* * *
Лена снова ушла в тайгу. Ушли Сергей Михайлович и Леша.
Атлантида так и осталась неоткрытой.
Голубая тетрадь лежала на подоконнике. О ней вспоминали, но не вслух, а про себя и, вспоминая, улыбались, потому что это всегда приятно - вспоминать о детстве.
Однажды Петькина мать посоветовала:
- Вы бы к учителю сходили. Обгорел ведь, вас искавши…
- Мы и сами думали, - сказал Петька, - только мне неудобно…
- Чего неудобно-то?
- Ты ничего не знаешь, - ответил Петька.
Но все же они пошли в больницу. Они шли, как прежде, - плечо к плечу, - но Юрка видел: что-то произошло между Димкой и Петькой. Во всяком случае, Димка вел себя странно: то засмеется без повода, то без повода нахмурится. А если в разговор вступал Петька, то Димка сразу становился покорным и тихим. Казалось, он не Димка, а только мальчишка, который притворяется Димкой.
- Вы чего, поругались? - спросил Юрка.
Димка, не отвечая, искоса посмотрел на Петьку.
- Ну да еще… - сказал Петька.
И тогда Димка с готовностью подхватил:
- Ничего мы не поругались! Откуда ты взял?..
В палату они вошли вдвоем. Петька остался внизу, у окна.
Виктор Николаевич лежал, обвязанный бинтами.
- Здравствуйте, Виктор Николаевич! Как вы себя чувствуете? - вежливо спросил Димка.
- Благодарю вас, уже неплохо, - еще вежливее ответил учитель и рассмеялся. - Садитесь на кровать, дипломаты.
Ребята осторожно присели на пустую кровать напротив.
- Если увидит сестра, - влетит. Увидит врач, - еще больше влетит. Но все равно - спасибо. Как вы сюда прошли?
- Да это не я… - смутился Димка. - Это они… А я так… за компанию. И вообще, вы не думайте… Мы - навестить. А прошли обыкновенно, никто не видел.
К стеклу, сплющив нос, приложился Петька, но, заметив, что его увидели, сразу исчез.
- Откройте-ка окно, ребята, - снова засмеялся Виктор Николаевич.
Юрка, открыв окно, свесился с подоконника. Некоторое время слышно было, как он перешептывался с Петькой. Доносились слова: "неудобно", "да брось ты", "все равно видел". Потом в окне показалась смущенная Петькина физиономия.
- А-а, это ты, - сказал учитель. - Ну, лезь сюда.
- Ладно, я так… - пробормотал Петька.
- Ты все еще сердишься, Исаев? Что же, мы так никогда и не помиримся?
Петька от негодования чуть не свалился вниз.
- Да я не сержусь! Почему вы думаете?
- Мне показалось, что раньше… Впрочем, это не важно. Расскажите лучше, зачем вы в огонь полезли.
- Мы не нарочно, - сказал Димка. - Мы искали…
- Что искали?
Димка посмотрел на Юрку: сказать или нет? Юрка кивнул.
- Мы искали Атлантиду!
Ребята ожидали, конечно, что учитель удивится, но они не думали, что он так удивится. Виктор Николаевич даже приподнялся на подушке.
- Атлантиду?! Почему Атлантиду?
- Да знаете, Виктор Николаевич, есть такая страна, - сказал Юрка. - Вернее, - была. Давно, несколько тысяч лет назад, что ли. Она затонула. Вот мы и думали: может быть, она здесь была. Ведь раньше здесь было море. А потом оказалось, что она в Атлантическом океане. А знаете, какая это красивая страна! Там все из мрамора и золота!
- Я-то знаю… - задумчиво протянул Виктор Николаевич. - Странно… А ну, признавайтесь, вы тетрадь нашли? Голубая. "На острове Азорида, на склоне горы, обращенном к морю…" - Виктор Николаевич запнулся.
- "…стоял каменный всадник, указывающий на Запад", - подсказал растерянный Юрка. - Виктор Николаевич!..
- Правильно - каменный, - кивнул учитель. - Теперь я знаю, что за тетрадку вы мне не хотели отдать. Она была в кармане моего пальто. Я потерял ее в день приезда.
