А еще чуть погодя он подумал: "Но о каком это деле просила Анюта Серегу? Как бы про это разузнать?"
XI
Он влетел в избу метеором. И от порога всполошенно закричал:
- Ба, откуда у нас во дворе доски появились?
Бабушка Фиса, сидевшая у окна за починкой мешков, подняла на лоб очки и с укоризной посмотрела в кумачовое лицо внука с облупившейся пуговкой носа.
- А ты где, гулена, цельный божий день пропадал? С утра улепетнул из дома и - нате вам! - чуть не в сумерки заявляется! А я-то кумекаю: хозяин растет, а хозяин этот… что ветер в поле!
Поколупав нос, Женька потерянно вздохнул. А чтобы смягчить отходчивое бабушкино сердце, плаксиво протянул:
- Хопровы… Минька с Гринькой… Они меня подбили: слетаем да слетаем к нашему деду на пасеку. Думал, недалече пасека ихнего деда, а она под самым Усольем.
- Под Усольем? Это вас туда антишка носил? - бабушка покачала головой. - Ну, и хваты, наши ребята!
- Зато, ба, меду этого самого… Не какого-нибудь, а сотового… во-о сколько съел! - уже смелее заговорил Женька. - Дед Гришук и тебе хотел прислать медку, да банки у него не нашлось, - добавил внук, явно прихвастнув. - А я… я теперь меду с год не захочу. А то и дольше!
- Подойди-ка сюда ко мне, я на тебя, на сластену, полюбуюсь, - сказала вкрадчиво старая. - Ну, я кому говорю?
Направляясь не без опаски к столу - Женька все еще остерегался подвоха со стороны бабушки, он только тут заметил сидевшую у другого окна Анюту Жадину, усердно помогавшую бабушке чинить мешки.
"Подлиза! - обругал про себя Анюту Женька. - И чего это она зачастила к бабушке?"
Неподалеку от стола Женька приостановился, готовый в любой миг дать стрекача.
- А синяк под глазом… отчего у тебя появился? Не от меда ли, случаем? - спросила бабушка. - Опять с кем-то дрался?
- Ни с кем не дрался, - пробурчал Женька.
- А синяк откуда?
- Откуда, откуда… Спроси братанов Хопровых, они тебе скажут, как на меня у скотного двора, уж домой возвращалась, Санька коршуном налетел. Вот ее распрекрасный братец!
Женька неприязненно глянул на Анюту. Та низко опустила голову.
Мальчишка продолжал, передразнивая Саньку:
- Зачем, слышь, сестру мою подбиваете со своей бабкой-колдуньей… чтобы она домой не возвращалась?
И, воодушевляясь, прибавил:
- Да я этому Саньке тоже вдарил! Так вдарил, что он…
- Не петушись! Перестань балабонить! - урезонила бабушка Фиса разошедшегося внука. - Где тебе справиться с Санькой, сиротинка моя разнесчастная?
- И никакой я не разнесчастный, - протестующе возвысил голос Женька. - Гринька и Минька… спроси-ка их, спроси, они скажут, как я… Ну, а если Санька еще полезет, я Сереге… Он тогда Саньке покажет!
Тут случилось непредвиденное. Рубашка на груди у Женьки стала странно как-то топорщиться. Женька пытался одернуть рубашку, но из ворота вдруг высунулась ушастая рыжеватая мордочка.
- Кто у тебя там? - спросила бабушка, давно привыкшая к причудам внука.
- Зайчонок.
Вскочив с табурета, Анюта подбежала к Женьке, умоляюще прося:
- Покажи, Женечка! Покажи, какой он, твой русачок!
Женька извлек из-за пазухи съежившегося зайчонка и великодушно передал его в руки девушки.
- Смотри осторожнее, он царапается.
- Ой, какой же я пушистый, - сказала Анюта, гладя зайчонка по спине. - Где ты его, ушастика, поймал?
Женькины глаза сощурились до узеньких щелочек.
- Где, спрашиваешь? За горами, за долами, за семью ручьями!
- Нет, правда?
Не усидела на своем месте и бабушка Фиса.
- Молочка сейчас принесу. Он, чай, изголодался, глупенький. На ночь в плетушку с крышкой посадим, а поутру в лес отнеси. А то еще какой-нибудь собаке на зуб попадется, - поглаживая ладонью поясницу, бабушка затрусила в сени. От порога она обернулась, кивнула Женьке: - Подбрось в самовар шишек. Мы ведь мед до отвалу не ели, мы и чайку с сахарком будем рады.
