Любовь и картошка - Владимир Киселев

Роман о старшеклассниках, об их жизни и приключениях, о современном селе с его сложными проблемами.

Владимир Киселев - автор многих романов о наших днях: "Девочка и птицелет", "Веселый роман", "Воры в доме", "Человек может".

В новом романе "Любовь и картошка" в самом деле рассказывается о любви. И о картошке. И об очень хороших людях. И о смешных приключениях.

Но главное, герои этой книги, юные и взрослые, любят жизнь, умеют ей радоваться и стремятся сделать ее лучше.

Роман "Любовь и картошка" награжден еще в рукописи почетным дипломом Всероссийского конкурса "Моя Советская Родина" на лучшее художественное произведение для детей.

Дорогие читатели! Напишите нам, проводятся ли у вас конкурсы. Похожи ли они на тот, о котором рассказывается в этой книге? Выбрали ли вы для себя на всю жизнь увлекательное и нужное дело, как герой этой книги Сережа?

Письма отправляйте по адресу: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.

Содержание:

• Предисловия - ПЕРВОЕ 1

• ВТОРОЕ 1

• Глава первая - КОРРИДА 1

• Глава вторая - КОНЦЕРТ 2

• Глава третья - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 3

• Глава четвертая - БОЛЬШАЯ ПЕРЕМЕНА 6

• 1. Инопланетянин 8

• Глава пятая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 9

• Глава шестая - КУЛЬТУРА БОЕВЫХ ТОПОРОВ 14

• 2. Инопланетянин 16

• Глава седьмая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 16

• Глава восьмая - КЛАД 19

• 3. Инопланетянин 22

• Глава девятая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 23

• Глава десятая - НЕФЕРТИТИ 25

• 4.Инопланетянин 29

• Глава одиннадцатая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 29

• Глава двенадцатая - МИЧУРИНСКИЙ ТОПОЛЬ 32

• 5. Инопланетянин 35

• Глава тринадцатая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 35

• Глава четырнадцатая - ФАКУЛЬТАТИВЫ 37

• 6. Инопланетянин 41

• Глава пятнадцатая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 41

• Глава шестнадцатая - КОНКУРС 43

• 7. Инопланетянин 46

• Глава семнадцатая - НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ 46

Владимир Леонтьевич Киселев
Любовь и картошка
роман

Благословен тот, кто посадил здесь картошку. Я люблю землю, возделанную человеком. Наступает время, и он пожинает плоды своих трудов, благословен крестьянин, посадивший картошку. Между тем есть люди, которые прячутся с винтовкой, быть может, в то самое время, когда я безмятежно любуюсь картофельным полем.

Луиджи Малерба. "Смертельный прыжок".

Предисловия
ПЕРВОЕ

Что вы будете делать в понедельник первого января двухтысяча первого года? В первый день двадцать первого столетия? С утра пойдете на каток? Очень хорошо! А вечером? В кино? Тоже неплохо. Тогда можете читать эту книгу. Она для вас. Но если в двухтысяча первом году вы будете старше, чем сейчас ваши родители, то не тратьте на нее своего времени. Это книга о любви. А взрослые любовью не интересуются.

И в школе про любовь не учат. Ведь учебные программы составляют взрослые. В школе изучают теорему Пифагора, сколько воды втекает в бассейн через одну трубу и вытекает через две или чем отличаются нормальные химические растворы от молярных.

Хотя в жизни, начиная по крайней мере с седьмого класса, ученикам приходится со всем этим сталкиваться значительно реже, чем с любовью. Поэтому школьники самостоятельно изучают вопрос о любви по литературным произведениям, по кино, а также телевидению.

Но в действительности о любви человечеству известно еще очень мало. Значительно меньше, чем о теореме Пифагора или о бассейнах с трубами. Отчего она зарождается? Почему девочка влюбляется в одного мальчика и ничуть не любит всех остальных, хотя с точки зрения разума он "может быть" не лучше других? Правильно ли это, что мальчик, которого ты полюбила, вдруг становится для тебя ближе и дороже самых близких и родных людей?

