И тогда он, Охотник на Ягуаров, влетит на всём скаку во двор Дома. Натянет удила, поднимет своего Мустанга на дыбы и, издав боевой клич черноногих, махнёт рукой испуганным девчонкам и изумлённым товарищам, которые сейчас, наверное, только ещё встают и собираются делать зарядку.
Он бы хотел, да вот конь не хочет!
Ибо, по совести говоря, его Мустанг - это всего-навсего хилая кляча чуть побольше осла, хромая на все четыре ноги и вдобавок кривая. Конь настолько худ, что Срджа, увидев его, воскликнул: "Гляньте-ка! Теперь я знаю, как выглядит лошадиная смерть!"
Они нашли эту клячу неподалёку от городской свалки. Видно, у какого-то цыгана не хватило духу прикончить старого одра, и он оставил его на краю свалки на милость судьбы.
И вот судьба своим таинственным перстом показала кляче дорогу прямо в руки к Боце. Или, если хотите, усадила Боцу на облезлую спину Мустанга. Во всяком случае, давнишняя мечта мальчишки - покататься верхом на самом настоящем коне - исполнилась.
- Но, но! Но! - Пятки барабанят по бокам Мустанга. Это последнее средство заставить скакуна перейти на рысь и изменить его жалкую скорость - полкилометра в час! - Но, но! Давай, родимый!
Напрасно. Уши "родимого" глухи к мольбам, как, впрочем, и к угрозам. Мустанг вышагивает, словно на ходулях.
- Но, но, лошадушка моя!
Добрая лошадушка поднимает ногу, проносит её по воздуху и старательно прижимает её к земле - увы! - сантиметрах в двадцати впереди.
- Вперёд! Но, дохлятина! - в бешенстве кричит с высоты Боца.
А дохлятина, словно понимая, что это изящное выражение оскорбляет её достоинство, останавливается, машет огрызком хвоста и обиженно кривит морду.
- Видишь, он тебе в лицо смеётся, - бросает Циго. - Всё подмигивает, словно хочет сказать: "Ори, ори, а я своё дело знаю!"
Конь остановился, расставил ноги, и, кажется, нет уже силы, способной сдвинуть его с места. Он вытягивает тощую шею, покачивает головой взад-вперёд, как бы говоря: "Эх, ребятки, ребятки, если б я каждого "но" слушался, давно бы вороны мои косточки разнесли! Дышите-ка глубже! Пора и отдохнуть!"
Морда Мустанга тянется к пучку сочной травы, пробивающейся у дороги. Выщербленные зубы перетирают траву, а в здоровом глазу отражается искреннее удовлетворение.
- Охотник на Ягуаров, слезай! - нетерпеливо советует Циго.
- Не слезу!
- Слезай! На такой скорости нам домой и к новому учебному году не поспеть!
- Вечно ты всех учишь! Ладно, будь по-твоему!
Боца спешивается. Спрыгнув на землю, он по старому кавалерийскому обычаю похлопывает лошадь по крупу, потом хватает Мустанга за ухо и тянет изо всех сил. Четвёрка со скоростью улитки продолжает путь.
Боца тащит Мустанга за ухо, и вдруг мысль, подобная чёрному грозовому облаку, нависает над его разгорячённой головой.
- Новый учебный год!.. - вдруг выпаливает Охотник на Ягуаров. - Братцы, ну и влип же я! Мороз по коже подирает, стоит только подумать: а вдруг объявят, что меня оставили на второй год?
- На второй?! - упавшим голосом повторяет Циго, и лицо у него тоже становится озабоченным. - Что ты! Может, нам ещё переэкзаменовку дадут.
- Если бы… - с тоской вздыхает Боца. - Я-то уж наверняка знаю, завалил математику и французский…
Молчание.
- А что-то ещё с физикой будет! Прошлый раз, когда меня вызывали, я прямо-таки всё помнил. Только вот на проклятом Архимеде срезался.
- Может, на законе Архимеда? - поправляет Срджа.
- Какая разница, Архимед или закон Архимеда, коли я ни в зуб ногой!
