Серёжа давно пообедал. Теперь он смотрит в окно: хорошо бы поскорее выйти во двор, занять качели. Или взбежать на деревянную горку и нестись оттуда на полной скорости. Но нельзя выходить во двор, пока все не поели. Ну что он тянет, Василий Северов? Пристал опять:
- Серый, Серый! С чем блинчики? С творогом? А, Серый? Или с мясом?
Блинчики Вася любит, но очередь до них сегодня никак не доходит.
Серёжа отмахивается:
- Не знаю я. Почём я знаю? "С чем, с чем"!
- Ты же их ел!
- Ну и что?
- Целиком, что ли, проглотил? Неужели - целиком? - Вася с восхищением уставился на Серёжу.
- Ну и что? Проглотил. И что такого?
Вот это Серый!
А он и не смотрит на Васю - там, в углу столовой, происходит кое-что поинтереснее всяких блинчиков.
- Смотри, смотри, Вася, - громким шёпотом говорит Серёжа, - нет, ты только посмотри!
Там и в самом деле происходят потрясающие дела. Алёша Зайчихин усыпляет Андрея Кекушева.
Андрей стоит перед ним и преданно смотрит прямо в глаза. А глаза у Зайчихина маленькие, как изюминки.
- Сейчас ты будешь спать, спать, спать, - довольно нахально заявляет Зайчихин.
- А я не хочу спать, - тоже с вызовом отвечает Андрей Кекушев и обводит глазами зрителей. Все перестали жевать и ждут, что будет.
- Тебя не спрашивают, хочешь или не хочешь. Будешь спать как миленький.
Из окошка высунулась буфетчица Зинаида Ивановна:
- Не соскучишься с вами.
Она положила локти на прилавок и тоже с большим интересом ждёт, что будет дальше.
Зайчихин тычет большим пальцем Андрею в живот и заунывно повторяет:
- Спать, спать. Нервные центры отключились. Сознание затуманилось. Ты спишь, спишь, Андрей Кекушев. Спи. Сопротивление бесполезно.
Вася много раз видел, как Алёшка Зайчихин усыпляет людей. Но всё равно - зрелище захватывающее. Привыкнуть к этому нельзя. Наверное, на свете не так уж мало вещей, к которым привыкнуть невозможно. Они каждый раз поражают с новой силой.
- Ты смотри, смотри, что делают! - кричит Зинаида Ивановна. - Акселераты! Гипнотизируют!
Андрей Кекушев медленно закрывает глаза, слабым голосом произносит:
- Сплю.
И тут он начинает медленно падать назад. Если Андрей упадёт, то неизбежно стукнется со всего размаха головой об угол стола, к тому же на него повалятся тарелки. Но тут подскочил Денис, подставил Андрею стул. И Андрей, ничего не видя, не соображая, сел на этот стул. Вася вздохнул с облегчением - не упал все-таки. Рядом Серёжа прошептал:
- Не упал.
Андрей сидит и спит. Он свесил голову набок, он тихо всхрапывает, чмокает губами.
Мальвина заглядывает ему в глаза, но глаза закрыты.
- Спит, девочки.
- Гипноз, - говорит кто-то.
- Экстрасенс у нас Алёха!
- Сговорились, - недоверчиво машет рукой Армен.
- Разбуди его сию минуту, - требует Мария Юрьевна, она спокойна. Наверное, это не первый гипнотизёр в её жизни. - Хватит вам, в самом деле.
Андрей сразу проснулся. На голос учительницы у каждого человека хорошая реакция.
Андрей потянулся, сонно улыбнулся и почесал затылок.
Алёша Зайчихин оглядел всех:
- Есть ещё желающие?
- Ну артисты! - Зинаида Ивановна протягивает Алёше Зайчихину пирожок. Он отламывает половину Андрею Кекушеву.
Валерка Сиволобов просит:
- Усыпи меня, Алёша.
- Тебя нельзя, - серьёзно отвечает Алёша.
- Почему? - Валерка человек простодушный, он доверчиво смотрит на Алёшу. - Почему нельзя?
- Вожатая Марина будет меня ругать.
