Повесть о детстве (Художник Р. Гершаник) - Михаил Штительман 9 стр.


* * *

Дедушка не любил Фраймана. Не раз в ответ на укоры бабушки он сердито отвечал:

- Я же не Фрайман. Что ты от меня хочешь?

Во всех делах дедушка оставался верен себе: он не кланялся, не юлил, не плутовал. Встречая Магазаника, он не торопился первым снять шляпу и не старался заговорить с купцом.

"Если я ему нужен, - говорил дедушка, - он меня сам найдет. Человек должен уважать себя".

Фрайман исходил из другого.

"Человек должен кушать, - улыбаясь, отвечал он дедушке, - и дети его тоже должны кушать". И для этого он пускался на все, терпеливо вынося плевки, ругательства и унижения…

Маленький, подвижной, юркий, в белой бумажной манишке за гривенник, в желтой соломенке, сдвинутой на затылок, с озабоченным видом мотался он по городу. Всегда у него были какие-то дела, в которые, впрочем, никто не верил. Его не уважали, но признавали: Фрайман мог пригодиться в самых неожиданных случаях. Он знал, где лучшие пиявки, как получить шифскарту, к какому врачу нужно пойти перед призывом, кто из них берет и кто не берет, где в Киеве живет поверенный - недорогой, но все равно как Плевако… Карманы его костюма были набиты образцами товаров, которые кем-то продавались и, конечно, "совсем даром": здесь были щепотка муки в бумажке, лоскуток гризоновского шевро, пробы пшеницы, ржи, гороха.

В базарный день, в воскресенье, ходил он от лавки к лавке и, сощурив глаза, присматривался к прохожим. По походке, по манере держать руки, по одному взгляду мог он почти безошибочно оценить, чего человек стоит. Он сразу определял: покупатель это или так просто, будет брать оптом или в розницу. Особенным вниманием Фраймана пользовались изредка приезжавшие в местечко польские помещики.

Заметив издали подходящую фигуру, Фрайман стремительно подлетал к ней и, галантно приподняв шляпу, спрашивал!

- Что пан думает купить?

Едва пан успевал повернуться, Фрайман уже овладевал им:

- Паи хочет набрать на костюм, так почему пан идет к Зюсману? Разве пан не знает, что лучший товар у Магазаника, и совсем недорого? Пан хочет черный материал в белую полоску, а что пан скажет о таком кусочке?

И Фрайман с торжествующим видом вытаскивал из своего кармана лоскуток материала. Пан щурился, пыхтел и покорно шел за новым знакомым. В первом же магазине Фрайман выяснял, как покупает пан. Оказывается, этот старый шляхтич любит торговаться, и, входя во второй магазин, Фрайман бегло и незаметно уже бросал приказчику:

- Нужно хорошо накинуть!

Так шел он следом за покупателем из лавки в лавку, от рундука к рундуку. Он внимательно рассматривал материю, пробовал на ощупь, смотрел на свет, ворчал, покрикивал на приказчиков, как будто сам покупал. Постепенно пан оттеснялся все больше и больше, ему оставалось только платить, если проводник убеждал его, что сделка стоящая. Для большего эффекта в одном из магазинов Фрайман учинял скандал.

- Что вы, - кричал он, - с ума сошли просить за эту дрянь пять рублей? Что, у нас, - он имел в виду себя с помещиком, - деньги валяются? - И, гневно отбрасывая товар на стойку, он гордо выходил на улицу, держа под руку ошеломленного пана.

Пан с благодарностью смотрел на бескорыстного друга и уже без всяких сомнений следовал за ним.

На заезжем дворе Фрайман упаковывал все покупки, причмокивая, расхваливал их и, зная слабость помещика, неустанно повторял:

- Ведь мы же их обдурили. Где вы найдете за такие деньги такие штиблеты? Это все равно как даром!

