С уходом "нравственников" в квартире осталось всего трое, не считая Судских и вернувшегося с довольным лицом Бехтеренко. Старший следователь подошел к Судских. Он узнал в нем старого служаку из районной прокуратуры Синцова. Спокойно сказал:
- Мы управились, Игорь Петрович. На протокол взглянете?
- Сами в двух словах, - вежливо попросил Судских.
- Убита выстрелами в голову и сердце. Каждый смертельный. Смерть наступила более трех часов назад. Получается, преступник хотел, чтобы мы приехали сюда сразу. Вас, конечно, не ожидали.
- А как сюда нравственные попали?
- Бригада подъехала, нас встретили у подъезда. У Мас-тачного на руках был ордер на обыск.
"Странно, - отметил Судских, - Гснеральный прокурор чего-то недоговаривает".
- Что изъяли подопечные Мастачного?
- Ничего. Это я вам уверенно заявляю. Вас не ожидали так быстро.
- Как преступник попал в квартиру?
- С вечера оставался. Ужинал вместе с хозяйкой, потом перебрались в спальню, но постель осталась неразобранной. Ссора между ними скорее всего произошла в спальне, кое-какие следы указывают на это.
- Отпечатки пальцев?
- В избытке. Как я понимаю, будем работать вместе, - в тоне полувопроса сказал Синцов.
- Почему бы нет? - без полутонов ответил Судских. - Ордер на обыск и арест покойной есть. Оставляю вам капитана Смольникова. При необходимости выходите прямо на меня.
- Меня это устраивает, - кивнул Синцов.
Судских знал его давно, знал как толкового специалиста и, если бы не возраст Синцова, переманил бы к себе безо всякого. Следователю прокуратуры Синцову было почти шестьдесят, он дотягивал лямку до пенсии. Работал в обычном режиме - умно и ответственно, на жизнь не сетовал. Старая рабочая лошадка.
- Игорь Петрович, я для вас не открою секрета, если скажу, что покойная магэсса интересовалась многим и ею интересовались многие. Убийство не случайное.
- У вас есть рабочая версия?
- Есть скромная; скрывать от вас не буду, но хотелось бы кое-какие детали уточнить. И вот еще что. Ваше появление ожидалось с опаской.
- С чего вы взяли?
- Я услышал, как Мастачный распекал свистящим шепотом одного из своих: "Чего копаетесь, не хватало, чтобы нас опередил этот Судских, любимчик президента". Видите, какая ниточка?
Они обменялись понимающими взглядами, но не успели обменяться вопросами: Синцова оторвал медэксперт из его бригады:
- Извините, Петр Иванович, мы закончили. Можно убирать труп?
- Позвольте я взгляну, - попросил Судских.
Подняли простыню. Мотвийчук, одетая в спальный костюмчик из тончайшей бязи, лежала навзничь, словно выстрел бросил ее с огромной силой на пол. Посредине лба красовалась маленькая дырочка, рельефно схваченная по окружности запекшейся кровью. На рубашке расплылось густое темно-красное пятно, похожее на абсолютно симметричный раскрывшийся цветок. В глаза бросалась четкая полоса крема, густо нанесенного на лицо и шею, отчего след пули на лбу фиксировался резко. Красавицей Мотвийчук не была и в молодости - так, милашка: смерть вынесла на поверхность скрываемые изъяны и пороки; ночной костюмчик, цена которому шестьсот - восемьсот долларов, не скрывал обрюзгшего тела.
- Выстрелы с близкого расстояния, - заметил Судских, и Синцов кивнул:
- Они сидели друг против друга. Мотвийчук - на пуфике, убийца - на диване. Расстояние вытянутой руки. Поза убитой указывает на неожиданность выстрела. Первый был в сердце - шоковое состояние, затем выстрел в лоб.
Судских кивнул и отошел.
- Спасибо, Петр Иванович. У меня пока вопросов нет.
Синцов как-то неуютно огляделся, сказал "до свидания" и пошел вслед за носилками. Судских проводил его и закрыл за всеми дверь. В квартире остались он и Бехтеренко.