Это намёк. Валерка сразу отлетел от Алёши. Неужели гипнотизёр заметил, что Валерке нравится вожатая? Этого не знает ни один человек, опасные люди - гипнотизёры…
Хорошо, что всем сейчас не до Валерки Сиволобова.
Вася Северов подошёл к Алёше:
- Меня усыпи, меня!
Ему давно хочется попробовать. Только так можно убедиться, что всё без обмана. И он настойчиво повторяет:
- Усыпи меня! Я желающий!
- Тебя нельзя, - сосредоточенно жуёт пирожок Алёша Зайчихин, - ты не уснёшь.
- Почему это?
- Потому что вредно усыпляться на голодный желудок.
Опять этот суп!
Продлёнка смеётся. Ей, продлёнке, только этого и надо - посмеяться над человеком. Тем более над таким, который всех задерживает, застрял над тарелкой.
Тут кто-то тихо тронул Васю за рукав. Обернулся - рядом стоит Женя Соловьёва. Тихая девочка, незаметная. Слишком уж незаметная. Девочка должна быть яркой и заметной - так считает Вася Северов. Вон Катя Звездочётова. Что бы она ни делала, её всегда заметишь. И сейчас Вася видит Катину чёрную голову и белый пробор. А лицо смуглое. Катя смеётся, и Васе хочется смеяться. Но Катя не хочет, чтобы он смеялся с ней вместе. Она подчёркнуто не замечает Васю и этим отгораживает его от себя. Особенно сегодня, когда он глупо выглядит со своим супом.
Но это ничего. Вася Северов терпеливый. Когда-нибудь придёт такое время - она его заметит. Его, а не Зайчихина Алёшу с его усыплениями.
- Эй, Зайчихин! Усыпи меня! - просит Армен.
Он стоит перед Алёшей, маленький, черноглазый, весело требует:
- Давай усыпляй. Чего ты?
- Тебя нельзя. - Алёша Зайчихин доел пирожок и отряхивает руки.
- Почему? Почему?
- А как же я тебя в живот ткну, если ты щекотки боишься? Или не боишься?
Армен сразу теряет напор, отходит в сторону.
А Зайчихин добавляет.
- Гипноз - дело очень тонкое. И нервные центры влияют на все остальные инстанции.
Чем больше непонятных слов, тем солиднее всё выглядит.
Денис сразу начал щекотать Армена, Армен залился хохотом и стукнул Дениса в лоб. Всё как обычно.
- Довольно, - хлопнула ладонью по столу учительница. - Все сегодня сошли с ума. Чтобы никаких гипнозов и никаких усыплений. Слышите?
Алёша Зайчихин усмехается. Вася думает, что усыпления - это одно враньё. Сговорились Алёшка с Андрюшкой, вот и всё. Андрей, конечно, очень натурально храпел, но храпеть научиться легко. Вася тоже умеет. А если надо прикинуться спящим, то любой человек будет храпеть. Специально, чтобы поверили. И Катя Звездочётова, конечно, поверила. Она улыбается Зайчихину, этому гипнотизёру несчастному.
Но Вася знает: всё равно придёт время, и Катя Звездочётова ещё будет гордиться, что училась в одном классе с Василием Северовым. И ходила с ним в одну продлёнку.
Откуда вы вернулись, капитан Северов? Ах, пустяки - прямо из Антарктики. Знаете, Антарктику я люблю гораздо больше, чем Арктику. Это даже странно - они во многом похожи. Льды, снега, метели. Но Антарктика - моя любовь. Я видел пингвинов на льду. Полярная ночь была долгой. Капитаны умеют ценить солнце.
…А Женя Соловьёва стоит рядом и что-то говорит.
- Тебе чего? - спрашивает Вася.
- Давай сюда свою тарелку.
Она уносит в кухню сто раз остывший суп. И жизнь сразу становится проще. Выручила тихая девочка, вот спасибо.
- Женя, разве ты сегодня дежурная? - спрашивает учительница.
