Жираф ушел с состязания как раз тогда, когда шведы начали проигрывать. По пути он задержался около прыгунов в высоту. Ребята как раз делали попытку взять высоту сто двадцать сантиметров. Гонза Мудрых страховал. Атлеты разбегались, старались преодолеть высоту, но все их старания оканчивались неудачей. В большинстве случаев прыгуны падали носом вниз в мокрый песок. Понаблюдав с интересом за происходящим, Жираф пристроился к прыгунам. Когда пришла его очередь, он подошел к планке и поднял ее еще на двадцать сантиметров. Потом отошел, разбежался, легко подскочил и прекрасными "ножничками" преодолел неслыханную высоту.
Легкоатлеты зааплодировали. А Жираф как ни в чем не бывало отправился к прыгунам в длину. Прыжок в длину у него не получился. Он прыгнул очень далеко, но, приземлившись, сел.
Рекорд поставила Магда Митрова. Оттолкнувшись, она пролетела над песком, как птица, и легко приземлилась.
Волейболисты, заметив Жирафа, начали на всех языках приглашать его присоединиться к ним. Каждая команда хотела, чтобы он был у нее. Еще бы! Ведь стоило Жирафу протянуть руку - и он мог взять любой мяч. Ему ничего не стоит и погасить мяч! Но Жираф, как будто это его совсем не касалось, отправился восвояси. Он искал Милана и наконец-то увидел его сидящим на спортплощадке.
- Жирафа раздумала… - сказал он, подсаживаясь к Милану. - Фотофильмы, - он растянул руки так, будто просматривал пленку, и сплюнул, - плохая…
Милан сердился на Жирафа. Он-то думал, что Жираф - хороший фотограф. На себя он не надеялся. Он мало разбирался в фотографии. Но что ему было делать, если еще в поезде пионервожатый записал его в фоторепортеры.
- Чудесненько, что ты раздумала! - набросился на него Милан. - Но как нам быть с фотографиями?!
А в это время над фоторепортажем усиленно работали не совсем добросердечные русалки.
…После окончания игр ребята повалили в главное здание. У самой лестницы, сразу же за дверьми, висел фоторепортаж!
Сначала среди зрителей пробежал слабый смешок. Потом посыпались замечания, и, наконец, раздался хохот.
С фотогазеты на ребят в шесть глаз смотрел дядя Демко. Под ним была подпись: "Дедушка Демко и два его брата".
На второй фотографии был снят большой камень, из-за которого вылезало какое-то огромное белое пятно. Под этой фотографией была подпись: "Заход солнца на реке Грон",
На третьей фотографии можно было различить бегущую фигуру, перечеркнутую густыми горизонтальными линиями. Под фотографией стояло: "Этнограф за решеткой. Сфотографировано с самолета".
Четвертую фотографию пересекали линии вертикальные. За ними туманно вырисовывалась какая-то посудина. А подпись под ней гласила: "Кувшин под дождем".
Потом было прикреплено абсолютно черное фото. Подпись под ним гласила: "Ночь в Гелье". Рядом висела вторая такая же черная фотография: "Ночь в Поломке". Под третьим черным листом фотобумаги стояло: "Ночь на Колошничке".
Фоторепортаж заканчивала сфотографированная гора, над которой возвышалась черная клякса. Ниже стояло: "Внимание! Сенсация: марсианская тарелка приземляется на Голом пике". На снимке, помещенном в правом нижнем углу, был сфотографирован сзади до пояса Жираф. Снимок назывался: "Репортер за работой".
Смех катился по лагерю. Вышел из кухни повар, чтоб узнать, что же случилось. В конце концов пришли все вожатые.
Милан с Жирафом обиженно стояли у дверей. Потом фоторепортеры переглянулись и тоже рассмеялись: мол, ай да мы, вот ведь какой веселый придумали фоторепортаж.
13
Шоферы вышли из автобусов и внимательно осмотрели деревянный мост. Один из них даже спрыгнул на камни, торчащие из вспененной быстрины, и обследовал мост снизу.
- Не пройдем! - крикнул он. - Мост начисто сгнил снизу.
