* * *
Я и в самом деле был почти невменяем тогда. Кто бы мог подумать, что все обернется таким образом?
Скелет на самом деле оказался великим детективом. Он сделал все, что мог, причем с высочайшим мастерством.
Если про меня можно смело сказать, что я чуть было не погубил все дело и не погиб сам по собственной глупости и неосмотрительности, то Скелет как раз спас и меня и всех нас.
Иногда мне приходит в голову еще одна мысль. Ведь я мог и не позвонить Скелету и попросту не сообщить ему о том, что приглашен в морг вечером. Мог не посчитать нужным говорить об этом заранее. Подумал бы: "Скажу потом, когда уже все будет позади".
Мог я так поступить? Конечно… Он ведь начал действовать только после моего звонка. Что-то его насторожило. А позвонил я ему все-таки оттого, что меня беспокоил звонок от Юли.
Она почувствовала, что мне грозит опасность, и звонила мне, предупреждала. Дело в том, что тогда, в филармонии, у нее случился обморок вовсе не от того, что она была в обиде на меня за то, что я пришел на концерт не с ней.
Просто она поскользнулась на ступеньках беломраморной лестницы, и в этот момент Хельга невольно поддержала ее.
И когда их руки соприкоснулись, Юля словно почувствовала, как в голове у нее разорвалась бомба.
Она почувствовала тот же самый ужас, который ощутила, когда была там, во время экзекуции, после которой она и осталась без глаз.
Тогда, во время той операции она не видела хирурга и не слышала голоса, но ее касались руки. Руки она и запомнила.
Теперь же в филармонии ее коснулась Хельгина рука, и Юля узнала свои ощущения. Рука была та же самая, которая и ослепила ее.
Как ей после этого было не упасть в обморок? Ведь это случилось так неожиданно.
- А почему ты сразу мне об этом не сказала? - спросил я потом у Юли.
- Но ты все равно бы мне не поверил, - ответила она. - Ты просто подумал бы, что я ревную и от ревности придумываю Бог знает что. Ведь подумал бы?
Конечно, она была совершенно права.
- Теперь, когда у меня появились мои новые способности, - сказала Юля, - я по опыту убедилась, что должна думать не только о них и не только о том, что говорят мне мои чувства, но главным образом о том, как это будет воспринято другими людьми. Дело в том, что люди многое не хотят воспринимать. Я вижу сейчас внутренним зрением вещи в их обнаженном, истинном виде, а люди этого совершенно не желают.
Юля объяснила мне, что она сразу поняла, что это была именно та женщина. Поняла во всяком случае, что она, несомненно, имеет какое-то прямое отношение к тому, что с ней произошло.
Но она боялась сказать об этом. Потому с ней и случился обморок, и потому она так долго оставалось зажатой и даже мне и матери ничего не сказала.
- Мне было страшно признаться себе самой в своих ощущениях, - говорила Юля. - Как я могла… Ведь это была твоя спутница. Что же я, сказала бы вдруг тебе про нее, что она - убийца, монстр? Я просто это про нее почувствовала…
А на следующий день Юля ощутила страшную опасность, которая нависла надо мной. Вот тут она и принялась мне звонить. Сказать, что опасность исходит от Хельги она не могла, может быть, она и сама до конца не могла быть в этом уверена.
Но она упорно два раза звонила и умоляла быть осторожным. Благодаря ей я в конце концов все-таки позвонил Скелету. А он уж начал действовать…
А в тот вечер я был просто вне себя. Привыкнуть к мысли, что ты был так зверски и подло "подставлен"… Что твоя романтическая возлюбленная - гнусная тварь, которая убивает людей и лично ослепила Юлю? Что меня хотели просто так взять и убить?
Мне иногда казалось, что зло должно как-то стыдиться себя. А если и не стыдиться, то по крайней мере бояться. Возмездия, например… А теперь выяснилось, что зло страшно агрессивно и нагло.
Эти подонки не просто вытворяли свои дела безнаказанно, они еще и были уверены в том, что никто не смеет их преследовать и с ними бороться. Они решили убить меня только оттого, что я признался Хельге в намерении отомстить за то, что они сделали.