Вот сейчас Женя Соловьёва смутится. Она покраснеет так, что щёки станут ярче галстука. Свесит свои хвостики, глаза спрячет. Вася хорошо знает эту тихую Женю, она с первого класса всё такая же. Но странное дело - она не смутилась. Нисколько. И ответила смело:
- Я помогаю дежурным, а то мы сегодня долго обедаем.
Учительница кивнула. Подумала в который раз: "Мамин портрет". А Женя в эти минуты особенно похожа на маму - негромкая, но решительная. Мария Юрьевна с улыбкой смотрит на неё: "И чего я напираю на бедного Василия с этим супом?" И ещё подумала: "Не только я их воспитываю - они меня воспитывают тоже".
- А блинчики-то - с мясом всё-таки, - весело сообщает Вася. - Мои самые любимые.
- А мы и не знали, - откликается быстрый Денис.
Пусть теперь ехидничают, Вася смеётся вместе со всеми.
Учительница похлопала в ладоши:
- Быстро одеваться и - гулять.
С визгом и топотом продлёнка вылетает во двор.
Субботник
Сегодня субботник.
Во дворе толкутся большие ребята, из окна видны синие куртки, красные куртки - цветные пятна. А жёлтые листья летят по двору.
Мария Юрьевна говорит:
- Седьмые классы убирают двор, мы всей продлёнкой пойдём им помогать.
- Ура!
- Уроки можно не делать!
- Субботник - это хорошо!
А там, во дворе, - солнце, семиклассники включили транзистор, танцует среди жёлтых листьев ослепительная Лукошкина, и причёска у неё под Аллу Пугачёву. Всё-таки сделала - мало ли в районе парикмахерских.
Серёжа Лунин, по прозвищу Серый, никогда не был на субботнике, но ему нравится субботник. Во дворе можно носиться. А вдруг повезёт и позволят покрасить скамейку?
Там вожатая Марина вместе с большими ребятами принесла грабли и лопаты. Граблями грести тоже, наверное, хорошо. Серёжа никогда не пробовал. Но красить скамейку всё-таки лучше. Он покрасит, вожатая Марина ему разрешит, она хорошая, Марина.
Учительница вдруг говорит:
- Два человека останутся мыть двери. Добровольцы есть?
Добровольцев не было. Серёжа подумал, как неприятно и неловко, что он не доброволец. Но ведь и другие тоже.
А солнце сияло, листья крутились под ногами у танцующей Лукошкиной, а потом взлетали к небу, как жёлтые птицы.
- Добровольцев нет, это жаль, - задумчиво сказала Мария Юрьевна. Она обвела взглядом всех по очереди. Серёже показалось, что она надеется: вдруг у них совесть проснётся. Но совесть не проснулась. Никто не хотел мыть дверь. Всем хотелось туда, во двор, на солнце. - Придётся назначить самой, - говорит Мария Юрьевна.
"Сейчас меня назначит", - почему-то думает Серёжа. И тут же учительница говорит:
- Серёжа Лунин.
- Так я и знал. Мне вообще везёт в последнее время.
- Ничего страшного. И Нина Грохотова. Да, да, Нина, что ты морщишься?
Остальные не проявили никакого сочувствия к Серёже и Нине. Во люди, думал Серёжа, как носиться или беситься, так все к нему хорошо относятся: "Серый, Серый". А как двери мыть, так тоже Серый. А они все белые.
И тут Мария Юрьевна сказала, что второе звено не пойдёт во двор, а будет мыть пол в коридоре.
Второе звено взвыло, но скоро затихло, потому что - бесполезно.
Серёжа сказал:
- Руслан, хочешь, сменяемся? Я за тебя пол мою, ты за меня дверь моешь. Согласен?
- Ещё чего, - ответил Руслан, - хитренький больно.
- Ничего хитренького. Пол-то грязнее. - Серёжа ещё надеялся, что Руслан не разберётся, что к чему. Но Руслана голыми руками не возьмёшь. Сразу сообразил:
- Пол-то мыть всем вместе, а вместе веселее. Ну, я пошёл.
И ушли. Остался Серёжа в классе с Ниной Грохотовой, которая только умеет хвалиться своими шарфиками из Италии да английским "дипломатом" с секретным замком. Хоть бы когда-нибудь разрешила замком пощёлкать. Нет, никогда.