Растроганный пан благодарно кивал головой и протягивал Фрайману бумажку. Иногда это был рубль, иногда трешница - услуги ценились по-разному. Но главное уже было сделано - Фрайман хорошо знал, что в следующий приезд пан уже сам будет искать его. Распростившись с помещиком, Фрайман выскакивал на улицу и быстрым шагом отправлялся к базару. Он заходил в мануфактурный магазин и, потирая руки, весело говорил:

- Как вам нравится этот сазан, а? Ловко мы его… - и, переходя на деловой тон, добавлял: - Я вам дал сегодня торговать двадцать рублей. Сколько я с вас имею?

Хозяин выдавал Фрайману рубль, и Фрайман летел дальше, в обувной магазин, собирая подати за помещика, которого он привел сюда. К концу дня Фрайман оказывался обладателем целого состояния в три-четыре, а то и в пять рублей.

Хорошо, конечно, если б это было каждый день или хотя бы раз в неделю. Но разве сны повторяются часто? Разве можно привязать к себе счастье? В следующее воскресенье уже, как назло, не было ни одного стоящего покупателя, через неделю приезжал не помещик, а его эконом. Пойди сговорись с экономом! Он сам рад оторвать. Или приезжает настоящий помещик. Но зачем ему Фрайман? С деньгами он как-нибудь сам найдет дорогу. И помещик гонит Фраймана с его дешевыми услугами ко всем чертям.

Но человек должен кушать, и Фрайман, между прочим, имеет еще одно занятие. Когда в бедной семье подрастает ребенок и родители убеждаются, что мальчик уже может иметь свой рубль, они ведут мальчика к Фрайману, и тот берется в два счета устроить мальчику жизнь. Пользуясь связями в торговом мире, Фрайман определяет паренька на службу в лавку, в магазин или в мастерскую. За свои услуги Фрайман берет лишь первый двухнедельный заработок мальчика. Обе стороны остаются довольны друг другом…

Но так как все равно денег не хватает, Фрайман часто пускается на хитрость. Устроив мальчика в мастерскую и получив через две недели за услуги, он начинает морочить голову родителям. "Мастерская, - говорит он, - это хорошо, но лавка лучше. Давайте я устрою вашего птенчика в другое место". И, легко убедив оторопелых родителей, Фрайман опять зарабатывает на мальчике несколько лишних рублей…

Об этих фокусах Фраймана знали далеко не все: свои дела обставлял он очень аккуратно, и за ним укрепилась слава человека, который всегда может вывести мальчика в люди. Правда, он берет за это хорошие деньги. Но что на этом свете делается даром?

И вот Сема познакомился с Фрайманом. Бабушка объяснила маклеру, чего она хочет. Фрайман задумчиво покачал головой, потом, внимательно взглянув на Сему, сказал:

- Сделать это нелегко. Но для вас я попытаюсь… Сколько будет семью пять?

- Тридцать пять, - бойко ответил Сема. - А что?

- Читать и писать можешь?

- Боже мой, - с гордостью воскликнула бабушка, - он и по-русски может! Он же у нас грамотей!

- Я подумаю.

- Я вас очень прошу. Вы же знаете, если б не несчастье с мужем, я бы ни за что не отпустила Сему.

- Не просите, - надменно произнес Фрайман, - для вас я сделаю. Он будет иметь хорошее место.

Бабушка неловко поклонилась Фрайману и незаметно приказала Семе сделать то же самое. Но Сема неожиданно спросил:

- А сколько вы возьмете за это?

- Деловой человек! - засмеялся Фрайман. - Я возьму заработок за первые две недели. И ни копейки больше!

- Так, - хмуро повторил Сема и, не прощаясь, вышел вслед за бабушкой.

ДВЕ СТОРОНЫ СТОЛА

Фрайман не заставил себя долго ждать. На другой день он явился, как всегда суетливый, торопящийся куда-то. Бегло окинув взглядом комнату, Фрайман подошел к зеркалу и неожиданно постучал по нему согнутым указательным пальцем.

- О, - воскликнул он, - знаменитое стекло! За него можно взять хорошую цену… Где же ваш маленький?

- Сейчас, один момент, - поспешно ответила бабушка. - Сема, Сема, иди сюда!

- Давайте торопиться! Я же знаю, когда нужно идти к Магазанику. Если идти утром - ничего не выйдет, даю вам честное слово. Если идти после обеда - так он вас на порог не пустит!

- Когда же идти?