- Ну, показывай искомое…
Бехтеренко повел Судских за собой. За гостиной, где все произошло, была другая комната не меньших размеров. В середине ее красовался трехъярусный мраморный фонтан с подсветками.
- Вот это да! - воскликнул Судских. - Все видел, а такое - нет.
- Я тоже получил массу положительных эмоций, - засмеялся Бехтеренко. - Красиво жить не запретишь…
- А умирают все некрасиво, - закончил за него Судских.
Через небольшую соединительную комнату Бехтеренко провел Судских на половину сына Мотвийчук. Если у матери на всех предметах лежал отпечаток самодовольства, здесь, несмотря на стильную мебель, уютом не пахло. Стандарт гостиницы. Единственное отличие - большой глянцевый фотопортрет в цвете Артура Чипова, певца "иезус рока", кумира христианской молодежи. Зато в ванной обилие дезодорантов, кремов, кремиков и прочего говорило о том, что хозяин себя любит много. Ванна с гидромассажерами, биде, а уж сам унитаз в виде раскрытой ладони выглядел царским креслом.
- Не умеем мы жить, Игорь Петрович, - опять засмеялся Бехтеренко. - В фонтанах не купаемся, в биде не полоскаемся, в унитазе себе отказываем.
- Не отвлекайся, Святослав Павлович, - напомнил Судских, хотя сам не без удовольствия двигал по мраморной доске умывальника флаконы, флакончики и даже прыснул на ладонь из черного массивного флакона - "Черный монах"… Элитарный одеколон…
Бехтеренко подставил стремянку, которая стояла здесь же за дверью, и вскрыл сетку воздуховода. Пошарив там тщательно, он повернулся к Судских:
- Обманул, сучонок!
- А зря вы так, Святослав Павлович, - насмешливо ответил Судских. - Тут секрет есть. Дерни за веревочку, сезам откроется.
Он потянул за ленту плетеной ткани, которая свисала из-под махрового полотенца, и в окне воздуховода Бехтеренко увидел сверток, вытащил его.
- Вон же леска под плинтусом, - без подначки сказал Судских, принимая увесистый пакет. - Еще что-нибудь маячит там?
- Шкатулочка, - подтвердил Бехтеренко, вынимая деревянный ящичек из-под цейлонского чая.
Бехтеренко спустился на кафельный пол, подошел к Судских, который разворачивал на мраморной туалетной доске пакет из плотной бумаги. Флаконы и баночки он сдвинул в сторону одним движением руки.
- "Миф о Христе"! - воскликнул он, вынимая первую папку. - Вот она, дипломная работа Трифа. Сам, оказывается, спер ее с кафедры. Тут, Святослав Павлович, и мои отпечатки пальчиков остались. А это… - читал он надпись на другой папке: - "Знаки Вотана применительно к сопоставительному тексту Кабаллы".
- А это с чем едят? - поинтересовался Бехтеренко.
- О, друг мой, Гриша Лаптев за таковой деликатес нам чай, кофе и ватрушки будет носить каждый день. Знаки Вотана - это магические символы… О! - воскликнул он, добравшись до третьей папки: - "Вертикальные ряды: счисление и порядок". А за эту папочку в ресторан поведет!
Бехтеренко не стал выведывать, что это за вертикальные ряды, на кой они простому смертному. Папка была последней, и он поставил перед Судских ящичек с выдвинутой планкой. В нем лежали две пачки стодолларовых купюр, два перстня, цепочки и всякое женское золотишко.
- Хорошо упаковался юноша, - похвалил Бехтеренко. - А сам ведь ничего не зарабатывал, все у мамани таскал и выуживал. А потом и продал.
- Оприходуй все, Святослав Павлович, - сказал Судских, заворачивая папки обратно в бумагу. - Подымай ребят, понятых, делайте тщательный обыск по всем правилам, может, еще что-то подвернется. Я поеду пару часов посплю. С утра начнется катавасия, надо бы форму соблюсти…
Выйдя на улицу под мягкий падающий снежок, Судских задумался.
