СУДЬБА ДЕНЩИКА
Теперь, при дневном свете, мальчик получше разглядел полицейский участок. Посредине комнаты стоял стол без скатерти, заставленный пустыми бутылками, грязными мисками и котелками, в углу - печка и рядом железная койка.
Вдоль стен, направо и налево от двери, протянулись две деревянные скамьи. На противоположной от входа стене висела большая фотография Гитлера, а над койкой - портрет Тараса Шевченко. Мальчика это очень удивило. "Вот два человека, которые никак не могут быть в одной комнате", - подумал он.
За печкой стояла чёрная классная доска.
"Наверно, тут была школа, - сообразил Азат, - и портрет поэта сохранился с тех пор… Просто его забыли снять со стены и выкинуть вместе с партами. Зачем полицаям Тарас Шевченко?.."
- А ну-ка дай посмотреть, бедолага, на что ты годишься? - проговорил Верзила, оседлав один-единственный стул. Наверно, тот самый, на котором еще недавно сидел учитель. - Сперва поешь, а потом - за уборку. Покажи, на что ты способен.
Азат не заставил просить дважды. С жадностью он набросился на хлеб. Мигом проглотил три ломтя с чесноком, выпил две кружки квасу.
Теперь можно приняться и за дело. Засучив рукава, Азат вымыл посуду, убрал со стола, подмёл пол. Трудиться он умел.
Пока мальчишка был занят уборкой, Верзила сидел на кровати. Он, кажется, совсем забыл об Азате. На губной гармошке выводил какую-то мелодию.
- Почистить винтовку? - спросил Азат, управившись по хозяйству.
Оружие полицая стояло в углу.
Отец научил Азата чистить винтовку - это пустяки для умеющего человека.
- Разве ты умеешь чистить оружие? Мальчишка прикусил язык.
- Если покажете, то смогу. - А про себя подумал: "Чуть не проболтался. Им не обязательно знать, что я сын комбата".
- Не трожь! - буркнул полицай.
"Нельзя так нельзя, - подумал мальчишка. - Я посижу, коли других дел нет. А ты наигрывай себе на своей губнушке…"
Куда там! В комнату вдруг ввалился Одноглазый. Увидев его, Азат живо вскочил. При нём, пожалуй, спокойно не посидишь.
- Проваливай отсюда! - Одноглазый грубо выругался. - Убирайся, фердаммтер!
Однако мальчишка не знал, куда ему убираться и что означает это нерусское слово "фердаммтер".
Вскоре вошел начальник холминской полиции. Он поморщился, взглянув на мальчишку, что-то буркнул себе под нос. "Если я им мешаю, почему они меня не отпускают?" - вздохнул Азат.
- Допрашивал? - спросил главный полицай.
- Нет, - ответил Верзила.
- Неспроста он явился в село. Так я понимаю.
- Разреши, начальник, я вышибу дурь из его головы? - вызвался Одноглазый.
- Может, его и не подсылали? - сказал Верзила.
- Надо кончать с ним! - стукнул по столу Одноглазый. - Чует мое сердце - наживем себе беды. Помяните мое слово. Где у него пропуск или какое другое разрешение? Ничего нет! За это расстрел полагается, сами знаете.
Мальчишка осторожно скосил на него глаза: неужели так просто можно порешить человека? Наверно, шутит, грозится только для виду…
"Он же пьяный! - вдруг понял Азат и вздрогнул. - Такому, пожалуй, убить человека ничего не стоит".
- Не хочу брать грех на душу и тебе не советую, - рассудительно заговорил главный полицай. - Мы его запишем в команду, которая вскоре должна отправиться в Германию. Без шума и спихнем с рук.
Одноглазый настаивал на своем.
Когда спор затянулся, Верзила подал голос:
- Долго я буду у вас на побегушках?
- Тебе что, надоело служить у меня? - нахмурился начальник. - Так тебя понимать?
- У нас должна быть прислуга. А хлопец работать умеет. Пусть поживет здесь. Я с него глаз не спущу. А там видно будет. Надо будет - отправим куда следует. Это у нас быстро делается.