- О, вот это как раз нужно знать! - засмеялся Фрайман и тихо добавил: - После обеда Магазаник любит поспать, зачем же ему мешать, я вас спрашиваю? Надо зайти, когда хозяин отдохнет, и не только отдохнет, но уже сидит и пьет чай с вишневым вареньем. Вот это время! Хорошо даже, если вы зайдете после третьего или четвертого стакана, - совсем другой человек, даю вам честное слово… Но, дорогая моя, где же мальчик?

- Я здесь, - нервно говорит Сема. - Мы пойдем?

Фрайман, выпятив нижнюю губу и нахмурив брови, внимательно осматривает его со всех сторон.

- Что у тебя рубаха торчит? Ты не можешь ее воткнуть в штаны? А ну пройдись! - строго говорит он Семе.

Сема неловко проходит по комнате.

- Зачем ты голову опустил? Куда ты смотришь? Ты там потерял что-нибудь? Подними голову! Вот молодец!.. Нет, - говорит он, обращаясь к бабушке, - мальчик неплохой… Я уже там зондировал почву!

Непонятное слово "зондировал" вызывает почтительное удивление Семы, и он с любопытством смотрит на Фраймана.

- Ну, мадам, я беру мальчика. Из него выйдет человек!

- В добрый час, - с тревогой говорит бабушка, - в добрый час.

По улице они идут молча. Около дома Магазаника Фрайман останавливается, подтягивает жилет и поправляет опавшие крылышки черного бантика на манишке.

- Вот, - говорит он, обращаясь к самому себе, - так будет хорошо… Твое мнение, Сема?

Сема молчит.

- Ты видишь эту манишку? - продолжает Фрайман. - Она сделана из бумаги. Ее покупают в пятницу, чтобы поносить неделю и выбросить. Но я, я ношу ее две недели - и ни одного пятнышка!

Довольный собой, он вежливо стучит в дверь:

- Господин Магазаник дома?

- Дома.

- Я на одну минуточку, - оправдываясь, говорит Фрайман и, схватив Сему за руку, тащит его за собой.

В высокой светлой комнате, у стола, покрытого розовой, в цветочках, скатертью, сидит хозяин. На нем бархатная ермолка и черный гладкий сюртук с шелковыми лацканами. Он медленно тянет из блюдечка чай, и его кудрявые, чуть тронутые сединой волосы прилипли к мокрому, покрасневшему лбу.

- Я вам говорил относительно мальчика. Знаете, внук старика Гольдина.

Хозяин кивает головой и ловким движением забрасывает в рот три вишни.

- Он может вам пригодиться в лавке, - продолжает Фрайман, щуря глаза и заискивающе улыбаясь. - Почему мальчику не крутиться возле хорошего дела?

Хозяин кивает головой и, подняв пустой стакан, молча протягивает его прислуге. Девушка в белом платочке берет маленький чайничек и льет заварку, пристально глядя на хозяина. Магазаник внимательно следит за ней. Когда заварка достигает установленного уровня, хозяин кричит:

- Цы!

И девушка останавливается. Она ставит стакан на стол и осторожно набирает из сахарницы ложечку песку - одну полную, потом другую и опять выжидающе смотрит на хозяина. Магазаник поднимает руку:

- Цы!

Вынув из буфета банку с вареньем, девушка неуверенно кладет в фарфоровое блюдечко вишни. Раз, два, три… Бегло взглянув в тарелочку, хозяин властно цедит сквозь зубы:

- Цы! - и вспоминает наконец, что его ждут.

Подняв густые, лохматые брови, Магазаник удивленно смотрит на Сему.

Сема чувствует на себе острый, цепкий взгляд хозяина, но ему хочется смеяться. "Цы, - думает он, - цы! Почему же просто не сказать: довольно? Ой, боже мой, - цы…"

Фрайман незаметно наступает ему на ногу, и Сема плотно сжимает губы.

- Так вот он, этот мальчик, - говорит Фрайман.

Хозяин облизывает ложечку и задумчиво смотрит на Сему.

- Он вам пригодится, умный мальчик! - не унимается Фрайман.