Ребята, сидевшие в двух большущих автобусах, смотрели на шоферов, но не слышали ни словечка. Шум воды проглатывал разговор.
Шоферы отошли от моста и начали о чем-то разговор с пионервожатым.
Высокий сплавщик из Подбрезовой, в коротком брезентовом плаще, стоял невдалеке от них, покуривал. Он держал сигарету зажженным концом внутрь ладони, как бы скрывая ее от любопытных ребячьих глаз.
Милан Яворка и Гонза Мудрых не отрываясь смотрели на сплавщиков.
Вот, значит, как выглядит партизанский командир!
Но вот сплавщик швырнул сигарету, старательно затоптал ее, подмигнул ребятам, поднял руку, как будто что-то пообещал им, и подошел к шоферам.
- А зачем нам ехать дальше? - сказал он. - Автобусы нам больше не понадобятся. Тут всего дойти два километра.
Мы с вами пойдем партизанскими тропами, - продолжил командир.
Пионерские вожатые охотно с ним согласились.
Ребята с радостью повыскакивали из автобусов и окружили партизанского командира плотным кольцом.
Над горой резко возвышались серые спины горной цепи. Казалось, что до них рукой подать. Гранитными скалами хребтов они вонзались в безоблачный голубой небосвод.
- Там направо - Дюмбьер, - пояснил шофер, что был помоложе. - Вон та длиннющая спина - это Крупова Голя, а за Демьяновской котловиной - Хопок. На него поднимается висячий лифт. Он перевозит туристов на север в сторону Микулаша.
Второй Шофер, постарше, что-то искал в неглубоком рве, тянущемся внизу под автобусами. Невдалеке от него несколько ребят ощипывали по склону кусты красной малины.
Геня Балыкин нашел в малиннике кусок заржавленного железа. Шофёр основательно осмотрел его и старательно вытер пучком травы его зазубренную грань. Ржавчина красноватыми кусками падала, на белую дорогу.
- Да, именно тут это было, - сказал шофер задумчиво. - Этот кусок железа выхватила мина, наверное, из броневика. Да, тогда нам было здесь не по себе…
Над малинником, на отвесном откосе, примостилось несколько деревьев. Мощными корнями они держались на скалистом щебне и тянулись ввысь тонкими стволами.
- Наши разведчики лежали за этими деревьями, - сказал шофер постарше ребятам. - Связь принесла нам весть о том, что вверх по долине на нас идут немцы. Перед рассветом мы пошли им навстречу. Ждем, ждем, а немцев нет. Только в полдень из-за поворота вылез первый танк. Дуло пушки у него было повернуто как раз в направлении нашего укрытия. За ним показался второй. Вслед за танками шли восемь броневых автомашин. Они остановились у этого моста и начали проверять, удержит ли он их. Водители повернули машины так, чтобы после боя быстро вскочить в них и помчаться обратно в долину. Дорога, как видите, тут узкая, и каждая машина двумя колесами стояла в потоке. Из машин начали выходить эсэсовцы…
- И вы начали стрелять? - не выдержал Пепик Роучка.
- Куда там стрелять! Нас, разведчиков, было шестеро, а их в двадцать раз больше. У них были пушки и минометы. Ты знаешь, что такое миномет, сынок?
- И вы пропустили их?
- Пропустили. Командир разведки послал связного к нашим, чтобы они готовились к встрече. Связным нашим был шестнадцатилетний парнишка из Валаской. Он умел ходить тихо, как ласка.
- А вы остались здесь? - вздохнул Пепик.
- Здесь, - подтвердил шофер. - Немцы разделились на две группы и пошли в гору. А когда они ушли, мы подминировали оставленные ими машины. Под колеса, которые стояли в потоке, мы легко и незаметно закопали мины. А потом мы пошли к своим. Услышав в горах стрельбу, мы поняли, что немцы встретились с нашими.
- Ну, а те машины взорвались?
- Какой ты быстрый! - засмеялся шофер. - Зачем бы мы стали взрывать их пустыми? Их должны были взорвать сами немцы. Станут садиться в машину, своей тяжестью притиснут мину под колесами - и готово!
- А что было дальше?
