"Про требование ехать в околоток, конечно, врет, - отметил искушенный Судских, - а физиономию начистили крепко".
Гражданин Фетисов был доставлен в 61 - ю градскую больницу для малоимущих с сотрясением мозга и тройным переломом нижней челюсти. От сотрясения пострадавший быстро оправился. "Видимо, сотрясать было нечего", - отмечал по ходу дела Судских. На нижнюю челюсть гражданину Фетисову были наложены бандажи. Там же в больнице гражданин Фетисов написал заявление в "Региональный совет по оказанию помощи лицам, пострадавшим от бандитизма" с просьбой установить ему инвалидность и бесплатно поставить зубные протезы как нижней, так и верхней челюсти. В другом заявлении, на имя президента России, он написал, что смело заступил дорогу бандитам-буржуям и просит за это материальную помощь в размере ста должностных окладов единовременно и постоянную, как ветерану борьбы и труда.
Просмотрев данные на иномарки, зарегистрированные в Москве и области, Судских установил, что "Вольво-850" есть у шести автолюбителей, семь принадлежат различным коммерческим структурам. "Вольво-860" обладают четверо, структурам принадлежат пять машин. Среди автолюбителей числился Виктор Портнов, генеральный директор сыскного частного бюро "Русичъ", с которым Судских, конечно же, был знаком по некоторым совместным делам. В его штате на должности заместителя подвизался Эльдар Назаров.
"Это радует!" - удовлетворенно подумал Судских и позвонил в оперативный отдел. Кто возьмет трубку, тому и править службу.
- Майор Зверев слушает!
- С Рождеством Христовым, Миша, - поздоровался Судских.
- И вас, Игорь Петрович. Вы бдите, как я понял.
- Правильно понял, Миша, прозорлив, как всегда. Г олова небось болит?
- Загружайте безбоязненно, товарищ генерал-лейтенант!
- И это уже стало достоянием масс! - довольный такого рода поздравлением, засмеялся Судских.
- Бдим! - засмеялся Зверев.
- Тогда, Миша, подымай свою группу и установи наблю дение за Виктором Портновым и Эльдаром Назаровым, оба из "Русича". Все данные по этим товарищам в оперативной картотеке, дополнительные на моем файле, ключ у Лаптева.
- Какие будут особые предписания? - спросил Зверев.
- Дело государственной важности. Разыскивается Илья Натанович Триф. Он не преступник, имей в виду. Расспроси "о нем Лаптева для полноты картины.
- Ух ты… - оценил сообщение Зверев: если консультации будет давать полковник Лаптев, это на порядок минимум выше обычной розыскной работы, это, так сказать, форсаж.
- А "Русичъ" тут с какого бока? - уточнил он.
- Хочу знать от тебя. Держи меня в курсе дел по мобильной связи. Я скоро отъеду. Удачи, Михаил.
Со всеми частными сыскными конторами УСИ было в постоянном контакте. Как бы ни кичились частные сыскари независимостью, оставшейся со времен предыдущего президента, органы быстренько повязали их письменными договорами о сотрудничестве, из которых следовало, что любая частная сыскная фирма обязана предоставлять исчерпывающую информацию органам, не дожидаясь официального запроса. Многие пинкертоны и холмсы лишились своих лицензий из-за несоблюдения прописных истин. Зато умные были защищены этими узами от МВД: если милиция требовала поделиться, частники ссылались на секретность информации. Расторопный Воливач года три назад повязал частный сыск дружбой с органами, которые пожинали теперь неплохой урожай с поля тотальной слежки всех за всеми. За определенную плату, разумеется.
"Что для нас делал "Русичъ" последний раз? - спросил Судских компьютер, выполнив нужные комбинации на кей-борде. - Вот оно…"
"29.04.99. "Русичъ". Раздел XXV-24".
Судских ввел пароль. Раздел XXV был закрытым, там собирались сведения о Церкви.
"Дело Пенькова ДД, архимандрита Ануфрия. См. также видеотеку XXV-17".
"А, да-да! - вспомнил Судских. - Веселая порнушка!"