- Я же говорил тебе, что не писатель! - обрадовался Димка, вспомнив давнишний спор. Но Юрка не слушал его.
- И все это - правда? - спросил он.
Снова проплыли перед Юркой мраморные дворцы и башни, снова возникла в памяти чудесная сказка о белоснежных городах, стоявших над голубым морем. И слова Виктора Николаевича были как бы продолжением его мыслей:
- Это правда, ребята, и вместе с тем неправда. Тут все перемешалось. Раньше я мечтал открыть Атлантиду. В книгах о ней было слишком много догадок и мало достоверного. Я не нашел точных ответов в книгах и тогда сам придумал ее…
- А все-таки - придумали, - с сожалением сказал Юрка.
- Да нет! Атлантида на самом деле была! Понимаете? Была! Но никто не знает, какая она. А я придумал для себя такую, какую мне хотелось, где я сам стал бы жить. Вот она и стала для меня правдой. Она была не похожа ни на одну страну в мире! Я прожил в ней до шестнадцати лет. А потом… потом я вырос. Вместе с отцом я проехал от Москвы до Ташкента и удивился: как много у нас городов. Затем проехал от Ташкента до Красноярска и опять удивился: как их еще мало… Всюду строили… но к северу и к югу от этих строек лежали совсем неизведанные земли. Вот как у вас… Не знаю, как вышло, но я стал забывать Атлантиду. Ведь открывать интереснее, чем придумывать. Это не очень понятно? Я попробую объяснить…
- Не надо, - сказал Юрка. - Я, кажется, понимаю. Я давно уже понимаю… У меня был друг. Павел Алексеевич… Он был очень смелый и мечтал стать моряком. И никто не думал, что он такой смелый. А теперь про него напишут в газете…
А Димка и Петька смотрели на учителя так, будто увидели его впервые. Им казалось, что на кровати сидит и размахивает забинтованными руками почти такой же, как они, мальчишка. Этот мальчишка придумал себе страну и играл в нее. Он тоже искал… И тоже не находил. И, быть может, потому стал теперь понятнее и проще.
И это было открытие второе, пока еще не осознанное.
- Раньше я бы ни за что не подумал, что это его тетрадка, - сказал Петька, когда они вышли из больницы.
И всем было понятно, что это действительно могло быть только раньше.
Вечером Юрка долго не ложился спать.
Он бродил по комнате, думал, и неожиданно ему захотелось рассказать обо всем, что произошло с ними в это лето. Но рассказывать было некому.
И тогда Юрка, повинуясь какому-то смутному, но властному чувству, присел к столу и взял лист бумаги. Он долго сидел над этим листом, грызя карандаш. Потом написал: "Наш поселок называется Усть-Каменск. У нас часто бывают морозы. Много комаров. Мы живем у самого Енисея и Тунгуски…"
Юрка писал и чувствовал, что слова перестают подчиняться ему, что их слишком мало, что они совсем не такие, как мысли. Ему хотелось написать вовсе не так, а стройнее и громче. Ему хотелось, чтобы слова кричали, как трубы.
Он зачеркнул все и начал снова. Но и новые слова показались ему бессильными и чужими. Буквы - с наклоном влево - легли на страницу ученической строчкой. И Юрка подумал, что нужно попробовать написать прямо, как пишут взрослые.
Так он просидел до полночи.
А когда пришла мать и загнала его в постель, он сказал ей:
- Знаешь, мама, я буду писателем.
Это было открытие третье.
16. Дорога
В конце августа потемнели в тайге озера, поплыли по ним листья: золотые кораблики с иззубренными бортами. Под холодным ветром зацвела тайга, вспыхнула, сжигая летнюю красу. Но осеннее пламя не греет. И пароходы, пришедшие с севера, гудели простуженными басами, будто уже хлебнули зимы там, у моря.
В конце августа уезжала Лена.
Она пришла в Усть-Каменск вместе с отцом и Сергеем Михайловичем. В тот же вечер они разыскали дом Аленовых. Отец Лены долго тискал руку смущенному Юрке, смотрел на него с удивлением и говорил: "Ну… Вот, значит, как! Думал: побольше ты, постарше…"
Потом Лена с Юркой сидели на бревне у дома. Юрка рассказывал ей о пожаре, о начальнике пристани. Лена похудела за эти дни. Толстая коса, перекинутая через острое плечо, казалась непомерно тяжелой. Лена слушала рассеянно. Улыбалась вежливо, но грустно. Может быть, ей не хотелось уезжать?