- Не плачь, Серый, когда-нибудь и тебе повезёт! - крикнул Денис из коридора.
- Неси воду, Лунин, - командует Нина Грохотова, - и неси тряпку!
- У нас полное равноправие, - ворчит Серёжа, - подождёшь. Или неси сама.
Он влезает на подоконник и смотрит во двор. А там весёлый кавардак, ну какой же весёлый-развесёлый!
Видит Серёжа, как Денис несётся прямо на кучку семиклассниц. Они, конечно, сделали вид, что испугались, разбегаются. Одна сумела стукнуть Дениса по спине. Как хотел бы Серёжа быть сейчас на месте Дениса! Пусть его, Серёжу, нестрашно пугают, небольно стукают. А Денис пускай бы мыл эту дверь противную.
Серёжа забыл, что он сейчас вовсе не моет дверь, он в окно смотрит. Жалко ему себя было в тот момент, вот и всё.
Два парня красят скамейку. Напялили на головы прозрачные пакеты, чтобы не забрызгать краской свои роскошные причёски. Ах, как хорошо они красят скамейку! Вот один обмакнул кисть в банку - и засверкала на кисточке зелёная краска. Как трава зелёная. Как весна зелёная. Медленно ходит кисть по спинке скамейки, вдоль всей доски ложится ровной полосой краска. И сразу становится видно, какая была скамейка некрасивая, тусклая, облупленная. А теперь будет блестеть и сиять, как новенькая. Ну что за прекрасная скамейка!
Серёжа только сейчас всей душой полюбил вдруг эту скамейку. Он раньше никогда не замечал её, не сидел на ней ни разу. Кто же в десять лет выходит во двор, чтобы сидеть на лавочке?! Ну, ещё девчонки иногда - им, сидя, удобнее людей обсуждать. А мальчишки - нет, они бегают, они торопятся, у них много дел интереснее, чем на скамейке сидеть. Эх, красят, ну до чего же хорошо красят-то! Почти уже покрасили спинку, теперь сиденье будут красить.
А вон, около качелей, стоят Катя Звездочётова, Мальвина и Сима. Опираются на грабли неразлучные подруги. Им, значит, досталось сгребать в кучи листья. Какая, наверное, прекрасная работа - с листьями возиться. Они шуршат, ветер гоняет их по всему двору, по кругу, а ты ловишь их граблями, и никуда эти листья от тебя не убегут. Ты сгоняешь их в кучу. После на этой куче можно попрыгать. Кого-нибудь толкнуть можно в эту кучу. А можно вываляться в листьях, и чтобы девчонки кричали: "Серый! Ты весь пыльный! И куртка! И шапка!" Девчонкам покричать - одно удовольствие.
В коридоре Серёжа слышит весёлый командирский голос:
- Вы моете коридор с той стороны, мы моем - с этой. Потом будет стыковка вон у среднего окна. Поехали! - Это Руслан.
Хорошо Руслану со всеми в коридоре. Хорошо Денису со всеми во дворе. Всем хорошо - Серёже плохо.
Вон смеются в коридоре, кто-то визжит.
- Руслан! Не брызгай в меня водой! Ты что? - Это, конечно, Майка Башмакова.
А Нина Грохотова ноет:
- Серый, ну Серый! Чего ты застыл? Сколько мне тебя ждать?
Он вздохнул, сполз с подоконника, притащил ведро воды, взял тряпку, а другую кинул Нине.
- А мыло, Серый?
Вот приставучая. Буркнул:
- В шкафу.
Он тёр дверь со злостью, как будто она была во всём виновата, эта несчастная, захватанная не совсем чистыми руками дверь класса. Он намыливал тряпку и мыл, мыл. А с другой стороны шуршала и скреблась, как мышь, Нина Грохотова.
- Ой, пятна не отмываются, - пожаловалась она, - ну кто измазал дверь синей пастой? Дураки всё-таки какие. Правда, Серёжа?
Он не отвечает, не до неё. Серёжа сам не заметил, как вошёл в азарт. Ему теперь важнее всего, чтобы каждое пятнышко сошло с двери под его тряпкой. И так важно, чтобы дверь отмылась, чтобы победить.