И кто решил убить меня? Хельга… Женщина, с которой я спал. Но я ведь был ее возлюбленным… Как можно убивать человека, с которым ты спала?
Словом, за один вечер мне пришлось разом избавляться от многих иллюзий. В результате я был как будто ватный и ни в чем не принимал участия. Я все слышал, о чем говорили Скелет с Геннадием Андреевичем в машине, и как бы впервые подал "признаки жизни" после того, как Скелет недвусмысленно заявил о том, что это именно Хельга ослепила Юлю. Он докопался до ее "офтальмологического" прошлого… Тогда я чуть было не закричал, и это было словно катарсис, после которого я окончательно пришел в себя и снова стал нормальным человеком. Я сбросил с себя оцепенение и посмотрел на Хельгу новыми глазами. Вампир, настоящий вампир…
Хельга сидела позади меня, на заднем сиденье, прижатая к дверце обмякшим телом санитара. Руки ее были заведены назад, на них были наручники.
Лицо ее было мертвенно-бледным, равнодушным. Я оглянулся внезапно, она этого не ожидала, и мы столкнулись глазами.
Никогда я не видел такого взгляда. Сколько раз я глядел Хельге в глаза и никогда бы представить себе не мог, что ее глаза могут быть такими.
Она словно сняла линзы, которые носила. Словно с них была снята какая-то оболочка, скрывавшая их истинное выражение. Сейчас это были огромные глаза какого-то, наверное, морского чудовища - выпуклые, матово-бледные, мертвящие. Наверное, какой-нибудь гигантский осьминог рассматривает вот так свою неминуемую жертву.
У Хельги глаза всегда были большими, я это знал, и их красота меня восхищала.
Эти же глаза-щупальцы испугали меня больше всего. Это была вторая Хельга, совсем не та, что я знал прежде. Это была ее другая личина. А вероятнее всего, личиной было как раз то, что видел я раньше.
Я отвернулся и стал прислушиваться к разговору Скелета с Геннадием Андреевичем.
Когда я осознал в полной мере, что произошло, главным чувством, которое захватило меня, стал стыд.
Мне было безумно стыдно этих двоих людей. Кроме того, мне было стыдно и перед Юлей и перед Людмилой за свое поведение, за свое глупое предательство, за легкомыслие…
Но это потом… Это будет потом - Юля и Людмила. А сейчас, в машине, рядом со мной были Геннадий Андреевич и Скелет. Люди, которые спасли мне жизнь. И не просто спасли, а сделали это, впрямую рискуя своей жизнью.
И если для Скелета это было работой, то насчет Геннадия я не мог найти себе подобного утешения и оправдания. Он - точно такой же мирный человек, как и я сам.
В то время, как я безрассудно пошел прямо в лапы преступникам, да потом еще вел себя хуже любой истеричной девицы, Геннадий бегал, стрелял из пистолета и даже пытался драться руками и ногами.
Он не растерялся перед лицом опасности. А я… Нет, то, как вел себя я, не забудется никогда. Теперь я никогда уже не смогу уважать себя так, как прежде. Мне вдруг открылось, что я вовсе не такой уж мужчина, каковым себя полагал.
Пусть я красив и строен, пусть я широкоплеч и густоволос… Пусть я иногда бываю неутомимым любовником, и многие женщины не прочь со мной, а я - с ними…
Оказалось, что все это стоит очень мало, когда дошло до чего-то серьезного.
Я стыдился не того, что не убил никого и никого не ударил. Бог с ними, с ударами и выстрелами. В конце концов, я и вправду могу быть к этому не склонен.
Стыдно мне было потому, что я даже не смог попытаться участвовать. Самый здоровый из нас троих, самый сильный - я вдруг совершенно "вырубился". Позволил себе отключиться…
Эта моя слабость теперь меня мучила, и я не мог да и не хотел находить себе оправдания. Меня волновало другое - как теперь они оба будут смотреть на меня, оказавшегося таким слабаком?