Юрка смотрел, как она шевелит губами, будто повторяя про себя его слова, и внезапно подумал, что хорошо было бы, если бы Лена училась в их классе. Затем так же внезапно подумал о себе: красивый ли он? Сейчас ему очень хотелось быть красивым.
Как великую тайну, он сообщил Лене, что твердо решил стать писателем. Он думал, что она удивится. Но она сказала:
- Да? А вот Петя говорил, что он будет летчиком. Летчиком - не хуже.
И Юрке стало очень обидно.
Потом пришел Петька и сел на бревне, как хозяин.
- Здравствуй, Лена.
- Здравствуй, - сказала Лена. - Я завтра уезжаю.
- На "Иртыше"… - сказал Петька.
- Ты придешь нас провожать?
- Придем.
- Пароход уходит, в девять часов.
- В девять двадцать, - сказал Петька.
Они замолчали. Но молчали они как-то по-особому, словно не хотели разговаривать при Юрке. Юрке стало еще обиднее, и он ушел в дом. Его не задерживали. Когда он выглянул через несколько минут, они все еще молчали. А когда он выглянул во второй раз, то их уже не было. И уж это было так обидно, что он лег в кровать не раздеваясь.
Впрочем, спал Юрка крепко.
Утром зашел за ним Петька, и они вместе отправились к пристани.
На берегу стояли Сергей Михайлович и Лена с отцом. Димки не было.
- Где Дима? - спросила Лена.
Сразу все забеспокоились и стали строить догадки о том, где Димка и почему его нет, как будто сейчас это было важнее всего.
Пароход прогудел один раз.
- Давайте прощаться, - сказал Сергей Михайлович. - Дима, наверное, не придет.
- Ну… - отец Лены пожал Сергею Михайловичу руку. - Будем здоровы! Спасибо тебе за все.
- Обратно к себе вернетесь или сюда? - спросил Сергей Михайлович.
- Не знаю. В станке-то у меня дом… дом можно продать, конечно…
- Как же ты не знаешь, папа, - сказала Лена. - У, нас семилетки нет и десятилетки нет… Я ведь учиться буду.
- Вот и я говорю: дом продать можно…
- У нас школа хорошая, - поддержал Юрка.
Пароход прогудел дважды.
Лена с отцом поднялись по трапу и встали у перил.
Пароход прогудел трижды. Словно просыпаясь, вздохнула машина; из-под кормы, пенясь, обгоняя друг друга, вынеслись узловатые вихри.
Пароход уже отошел на полметра, когда Петька, внезапно сорвавшись с места, влетел на дебаркадер и прыгнул на борт.
- Адрес!.. - крикнул он Лене в самое ухо. - Забыла адрес! Улица Свердлова… восемнадцать…
Петька прыгнул обратно. На пароходе загалдели, засмеялись, но из динамика, висящего на мачте, рванулся марш и заглушил все.
Пароход уже вышел в Енисей, и чайки поднялись с воды, провожая его, когда к пристани сбежал запыхавшийся Димка. Он взглянул на ребят, и на лице его - красном и потном - появилось недоумение, даже обида.
- Как же так?.. - сказал он. - Я за него пять рублей заплатил! И ошейник купил… - Он вытащил из-за пазухи щенка, грязного, как швабра. - Я за ним в Сургутиху бегал. У нас таких нет, настоящая лайка! Я хотел подарить…
- Придется себе оставить, - сказал Сергей Михайлович. - Все равно он бы им только помешал в дороге.
- Он уже через год будет птицу облаивать! - обиделся Димка.
Сергей Михайлович рассмеялся, но спорить не стал.
- Ну, прощайте, хлопцы, - сказал он. - Мне - далеко.
- А где вы теперь?
- Километров сорок. Но мы вернемся к весне и опять встретимся. Я вам расскажу, что нашли мы, вы мне - о своих поисках.
- Мы больше не будем искать, - сказал Юрка.