Обо всем этом, может быть и не совсем научно, говорится в книге "Любовь и картошка". А к двухтысяча первому году ученые с таким же усердием, с каким сегодня занимаются проблемами происхождения Вселенной, займутся проблемами происхождения любви. Вот интересно будет прочитать какую-нибудь диссертацию!

В этой книге все написано поправде. Так это и было с нами в действительности.

А что касается картошки, то про нее тут совсем немного, и кому это не интересно, могут такие странички пропускать.

Наташа Кузнецова, ученица 9 "А" класса школы имени Гены Воронова села Бульбы, Черниговской области.

ВТОРОЕ

Сейчас на нашей планете живет четыре миллиарда людей. К двухтысяча первому году нас будет около семи миллиардов.

Считается, что для поддержания одной жизни требуется в среднем полгектара земли. Вот и выходит, что на каждом из этих полгектаров придется как следует поработать, чтобы прокормить человечество в третьем тысячелетии. Особенно если учесть, что и сейчас на земном шаре каждый день умирают от голода двенадцать тысяч человек.

Только подумать: не единицы, не десятки (хоть в это ужасно), а тысячи таких же самых людей, как мы с вами, которые могли бы, так же как мы, жить, трудиться, радоваться, умирают в эту минуту потому, что у них нет куска хлеба, кукурузной лепешки, чашечки риса, трех картошек.

На земле не должно быть ни одного голодного человека. И если где-то человек умер от голода, то это позор для всего человечества. Вот почему я считаю, что к двухтысяча первому году многие проблемы, которые сейчас кажутся очень важными, даже такие интересные, как происхождение Вселенной, отойдут на второй план. А. главными будут проблемы урожая.

Мы в нашем колхозе выращиваем картошку. Мы уже сегодня работаем для будущего, потому что с каждой половины нашего гектара собираем урожай не для одного человека, а для сотен людей. А к двухтысяча первому году мы будем получать урожаи еще большие.

Картошка - это наше важное, наше государственное и общечеловеческое дело, и занимаемся мы им всерьез, и в книжке написано про это вполне правильно.

Тем же, кого интересует любовь, лучше прочесть какую-нибудь другую книжку. Про любовь тут всего несколько страничек, и их можно просто пропустить.

Сергей Кулиш, ученик 9 "А" класса школы имени Гены Воронова села Вульбы, Черниговской области.

Глава первая
КОРРИДА

Тысячелетние стены домов Мадрида украсили огромные афиши, напечатанные в две краски - оранжевую и черную: "На центральном стадионе имени кровавого диктатора Франко выступает знаменитый советский матадор комсомолец Сергей Кулиш. Бык весом в одну тысячу двести килограммов по имени Ганнибал-второй уже поднял на рога и затоптал пятерых матадоров. Приобретайте билеты, и вы сможете своими глазами увидеть, как советский матадор Кулиш станет шестым".

Зрители на стадионе сидели тесно, голова к голове, как семечки в подсолнухе. Все они кричали, пели и свистели на испанском языке, и разобрать можно было лишь одно слово: "Ку-лиш, Ку-лиш, Ку-лиш!"

В расшитой золотом куртке, в узких брюках Сережа легко, словно танцуя, выбежал на поле стадиона, для безопасности зрителей огороженное крепким деревянным забором.

Черный и беспощадный бык Ганнибал-второй, уже накопивший большой опыт по уничтожению матадоров, низко наклонил голову, хрипло замычал и без всякой "разведки боем" бросился на Сережу.

Стадион замер. Слышен был только тяжелый топот Ганнибала-второго.

Но Сережа не растерялся. Он взмахнул мулетой - куском красной тряпки, которую матадор подставляет быку вместо себя,- и Ганнибал-второй пролетел мимо, едва не задев Сережино плечо острыми, словно отполированными, рогами. На черном боку быка были нарисованы пять звездочек - по числу уничтоженных матадоров.