- Левицкий! - окликнул он проходящего мимо оперативника. Тот остановился, ожидая. - Поедешь со мной в Переделкино. Садись за руль и медленно-медленно. А я подремлю в дороге.
Быстрее и некуда было ехать. Заснеженная Москва тонула в ночи, из которой проступали редкие фонари и тонкие колеи проехавших по снегу машин, в основном милицейских и оперативных, вдоль тротуаров под медленное топа-ние лошадей изредка двигались разъезды хмурых невыспавшихся казаков в лохматых папахах. "Волгу" Судских они провожали злыми взглядами как рудимент первопрестольной, которая вот-вот должна высвободиться от засилья самодовольного гадья, от смуты, из-под самой глупой цивилизации, не давшей России ничего, кроме потрясений. Вот они, казачки с нагайками, тут как тут, а столетие метаний псу под хвост. Все возвращается на круги своя, долги перечеркнуты, игра по новой, по правилам сдающего.
Казацкий урядник смело повернул мохнатую лошаденку на проезжую часть, пусть попробует "Волга" не затормозить…
Левицкий пропустил разъезд, опустил стекло.
- С Рождеством Христовым, казачки! - крикнул он весело.
- Па-а-шел ты! - откликнулся замыкающий.
- Правильно, - комментировал сквозь дрему Судских. - Не бери интеграла от лошадиной масти.
- Как это вы только сейчас сказали? - подыгрывал шутке Левицкий.
- Этот казачок думает, будто он сидит на коне бледном и несет миру очищение, а конь бледный… - Судских всхрапнул, проваливаясь в дрему. Левицкий теребить не стал, и четыре коня библейских прошли один за другим перед Судских, и почему-то не были они посланы гневом Божьим, а только круговоротом бытия, как за весной приходит лето, осень, зима…
За ночь снегу навалило порядочно. Левицкий и без подсказки шефа ехал медленно, держась проложенной до него колеи. Городские власти не спешили расчищать заносы, то тут, то там у обочин, торкнувшись в снежный бордюр, мерзли машины чайников, частников, где с хозяевами, пытавшимися оживить своих авточетвероногих друзей. Власти объявили крестовый поход против частной собственности, и, что говорить, времена засилья иномарок на трассах минули: закрывались автосалоны и автостанции мировых автогигантов, нечего стало обслуживать из-за высоких пошлин, нечего продавать из-за дырявых карманов, и лишь отчаянные смельчаки цеплялись пока за лакированные крылья своих импортных ласточек; отечественные автозаводы, как обычно, гнали дерьмо, которое в порядке строгой очередности доставалось счастливчикам из масс.
Москва переживала последние часы перед поздним зимним рассветом, хмурая и нсвыспавшаяся.
- Подъезжаем, - разбудил шефа Левицкий.
- И чудесно, - потянулся на заднем сиденье Судских. Достал из карманчика в спинке сиденья бритву-жучок и стал меланхолически водить по щекам.
Дача УСИ в Переделкино представляла собой кирпичное сооружение в два этажа с башенками и эркерами. Когда-то им владел маститый писатель, уверивший в незыблемость советской власти, на приличный гонорар за песнь во славу этой власти он отстроил особняк. И выдохся. Особняк перекупил нувориш-банкир. И тоже выдохся. УСИ без напряга выкупило особняк.
Охрана вычистила подъездную дорожку, и "Волга" после надрывной езды по трассе лихо вкатила прямо в распахнутые ворота.
- Чаем напоят? - осведомился Судских у старшего после его доклада о том, что происшествий нет, гости всем довольны.
- Обижаете, Игорь Петрович, - напустил обиду на лицо старший. - Как раз к завтраку.
- Держи, - сбросил пальто, а там и пиджак с рубашкой Судских на руки старшего. - Красиво жить не запретишь! - И взялся натирать себя свежим снегом, покрякивая и довольно охая.
Триф встретил его у кухни-столовой. Поздоровались.
- Угощайте, Илья Натанович. Я вижу, вы здесь за кормильца, - кивнул Судских на деревянную лопаточку в руке Трифа.