Одноглазый твердил свое:
- Я не верю его нездешним глазам. Послушайте меня, дело говорю.
Наверно, он слов попусту не тратил, потому что рука его уже потянулась к кобуре.
- Отступись! - прикрикнул на него начальник полиции, потеряв терпение. - Ты того, не балуй оружием. А ну спрячь револьвер! На свой страх и риск оставляю хлопца при участке. А ты смотри, - повернулся он к Верзиле, - будешь за все в ответе. Верзила пожал плечами, точно говоря: "Чего вы боитесь?"
Одноглазый никак не мог успокоиться:
- Я ему покажу, почем фунт лиха! Он у меня будет знать сладкую каторгу. Я ему, азиату, устрою сладкую жизнь!
БУДЕТ ЗАВАРУХА
С того дня прошло две недели.
"Четырнадцать дней и четырнадцать ночей - немалый срок, ой какой немалый, - говорил себе Азат. - Если бы полицаи не следили за каждым моим шагом, то давным-давно тут и духа моего не было бы…"
Его сторожили почище, чём иного пленного. "Дело дрянь, - вздыхает Азат. - Какой я разнесчастный человек! Пожалуй, кроме меня, на всей оккупированной территории никто из наших ребят денщиком не служит. Денщиком у полицаев!"
День-деньской Азат жил тайной мечтою: "Будет заваруха - убегу! Честное пионерское!"
"У солдат одна задача - воевать. А у денщика девяносто девять нескончаемых обязанностей. Может, и больше, - горевал Азат. - Кто их считал!"
Чего-чего не приходилось делать маленькому денщику! Он и уборщик, и сторож, и повар, и рассыльный, и… Ближе к вечеру голова идет кругом, ноги будто налиты свинцом, глаза слепнут. Тут некогда предаваться размышлениям.
Однако не думать он не мог.
"Если расставить полицаев не по ранжиру, не по чинам, - рассуждал Азат, - а по степени жестокости, то Верзила занял бы последнее место после Одноглазого и начальника полиции. Это уж точно".
Азат всего повидал тут досыта. И сделал для себя кое-какие выводы. В двенадцать лет это уже необходимо.
"Почему начальник на всех, кроме фашистских чинов, наезжающих время от времени, смотрит через стакан? - спрашивал он себя. - Ему, наверно, стыдно глядеть землякам в глаза, оттого он делает вид, что важничает".
А вот Верзила, казалось, вовсе ни о чем не задумывался. День прошел - и ладно. Набил желудок - и хорошо. Поспал - чего же еще нужно?
Порою, однако, и на него что-то нападало, вроде угрызения совести, что ли… Как-то раз, захмелев, Верзила
выкинул в форточку немецкую губную гармошку, с которой в другие времена никогда не расставался.
А то был еще такой случай. Ни с того ни с сего Верзила сказал:
- Запутался я…
Азат не понял: в чем запутался? Даже на его ноги взглянул, на них - никаких пут. И руки свободные.
Сегодня на рассвете полицаи куда-то исчезли. Может, опять устроили облаву на партизан?
"Хоть бы их всех, предателей, партизаны там уложили!" - вздыхал Азат.
В мечтах своих он заходил порою далеко. Если бы у него была связь с партизанами, то он сумел бы заблаговременно предупредить их об облаве.
Но у него нет знакомого партизана. Ему в его положении остается одно: ожидать счастливого случая.
А тот счастливый случай, когда еще наступит!
СНЕЖНАЯ БАБА
За тонкой перегородкой завозился Верзила. Под ним жалобно заскрипела старая кровать. Минутой позже он стал чиркать спичкой. Полицай не встанет, пока не выкурит самокрутку.
Скрип кровати - первый сигнал для денщика. Ему полагается вскочить с топчана, одеться и затопить печку, пока начальство, громко позевывая, втягивает в себя дым махорки.
- Денщик обязан быть расторопным, - поучает Верзила.
Потом полагается сходить за водой на колодец, поставить в печь чугун с картошкой… Так обычно начинается трудовой день денщика, если не случается какое-нибудь ЧП.