- Почему? Искать нужно. Только не заходите слишком далеко… Я думаю так: земля велика, но она круглая и можно считать, что любой городок - даже самый маленький - стоит на вершине мира. Ваш Усть-Каменск расположен ничуть не хуже.
По берегу ребята проводили Сергея Михайловича до первой мигалки.
- А я решил вот что: все-таки буду учиться дальше, - сказал Петька, когда они расстались с Сергеем Михайловичем. - Верно? После семилетки в летные школы не принимают, я узнал точно. Я сегодня говорил матери, а она сказала: "Разве я для тебя чего-нибудь жалела? Это ты сам придумал не учиться". И сама заплакала. А когда я говорил, что не буду учиться, она тоже плакала… Вот и разбери, чего им хочется!
- И я решил, - сказал Юрка. - Я в последний раз решил! Только я сейчас не скажу. У меня пока не получается… Смеяться будете.
- А я, - сказал Димка, - истратил все деньги, и вышло - зря.
- Жалко? - спросил Петька.
- Ха! - ответил Димка. - Плевал я на деньги! Собака лучше. Мне ничего не жалко! Я могу ее подарить даже… Хочешь, тебе подарю? И ошейник отдам. На! - он вынул из-за пазухи щенка и сунул его Петьке.
Петька не брал. Но Димка снова протянул щенка. Петька легонько оттолкнул Димку. Димка толкнул Петьку плечом. Петька толкнул еще сильнее. А Димка его - уже изо всей силы.
Но это не было дракой. Это был мир, которого так настойчиво добивался Димка.
А Юрка так и не узнал, что же произошло между ними.
Они поднялись наверх, на дорогу, которая упиралась в зубчатую стену леса. В последний раз они оглянулись и увидели караван барж, за ним - другой. На палубах барж стояли трактора, грузовики и еще какие-то машины, закутанные брезентом. Караван поворачивал в Тунгуску.
- С чего бы это? - удивился Петька. - Раньше всегда мимо ходили. Чего они тут не видели?
- А я знаю, - сказал Димка. - Я вам говорил: в прошлом году здесь тайгу меряли. Теперь будут дорогу строить. В Байките руду какую-то нашли. Говорят, на весь Союз хватит и еще останется.
- Ври! До Байкита сотня километров будет; им через тайгу не пролезть.
- Я же говорю: дорогу сделают. Им это - раз, два и готово, у них машины такие.
- Айда, караван встречать!
- Пошли!
И ребята направились обратно, к пристани. Сначала они двигались шагом, потом побежали. Они не умели ходить медленно. Они торопились к новым открытиям.
Рассказы
Алмазные тропы
На середине залива Венька перестал грести и прислушался. Гудение, доносившееся из-за ближнего островка, становилось все громче. Венька сквозь кулак посмотрел на искрящееся под солнцем море. Сначала он увидел верхушки мачт, затем над камнями показалась невысокая рубка, и наконец из-за мыса выполз весь МРТ. Некоторое время судно шло прежним курсом, но вдруг свернуло на солнечную дорожку, которая вела прямо к лодке.
Венька засмеялся и налег на весла. Лодка двинулась по кругу. Траулер снова повернул, нацелившись носом в корму лодки. Венька, несколько раз гребнул одним правым. Тогда и на траулере до отказа положили руль вправо. Но все же судно шло по большому кругу, а лодка по малому и между ними по-прежнему оставалось метров сто чистой воды.
- Венька, паршивец! - загремел рупор на траулере. - Венька, стой! Утоплю!
Это означало, что траулер сдался. Венька снова засмеялся и бросил весла.
Вычертив на воде широкий круг, судно подошло к лодке. Из рубки вылез рулевой - парень в коричневом свитере и тапочках на босу ногу.
- Венька!.. - грозно сказал он. - Это тебе что, пятнашки?
- А я и не слыхал, что вы идете, - серьезно сказал Венька. - Вот когда "Чайка" идет, - издалека слышно.
Матросы, стоявшие у борта, заулыбались. Рулевой раньше ходил на "Чайке" и был переведен на МРТ за то, что опоздал к выходу в море.
- Ладно, закрой варежку, - буркнул рулевой.