Архимандрит Ануфрий попал в поле зрения УСИ с последними выборами в Думу. Ануфрий обладал опытом прекрасного проповедника, мог убедить кого угодно пить или не пить, есть или не есть, поститься, постричься и так далее. Кандидата поддержал патриарх. Но за Ануфрием водились кое-какие грешки, о чем Церковь сознательно умалчивала, а прочие мирские кандидаты живо интересовались. Последовала "санитарная проверка" органов. "Русичъ", питавший устойчивую антипатию к попам, взялся сделать ее бесплатно. Безвозмездно!
Судских вспомнил, как Портнов, безбоязненно подмигнув, вручал ему видеоролик. "На "Оскара" тянет", - осклабился он. Судских принял кассету сдержанно: материал, как водится, требовалось просмотреть.
"Отроковица, отроковица! - Колыхая телесами от плотского желания, архимандрит убеждал юную монашку. - Ты не жуй, не жуй, а соси! И соси блаженно, с потягом, как в Писании сказано". "Ой, батюшко, - с придыханием ответствовала отроковица, - нету этого в Писании, уразумела б!" "Первое Тимофею", глупая! - тяжело задышал архимандрит. - "Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют им". Уразумела, бестолковая?" "Угу-угу", - старалась послушница. "Вот так, вот так! - поощрял Ануфрий. - В Писании все есть, все обсказано-о-о-о!" Библию архимандрит знал назубок. Но патриарху намекнули, что его кандидат может с треском провалиться на выборах. Владыко намек понял и огорчился: "Не осталось праведности в человецех. Что удумал, пес велеречивый! В мужской монастырь заманивал послушниц, буде малинку умело сушат, опыт перенимать. Ах ты, наказанье Господне!" "Владыко, - советовали ему, - лишите сана, и дело с концом". Владыко, глубоко вздохнув, возражал: "Невозможно это, большой дока отец Ануфрий по части Святого Писания, любой спор с отступниками выиграет, на нем основной столп познания держится". - "Но вреда не меньше". - "О чем вы, братия? - смотрел патриарх на советчиков искушенно. - Любой из власть предержащих погряз в грехах немыслимо, отец Ануфрий агнец Божий по сравнению с прочими". Больше патриарха не отговаривали, понимая, что защищать провинившегося он будет по мирским принципам: да, это сукин сын, но это наш сукин сын!
"Стоп-стоп! - соображал Судских. - Отец Ануфрий был настоятелем Павлово-Посадского монастыря почти год назад.
После думских выборов он вернулся туда же… Что еще? Любитель выпить, хорошо поесть, плотские утехи ему не чужды…"
Не откладывая дело в долгий ящик, Судских сразу принялся собираться в путь. Решил никого не брать с собой: дело предполагало быть деликатным.
Минуту он постоял в задумчивости. Экран компьютера мерцал звездочками, будто призывал пройтись по мирам, тайнам, лабиринтам и найти единственно правильный выход. Давай, мол, потягаемся, кто кого, хотя ты меня и породил…
"И где этот правильный выход?" - размышлял Судских.
До рождественской беседы с президентом ему удавалось оставаться в тени, предлагать другим бродить по лабиринтам.
"Пускай погибну я, но прежде…" - настойчиво просилась наружу популярная ария. - Ну вот еще!" - затушевал ее Судских.
Он считал себя реалистом, притом очень и очень разумным.
Вторая генеральская звезда, упавшая сверху на его плечи, была явно из метеорного потока. Не обжечься бы.
1 - 5
Морда у чудища была невероятно мерзкая, а зловонное дыхание из пасти заполнило округу. Все, деваться некуда в тесной келье, наступал час неминуемой расплаты, и отец Ануфрий, исторгнув стон, повалился на каменный пол.
Он с трудом открыл глаза и действительно обнаружил себя лежащим на полу. Нутро раздирала изжога, дико ломило затылок, тело налито свинцом. Ночные возлияния даром не минули.