- Эк его мотает! - прошептал Азат, взглянув на молодой тополь, раскачивавшийся на сильном ветру.
Второй день метет метелица. Азат гадает: придут нынче ребята лепить снежную бабу или нет?
Вчера они почти до сумерек играли на улице, напротив полицейского участка. Неужели в другом месте меньше снега или не так весело?
А может, они за кем-нибудь следят? Например, за ним, за Азатом. Однако он сразу же отбросил эту мысль. Зачем им нужен денщик полицаев? Просто тут привычно играть, потому что здесь до войны была их школа.
Как только ветер поутих и повалил крупный снег, мальчишки сбежались сюда шумною гурьбой. Они, как и вчера, смеясь и дурачась, начали лепить снежную бабу. Ребята спешили, точно опасались, что Снег растает, и они не успеют закончить начатое.
Азату очень хотелось быть вместе с ребятами - чего уж таить! Водиться с такой веселой компанией - одно удовольствие, это каждому ясно.
Среди них была одна-единственная девчонка, но какая! Бегала она не хуже ребят, дралась, пожалуй, побойчее, чем мальчишка. Вот это и дало ей великую власть над всей компанией. Вот почему и стала Маринка атаманшей.
Снежная баба росла на глазах. Сперва скатали огромный шар - одному с места ни за что не сдвинуть, сверху поставили другой, поменьше, и, наконец, приладили третий, там, где положено быть голове. Все было хорошо. Только под рукой не оказалось подходящего материала для глаз. Так, во всяком случае, подумал Азат, наблюдая за ребятами. "Я бы вынес им пару угольков, да разве они возьмут…" - горестно вздохнул он.
Маринка не растерялась. Недолго думая она оторвала две пуговицы от пальто. Не может же снежная баба остаться слепой!
"Ишь, какая быстрая! Если все будут пуговицы отрывать, что ж это получится?" - усмехнулся Азат. И не особенно строго осудил Маринку. Она ведь это сделала сгоряча.
Девчонка здорово верховодила, она знала толк в этом деле. Может быть, умение управлять людьми передалось ей по наследству от ее отца - учителя? Это, честно говоря, Азат утверждать не берется.
И оспаривать тоже.
У атаманши было два брата: старший и младший. Они играли вместе со всеми под ее началом.
Младшего - вихрастого, конопатого - она ласково окликала Коленькой, хотя ему было, наверное, столько же лет, сколько и Азату. "И чего она с такой дылдой нянчится?" - не понимал Азат.
Старшего звали Данилой. Как с некоторых пор считает Азат, Данила и есть самый бесстрашный человек во всем селе.
Однажды, разорвав путы, вырвался на волю Тур, племенной бык. В один миг улицы опустели. Ловкий и сильный, Данила, втянув голову в плечи, один на один пошел на быка. "Спятил хлопец, что ли?" - спросил себя Азат, с перекошенным от страха лицом наблюдая за ним. А Данила - хоть бы что! В один миг скрутил быка.
Это событие случилось неделю назад. А вот сейчас бесстрашный герой как ни в чем не бывало играл с малышами, безропотно подчиняясь Маринке-атаманше. Но все же время от времени, как казалось Азату, Данила бросал быстрый взгляд на тех, кто входил и выходил из полицейского участка.
"Чепуха какая-то лезет в голову, - убеждал Азат себя. - Мальчишкам нет никакого дела до полицаев. Они сами по себе, предатели сами по себе".
У всякой нормальной снежной бабы должна быть метла. Это Азат твердо знал. И он не сумел остаться равнодушным зрителем. Не таковский парень! Недолго думая Азат схватил старую метелку и выскочил на улицу. Он ведь давно искал повод, чтобы подружиться с деревенскими ребятами. И предлог, наконец, нашелся.
Когда Азат появился с метелкой в руках, все сделали вид, что его не замечают.
- Ну и рожа! - громко кричал Коленька, подпрыгивая и приседая перед снежной бабой.
Конопатая орава шумела и возилась вокруг. Азат на миг оторопел. Неужели так и не удастся подружиться? Собрав все свое мужество, он сказал:
- Снежной бабе нужна метелка. Возьмите… Маринка глядела мимо него, точно его, Азата, вовсе не было.