- Хорошо. Закрою, - отозвался Венька.
Он слегка шевельнул веслами, и лодка стала медленно удаляться от судна.
- Вень, а Вень, - сказал рулевой уже другим тоном. - Погоди. Письма разбирал?
- Разбирал.
- Есть мне?
- Есть.
- Честно?
- Ага.
- А если врешь?..
- А если не вру? - сказал Венька.
- А каким почерком - мужским или женским? - крикнул один из матросов.
По борту прокатился смех. Траулер больше месяца болтался в неспокойном Баренцевом море. Теперь он возвращался на базу, и команда была готова смеяться самой незамысловатой шутке.
- Женским, - ответил Венька.
Рулевой был нездешний. Венька знал, что он ждет писем от какой-то Богаткиной Елены из Калинина.
- Венька, а в кино что идет?
- Итальянская, - сказал Венька. - Детям до шестнадцати…
- А в другом?
- Немецкая. Тоже - до шестнадцати…
- Плохо твое дело, - усмехнулся рулевой.
- А я смотрел, - сказал Венька, - барахло. Все время целуются.
Легкий ветерок понемногу относил лодку от траулера. Приходилось говорить все громче и громче. Веньке было приятно, что ради него остановилось посреди залива судно и что команда, прежде чем сойти на берег, хочет узнать все новости от него, Веньки.
Когда же, наконец, гукнув сиреной, траулер полным ходом пошел к базе, Венька вспомнил, что он так и не спросил, скоро ли вернется с промысла судно отца.
Вздохнув, Венька развернул лодку и поплыл к правому берегу.
За кормой вытянулась солнечная дорожка. Она переливалась остроугольными блестками ряби, будто кто-то щедрый прошел здесь и проложил тропу, усыпав ее драгоценными камнями - алмазами.
У подножия синих гор, обступивших залив, стояли дома рыболовецкого совхоза. Через час Венька пристал к берегу. Захватив обернутый клеенкой пакет с письмами, он выпрыгнул из лодки.
Наверное, его заметили издалека. Он шел между рядами домов, а из окон то и дело высовывались головы и спрашивали:
- Венька, мне нету?
- Нету.
- Венька, нам есть?
- Нету, - отвечал Венька. - Сегодня никому нету, одному только.
Из сарая, где хранился всякий хозяйский припас, вышел моторист Илья Зыков.
- Здорово, помор! Все почтальонишь?
- Ага, - сказал Венька. - Илья Иванович, где мне Шаврова найти? Ему письмо заказное. Говорят, он у вас, а я его не знаю совсем.
- Покажь.
Моторист повертел конверт, посмотрел зачем-то на свет, и на его лице появилась довольная и, как показалось Веньке, ехидная улыбка.
- Так, так… - сказал он. - Шаврову П. Е…. Все верно. Разыскала-таки… - Он нагнулся к Веньке и прошептал: - Он там, в сарае, поплавки навешивает. Ты пойди вручи. Он отказываться будет, так ты не отступай, упирайся.
- Почему отказываться? - удивился Венька.
- Будет. Такой человек…
В сарае возле растянутой сети стоял высокий парень лет тридцати. Он был до пояса голый, и на груди его Венька разглядел татуировку: кошка гонится за мышкой.
- Здравствуйте, вам письмо, - сказал Венька.
Парень взял конверт, мельком взглянул на него и сунул Веньке обратно.
- Ты почем знаешь, что мне?
- А вы - Шавров П. Е.?
- Ну?..
- Вот… письмо… - растерянно повторил Венька.
- А ты кто такой?
- Не знаю… - сказал Венька.
- Ты - почтальон?
- Нет, я только помогаю.
- А раз не почтальон, так и не суйся. Нет у меня никаких родственников и писать мне некому. И вообще катись отсюда.
- Но ведь вы - Шавров П. Е.? - недоумевал Венька.
- П. Е. или еще кто - не твое дело.
Венька, окончательно сбитый с толку, вышел из сарая.
- Не берет? - спросил Зыков.
- Нет.
Зыков шагнул к двери и негромко проговорил в темноту сарая:
- Пашка, ты чего над парнем выстраиваешь? Он дело делает… Бери письмо. Ну!