Хозяин кивает головой. Сема нетерпеливо переминается с ноги на йогу. А вдруг Магазаник сейчас крикнет: "Цы!" - что тогда? Но бесстрашный Фрайман не останавливается:

- Ему можно прийти завтра утром?

Хозяин кивает головой и сосредоточенно давит ложечкой лежащие на дне стакана вишни…

Выйдя на улицу, Фрайман глубоко вздыхает и, положив руку на плечо Семы, важно спрашивает:

- Ну, как тебе понравился наш разговор?

Сема насмешливо отвечает:

- Очень.

Но Фрайман не замечает насмешки:

- Ты заметил: он мне ни одного плохого слова не сказал!

- Но он же все время молчал?

- Ай, что ты понимаешь! - с возмущением говорит Фрайман. - Другие бы мечтали о таком приеме. И какое обращение! Вот это я понимаю - богач!

Но Сема не разделяет восторгов Фраймана:

- Значит, мне завтра прямо в лавку?

- Да, - отвечает Фрайман и, хмуро взглянув на Сему, строго произносит: - Цы! Цы!

* * *

Хозяин Семы был человек со странностями. К сорока годам он имел уже хорошее состояние, вложенное в дела верные и приносящие солидный доход. Лучшие дома в местечке принадлежали ему. В двух банках Киева - Азовско-Донском и Торгово-Промышленном - Магазаник имел кредит. Он был обладателем ценных бумаг и умел ими пользоваться. Но за все время он почти не выезжал из местечка. Как купец второй гильдии, он имел даже право побывать в Петербурге, но его не тянуло в столицу. "Что я там не видел? - спрашивал он. - Мне и здесь хорошо".

Его дела требовали людей. Ему нужны были помощники дешевые и выносливые. Но Магазаник никому не говорил об этом. Он был девятым сыном заурядного меламеда и самым удачливым. Он нажил состояние, его братья нажили горб. Так почему не помочь им, их детям, их дальним и близким родичам?

К Магазанику приходили племянники и племянницы. Они говорили то, о чем думали их матери и отцы. Они просили денег. Магазаник отвечал им: "Денег я вам дать не могу, но сердце - не камень. Я вам помогу заработать деньги!"

В заброшенных местечках, в окрестных деревушках, на базаре и на бирже он разыскивал родственников. Все с удивлением следили за молодым купцом: добрая душа, дай бог ему здоровья! И он находил двоюродных братьев своей матери, троюродных племянников своего отца, находил и давал им кусок хлеба. В лавках Магазаника не было ни одного чужого человека - от мальчика до приказчика все были связаны с ним родством, хотя бы самым отдаленным, и все чувствовали себя обязанными ему. Разве не протянул он им руку в трудную минуту? Да, протянул. Разве не кормит он их сейчас? Да, кормит. И разве это не божеское дело?

Магазаник был верный слуга богу, но больше всего он думал о себе. Чужие руки в деле - опасные руки, и он с удовольствием посматривал на своих служащих: это сын покойной тети Ривы, это сын дяди Шлемы, а это муж дочери дяди Шлемы. Все свои, все родные, все желают ему добра.

Однажды к Магазанику пришел его брат Нахман, чахлый человек с впалой грудью. Он дышал со свистом, и руки его дрожали.

- Соломон, - сказал он Магазанику, - вы (все братья говорили ему "вы") мне все-таки мало платите.

Магазаник улыбнулся и ласково взглянул на брата:

- Ну какие могут быть счеты между родными! А? Сам подумай: я тебе чужой или ты мне - человек с улицы? Разве не одна мать несла нас под сердцем?

- Но вы мне все-таки мало платите, - упорствовал Нахман.

- Ой, ты не понимаешь меня! Неужели ты думаешь, я забуду кого-нибудь из вас? В моем завещании тебе будет отрезан хороший кусочек!

Этим кончался разговор. Магазаник, статный, плечистый человек с красным затылком и большими крепкими челюстями, не собирался умирать. О завещании он говорил часто так просто, для утешения родни. Он нередко притворялся больным, ставил себе примочки, глотал пилюли. Магазаник притворялся, "чтоб не сглазили". В действительности он за всю свою жизнь болел лишь один раз - корью… В общине не знали его отношений со служащими-родственниками, не знали, сколько и кому он платит. Знали лишь то, что сам Магазаник позволял знать.