- Ну, а что было дальше, вам лучше меня расскажет наш бывший командир. Мне дальше и вспоминать-то не хочется! Душа болит. Это был плохой день… - Шофер кивнул своему молодому товарищу. - Пойдем, Юро. Сегодня тебя ждет еще Чертовица.
- Не уходите! Пойдемте с нами! - просили ребята шофера из Быстрой.
- Куда мне с моими ногами! - вздохнул шофер и посмотрел на серые скалы.
Шоферы дали старт. Автобусы с ревом тронулись с места. Партизанский командир задумчиво смотрел им вслед.
- Лихой партизан был этот шофер из Быстрой, - сказал он. - Зимой в горах он обморозил ноги. У нас не было обуви. Он ходил в матерчатых башмаках на деревянной подошве. Свои сапоги он отдал одной женщине. Она босиком с двумя детьми пришла в горы.
Никакой партизанской тропы, в сущности, не было. Но партизанский командир шел уверенно. Этот путь навсегда врезался ему в память.
- Самый непроходимый путь для партизан был самым безопасным, - объяснял он на ходу ребятам. - Да и вдоль потока было, хорошо идти, хоть ноги и мерзли, но следа не оставалось. Самый выдрессированный пес ничего не мог унюхать.
Потом путь шел по горе. Деревья тут были низкие, словно придавленные. Очень много сил им требовалось для борьбы с сильными северными ветрами, дующими с вершин Низких Татр. Все ветки деревьев были направлены в одну сторону, как волосы, годами причесываемые в одном направлении. То там, то здесь стал появляться кустарник.
- Этот кустарник был нам хорошей защитой, - сказал командир. - Кустарник как бы закрывает за тобой все пути. И назад не пустит. Туго переплетенный, он крепко держит, тебя в плену.
- Я бы топором пробил дорогу! - сказал Гонза Мудрых.
- Топором против кустарника не пойдешь. Кустарник этот очень пружинистый. Топор отскакивает от него, как от резины!
Командир сел на скалу, поросшую мхом. Он снял с себя короткий брезентовый плащ. Из кармана брюк вытащил сигарету, закурил. Ветер спутал его седые волосы.
Ребята тотчас же окружили его.
- Я дам вам боевое задание! - сказал он им и рукой описал около себя круг. - Тут, в диаметре ста метров, есть партизанская землянка. Вход в нее, конечно, замаскирован. Представьте себе, что каждый из вас - партизанский связной. Каждый несет сообщение и никому, кроме командира, передать это сообщение не может. А командир в землянке. Связной обязан эту землянку найти. Понятно?
- И вы, девчата, ищите, - прибавил он. - В партизанских отрядах было много девушек-связных. Они шли как бы за малиной или брусникой, передавали нужные сообщения и с полными ведрами ягод возвращались в деревню.
Командир попросил вожатых повторить боевое задание на других языках.
По приказу партизанского командира все разбежались по окрестностям. Только Ингрид Старке с рыженьким узелочком волос на голове продолжала собирать маленькие белые цветочки - камнеломки. Она не слушала, когда переводили боевое задание. Все происходящее мало ее интересовало.
Пионервожатые сели рядом с командиром и с интересом ждали, кто из ребят первым выполнит боевое задание.
- Эта землянка отлично замаскирована. Сомневаюсь, что кто-нибудь из ребят найдет ее, - сказал вожатым партизанский командир.
Ребята между тем тщательно осматривали все вокруг. Одни спустились в овраг, другие продирались сквозь кустарник. Сначала ребята искали землянку без какого-либо плана, потом некоторые из них разработали план.
Гонза с Миланом первыми начали просматривать откос шаг за шагом, пробирались вверх к порослям низкого сосняка. От сосняка к лесу спускались Вило с Эрнестом и Петром Маковником и тоже внимательно просматривали все вокруг.
Остальные продолжали поиски землянки, надеясь на счастливую случайность.
Прошло полчаса. Землянка обнаружена еще не была. Командир спокойно покуривал. Некоторые пионервожатые не выдержали и тоже начали поиски.
Вдруг командир перестал курить и веселыми глазами стал наблюдать за Ингрид. Она поднялась уже довольно высоко по склону, отвела в сторону веточку сосенки и наклонилась к валуну. Вот-вот она дотянется до белой камнеломки. И вдруг Ингрид испуганно отпрянула.