- Я тут на питание не жалуюсь, - посчитал упреком слова Судских он. - Ребята молодцы, каждый умелец-по-вар, но я решил их гренками побаловать, какие умела одна моя бабушка готовить.
- А где наша Марья? - спросил Судских, оглядываясь в столовой.
- Ночует, - кратко изрек Триф. - Сутками ночует у себя в комнате.
- Оклемывается, - добавил старший охраны.
- Пусть, - кивнул Судских, усаживаясь за стол.
После завтрака Судских и Триф уединились в комнате, которая негласно считалась кабинетом генерала, когда он здесь обитал.
- Дорого я вам обхожусь? - участливо спросил Триф.
- Илья Натанович, - опуская витийства, спросил Судских, - вам имя Мойзеса Дейла о чем-то говорит?
- Не могу сказать… Вот если увидеть.
- А это узнаете? - выложил перед ним папки Судских.
- О-о! Как они к вам попали? Я давал их на хранение Ниночке!
- Там и взяли. Мотвийчук собиралась продать их Мой-зесу Дейлу.
- Ниночка?
- За двести тысяч долларов.
- О-о-о!
- Вчера вечером ее убили в собственной квартире.
Даже на "о" не осталось у Трифа сил от изумления, смешанного с подлинным страхом.
- Вы можете связать ваши документы с ее убийством?
- Нет, никак не могу, - категорично ответил Триф. - У нее не водилось недругов. Убийство, Дейл, торги… Отказы-наюсь верить. Ниночка - ангел, добрая, отзывчивая, последнюю копейку отдаст. Как мы душевно с ней дружили!
- Как ни прискорбно, Илья Натанович, придется разрушить ангельский образ. Когда вы с ней познакомились?
- Сразу, как поселился на Флотской. В 1979 году.
- Ив этом же году Мотвийчук отписалась в КГБ по новому соседу. Она ведь осведомителем была. Стукачом…
- Боже! Какие гадости вы говорите! - вскочил Триф.
- Тогда я прочту вам кое-какие выдержки из того доноса… - Из кармана пиджака Судских достал несколько листков бумаги: - "…эти записки он хранит отдельно от других под нижним ящиком газовой плиты". О чем речь, помните?
- Боже мой! - опять вскочил Триф. - А я то думал, куда они подевались. Понимаете, я тогда собирался диссертацию писать о раннем периоде христианства. С трудом разыскал запрещенную у нас "Хагиографию в лицах", сделал выписки, а книгу вернул владельцу. Да-да! В сентябре нас послали на картошку, и ключи я оставил Ниночке, Боже мой, это не она, это сынок ее подловатый.
- Проверено, Илья Натанович.
- А кто убил ее? Вы нашли убийцу?
- Пока нет. Это будет известно очень скоро. Скажите, Илья Натанович, а какие отношения у вас были с ее последним мужем?
- С Гсоргием? - уточнился Триф. - Или с Басягиным?
- А какой вам больше импонировал? - решил расширить свои познания Судских.
- Я раздружился с Георгием, - поджал губы Триф. - А Басягина видел всего два раза. Ниночке не везло с нашим братом.
- Почему вы так считаете?
- Ну как вам сказать… Допустим, Георгий. Приличный с виду человек, научный работник, я питал к нему симпатии, мы часто дискутировали о религии вообще, а историю и каноны магии он знал блестяще, я часто консультировался у него. Милейший, умнейший человек. И вдруг узнаю - Ниночку избивает. Только благодаря друзьям Ниночки его удалось выставить из ее же квартиры.
- И много друзей было у Мотвийчук? - чуть иронично спросил Судских. Триф не заметил.
- Очень много! К ней шли со своими бедами, и для каждого она имела слово утешения. Я почти уверен: убийство - дело рук Георгия.
- А чем она зарабатывала на жизнь? - не стал пока разубеждать Трифа Судских.
- Не интересовался. По-моему, вязанием на дому. Я ей старался чем-нибудь помочь. А с мужьями, я говорил, ей не везло.