Покосившись на Анюту, Женька спросил:
- Ты не знаешь, откуда у нас во дворе лес объявился? Может, от сельсовета привезли?
Анюта мотнула головой, прижимая к себе зайчонка.
- Из колхоза?
Она снова помотала головой.
Сердясь, Женька проворчал:
- Ты что, язык проглотила?
Анюта, смеясь, показала Женьке язык.
- Сережа, - сказала она секундой позже. - Он на стройке отходы выписал. А в этот выходной воскресник устроим. И крышу вам отремонтируем.
Только тут Женька и догадался, о каком деле напоминала на днях Анюта Сереге по дороге из Сызрани в Ермаковку. Выходит, это она, хлопотунья настойчивая, затеяла всю нелегкую возню с добыванием досок для ремонта их крыши.
Шепотом, озираясь на дверь, Анюта продолжала:
- Несколько парней со стройки придут вместе с Сережей. Обещался и дед Фома. Он когда-то плотничал. А я… тоже кое-кого из ребят-старшеклассников подговорю.
Когда зайчонка покормили, а в корзинку ему положили с десяток морковных хвостиков, сели пить чай.
Бабушка Фиса, по мнению Женьки, была чересчур уж внимательна к Анюте. И чаю старалась налить ей покрепче, и сахар просила не жалеть, а пить "в накладку", и даже свои сдобнушки-лепешки тоже все двигала и двигала к Анютиному краю. И никак не могла нарадоваться предстоящему ремонту крыши.
- Уж мы так намаялись, так натерпелись за последние годы, ягодка моя ненаглядная, с этой дырявой крышей, - пела старая, осторожно кладя в рот крошечный осколок колотого рафинада. - Как вёснушка красная - людям радость, а нам горе. На улице мокреть, а у нас вдвое.
Бабушка глянула в передний угол на темнеющие лики суровых угодников и перекрестилась - истово, набожно.
- Дай, милостивая богородица, ладного женишка рабе твоей Анне!
- Ба Фиса… мне еще учиться да учиться, а вы - "женишка". - Бедную Анюту даже в жар бросило. Достав из рукава платья махонький кружевной платочек, она принялась усердно охлаждать им полыхающие щеки.
"Так тебе и надо! - косясь с усмешкой на смущенную девушку, подумал Женька. - Не будешь в клуб шататься, Серегу моего завлекать. Я ведь догадываюсь: ты и ремонт нашей крыши затеяла из-за Сереги… чтобы к нему поближе быть".
Потом бабушка с Анютой подробно обсуждали, чем они будут угощать работников после "помоги".
- Заколю двух курочек и лапшу сварю, - говорила старая, подбоченясь. - Без горячего хлёбова никак нельзя. На второе - сухарник на молочке. Могу и квасу ведра два заварить… он у меня ужасть какой ядреный получается, ежели песочку сахарного подсыпать да мяты положить. - И, разведя руками, сокрушенно вздохнула: - Сама понимаю: сугревательного мужчинам надо бы, да где прорву денег взять? Больно оно обжигает руки, сугревательное-то зелье!
- Обойдутся и без "сугревательного", - решительно успокоила Анюта бабушку. - А разохотятся - сами купят. Об этом и не расстраивайтесь.
Заскучавший Женька уже подумывал, под каким предлогом ему улизнуть на улицу, когда, не переступая порога, в избу заглянули - вначале Минька, а за ним и Гринька - Хопровы. И в один голос пропели:
- Здра-асте!
- Здравствуйте, здравствуйте, добрые молодцы, - приветствовала бабушка Фиса ребят. - Не желаете ли с нами чайку откушать?
Братья переглянулись и снова пропели:
- Спа-аси-ибочки! Мы пи-или!
Гринька, осмелев, добавил:
- Нам Женьку бы на часок.
- Ба, я не хочу больше чаю, - сказал Женька, поспешно вылезая из-за стола.
- Смотри, недолго шалберничай, - предупредила внука бабушка. - Мало было дня, так уж и вечером соскучились друг по дружке.