- Серость! - тихо замечает Срджа, лучший физик класса. - И как это тебя угораздило? Столько времени мы этот закон зубрили, что я так и жду, что его вот-вот Терезин петух пропоёт, а ты его до сих пор не знаешь! Да я сам тебе его раз десять объяснял!
- Я спутался, - грустно говорит Боца. - Затмение на меня нашло. Учитель спрашивает об Архимеде, а мне вдруг на ум пришёл дядя Сто́ле, наш пасечник. Я ведь часто к нему хожу, помогаю ему возиться с пчёлами. Приду, подмету вокруг ульев, сниму трутней с леток, прополю чуток сорняки, а дядя Столе рад, доволен. "Давай, давай, герой, - говорит. - На сегодня хватит, наработался. Иди-ка, я тебя медком угощу". Я, сам понимаешь, второго приглашения не дожидаюсь. А старик зачерпнёт здоровый половник мёду и потчует: "На, малый, отведай. Попробуй, каков дяди Столин мёд. Ведь не мёд, а архимёд!" И вот, если уж хотите знать, учитель меня про Архимеда спрашивает, а у меня все мысли только о дяди Столином архимёде!
- Да уж и то, правду сказать, дядюшкин архимёд послаще будет, чем физический! - подтверждает Срджа и облизывается.
- Если бы за этот архимёд оценки ставили, то наш Боца получил бы не одну, а две пятёрки! - усмехается Циго.
Но Боце не до шуток. Он опустил голову, нахмурил брови. Всё ожесточённее тянет он Мустанга за ухо.
"И всё заботы… заботы!.. - думает он. - Всё время какие-то заботы! То об Архимеде думай, то об объёме параллелепипеда, то о ковбоях, то о каких-то трубах! А теперь вот ещё и о Мустанге! Того и гляди, на руках его придётся тащить, вот до чего эта скотина разбаловалась и разленилась… А где ещё доставать четыре кило пороха? Четыре кило - и ни грамма меньше!"
Срджа, продолжая думать о словах Боцы, осторожно спрашивает:
- Слушай, Боца, знаешь, о чём я вспомнил? Дядя Столе будет завтра давать салют?
- Салют?
- А ты разве забыл? Каждый раз в конце учебного года он даёт салют: в честь отличников пять раз, в честь хороших - четыре, в честь троечников - три, а остальным и одного раза хватает.
- Ну, мне и одного не достанется, - грустно произносит Боца и вдруг застывает. Лицо его озаряется. Глаза сверкают.
"Что это с ним? - думает про себя Срджа. - С чего это он так возрадовался?"
- Ура!.. - орёт Боца. - Я знаю, где достать порох!
Ему ничего не приходится объяснять. Циго и Срджа сразу понимают его. Понимают тотчас же, едва он произносит эти слова, имеющие такое решающее значение для успеха всей операции под кодовым названием "Водородная".
VI
После утренней зарядки Боца подошёл к Миче с намерением доложить о ночной операции. Но тот рассеянно взглянул на него и, вместо того чтобы выслушать донесение, послал Охотника на Ягуаров развешивать лозунги. Вождь черноногих был в то утро страшно занят подготовкой к торжеству по случаю окончания учебного года. Он входил в комитет по оформлению зала; тут хватало всяких дел, дожидавшихся умелых рук технической группы.
Боца вошёл в зал, где Рако круглыми широкими буквами писал слова лозунга: "Пуля знания разит вернее, чем настоящая пуля".
- Эх, - вздохнул Боца, беря ведёрко с клеем. - Попади в меня хоть одна такая пуля, вот бы было счастье. Так нет же! На меня все боеприпасы незнание израсходовало!
Раке сделалось смешно, но он чувствовал, что даже улыбаться нельзя, и от этого сдерживать смех было ещё труднее. Выручило его появление Мичи. Вождь привёл с собой стайку малышей, распределил между ними работу и строго предупредил:
- Смотрите! Надо так вымыть скамейки, чтобы муха и та на них поскользнулась. Можете это сделать, а?