"Господи, спаси! - взывал он. - Зачем ты повелел содержать церковным вино кагор, а не чистую "хлебную"? Гос-поди, от нее рассудок светлеет и желудок прочищается! О горе мне, падшему столь низко! Муки мои первородные! И муки эти за три бутылки "Чумая"? Не прав ты, единый и святый!"
Еще, правда, с протодиаконом Алексием пробавлялись ликером, было… Потом кто-то из братии портвишком пособил…
"А в шестом часу, - припоминал Ануфрий, - мензульку спиритуса заглотнул под огурчик… Заутреню творил сам, не упомнить как, из последних возможностей, а обедню просил веет и протоиерея Никодима… В трапезную не ходил, а в келье пил бездыханно".
- Ох, тяжко мне, тяжко! - прорезался голос у архимандрита Ануфрия. Мутилось перед глазами, мутило внутри.
"Келарь, пес смердящий, знает, каково мне, а укрылся неведомо, никогда не поспособствует!"
Надежда хоть как-то похмелиться растворилась последним лучиком надежды. Ануфрий страдал в одиночку, прибывая заунывно:
- Господи, пособи, яви чудо!
- Отче Ануфрий! - заглянуло чудо в келью архимандрита головой послушника. - Видеть вас желают у врат монастыря.
- А кто? - унял боли и насторожился Ануфрий: неужто владыке уже снаушничали о его непотребстве в святую ночь?
- Важный кто-то, сказывает, генерал, - вытянул вверх указующий перст монах.
- Час от часу не легче! - добрался до жесткого полукреслица Ануфрий, кое-как разместил там телеса. - Веди сюда! Сил нет…
Пока он размышлял круто о неведомом генерале, боли, словно родичи его кровные, подобрались внутри и замерли.
- С Рождеством Христовым, отец Ануфрий! - приветствовал настоятеля высокий мужчина в штатном добротном пальто. Шарф из ангоры струился поверх ворота, ботинки чищены и кожей справны, и ликом вошедший был приятен. Ануфрий нашел силы улыбнуться:
- Воистину, сын мой! Да прибудет и с тобой Иисус наш сладчайший, принявший за нас муки адовы. - Он щедро осыпал крестами пришедшего, а глаза Ануфрия угадывали, какое же чудо явилось с этим незнакомцем. - С тем и жи-вем-можем…
Гость принялся снимать пальто, оглядываясь. Ануфрий звякнул в колоколец. Тотчас появился прежний монашек.
- Прими одежи, - распорядился Ануфрий. Дождался, пока монашек развесил одежду гостя на крюках в стенной нише, поклонился и следом исчез. - Присаживайтесь сюда… У нас удобства малые… Какие труды привели высокого гостя в скромную обитель и… кто будем? - спрашивал он с придыханием.
- Генерал Судских из органов, - представился гость, и архимандрит надолго закашлялся до свекольного цвета, до синевы так, что гостю пришлось зело хлопать его по спине.
- Отец Ануфрий! - взывал он, охаживая настоятеля вдоль желейно загустевшего позвоночника. - Не велика печаль, я душу вам облегчить приехал!
- Чем? - не очень уразумел Ануфрий.
- Вот! - воскликнул гость.
Архимандрит глянул сквозь пелену на глазах, и - пресвятая Богородица! - в генеральской длани девственно сияла ангельским тихим светом полулитровая бутылочка "Кристалла" московского розлива.
- Божья благодать, излейся! - завопил Ануфрий, позабыв о причинах своих болезней, о братьях за дверями: да гори оно все ярким спиртовым пламенем, дальше другого монастыря не сошлют! - Давай, брат мой подневольный, аки я, возлечимся быстро! Сей же час велю закусочки сгоношить… Спрячь на мгновение чудо сие. Брат Сильвестр! Брат Сильвестр! - заорал он, замолотил в колоколец, однако с появлением послушника возобладал собой и елейно испросил: - А принеси-ка нам, брат Сильвестр, какой-никакой пищи. Редечки тертой, может, косточкой разживешься, видишь, гость высокий у меня и с дороги, притомился, но особливо огурчиков и капустки квашенной с клюковкой, что у келаря в синей кадушке, да яблочков моченых присовокупь, а еще, еще… - распалялся, предвкушая малый праздник Ануфрии, - арбузиков бы солененьких! Поспешай с Богом, брат Сильвестр, не мори голодом гостя нашего, а келарю вели не кочевряжиться, бо гость наш не случаен, - и перекрестил спину уходящего монаха.