Пока бык тяжело разворачивался, как многотонная, доверху нагруженная автомашина, Сережа жестом успокоил зрителей: "Не волнуйтесь, граждане, и, главное, смотрите внимательно".

Как ни старался Ганнибал-второй боднуть Сережу рогами, а все равно он каждый раз попадал в мулету. Сережа стоял на месте, а бык танцевал вокруг него, пока у Ганнибала-второго не закружилась голова. Если бы бык умел разговаривать хоть по-испански, то он бы просто попросил пощады. "Сдаюсь,- сказал бы он.- Ну что ты ко мне привязался? Хватит".

Но тут ассистенты подали Сереже шпагу. Как только зрители рассмотрели, что за оружие у Сережи в руках, стадион словно взорвался. Негодующие крики, возмущенный свист перепугали даже бесстрашного Ганнибала-второго. А ему бы, бедному, не пугаться надо, а радоваться. Это была не шпага, а обыкновенная палка с кисточкой для бритья на конце.

Сережа сделал смелый выпад, и на загривке у быка, на том самом месте, куда должна была вонзиться шпага, появилось белое пятно. Кисточка для бритья была с краской.

Служащие стадиона увели Ганнибала-второго через специальную калитку в заборе, а Сережа выступил перед зрителями корриды с речью. Он к ней совершенно не готовился. Но, несмотря на это, говорил так же уверенно й смело, как только что обращался со своим грозным противником - быком Ганнибалом-вторым.

- Уважаемые граждане города Мадрида и его окрестностей,- сказал Сережа в микрофон, и репродукторы разнесли эти слова по всему стадиону.- Я не стану в своем выступлении касаться политических вопросов, вмешиваться во внутренние дела вашего государства.

Хотя и по этому поводу я мог бы сказать кое-что такое, что у вашего короля Хуана-Карлоса закрутило бы в носу. Я только хочу сообщить вам, что в Советском Союзе коррида прежде не проводилась. Мы жалеем быков. Знаменитый советский поэт Есенин в своем стихотворении правильно указывал: "Счастлив тем, что целовал я женщин, мял цветы, валялся на траве, и зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове". До сих пор матадор и бык выступали не на равных. Быка сначала утомляли всякими упражнениями, задуривали ему голову, а потом закалывали шпагой. Мы завели у себя другую корриду. Теперь матадор может показать свое мастерство, не убивая быка, а поставив ему на загривке метку. Я вызываю на соцсоревнование испанских матадоров - пусть и они себя покажут в таком гуманном виде корриды.

Судьи, подкупленные болельщиками, будто бы случайно снова выпустили на поле Ганнибала-второго, и отдохнувший бык, не разобравшись в том, кто только что спас его от верной смерти, низко наклонив голову, бросился на Сережу. Но Сережа даже не отошел от микрофона. Он взмахнул мулетой, и бык пролетел мимо с такой скоростью, что вонзился рогами в толстую деревянную ограду вокруг поля стадиона имени кровавого диктатора Франко.

Тем временем бабушка отважного матадора Сережи Кулиша Галина Федоровна разговаривала по телефону. Телефон в их доме поставили совсем недавно, и баоушка от него почти не отрывалась.

- От всего они антибиотиками лечат,- говорила она в телефонную трубку. Она стояла перед открытым окном, и Сереже было хорошо ее слышно.- И от головы, и от живота. И людям - антибиотики, и свиньям - антибиотики... Что?.. Ты мне про журнал "Здоровье" не говори... Сколько уже хороших людей померло от самолечения... Что?.. Научно это у людей совсем иначе делается... Возьми одну пчелу... Что значит "как возьми"? За крыльца. Посади ему туда, где спина кончается... Да нет, ниже. Через три часа температуру померишь. Если нормальная - назавтра посадишь уже по две пчелы, на обе половины... Записала?.. Дальше. Доведешь до шести... Нет, нет! На каждую! Температуру меряй каждый день. Если повышенная - пчел не сажай. Все записала?.. Что спасибо?.. За квартиранта?.. А что у них там?.. Опять черепки? Золота не нашли?.. Подожди возле трубки, я сейчас...