Малыши смущённо переглядываются, теребят в руках щётки, тряпки и наивно отвечают:
- Можем.
За ними входит школьный хор и группа декламаторов во главе с Леной. Они исчезают за занавесом, скрывающим небольшую школьную сцену. Скоро оттуда раздаётся песня во славу знаний и труда.
В середине дня заглядывает заведующая Борка. Она оглядывает украшенный зал, хвалит техническую группу и останавливается рядом с Боцей.
- О Магич! И ты тут? - говорит она с удивлением.
Боца поднимает голову, и его глаза встречают строгий, но постепенно смягчающийся взгляд заведующей. Ему чудится в её глазах сожаление, сердце его сжимается. "Конечно, - думает он, - оставили на второй год". И голос у него пропадает.
Заведующая сообщает, что после обеда уроков не будет. Последний день учебного года. Что успели выучить, то и успели. Хорошие ученики ничего не теряют, а двоечники и подавно. Говоря это, она ещё раз взглянула на Боцу, и бедняга задрожал былинкой на ветру.
После обеда придёт репортёр из городской газеты, чтобы собрать материал для рубрики: "Они ищут своих родных". В газете давно введена эта рубрика, и спасибо тому, кто догадался это сделать! Далеко расходятся газеты, их читает и стар и млад, крестьяне и горожане. Не раз родители плакали от радости, узнав по фотографии или по описанию в статье своего потерянного ребёнка.
- Вы, дети, подумайте о своей прошлой жизни. Постарайтесь вспомнить… и мы попросим дядю репортёра, чтобы он всё записал, - напомнила заведующая. - А теперь пообедайте и отдохните! Наденьте праздничные костюмы, примите гостя прилично.
Ребята разошлись.
В этот день обед прошёл необычайно спокойно. По обеим сторонам длинного стола склонились над своими тарелками взлохмаченные головы, с одной стороны девчоночьи, с другой - мальчишечьи. Разговаривали мало. Каждый углубился в свои мысли…
Война продолжалась долго, много народа погибло. Дети остались без отцов и матерей. Разрушены многие семьи. Но нет покоя родительским сердцам до тех пор, пока они не узнают, куда девался их ребёнок. Родители ждут. Стараются разузнать всё, что можно.
Иногда счастье улыбается: кто-то узнаёт из газет о своём сыне, пропавшем десять - двенадцать лет тому назад, в страшную глухую ночь фашистского наступления. И счастливый отец суёт газету в карман, собирает чемодан и бежит, мчится, едет в поезде, плывёт на корабле, летит самолётом, только бы поскорее обнять своего малыша, который уже превратился в здорового парня. Встретятся - и нет конца объятиям, поцелуям, вопросам! Тысячи вопросов, тысячи ответов. Ну, как ты?.. Что делаешь?.. Как учишься?.. Где мама? А наш старый дом всё ещё стоит? Не разрушили его?
О такой встрече здесь мечтает каждый. Надеются. Надежда никогда не умирает в молодом сердце.
Вот почему с таким нетерпением ожидают они репортёра.
Они надели праздничную форму: девочки в синих юбках и белых кофточках, мальчики в полосатых морских тельняшках и коротких тёмных штанах. Собрались у края поляны перед Домом и то и дело вытягивают шеи. Высматривают дяденьку из газеты с фотоаппаратом через плечо. Здесь же, на поляне, он будет их фотографировать.
Охотник на Ягуаров забрался на шелковицу, приставил ладонь козырьком к глазам и наблюдает. Эх, жаль, нет подзорной трубы!.. Можно было бы увидеть репортёра, едва он выйдет из редакции.
- Вот он, идёт… Ой, какой толстый!
И правда, на тропинке показался крупный, полный человек. Припекает июньское солнце, наш репортёр снял пальто, взял его на руку, сдвинул шляпу на затылок, виден его розовый, потный лоб. Шагает широко и отдувается, как паровик.
С шелковицы слышен SOS Боцы:
- Эй, люди, помогите дяде-репортёру!