Женька до двери шел вразвалку, точно бы нехотя, но едва оказался в сенях, как ринулся со всех ног на крыльцо, вслед за братьями Хопровыми, поспешно летевшими к калитке.
В тихом переулке Минька и Гринька остановились, перевели дух и, опережая друг друга, возбужденно зашептали:
- Мы Саньку Жадина с носом…
- С носом оставили!
- Как - с носом? - ничего не понял Женька.
Гринька, толкнув Миньку в бок, сказал:
- Ты не перебивай меня. Дай я все по порядку…
Минька тоже толканул брата в бок и протестующе воскликнул:
- Почему ты, а не я? Я же уследил, куда Санька прячет…
- Ты, ты! - закричал Гринька. - Мы оба следили!
- Пойдем, Жень, вон к той амбарушке, мы тебе чего-то покажем! - сказал Гринька, беря Женьку за руку.
У старой бросовой амбарушки они все трое уселись на покосившееся крыльцо. Братья вытащили из-под низенького порожка какой-то сверток. И, спеша и мешая друг другу, развернули перед Женькой кусок старой клеенки.
Чего тут только не было! И ржавые гильзы, и пластмассовый пугач, и выгоревшие офицерские погоны, и спичечный коробок с дохлым жуком-носорогом, и Женькины значки в придачу с "лунным камнем", и много, много других вещей, не имеющих цены в глазах мальчишек.
- Где же вы нашли Санькин клад? - спросил, пораженный увиденным Женька.
Переглянувшись, братья ликующе сказали:
- Угадай!
- В этой амбарушке?
- Нет!
- У них, у Жадиных, под баней?
- Ничуть даже!
- Ну, ну… тогда у ветряка?
- Слабо угадать! - усмехнулся Минька.
- И не пытайся! Все равно не угадаешь! - поддакнул брату Гринька.
Сбитый с толку, Женька расколупал до крови нос (он у него так чесался!).
- На огороде, вот где! - стремясь опередить брата и не мучить Женьку, выпалил Гринька. - Наши огороды…
- Рядом наши огороды, - не отставая от Гриньки, заспешил Минька. - Вот мы и уследили. Он, Санька, свой клад под камнем прятал.
- Который у них в конце участка, где капуста посажена, - прибавил Гринька. - Там, в углу, валун такой…
- Здо-оровенная глыба, Санька под нее подкоп сделал, - уточнил Минька.
- И туда прятал свой клад, - закончил Гринька. - Бери, Женьк, свое добро. Зажигательного стекла только нет. Видно, Санька успел промотать его. - Помолчав, он обратился к брату: - Чего, Минька, мы будем делать с жадинским кладом?
- Поделим? - вопросительно поглядел на Гриньку Минька. - Женьке тоже чего-нибудь подбросим.
Женька в сердцах плюнул.
- Мне Санькиного ничего не надо! Да и вам тоже… К чему вам чужое??
Подумав, он еще сказал, протирая рукавом рубашки свои потускневшие значки:
- Заверните-ка все его барахлишко в эту тряпку и…
- Привяжем кирпич и бросим в Усу? - подсказал Гринька.
- Зачем? - пожал плечами Женька. - Санька подумает, что не только он жулик, но и другие не лучше его. А я бы… я бы положил сверток на крыльцо Жадиным… когда стемнеет.
- Только мы с запиской положим, - сказал Минька. - Напишем: "Никогда больше не воруй! А то"…
- "А то мы в другой раз себе заберем твой клад", - добавил Гринька. - Здорово, Жень?
Помедлив, Женька с запинкой проговорил:
- Рубануть… так уж решительно рубануть: "Санька, никогда больше не воруй!" И точку поставить.
- Можно и так, - не сразу согласились братья Хопровы.
Вертя в руках свой "лунный камень", Женька похвалился, уже совсем забыв про Санькин клад:
- А мне на той неделе Колька Барсук за камешек, знаете, чего сулился отдать? Бинокль. Вот чего!
- Вре-ешь! - не поверил Гринька.
- Честное-пречестное пионерское! Но я свой лунный камень не только на бинокль, но и за Васьки Трынкина акваланг с ластами не променял бы!
Минька недоверчиво покосился на Женьку.
- Не загибай! За милую душу променял бы за бинокль Барсуку, хотя он и с изъянцем: двух стекол не хватает. Да и… и никакой он не лунный, твой этот камень! А самый обыкновенный земной!