Лучше уж не подавать надежд вовсе, чем не оправдать их потом. Я же подавал надежды. О, как я их подавал! Стройный, спортивный. Супермен, да и только. А выяснилось, что престарелый гомосексуалист оказался настоящим мужчиной против меня.
Как я теперь буду смотреть им в глаза?
От своих тяжелых мыслей я оторвался потому, что Геннадий вновь потряс меня за плечо. Тогда я понял, что он о чем-то спрашивает меня.
- Феликс, - говорил он озабоченно. - Ты у нее дома бывал?
Я кивнул. Сказать словами, что я бывал в доме у этой твари, я был не в силах. Сказать такое - значит признаться в том, что я целовался с ней. А это невозможно. После того, как я только что увидел ее глаза, от таких воспоминаний могло вырвать…
- Она живет одна?
- Одна, - подтвердил я.
- Эй, ты, - обратился Скелет к Хельге. - У тебя дома есть кто-нибудь сейчас?
Она смотрела на Скелета и молчала. Она не сказала ни единого слова.
- Ну, и хорошо, - буркнул Скелет. - Поедем к ней. Феликс, показывайте дорогу. Вы же только что оттуда.
Он сказал это наверняка просто так, чтобы подбодрить меня и стимулировать мои топографические способности, но я опять вздрогнул. Ведь я и вправду только что заезжал туда за Хельгой.
Я показывал дорогу, и вскоре мы подъехали к ее дому.
- А зачем мы приехали сюда? - вдруг неожиданно спросила сама Хельга. В машине наступила тишина.
- Знаешь, деточка, - просипел Скелет со своего места, выразительно потряхивая пистолетом. - Я бы на твоем месте радовался, что мы вообще куда-то тебя возим. Можно ведь поступить и иначе… Можно просто всадить тебе пулю в твою змеиную голову и выбросить из машины. А мы еще бензин на тебя тратим. Вот и в гости к тебе приехали. А ты, кажется, и не рада.
Скелет ухмыльнулся и добавил:
- В каком кармане у тебя ключи от квартиры? Я достану.
А поскольку Хельга не захотела продолжать разговор, ему пришлось обшарить ее карманы. В конце концов он нашел ключ и сказал удовлетворенно:
- Значит так. Феликс, останетесь здесь, в машине, вместе с вот этим красавцем. А мы с шефом и с ней вот пойдем в квартиру. Если там все в порядке, то я спущусь вниз.
Он повернулся опять к Хельге:
- У тебя и вправду дома никого нет? Лучше скажи, потому что если мы сейчас туда войдем, то ты уже меня знаешь… Всех положу, а тебя - в первую очередь.
Хельга вновь промолчала.
- Ну, хорошо, - Скелет передернул затвор пистолета и скомандовал Хельге: - Иди из машины. И руки держи естественно за спиной, чтобы никто ничего не заметил. Крикнешь - убью на месте.
Было уже половина одиннадцатого вечера, и возле подъезда никого не было. Оставалось надеяться, что никто из соседей не встретится на лестнице.
Геннадий и Скелет, держа под руки Хельгу, быстро вошли в парадную. Они скрылись, и я остался один на один с санитаром. Теперь я уже не боялся и не был так сильно растерян, как прежде.
Санитар смотрел мне в затылок ненавидящими глазами, я это чувствовал. Подумав, что он может напасть на меня, я повернулся к нему, но тут же понял, что опасения мои напрасны. Он был совершенно деморализован. Глаза его еще плохо видели, лицо раздулось от воздействия сильной порции газа и от удара по нему ногой Скелета.
Василий сидел и держался рукой за бок, при этом дыхание его было хриплым и прерывистым.
Прошло две или три минуты. Я напряженно ждал развития событий. Может быть, в квартире Хельги сейчас есть кто-то из ее дружков? Сейчас я уже не был ни в чем уверен…
Только в эти минуты до меня стало доходить, какой ужасной опасности я подвергался. Само знакомство с этой женщиной уже вселяло в меня страх. Ведь от нее было можно ожидать чего угодно.
А уж о том, что час назад я был на волосок от смерти, причем скорее всего мучительной - это не выходило из моей головы.