- Да уж, Илья Натанович, - открыто усмехнулся Судских. - Ваш ангел зарабатывал гаданием и всяческим мух-лежом. И такие деньги брала с клиентуры, какие вам и не снились. Одна обстановка ее новой квартиры тысяч на двести долларов потянет.
- У Ниночки новая квартира? - изумился Триф не цене мебели, а переездом. - Выходит, я не увижу ее на прежнем месте… Ах да… - стал мыслить реально Триф. - Ниночку убили. Она гадала?
- Это все знали. А научил ее Георгий. И не было множества людей, приходящих за теплым словом, а была расчетливая нажива на людских печалях. Георгий понимал, что дал нечистоплотной особе средство наживы, стал мешать ей. Тогда она наняла бандитов. После этого вы виделись с Георгием?
- Всего один раз. Где-то через неделю после его изгнания Георгий позвонил и предложил встретиться в парке. Он обелял себя, я не верил, разговор был сухим. Тогда он, прощаясь, подсказал мне, что распускать Библию надо вертикальными рядами.
- Как-как? - не понял Судских.
- Это термин такой у дешифровальщиков. Любая книга таинств содержит в себе зашифрованные тексты, которые подвластны самым-самым посвященным. Не зная ключа, скрытый текст прочесть невозможно, а Г еоргий, по моему убеждению, относился к высоким профессионалам. Его подсказка очень помогла мне в работе над "Вертикальными рядами".
- И вас не удивляло, что подлый человек открывает вам тайну?
- Еще как удивляло! Я потом часто намеревался разыскать его, но что-то останавливало меня. Может, обида за Ниночку, может, мои сомнения в неправоте моей. Не знаю. А потом начались мои злоключения. Я стал зайцем и только бежал, бежал…
- Скажите, Илья Натанович, а во времена вашей дружбы Георгий помогал вам в исследованиях?
- Да, конечно! Именно он подсказал мне, что тайну Апокалипсиса следует искать в Эклесиасте, после чего, зная счисления вертикальных рядов, можно расшифровать всю Библию.
- И вы знаете как?
- Да, конечно. И вам сразу скажу: нет в Библии ничего сверхтаинственного, это скорее всего руководство для избранных.
- И что это сокрыто в Эклесиасте? - мягко подталкивал Судских Трифа к интересующей его теме.
- Э-э, какой вы… - не торопился Триф. - Аристотель гнев свой обрушил на ученика своего Александра Македонского за то, что он тайны богов открывал смертным.
- Я, выходит, не сподобился? - прищурился Судских.
- Не будем так, Игорь Петрович, - тихо ответил Триф. - Я обязан вам жизнью, отдам все свои знания, но, как сказано в "Книге начал", ученик должен знать исходное искомое и сам сложить квадрат магии, тогда тайна станет служить ему. Если ученик познает искомое, сложенное в квадрат магии, от учителя, тайна придавит обоих. Не будем нарушать высоких истин. Кто знает, какие силы подвигают их. А вот исходное искомое я вам дам.
- Спасибо и за это, - серьезно ответил Судских.
- Так вот. Есть несколько вариантов Библии, но искомым считается каноническое, то есть без вольных трактовок. Исходное здесь - это нумерация страниц и набор текста строго по оригиналу. Правая и левая часть каждой страницы разделена вертикальными рядами, это так называемые параллельные места. В тринадцатой главе "Откровений" сказано: "Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число это шестьсот шестьдесят шесть". Многие мудрецы ломали голову над этим магическим числом, сколько легенд возникло! А это всего лишь ключевой знак. Обратите внимание, что Эклесиаст расположен в Библии не вполне логично между Соломоновыми притчами и книгой "Песнь песней Соломона". Если вы поймете эту нелогичность, тогда тайна трех шестерок сама ляжет в вашу ладонь. А зная природу вертикальных рядов, можно, как говорится, смотреть далее по тексту. Вот и все.
- Я попробую, - кивнул Судских. Кивок вышел сухим.
- Ради Бога, не обижайтесь только! - горячо запросил Триф.