Бабушка положила трубку на стол, подошла к окну, выглянула, вернулась и снова подняла трубку.

- Так я и знала,- сказала она.- Слышу, бычок мычит. А это Сережа взял мою красную шаль и дразнит его. Как тореадор... Да, да. Тот самый... Подрос уже...

"Тот самый" бабушка сказала не о Сереже. О бычке. И Сережа тоже вспомнил, как тяжело появился на свет этот Ганнибал-второй. Это случилось в воскресенье. Бабушка ушла в Залесье в церковь. Отец уехал в район. Мама была на дежурстве в больнице. А у коровы начались роды. Очень трудные. Зорька ревела. Сереже казалось, что из глаз у нее катятся слезы. Она смотрела на него так, словно просила о помощи. Но теленок все не появлялся. Сережа хотел побежать позвать соседа зоотехника Стоколоса, который хорошо разбирался в ветеринарии, но боялся оставить корову.

И тут он увидел, что вышли передние ноги - слабенькие, свисающие, словно тряпичные. И Сережа стал осторожно вытягивать бычка за эти черные бархатистые ножки.

Обошлось. Родился бычок целый и невредимый. Сережа обтер его полотенцем, прочистил пальцем маленькие горячие ноздри и поднес Зорьке. Корова благодарно посмотрела на Сережу и старательно облизала бычка. А теперь вот какой богатырь вырос...

- Ну как же тебе не стыдно, - снова выглянула в окно Сережина бабушка.

Сережа подхватил ее слова и немедленно переадресовал их бычку:

- И в кого ты такой удался? Вырастешь, будешь волам хвосты крутить... Тебе бы все по улице бегать или про войну читать...

Бабушка посмотрела на бычка, который слушал Сережу с покаянным видом, покачала головой и вернулась к телефону.

"Очень интересно читать про войну,- думал Сережа.- Я ведь знаю, чем война закончилась: нашей полной победой. И все равно не могу удержаться и заглядываю в конец книги. Очень хочется узнать, кто остался жив, а кто погиб. Если бы я писал книжки, то у меня бы все хорошие люди остались в живых, а погибли только плохие. Иначе как-то несправедливо получается".

Недавно Сережа прочел рассказ о том, как командир взвода бежит впереди солдат с развевающимся знаменем в руках. Пули и осколки, как град, бьют по красному полотнищу. И вот уже кровь течет по рукаву.

"Товарищ младший лейтенант,- догоняет его солдат.- Вы ранены!"

"До свадьбы заживет!" - отвечает младший лейтенант. Но ошибается. Он падает, сраженный еще одной вражеской пулей.

Солдат подхватывает знамя. И вот он уже втыкает знамя в землю над вражеским дотом. В амбразуру летят гранаты, дот взят.

"А мне младшего лейтенанта все равно жалко, - думал Сережа.- И если бы это он, а не солдат воткнул в землю, это называется водрузил, знамя над вражеским дотом,- если бы он остался жив, так от этого рассказ, по-моему, ничуть не стал бы хуже.

Но интереснее всего читать про знакомых. Вот у нас все село читало "Анну Каренину". Потому что это про учителя Виктора Матвеевича и про его жену Анну Васильевну. Виктор Матвеевич на курорте, в доме отдыха, полюбил Анну Васильевну, которая тоже была женой генерала, и женился на ней. Генерал очень обижался, но ничто ему не помогло. А кинофильм "Анна Каренина" в селе Вульбы не показывали. Киномеханик сказал, что это неудобно. Анна Васильевна - директор школы. И нельзя подрывать ее авторитет. Те, кто хотели посмотреть этот кинофильм, в район ездили.