С десяток мальчишек помчались вниз по дороге. Хлопают в ладоши, хватают репортёра под руки и с шумом и хохотом тащат его на луг.
Репортёр остановился, отдышался, вытер потный лоб и наконец, улыбаясь, проговорил:
- Уф, ребята, до чего же жарко!
- Как в Африке! - кричит с шелковицы Боца.
- Ну, не совсем как в Африке! - смеётся репортёр.
- Что? А вы разве там были?
- Было дело… - машет рукой толстяк. - Вы что, не видите, как я похудел от африканской жары? - И он показывает рукой на свой толстый живот.
- Ещё бы не видим! - в тон репортёру отвечает Боца.
И над поляной разносится смех.
- Ребята, давайте посерьёзнее, - слышен голос заведующей.
Она выходит вперёд, пожимает руку репортёру и благодарит его за посещение.
- Дядя журналист пришёл по важному делу. Вы знаете это?
- Знаем! - хором отвечают ребята.
- Ну, раз знаете, тогда не будем терять время, - по-дружески говорит репортёр. Он сел на траву, вытащил блокнот в кожаной обложке, сунул карандаш за ухо и представился ребятам: - Меня зовут Вла́я. А вас?
Все шестьдесят почти одновременно называют свои имена. Ребята столпились вокруг репортёра, каждому хочется быть первым, и, если бы не заведующая, кто знает, что получилось бы из этой толчеи. Но она наводит порядок, вызывает:
- Срджа Ба́рач!
- Я здесь.
Срджа заметно взволнован, но сдержан. Он подходит к репортёру и тихо, спокойно рассказывает о своей жизни.
Молчание.
Всё, что говорит Срджа, может сказать каждый ребёнок из Дома, никому не приходится напоминать о соблюдении тишины.
Биография Срджи коротка. Он знает, что однажды зимой во время войны ему пришлось бежать из своего села, название которого он забыл. Мать, кажется, была больна, в лихорадке. Отца он не помнит. Тот давно ушёл в партизаны. Срдже было всего четыре года, когда он оказался среди беженцев где-то в горах. Вспоминается: совсем недалеко стреляли, а под буками, где прятались беженцы, было так холодно, так сыро… слышен был плач маленьких детей, и он тоже плакал. Он лежал рядом со своим старшим братом - имени его Срджа не помнит - на циновке, в снегу, покрывшись одеялом. А когда наутро он, полузамёрзший, проснулся, не было ни брата, ни матери, ни циновки под ним…
Бой затих. Чёрным волком молчали вокруг него горы…
А он был один, затерянный среди льда и снега. Тут и нашли его бойцы проходившей мимо бригады и взяли с собой. Большой, весёлый боец завернул его в свою шинель и двое суток нёс на руках. Срджа вспоминает - боец щекотал его усами, хотел развеселить. Только Срджа не смеялся, он даже улыбнуться не мог. Словно разучился…
Конец войны он встретил в партизанском госпитале, куда принёс его усатый партизан. Он долго целовал мальчика перед разлукой, а потом побежал догонять бригаду.
В конце войны Срдже не было ещё и шести лет. Его привезли в Дом сирот войны. Вот и всё…
Обычная короткая история жизни мальчишки, над родиной которого пронеслись страшные вихри войны.
Обычная короткая биография, так похожая на биографии тысяч его сверстников.
Это всё.
Но это много. Очень много!
…Солнце уже клонится к западу, а репортёр всё сидит и пишет. Рука онемела от усталости, но он продолжает работу. Разве он может прервать её, ведь и он потерял в этой войне младшего брата.
- Боца Марич!
Боца давно слез с дерева и присоединился к группке мальчишек, ожидающих своей очереди. Впервые в жизни Боца серьёзен. Впервые живое воображение не заставит его витать в облаках. Нет, он точно, совершенно точно расскажет всё, что он запомнил из своего детства…
- Давайте поторопимся, - говорит репортёр. - Снимки надо сделать, пока ещё светло.
- Вот… только ещё это запишите, - тихо просит Охотник на Ягуаров.