- А не совращу ли я вас, отец Ануфрий? - вопросил гость с мягкой, без ехидства улыбкой.
- Отмолю! Отмолю! - заверил решительно Ануфрий. - Святой праздник, сын мой, что же гневить мне Господа, травя душу твою постной беседой?
- Так и быть по сему, - успокоился гость.
- Аминь, - щедро набросал себе на живот крестиков Ануфрий.
Он передохнул от долгой тирады, подрасползся в жестком полукреслице, вроде бы и задремал, но исподволь тщательно обследовал лицо гостя.
Настоятель был неплохим физиономистом. Зерна его увещеваний падали всегда в благодатную, им подготовленную почву и давали хорошие всходы как раз из-за умения распознавать нутро человека, уловить его слабости.
"А генералишко-то с двойным дном, - определил он изначально в своих изысканиях. - На то и в органах. И бутылочку припас неспроста… Ох, неспроста! Ту г дальний посыл. Ох, Ануфрий, не сболтни чего!
А чего? - бежала мысль дальше. - Какие тайны мне ведомы, чтобы в празднества генералу бог знает куда ехать? Может, патриарха сместить есть пожелание? Так куда тебе, Ануфрий, на тиары замахиваться? Свои не позволят: монашков малых портил, монашек юных, стращая, искушал… За мной грехов до самого Сиона. А может, может, на владыку чего собирают? Так в конторе их бесовской больше самого владыки знают. Нет, наверняка причина!" - оставил попытки Ануфрий, почувствовав ломоту в затылке.
В молчаливом перегляде дождались они брата Сильвестра со служками, с подносами и судками, а в конце всей вереницы стоял келарь, держа в обеих руках ендову с черпаком, наполненную до краев домашним пивом, кое варить был великий мастак.
"Ни капли не расплескал, пес шелудивый. Осознает момент истины, аспид ползучий! Да пребудет с нами Ченстоховская матерь Божья, погребов винных ключница!" - ласково про себя срамил келаря архимандрит в предвкушении даров обильных.
Когда служки расставили на столешнице припасы и вышли, гость подсел напротив Ануфрия и с треском свинтил пробку "Кристалла". Чинно, до краев налил в темные глиняные стаканы, дождался архимандрита и только потом поднял свой стакан.
"Обходительный", - отметил архимандрит последнее, быстро уходя от мирских забот в мир блаженного возлияния.
- Господи Иисусе, благослови!
Воистину, боженька прошелся босыми пятками по пищеводу архимандрита и растворился там в неизъяснимой благодати, подвигнув Ануфрия на сладчайший выдох.
- Ох, матерь Божья, владычица! Свет в очах твоих неистребим! И в моих появился, - кратко закончил Ануфрий, забросив капустки в отверзлый рот, прожевал, а очи уже вбирали в себя красоту монашеского стола, зело пышную по причине Рождества Христова, а то и гостя, неведомо посланного провидением.
Не пал в грязь лицом келарь, расстарался! Забыл ведь архимандрит о груздях сухосоленых, о рыжиках и маслятах маринованных! А пикулечки тверские? А помидорчики пряного посола? А чесночок обжимной с перчиками обливными?
- Ой, сын мой, давай-ка снова по единой, пока Господь велел причаститься, - не вынес плотских томлений Ануфрий.
Разлили по темным стаканам, чокнулись без славословия, выпили разом и разом дух отвели.
- Откушайте, не обижайте, - просил Ануфрий, заметив, что гость аккуратствует в еде. - Скромны дары природные в нашем монастыре, так чем богаты, а там и поведайте, НТО привело вас в тихую обитель нашу, - ловко перевел разговор Ануфрий.
- Я восхищен одним видом всего! - не слукавил гость. - Где как не у братьев-монахов осталось подобное умение хлебосольства?