Командир улыбнулся, отвернулся и снова начал курить.
И тут Ингрид увидел Гонза, который шел по своему разработанному плану.
- Не мешай! - сказал он ей, перескочил валун и хотел идти дальше.
Но Ингрид задержала Гонзу. Она перелезла через валун и показала Гонзе пробоину в утесе. Это был вход в землянку.
Гонза Мудрых подозвал Милана. Они ужасно рассердились, что маленькая немка вырвала у них из-под носа первенство при выполнении боевого задания.
- Ты нашла землянку, вот и входи туда! - сказал Гонза ехидно и подтолкнул девочку к холодной черной расщелине.
- Их хаб ангст, - запищала Ингрид. - Боюсь!
Над входом в землянку появился Вило. Он услышал писк Ингрид, спрыгнул вниз, оттолкнул Гонзу, заглянул в расщелину и потянул Ингрид прочь.
- И ты трусишь? - загородил ему дорогу Милан. - Трясетесь, герои?! Партизаны не боялись ни ваших эсэсовцев, ни минометов! А вы боитесь темноты?
Милан с пренебрежением плюнул, подставил Вило ножку и толкнул его.
Вило схватился за сосенку.
- Гевег! - приказал Вило Ингрид. - Уходи!
Девочка убежала.
- Ты! Что ты ко мне все время придираешься? - вскипел Вило. - Что я тебе сделал?
- Что? И ты еще его спрашиваешь? Ты… Немчурище?! - поддержал Милана Гонза.
Вило удивился. Ребята смотрели на, него с ненавистью.
…Командир, смеясь, рассказывал подошедшим пионервожатым о том, как Ингрид нашла прекрасно замаскированную землянку.
- А когда вы нам расскажете, что тут произошло? Как немцы взорвались на своих заминированных броневиках? - спросил командира Пепик Роучка.
- Ой, это, наверное, ужасно страшно! Я лучше не буду слушать! - испуганно сказала Илонка Месарошова.
Пепик презрительно покосился на нее.
- Девчата всего боятся! - вздернул он свой веснушчатый нос. - Они бы не могли быть партизанами!
- Тут ты ошибаешься, - сказал Пепику командир. - Девушек в партизанском отряде было много. Под огнем они перевязывали раненых, носили нам еду из деревень, доставляли важные сообщения. А иногда даже сражались с оружием в руках. Как раз тогда, когда нам пришли сказать, что в гору идут немцы, на дежурстве стояла Марта. Она привела связного в землянку.
- Это был шестнадцатилетний паренек из Валаской? - спросила Катка Барошова.
- Да, - кивнул командир. - Его звали Эмиль. Я объявил тревогу. Связного я послал еще выше в горы, под Шталы. Там у нас был пункт медицинской помощи. Однако пойдемте дальше.
Командир опять первым начал подъем к Шталам. Над поясом кустарника стояли четыре строения из серых досок. Когда-то сюда пастухи на ночь гоняли скот пастись в горах.
- В мирное время мы и не думали, что эти ветхие конюшни будут нашим партизанским госпиталем. Правда, больные и раненые лежали у нас здесь прямо на земле, но лечили их хороший доктор и заботливые сестры-партизанки. Это было довольно-таки безопасное место.
- А много у вас было раненых? - спросил Гонза.
- Хватало! Сюда их приносили даже из соседних районов. Потому что только у нас были врач и лекарства. Но здесь, на Шталах, скрывались и здоровые. Наши женщины и дети. Они убежали в горы, когда гестаповцы начали уничтожать семьи партизан.
Милан медленно скользил взглядом по отвесным скалистым утесам. А он-то думал, что партизаны расхаживали себе по горам, с короткими автоматами за спиной, а когда попадались гитлеровцы, без промаха стреляли в них. И хотя Милан читал книги о партизанах и знал, как все было в действительности, этот вариант нравился ему больше других, и только сейчас Милан мог представить себе жизнь настоящих партизан.