Говорят, что фантазия - это дар Божий. Наверное, это действительно так, но иногда обладать фантазией и богатым воображением весьма неприятно. Когда я сидел в машине, у меня не выходила из головы ужасная и мерзкая картина. Я представлял себе, как мучительно умираю на полу той операционной. Меня убивают те амбалы, я корчусь в предсмертных судорогах, ползаю по полу, а надо мной стоит Хельга и за всем этим наблюдает.
В агонии я поднимаю к ней взгляд и сталкиваюсь с амебиными рыбьими глазами той, которую считал своей возлюбленной… Вижу, как внимательно и беспристрастно она наблюдает за моими страданиями и концом…
Не дай Бог, это теперь будет мне сниться по ночам…
Вернулся Геннадий. Он открыл дверцу машины и сказал:
- Все в порядке. Скелет прислал меня, чтобы я помог вам подняться в квартиру.
- Он же хотел сам спуститься, - сказал я, разлепляя запекшиеся губы.
- Он подумал и решил, что нельзя оставлять меня один на один с этой тварью, - мрачно улыбнулся Геннадий. - Может быть, он и прав. В данном случае мне не стоит так уж доверять. Я могу вырвать ей глаза в любую минуту.
Мы вытащили Василия из машины и пошли наверх. В квартире Скелет уже устраивался со всеми удобствами. Он привязал Хельгу к креслу в гостиной и теперь закручивал последний узел, накрепко приторачивая ее как следует.
- Давайте сюда и этого, - бросил он нам, указывая на второе кресло, напротив первого.
Когда оба были привязаны, Скелет пригласил нас с Геннадием на кухню. Так вышло с самого начала нашей "операции", что он стал нашим командиром, руководителем и мы оба беспрекословно подчинялись ему. Даже спесивый Геннадий признал его авторитет. Еще бы, если бы не Скелет, мы никогда бы не добрались до этих сволочей…
Но Скелет не собирался останавливаться на достигнутом. Он был последовательным человеком, а к тому же имел некий деловой азарт.
Мы сели на кухне вокруг небольшого стола, и Геннадий огляделся. Он увидел картинки с видами Петербурга на стенах, увидел красивый цветок в горшочке на окне и криво усмехнулся:
- Никогда бы не подумал, что так может выглядеть злодейское логово.
- Это не просто логово, - возразил Скелет. - Логово у них было, скорее, в морге… А тут - змеиное гнездо. Тут живет змея. А змеи ведь, как известно, очень чистоплотны и любят порядок.
- Так вот отчего она устроила себе такое уютное гнездышко, - пробормотал Геннадий Андреевич, и кулаки его, лежавшие на столе, непроизвольно сжались. Я подумал, что он не преувеличивал, когда говорил, что способен убить Хельгу в любую минуту…
Скелет небрежным жестом открыл холодильник и заглянул в него.
- Полный набор деликатесов, - сказал он. - Крабы, икра, ветчина… Ба, да икра даже двух сортов - красная и черная… Приятно, наверное, после того, как изуродуешь и убьешь человека, покушать черной икры с крабами…
Он взглянул на побагровевшее лицо Геннадия и, чуть подумав, извинился.
- Простите, - сказал Скелет. - Я не подумал, что вам неприятно это слышать…
- Ничего, - ответил Геннадий все по-прежнему мрачно. - Вы нисколько не виноваты. Наоборот…
Скелет достал из холодильника бутылку водки "Абсолют" и стал отвинчивать пробку.
- Мы что - будем пить ее водку? - изумленно спросил Геннадий.
Он даже как будто отшатнулся от стола, откинувшись на спинку стула, подальше от этой бутылки.
- А вы что - хотите ночью идти в ближайший магазин? - спросил Скелет спокойно. Он отвинтил крышку у бутылки и добавил: - Водка - понятие абстрактное. Бутылка все равно запечатана, Хельга не пила ее еще. Я же не предлагаю вам целоваться с этой тварью.
На этот раз пришел черед мне побагроветь.
Скелет метнул в меня быстрый взгляд и сказал:
- Что-то я не в форме… Все время кого-то задеваю. Теперь вы, доктор, меня извините за бестактность.