Он надраивает дверь, а сам вдруг вспомнил, как отец однажды вешал дома книжную полку. Он сверлил дрелью дырки в стене, гудела дрель, сыпалась на пол белая пыль, отец стоял на табуретке, и лицо у него было такое, как будто он шёл в атаку. Серёжа видел такие лица в фильмах, а здесь его собственный папа воевал с собственной стенкой.
"Пора ужинать", - позвала мама. Отец не отозвался. Он сверлил и ничего не замечал вокруг. Серёжа тоже не пошёл есть, он ждал отца. Он держал коробочку с шурупами. Когда надо - подаст.
Мама вошла из кухни: "Я зову за стол!" - она повысила голос, отец не мог не слышать. Но он не отозвался. Он вешал полку, и только это существовало сейчас в мире для него - просверлить дыры, забить в них деревянные пробки, ввернуть шурупы, повесить полку, поставить на неё книги. Всё! Тогда можно ужинать, обедать, песни петь - всё, что хочешь. А пока - атака. И лицо одержимое.
Мама постояла, покачала головой: "Все Лунины на работу бешеные. Хорошо это или нет? Наверное, хорошо. Хотя почему нельзя сделать перерыв и поесть?" Никто не ответил, и мама ушла.
Они, Лунины, на работу бешеные. И Серёжа идёт в бой. Он так трёт дверь, что тряпка стала горячей. А может, это кажется - просто ему самому жарко от работы.
- Серый, я не буду пятна оттирать. Подумаешь, правда?
- Ничего подобного! Старайся!
С его стороны некоторые пятна тоже сопротивлялись, они прямо въелись в краску, но Серёжа знал, что он победит. И накидывался на каждое пятнышко, и оно в конце концов поддавалось, исчезало.
Дверь начинала сверкать. Оставалось совсем немного. Теперь стало видно, какая она была раньше невзрачная и скучная, эта дверь, пока за неё не взялся Серёжа. Теперь она становилась как новенькая, сияла, веселилась. И Серёже стало весело.
Он и сам не заметил, как стал мыть другую сторону, а Нина отошла к стене и сказала:
- Во завёлся.
Он не отвечал, он работал. Он чувствовал себя сильным и весёлым.
А в коридоре уже давно ни смеха, ни крика. И со двора никакие вопли не доносятся. Правильно - или орать, или дело делать. Серёжа усмехнулся - стоит Нина Грохотова в сторонке, вид у неё жалковатый. Так и надо. Пятна не отмываются! Ещё как отмываются, ещё как, ещё как здорово-то! Это тебе, Грохотова, не в шарфиках выпендриваться, не "дипломатом" своим хвалиться с секретным замком. И зачем тебе, Грохотова, секретный замок? Дверь вымыть толком и то не можешь.
Интересно, докрасили ребята скамейки? Много ли времени прошло? Но и в окно поглядеть некогда. Что-нибудь одно - или в окна глазеть, или дело делать.
Хорошая, между прочим, работа - дверь мыть. Нисколько не хуже никакой другой. Была дверь грязная, а стала чистая. Вот это дверь так дверь!
Серёжа протирает её с обеих сторон чистой сухой тряпкой, хотя она и так хороша. Ну до чего хороша!
Вдруг появляется Коля Ежов:
- Вот это дверь! Дайте пройти, мне в класс надо.
Нина Грохотова вдруг как заверещит:
- Ещё чего! Мы моем, а он ходит! Нашу дверь руками своими хватает! Иди отсюда, а то тряпкой!
Коля попятился, потом говорит:
- Привет. Что же мне теперь, через окно, что ли, влезать? Так ведь третий этаж всё-таки. Подумай своей головой, Грохотова.
Серёжа молчит, полощет в ведре тряпки. Нина повернула к Серёже разгоревшееся лицо:
- Серый! Ты чего молчишь? Каждый будет чистую дверь грязными руками хватать. А ты молчишь.
- Да не грязные они, я вымыл, - Коля Ежов показывает мытые ладони.
- Не пущу! - загораживает дверь Нина Грохотова.