- По сообщению связи, - продолжал партизанский командир, - в тот день гитлеровцы выслали против нас большие силы. Я послал связного в госпиталь в горы предупредить, чтобы и там были все наготове. А мы, тридцать шесть готовых к бою партизан, растянулись в широкую цепочку и залегли на краю горы.
- А сколько было фашистов? - спросил Милан, стараясь представить себе тяжелые минуты ожидания партизан.
- Сосчитать мы не успели. Но когда они появились на лужайке перед просекой, мы поняли - их идет сила! Я дал всем знак - выжидать. Стрелять только по моему приказу.
Шли фашисты осторожно, каждую минуту, готовые к стрельбе. Но после перехода через большую лужайку, когда они увидели, что никто в них не стреляет, они осторожность отбросили. Стали расстегивать гимнастерки, сдвигать каски на затылки.
Но вот я уже стал различать вражеские лица, больше того, железные знаки эсэсовцев. Еще пять метров прошли гитлеровцы, и я поднял руку. Почти одновременно затарахтело тридцать шесть наших автоматов.
Цепочка эсэсовцев заколебалась. Они без прицела стали палить из автоматов вверх, но вскоре, опомнившись, начали стрелять в нас из минометов. Только час спустя к нам пришло подкрепление из соседнего партизанского отряда, и мы отошли в глубь леса.
Фашисты укрепились в лесу пониже просеки. Мы должны были удержаться до темноты. Ночь была нашей союзницей. Мы знали, перед темнотой враги оттянут свои силы.
Так и случилось. С наступлением сумерек немцы решили вернуться в долину, а у моста их ждали заминированные нами машины…
Подъем в горы стал круче. Вскоре ребята вышли на небольшую лужайку. По стеблям сухой травы пробегал резкий высокогорный ветер. На лужайке стоял полуразрушенный шалаш. Его прикрывали порыжевшие сосновые ветви, сухие иглы давно попадали с них. Их разнесли ветры.
Невдалеке от шалаша командир остановился, помолчал и продолжил свой рассказ.
- Когда мы вернулись с задания, Эмиля - нашего связного - мы дома не нашли. Мы втроем отправились на Шталы узнать, как пережили этот день наши люди в госпитале. Мы думали, что там найдем и Эмиля.
- С ним что-нибудь случилось? - спросила Катка.
- Он не успел предупредить наших людей. Когда он пришел сюда, к шалашу, он нашел перед входом пять винтовок со сломанными прикладами, а в шалаше пять убитых партизан, оставленных для охраны госпиталя. Когда на них налетели фашистские разведчики, они были безоружны. Парни неосторожно подперли ружьями внешнюю стену шалаша.
Девочки и мальчики с ужасом смотрели на шалаш.
- Свое, страшное убийство гитлеровцы совершили потихоньку. Их было, по-видимому, немного. Они так же потихоньку, как пришли, исчезли. В госпитале никто ничего не услышал.
На рассвете мы нашли Эмиля в сосняке. Он уже не мог плакать - только трясся от ужаса. Пятеро дежурных были его друзья из Высокой Леготы. Каждому из них не было и двадцати.
Румяна Станева оглянулась и взяла за руку Ингрид Старке. Немка рванулась. Она уставилась на Румяну испуганными глазами, но, поколебавшись, пошла. Девочки приблизились к шалашу, у входа в него остановились. Ингрид поняла Румяну. Она нагнулась и положила перед входом в шалаш букет камнеломок.
Гонза сидел невдалеке от шалаша, смотрел на Румяну и восторгался ею: как это ей в голову могла прийти идея с цветами! Он бы мог думать три дня и три ночи или еще больше, но такое не придумал бы. Девчонки наверняка иначе мыслят, чем мальчишки.
Милан сидел около Гонзы, и ему ужасно хотелось подраться. Но только с виновниками того, что здесь произошло когда-то. "Среди нас есть немцы. Каково-то им сейчас? Мне бы на их месте было неважно!" - раздумывал Милан.
Партизанский командир потихоньку начал спускаться по тропинке вниз. За ним потянулись ребята.
Гонза снял ботинок, вытряс камешки и начал поправлять эластичный бинт на щиколотке. Нога у него все еще побаливала. И тут он увидел, что к шалашу подошли Вильгельм и Петр Маковник.