- Да уж давай запишу! - улыбается репортёр.
Он снимал их по-одному и группами. Снял и всех вместе, серьёзных, неподвижных. А под конец, установив камеру на автоспуск, толстяк репортёр устроился среди ребят, обнял своими огромными ручищами тех, кто сидел поближе, и сделал снимок себе на память.
Незаметно подобрались сумерки. Они наполнили темнотой перелески и погасили блеск ленты реки. Кусты ольхи и вербы накинули тёмные рубашки на понурые спины. Луг опустел. Тишина.
По каменистой дороге шагает репортёр Влая. Он накинул пальто - свежи июньские ночи. Тело ломит от долгого сидения, но он спешит в редакцию. Он знает: много-много надежд заключено на листках его блокнота в кожаной обложке. Много призывов…
А под шелковицей, сквозь тонкую завесу первых сумерек, виднеются две тонкие фигуры. Слышен шёпот.
- Вечно вы, женщины, так! - доносится голос Мичи. - Чуть что - и в слёзы! Нежности, сентиментальности. Все вы такие.
- А что я могу поделать? Мне так тоскливо, Мича!
- Знаю. А разве другим легче?
- Что я могу поделать?..
- Можешь не плакать, - тепло говорит Мича и покровительственно сжимает мокрую от слёз Ленину ладонь. - Пошли домой, поздно уже. - И зачем тебе плакать? Если бы мы все плакали… Видишь, ты должна знать… - Мича неожиданно замолкает.
- Что я должна знать?
- Так… ничего…
- Скажи, дорогой Мича! - неожиданно для неё самой вырывается у Лены.
Мича окончательно смущён. Темно, поэтому Лена не видит, как он краснеет.
"Дорогой Мича!" - звенит в ушах у мальчика, а в груди - радость. Душа готова запеть.
"Какая она хорошая, искренняя!" - думает он. Наконец решается, наклоняет голову и тихо, едва слышно, шепчет:
- Ты должна знать… это… знать, что и ты мне… это… очень, очень… нравишься!
Он не успел поднять глаза, как Лена исчезла. Убежала.
В темноте неясно мелькнула её праздничная белая блузка.
VII
Ссутулился Боца Марич, побледнел, позеленел, сделался меньше макового зерна, сам в себя спрятался - из-за парты не видать!
Тяжело добру молодцу приходится! Наступили тяжкие времена, сообщают об успехах в учёбе и поведении.
"У кого, может, и успехи, - тоскливо сжимается сердце Боцы, - а у меня одно горюшко!"
И ещё, как на грех, приснился Боце в ночь под воскресенье страшный сон.
Пришёл он будто бы в лес посмотреть, что там Мустанг делает, и вдруг, откуда ни возьмись, - чёрная змея и ну за ним гоняться. Продирается он через лесок и всё высматривает, нет ли где орешника, туда, говорят, змеи не заползают. А орешника, как назло, не видно. Оглянулся он - змея его догоняет, подняла голову, выбирает, куда бы ужалить.
"Ну, нет, не возьмёшь!" - увёртывается Боца. Схватил он камень… раз!.. промахнулся.
Змея свивается в кольцо и ещё злее бросается на него. Он хватает второй камень - опять промах. А чёрная злодейка неторопливо ползёт к нему, видит, что он ничего не может сделать. Поднялась на хвост, раскрыла пасть…
"Ужалит!" - думает Боца и коченеет от ужаса.
И вдруг змея говорит самым настоящим человеческим голосом, и перепуганный Охотник на Ягуаров узнаёт голос учителя физики:
"Эх, Марич, Марич, не буду я тебя жалить, ты и без того ужаленный!.."
И уползает в ближайшие кусты.
"Сон в руку, - думает Боца и ещё ниже пригибается к парте. - "Чёрная змея" - это пропавший год. Два промаха - две двойки по главным предметам: по французскому и по математике. А слова "ты и без того ужален" - это насчёт физики. Как раз хватит, чтобы загреметь на второй год!.."