- Я давно знал, что не лунный! - поддакнул тотчас Гринька с превеликим удовольствием, и шрам на его виске запунцовел еще ярче. - Ты, Женька, мастак завираться. В прошлом году придумал, будто на Усе катер с космонавтами видел. Будто они рыбалили у Ермакова ерика. Никто не видел, а ты видел. А теперь с новой выдумкой носишься: нашел-де на Молодецком кургане лунный камень! Будто он с луны на Молодецкий упал!
- А разве я виноват, что другие проморгали космонавтов? - ничуть не краснея, спросил с вызовом Женька. - Я только не посмел к ним подойти, а видел всех до одного. Как вот вас.
Гринька подмигнул брату.
- Слышь, Миньк, и хват же этот Женька! Умеет выкручиваться!
- И ничуть я не выкручиваюсь, - упрямо тряхнул головой Женька. Поглядев вдаль, на тянувшийся за огородами синеющий в сумерках косогор, проговорил мечтательно: - Вырасту когда, может, на луне побываю. Уж я и про вас не забуду… цельный мешок лунных камней привезу. Правда привезу! Мне мушкетеры сказали: лет эдак через пятнадцать на луну запросто можно будет попасть. Купил билет, и…
- Какие еще мушкетеры? - переспросил Минька.
- Самые знаменитые на весь мир: д’Артаньян, Атос и Портос.
- Они что, с неба свалились? - уже с насмешкой спросил Гринька.
- Ага, прямо с неба. Их вертолет опустил как раз на тот вон косогор. А я там Зойку пас. Мушкетеры сняли шляпы с длинными перьями, галантно раскланялись, как и подобает благородным людям. Конечно, они были при шпагах и…
Минька с Гринькой чуть не задохнулись от неудержимого хохота.
Снова нисколько не смущаясь, Женька встал, поддернул техасы и на прощание, махая рукой, посоветовал братьям Хопровым:
- Сбегайте завтра на косогор после захода солнца. Мушкетеры снова обещались прилететь. Им у нас тут здорово понравилось!
Направляясь домой, он весело пел:
Что нам луна, что нам луна?
Мы Марса схватим за рога!..
У калитки Женька столкнулся с выходившей со двора Анютой.
- Спокойной ночи, Женя, - сказала печально Анюта. - А на Саньку… ты уж не шибко серчай. Ему тоже достается. И от отца, и от брата. Да и за маму он переживает. Отец ее поедом ест и за то, что я ушла из дома, и за то, что в милицию пожаловалась… Ведь жулика прораба на днях судить будут. Да и отцу влетит.
Вздохнув, Анюта вдруг схватила Женьку за плечи, прижала к себе и чмокнула его в самую макушку.
- Спокойной ночи! - еще раз сказала девушка, выпуская из рук ошеломленного Женьку, и побежала через дорогу на противоположную сторону улицы.
XII
Солнышко то и дело пропадало за набегавшими на него лебединой белизны облачками, словно бы играло с ними в прятки. С Жигулевского моря на Ермаковку нет-нет да и набегал егозливо ветер - сыровато-пресный, так приятно освежающий разгоряченных работой парней.
- Давай, давай, поддувай! - безрассудно-весело гоготал бородатый Славка, сидя верхом на коньке крыши.
Мнительный Анисим, вгоняя в податливую тесину гвоздь, ворчал себе под нос:
- Помолчал бы, чумной, а то накличешь дождя.
- Ты, Анисим, чего? - окликал Славка парня, сидевшего на крыше неподалеку от него.
- Ничего, - уклончиво отвечал Анисим, не любивший здоровяка бородача за его излишнюю самоуверенность. И кричал вниз:
- Серега, а ежели кои прежние доски… это самое - прочные еще?
Придерживая рубанок на ядрено-кремовой глади доски, Серега поднимал голову от верстака, сбитого на скорую руку у сарая, смотрел на сидевших на верхотуре Анисима и Славку, голых до пояса, прикидывая в уме который уж раз: хватит ли привезенного подтоварника?
- Ты заснул там? - снова окликал Серегу Анисим - уже нетерпеливо.
- Старые доски, ежели не трухлявые, оставляйте, - отвечал наконец-то Серега. - С толком, ребята, действуйте. Экономно.