Конечно, в жизни все не так, как в книге. Анна Каренина бросилась под поезд. И если бы Толстой не написал своего романа, так и Анна Васильевна, может быть, тоже что-нибудь такое сделала. А так она уже знала, как нужно, и преподает математику. Вронский уехал на войну, и, что с ним было дальше, никому не известно. А Виктор Матвеевич заболел и умер. И еще у Анны Васильевны не сын, как у Анны Карениной, а дочка Наташа. И в этом вся штука",- думал Сережа.

Глава вторая
КОНЦЕРТ

Заслуженная, столичная, очень красивая и не очень молодая певица пела романс Чайковского "Средь шумного бала". И так легко, так естественно лился ее голос, что казалось, это о ней самой говорится в романсе "и голос так дивно звучал, как звук отдаленной свирели". Аккомпаниатор, тоже очень красивый пожилой человек, смотрел на нее влюбленно и преданно, и сельский Дворец культуры замер, затаил дыхание. И было в этом молчании не только стремление впитать каждую ноту, насладиться музыкой, не только восхищение, а и еще что-то более сложное. Так молчат у постели больного.

Бабушка Сережи Кулиша, Галина Федоровна, в зал не пошла, а осталась в фойе. Она опоздала, зал уже был полон, и теперь она то садилась на скамью, составленную из привязанных в ряд к жерди стульев, то приподнималась, разглядывая певицу сквозь открытые в зал двери.

По поводу концерта Сережина бабушка надела новенькое, еще не обмятое платье из плотной черной ткани, блестевшей, как рояль на сцене. И при каждом ее движении платье похрустывало, как капустная кочерыжка в мальчишеских зубах.

Она помнила эту певицу, Елизавету Дмитрук, теперь заслуженную-перезаслуженную, Лизкой, пучеглазой, худенькой девчушкой-сироткой. Родители ее погибли в войну, и воспитывалась она в семье Тараса Федченко, неродного своего дяди. Там, где теперь воспитывался и Эдик.

"А Эдика небось дома оставили,- неодобрительно думала Галина Федоровна.- Хотя он бы никому тут не помешал. Он тихий мальчик. И добрый. И чистый. И его любят в селе. И жалеют его, и неродного его деда Тараса,-и его мать певицу Елизавету Дмитрук".

Эдик был для села как бы постоянным напоминанием: вот жалуются люди, что у них то не так, это не получилось, а как увидят Эдика - высокого, красивого, с доброй, чуть виноватой улыбкой, - так сразу каждый понимает, что все это мелочи, а бывают на земле такие несчастья, которым нет и равных.

Эдику, как и Сереже, было пятнадцать лет, но в своем умственном развитии он остановился на четырех, от силы пяти годах, и остался таким. Была, правда, у него одна особенность, которая всех удивляла. В голове у него словно электронно-вычислительная машина щелкала. Его даже в специальный институт возили. В Москву. Но и там не разобрались.

Это был первый концерт Елизаветы Дмитрук в родном селе. Прежде она сюда не приезжала, словно была в чем-то виновата. Эдика на праздники старый Тарас Федченко возил к ней в Москву.

"А чем она виновата? - покачивая головой в такт романсу, думала Галина Федоровна.- И никто тут не виноват. Просто у нее гордость такая, что не хочет она видеть, как смотрят на нее с сочувствием. И уж, наверно, теперь она никого тут и не узнает. А интересно бы спросить,- думала Галина Федоровна,- помнит она, как я ей сахару-рафинаду дала кус чуть не с кулак. И как она грызла его потихоньку, как мыша. Тихая была девочка. Только разве спросишь?.."

Певица помнила об этом куске сахара и обо всем остальном. Но когда приехала, о Галине Федоровне не осведомилась. Она здесь давно не была и боялась, что в ответ услышит: "Умерла".