денег и открывающимися в связи с этим иллюзорными возможностями. Книг они не собирают и не читают вообще. Они просто покупают видеокамеру и снимают на нее свои глупые пьянки под американскую музыку, а также видеомагнитофон. И составляют видеотеку, чтобы смотреть ее долгими зимними вечерами - от фильма "Черепашки-ниндзя" до боевиков с компьютерной графикой и спецэффектами. Это - последняя любовь новых русских… Наверное, это выморочное поколение так и сойдет в могилу под вопли Майкла Джексона и выкрики видео-ниндзей…
Печально я гляжу на наше поколенье:
Его грядущее иль пусто, иль темно…
Старина Лермонтов даже представить себе не мог, наверное, какие умственные и нравственные калеки завладеют его Родиной в свое время… Или он предвидел это и потому и совершил свою вымученную ненатуральную дуэль с Мартыновым, как своего рода форму самоубийства?