- Берите насовсем. Не думайте, что я обратно заберу метелку…
Маринка не пожелала его дослушать, метнулась к бабе и толкнула ее изо всех сил.
- Пошли! - скомандовала Маринка, первой срываясь с места.
Конечно, все сразу убежали за нею. Посередине улицы остался один Азат. Он не знал, куда сунуть старую метелку, не знал, куда деть глаза.
От обиды брызнули слезы. В эту минуту ему отчаянно захотелось догнать Маринку и сказать ей: "Зря ты задаешься… Никакой я не предатель. Такой же мальчишка, как и все твои дружки. Только мне страшно не повезло. Мне некуда деваться, некуда сбежать. Неужели ты этого не понимаешь?"
БУЛКА
Часом позже Азат горько жаловался Булке:
- Нас с тобой никто не понимает.
Овчарка, сочувствуя маленькому другу, негромко скулила. Она была очень сообразительная. Ее дрессировал Верзила.
Стоило приказать ей: "Голос!" - как Булка немедленно подавала голос. Лаяла глухо и сердито.
Это тоже входило в курс обучения - воспитывать в ней злобу.
Верзила мечтал иметь точно такую же ученую собаку, как у гестаповских офицеров.
А Булка вовсе не желала походить на гестаповских овчарок. У нее был мирный характер. Добрая, ласковая и ленивая собака.
С дрессировкой у Верзилы ничего не получалось. И тогда этим делом заинтересовался сам господин начальник холминской полиции. Ему тоже хотелось иметь на своем участке хотя бы одну ученую собаку.
- Отчего собака тебя не слушается? - недоумевал он. - Или она непонятливая, или ты не умеешь?
- Почем я знаю? - неохотно отвечал Верзила. - Обучаю, как предусмотрено инструкцией.
- Где-то у тебя промашка! - взъелся господин начальник. - Почему хлопец тебе не помогает? Пусть побегает и поползает.
- А ну надевай мешковину! - заорал Верзила, увидев Азата.
В старой рогоже Азат сделался похожим на огородное чучело. Появился он, как и было приказано, из-за сарая. Но собака сразу признала своего друга. Не хочет бросаться - и баста! И команда строгая на нее не действует. Куда там! Скачет весело вокруг Азата.
Одноглазый, наблюдавший эту сцену, поморщился и сплюнул.
- Отродясь такой канители не видел. Слушай меня внимательно, не то в морду дам! - приказал он Азату. - Ты кувыркайся, размахивай руками, приседай и вскакивай. Понятно? Хрипеть умеешь? Стонать умеешь? Если не умеешь, научу. Понятно? - И саданул ему по спине.
После такого наставления дело пошло на лад. Булку, как убедился Азат, нельзя было дразнить. Этого она терпеть не могла.
И стоило перед ее глазами появиться огородному чучелу, которое размахивало руками, что-то сопело и бубнило, как сразу она теряла контроль над собой. С ожесточением бросалась на Азата, готовая растерзать его.
Хорошо еще, что Верзила был начеку, удерживал собаку и оттаскивал ее назад.
"Дело дрянь! - решил мальчишка. - Если она сорвется, меня никто не спасет".
В тот день, как и надо было ожидать, Азату здорово досталось. Шишкам и царапинам не было счета.
С тех пор одноглазый не пропускал ни одного занятия. Он умел и любил забавляться. Ради потехи готов был просидеть целый день на крыльце. Старший полицай корчился от смеха, хватался за живот, аплодировал, как в театре:
- Распотешил! Повторить!
Азат ненавидел Одноглазого, но скрывал свои чувства, а собака не умела прятать неприязнь. Каждый раз недобрый огонек вспыхивал в глазах овчарки, как только появлялся Одноглазый. Они между собой не ладили. Азат не знал причину этого, но догадывался. По-видимому, Одноглазый когда-то ударил Булку.
- У-у, паршивая! - грозился старший полицай, заметив налитые кровью глаза овчарки. - Доберусь я до тебя…