В эту "семью" попал Сема мальчиком. Ничего подобного ему не приходилось видеть раньше. Он с любопытством следил за сложными ходами хозяина, но понять их было ему не под силу. Родственники, бывшие на таких же птичьих правах, что и Сема, встретили его злобно: во-первых, они родственники, - стало быть, ближе, чем он, к хозяину; во-вторых, прибавился еще один рот.

Мальчика шпыняли, кормили пинками и щелчками при всяком удобном случае. Его наняли в лавку, но в лавке почти не держали. Сему посылали с кухаркой на базар, он выносил из кухни мусор, выливал помои, помогал чистить картофель, вытирал носы у чьих-то сопливых детей и бегал за водкой конторщику. Рубашка на нем была всегда мокрой; узенькие ладони его покраснели и покрылись водянками.

Нахман - чахлый брат хозяина, злой на всех и видевший во всем подвохи против себя, - невзлюбил его с первого раза.

- Что ты расселся, как барон? - визжал он, когда Сема, уставший от пинков, опускался на табурет. - Ты думаешь, мы тебя будем даром кормить? У тебя руки отсохли? - И, подняв с пола картофельную шелуху, он совал ее Семе в лицо: - Ты не можешь убрать это, мальчишка!

Сема покорно выполнял приказание.

В кухню забегал племянник хозяина Мордх. Раздувая ноздри, он говорил:

- Хорошо пахнет. Кажется, сегодня борщ?.. А что ты делаешь, Семка? Ты хочешь заработать гривенник?

- Хочу, - недоуменно отвечал Сема.

- Хочешь? - повторял Мордх, - Очень хорошо! - И, повертев перед Семиным носом монеткой, швырял ее на пол.

Сема оглядывался по сторонам и лез на четвереньках доставать монетку. Запыленный, измазанный сажей, усталый, он поднимался с монеткой в руках.

- Нашел-таки! Молодец! - кричал Мордх. - Теперь дай монетку сюда… Так. Теперь повернись… Так. Теперь гуляй! - И, ударив Сему коленом в зад, он весело смеялся: - Потеха с этими детьми! Ой, одна потеха!

Но Сема не видал в этих шутках ничего хорошего. В бессильной злобе сжимал он кулаки, не зная, кому пожаловаться. Однажды, осмелившись, Сема рассказал обо всем старшему приказчику Магазаника, Майору, - человеку с рассеченной губой и ленивыми, как у кошки, глазами.

- Ты жалуешься! - Он укоризненно покачал головой. - Тебя пустили в дом как своего, а ты жалуешься. Ты же знаешь, что здесь нет ни одного чужого. Так скажи спасибо за это!

И больше Сема никому не жаловался.

Домой он приходил ночевать, усталый и сердитый. Но, видя бабушку, склонившуюся над постелью деда, старался быть веселым и придумывал даже всякие небылицы о том, как хвалил его хозяин и чем кормили сегодня в обед. Он перечислял вкусные, недоступные ему блюда, рассказывал, какой жирный, желтый бульон с клецками подавали к столу, и бабушка верила и улыбалась.

С каждым днем служба становилась труднее; он хотел узнать, что такое сарпинка, нансук, мадаполам, чесуча - эти слова повторялись часто в лавке, - но его гнали во двор, в кухню или на базар.

Каждый в этом большом сумасшедшем доме мог на него прикрикнуть. И Сема стонал от злобы.

Важный и молчаливый хозяин, которому все говорили почтительно "вы", редко показывался в лавке. У него были большие дела в других местах: он диктовал письма в Лодзь, в Варшаву, - оттуда к ярмарке присылали партии знаменитого сукна. Он советовался, запершись в комнате, куда лучше поместить деньги. Иногда он играл в шахматы, но все боялись у него выигрывать. Изредка к Магазанику приходили бедняки за помощью на лекарство. Он состоял членом благотворительного общества и однажды даже был шафером на свадьбе одной бедной девицы, дочери заготовщика.

Назад Дальше