Я промолчал. Ведь он и в самом деле был совершенно прав в своей невольной издевке. Я-то не просто целовался с Хельгой… И все равно ничего про нее не понял и чуть не погубил себя.
- Будем считать, что это боевой трофей, - улыбнулся Геннадий, доставая рюмочки из настенного шкафа.
Он не мог их сначала найти, шарил впустую, и нашел только после того, как я ему показал. Я, к сожалению, знал, где они стоят…
Геннадий понял это и покачал головой. Что он мог мне сказать? Что он мог добавить к тому, что я уже полтора часа говорил себе сам?
Мы выпили по полстакана, вероятно, это было нам необходимо. Потом Скелет закурил сигарету и сказал:
- Геннадий Андреевич! Наступает торжественная минута, приготовьтесь пожалуйста.
Геннадий удивленно поднял на него глаза и, ничего не понимая, стал ждать продолжения этой неспешной речи.
- Вы заказывали поймать и уничтожить тех подонков, которые сделали с вашей дочерью то, что сделали… Двое убиты, а еще двое сидят в соседней комнате и могут быть убиты в любое удобное для вас время. Это могу сделать я, по вашему желанию, или вы сами, если вам так больше понравится.
Скелет перевел дух и, сделав глубокую затяжку, закончил:
- Насчет глаз и их выколупывания я вам с начала ничего не обещал, вы это помните… Так что если у вас сохранилось такое желание, то можете сделать это сами. Правда, я не хотел бы при этом присутствовать, это не по моей специальности.
- Да, - после некоторого раздумья ответил Геннадий. - Да. Вы сделали все, что обещали. Я вам очень благодарен.
Скелет оскалился и потушил коротенький окурок о плоскую пепельницу с видом Кельнского собора.
- Вы не могли бы облечь вашу благодарность в материальную форму? - аккуратно спросил он.
Геннадий понял, что пришло время расчета.
- У меня деньги дома, - ответил он. - Я вам, кажется, должен десять миллионов?
- Совершенно верно, - сказал Скелет. - Вы можете съездить. Машина у Феликса на ходу.
- Что, прямо сейчас? - удивился Геннадий.
- Ну да, - весело подтвердил Скелет. - И после этого мы сразу же приступим к следующей стадии.
Я вспомнил, что говорил мне Скелет о своих планах относительно пятисот тысяч долларов. Только тогда это было совершенно призрачной и нереальной перспективой, а теперь вдруг совершенно неожиданно приблизилось и стало досягаемым. Теоретически, во всяком случае.
Вспомнил и Геннадий.
- Вы и вправду считаете, что возможно вытряхнуть вот из этих уродов пятьсот тысяч долларов? - спросил он, кивая на закрытую дверь, откуда не доносилось ни звука.
- Из этих? - презрительно покосился Скелет. - Нет, про этих я ничего такого не думаю. У них нет и намека на такие деньги. Но через них мы сможем выйти на тех людей, у которых эти деньги есть.
- Как? - спросил Геннадий. - Как вы собираетесь выйти на этих людей?
- Это мы посмотрим, - ответил Скелет задумчиво. - Кажется, вы уже убедились в моих способностях. Вы не теряйте время, уважаемый, поезжайте за моими десятью миллионами.
Геннадий встал со стула.
- Как вы думаете, отсюда можно вызвать такси? - спросил он. - Я выпил и не хочу садиться за руль, да еще не своей машины.
- Не надо отсюда ничего вызывать, - сказал Скелет твердо. - Вообще телефон этой квартиры должен молчать. Никаких звонков. Трубку не снимать, если будет звонить, и самим отсюда не звонить никуда… Эта квартира умерла. У нее нет связи с внешним миром. Понятно?
- Хорошо, - вздохнул Геннадий. - Вам виднее.
- Вы поймайте такси на улице, - посоветовал я, и Геннадий кивнул.
- Пистолетик свой оставьте, пожалуйста, - попросил Скелет. - Он хоть и газовый, а все-таки…
- Зачем вам? - спросил Геннадий, но вытащил пистолет.