Опять склоняясь над рубанком, он думал: "Этого Анисима, оказывается, можно расшевелить. Почаще бы нам… дружно так вместе собираться".
Рядом с Серегой шаркал рубанком, сильно сутулясь, дед Фома. Спасибо дедку: явился раньше всех, сам разобрал подтоварник и горбыль, расчетливо решил, какая доска на что годится.
Заботливая Анюта привела с собой двоих десятиклассников. Ребята ошкуряли горбыль, по лестнице взбирались на чердак, подавали Славке и Анисиму новые тесины.
Была польза и от Женьки с его приятелями братьями Хопровыми. Эти шустрые мальцы то воды колодезной ведерко притащат, то десяток-другой гвоздей старых выпрямят, а то и бабе Фисе с Анютой посуду разную отнесут в избенку деда Фомы, где готовился обед для работавших на воскреснике.
"Главное, чтобы хватило материала, - размышлял Серега, выбивая из рубанка легкие колечки смолкой стружки. - Фома обнадежил: "Обойдемся, - сказал. - Я взбирался вечор на крышу. Старых тесин, пригодных в дело, порядком наберется". Морща лоб, Серега вздыхал: - Красоты, конечно, не жди. Пестрой, как зебра, получится крыша у бабы Фисы".
С кружкой воды к Сереге подбежал черный от загара Женька.
- Студененькая, Серега! - сверкая счастливыми глазами, проговорил заботливый мальчишка.
Серега отпил из кружки глоток.
- Ох, и зуболомная! - одобрительно сказал он. Помедлил чуток и сразу опорожнил всю кружку.
- На здоровьице! - кивнул Женька и тронул за костлявый локоть Фому. - Деда, а тебе принести водицы?
Разгибая широкую плоскую спину, Фома спросил мальчишку:
- А позабористее у тебя ничего не сыщется?
Приподнимаясь на цыпочки, Женька шепнул Фоме, так и не дотянувшись до его уха, заросшего жесткой, точно ржавая проволока, щетиной:
- Бражка забористая… уготовлена бабой к обеду. Верно-наверно! Только никому ни звука!
Дед Фома крякнул, предвкушая предстоящее удовольствие, вытащил из кармана штанов сыромятный кисет с махрой. И не спеша принялся скручивать цигарку.
- Кумекаю, брат Серега, часика на четыре, самое большее - на пять осталось работенки. И шабашить будем!
Глядя в обветренное лицо бывалого волгаря, Серега недоверчиво переспросил:
- Думаете, и вправду кончим?
- А ты до того воскресенья чаялся дотянуть? - Фома усмехнулся, показывая крепкие еще, чуть щелявые зубы. - Покончим сейчас с горбылем и тоже на крышу… И она, работа, сразу закипит-завертится! Бывало, так и строились. Дружно, всей деревней на помочь шли. А теперь - у всех свои дела да случаи. Эхма!
Дед махнул длиннущей мосластой рукой и повернулся к верстаку. В ногах у него вертелся озорник Дымок, шурша янтарными стружками.
По просьбе бабы Фисы Женька полез в погреб за картошкой, когда во двор влетели, обгоняя друг друга и пугая кур, Минька и Гринька. Они перед этим вместе с Анютой чистили песком всякие там миски и кастрюли деда Фомы, вконец запустившего холостяцкое свое хозяйство.
- Же-энька-а! - кричал Гринька. - Где ты тут, Женьк?
Заорал и Минька, стараясь перекричать брата:
- Же-э-энька-а!
- Кыш, горлопаны, - цыкнул на зевластых мальчишек Фома. - Пожара, чай, нигде не случилось?
А Женька, выглянув из погреба, поманил приятелей:
- Сюда держите курс!
Юркнув в узкую невысокую дверцу на погребицу, ребята присели на корточки у творила, из которого тянуло могильным холодом.
- Женьк, - свистяще зашептал Гринька, пуча глаза. - Сейчас мы…
- Саньку с Петькой встретили, - перебивая, как всегда, брата, выпалил Минька. - Спрашивают: не надо ли, мол, вам жердей? Слышь, у Петьки на дворе жерди с зимы завалялись.
- Хватайте! - Женька, пыхтя, поднял над творилом плетушку с картошкой.
Братья Хопровы подхватили плетушку, но, торопясь, чуть не опрокинули содержимое ее на голову Женьки.