- Вестимо речется, - поддержал Ануфрий. - Многие секреты только у братьев и сохранились. Вот, скажем, арбу-зик этот, - припал Ануфрий к упругому сочному ломтю, вкушая его со свистом, Вкусив, передохнул. - Знаю, чего келарь добавляет в тузлук, знаю, как засол выдерживает, а вот пропорции один он блюдет. И под страхом смерти не выдаст.
- А кто ж унаследует?
- О, опарафинился келарь, - вздохнул Ануфрий. - Подыскал преемника, а тот не того замеса оказался. - И снова вздохнул.
- Жалко, - с сожалением ответил гость, а в руке его, словно по волшебству, возникла другая бутылочка "Кристалла".
- Откуда? - изумился архимандрит.
- Господь послал, - вежливо улыбнулся гость, откупоривая бутылку. - Поделитесь секретом засола, святой отец, знаете ведь.
- Секрет, секрет, - дожидался розлива Ануфрий, смекая, что гостя заинтересовало. - Переживаю я через то… - забулькало в стаканы. - Подвел келаря брат его названый Кирилл, Илюшка поганый ныне! - дожидался наполнения стаканов Ануфрий. - Семя его буде проклято, завет основной вознамерился оспорить. Первосвященникам не дано, пророкам не дано, а он взалкал! Давай-ка, сын мой, причастимся по-единой, - и первым припал к стакану.
- Да, однако, - произнес гость, опорожнив свой, закусывая моченым яблоком. - А просветите, святой отец, что это за основной завет, на который отступник посягнул?
- Я, рек, имя рожденного женщиной знаю, - отвечал Ануфрий с набитым ртом. Он был доволен, что гость отступил от секретов засольного производства.
- У Христа есть другое имя?'- удивился гость.
- Нет, - отмахнулся Ануфрий, попутно дотягиваясь до куриной ножки. - В Откровениях Иоанна Богослова сказано… - Он замер недолго с куриной ножкой в руке. - Вот: "Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг на землю. Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца. И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его. А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней". Вот, - повторил он и замолк, будто прислушиваясь к отзвуку слов своих. Что-то точило его скрытно, а голова налилась приятной тяжестью, и ускользало из сознания, что именно мешает ему сосредоточиться. Ладно, главного он гостю не открыл, станется келарю попенять. И в третий раз он сказал: - Вот. В общем, брат мой во Христе, Ил юшка-голодранец имя это прознал, хотя там же сказано:…забыл, погодь… Да, вначале ангел появился с трубой… нет, с книгой, а Иоанн хотел записывать, тогда ангел велел… погодь… Ага, времени не осталось, мол, но в те сроки, когда вострубит седьмой ангел, свершится тайна Божья… Ага, дальше ведомо: "И голос, который я слышал с неба, опять стал говорить со мной и сказал: пойди возьми раскрытую книжку из рук Ангела, стоящего на морс и земле. И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед". Съел Иоанн книжку. Такие дела, брат мой во Христе. А в книге той имя младенца, который жатву устроит и виноград срежет и в точило Господне бросит и сок в кровь превратится. Вот. Это, брат мой, великое таинство, ведомо оно о-ч-чень мало кому, кто придет после Христа и победит Антихриста. Илюшка, смерд поганый, рта раскрыть не имеет на то основания, хоть знает, что…
Ануфрий захмелел напрочь и все силился высказать поточнее, какие кары ему грядут, если он тайну расскажет, но шаваливался от усилия на бок, пока не свалился на подлокотник. Гость вовремя подхватил его, усадил ровнее, и Ануфрий немного очухался.
- Вот и я говорю, отче, грех это великий, таинство Бо-экие, имя младенца живущим разгласить, - говорил при этом гость.
- Непотребство полное! - стукнул по столешнице пухлым кулачком Ануфрий. - Взять в вервие, в железа ковать, сгноить в подземелье отступника! Свят-свят-свят! - и принялся быстро щипать крестики со лба на объемное пузо.
- Суровые кары, - поддержал гость промежду прочим.