- Хорошо вас учит Нинель Викторовна, - сказала Синькова. - Вот и в этой тетрадке тоже ребёнок, наверное, мальчишка, учился писать. Но вместо урока, который ему был задан, написал, баловник, такое, что и учёные люди долго не могли понять.
- Что же он написал? - опять спросила Лена.
- Про какого-то шишела, который куда-то вышел. Нацарапал, будто курица лапой: "Шишел вышел…" А люди учёные головы ломали, пока догадались, что мальчишка просто озорничал. Наверное, и у вас в классе есть такие озорники?
- Есть, - вздохнула Лена. - Пеночкин, например. Он всегда балуется. И даже колючками кидается. Сегодня и в Натку кидал, и в Андрюшу. Вот Андрюша не балуется на уроках. И учится хорошо. Он отличник. Его фамилия Вишняков. А Пеночкин дразнится: "Вишня-Черешня!"
Наталья Ивановна тоже похвалила находку:
- Какая искусная резьба! Это писало принадлежало, наверное, боярину или богатому купцу. На каком горизонте вы его нашли, Людмила Петровна?
- Всё тот же седьмой ярус. Должно быть, двенадцатый век. Только это не я нашла, а наша новая помощница. Это знаете кто?
- Знаю, - сказала Наталья Ивановна, - приятельница нашего Димы.
- Вот как! Этого я не знала. Зато я знаю, что это Леночка, сестрёнка того парнишки - Серёжи из КИСа. Помните, который недавно нашёл мячик.
- Ну что ж, поздравляю! Так и запишем в журнале находок: "Костяное писало. Резное. С изображением рыбьей головы. Седьмой ярус. Дом сапожника на улице Добрыни. Двенадцатый век. Нашла школьница Лена…" Как твоя фамилия? Малявина? Значит… "школьница Лена Малявина!.." Алёша, идите сюда! - окликнула она молодого человека в белой рубашке с фотоаппаратом в руках.
Лена этого Лёшу ещё раньше приметила. Все работают, а он повесил свой фотоаппарат на шею, прогуливается взад-вперёд по котловану и посвистывает. Рубашка белая, брюки чистые, и руки землёй не испачканы. Иногда подойдёт к кому-нибудь, постоит, поглядит, снимет аппарат, щёлк-щёлк и опять повесит его на ремешке. Вот и сейчас Лёша подошёл к столу Натальи Ивановны, наклонился, прицелился, нажал кнопку.
- Ваше задание выполнено! - Это он Наталье Ивановне сказал, да так важно, будто и в самом деле невесть что сделал. А потом повернулся к Лене: - Когда отпечатаю снимки, можешь получить на память карточку!
- Чью карточку? - не поняла Лена.
- Твоего писала! - торжественно ответил Лёша.
- Мы всегда фотографируем интересные находки, а иногда и зарисовываем. Лёша наш главный фотограф и художник, - пояснила Наталья Ивановна.
А Лёша подмигнул Лене и, насвистывая мотив какой-то песенки, пошёл по улице Добрыни.
Это было вчера.
Лене очень хотелось похвалиться находкой. И больше всего, конечно, перед Серёжей. Пусть не воображает со своим КИСом. Серёжа уже был дома - у себя на чердаке. Лена прислушалась - тихо. Значит, Серёжа сидел и сосредоточивался. Во всяком случае, так считала мама, потому что говорила: "У Серёжи ответственная четверть, не мешай ему сосредоточиваться".
Лена решила подождать, пока Серёжа слезет с чердака, но тут пришла Натка и закричала под окном:
- Ле-на! Выходи гулять!
А потом Лену едва дозвались домой, и надо было мыть ноги, и ужинать, и ложиться спать. Вот и получилось, что рассказать про писало она смогла только одной Натке да ещё Пеночкину. Но сегодня Лена была рада, что так случилось. Ей почему-то казалось, Дмитрию Николаевичу это понравилось, что она не хвалится. Теперь, когда мама сказала: "Не выдумывай" - Дмитрий Николаевич отставил стакан с кофе и сказал:
- Не беспокойтесь, Татьяна Сергеевна, Лена пойдёт со мной. Она вчера очень нам помогла. Нашла замечательное костяное писало, вырезанное из моржового клыка, который в то время называли рыбьей костью.
Тут Серёжа перестал жевать и посмотрел на Дмитрия Николаевича. А Дмитрий Николаевич продолжал:
- Эта находка лишний раз подтверждает имеющиеся у нас предположения о торговле, которую вели предприимчивые и смелые новгородские купцы с народами Севера. В эпоху средневековья Европа не имела почти никаких сведений о жизни этих народов. Например, известия той поры о ненцах дошли до нас только от новгородцев.
- Дима, - сказала Лена, - значит, это писало - тоже доказательство?!
- Конечно. И немаловажное! - сказал Дмитрий Николаевич.
А Серёжа так ничего и не сказал. Только посмотрел на Лену, потом на Дмитрия Николаевича, потом опять на Лену, будто видел её первый раз.
21. Дети сапожника
Глава первая
На улице стоял Пеночкин. Стоял и смотрел, как Лена с Дмитрием Николаевичем идут через дорогу к дощатому забору, на котором висит табличка: "Посторонним вход воспрещён!" Лена теперь была не посторонняя и даже нашла замечательное писало с рыбьей головой. "Я бы тоже нашёл", - сказал вчера Пеночкин, когда узнал об этом. Натка сказала: "Подумаешь, какое-то писало". А Пеночкин сказал: "Я бы тоже нашёл, - и, шмыгнув носом, добавил: - Если бы меня пустили туда".
Теперь, проходя мимо Пеночкина, Лена сказала:
- Привет!
- Привет, - мрачно буркнул Пеночкин.
Пеночкин сам был виноват. Если бы он тогда не дразнился и не кидался колючками, может, они бы вместе попали в тот день на раскоп. И всё-таки… "Всё-таки это нехорошо, когда двое куда-то идут, а третий стоит и завистливо смотрит им вслед", - подумала Лена. Она оглянулась. Пеночкин всё стоял и смотрел. И тогда Лена сказала:
- Дима, а можно, Пеночкин с нами тоже пойдёт?
- Пеночкин? - переспросил Дмитрий Николаевич.
Лена подумала, сейчас он спросит: "А кто такой этот Пеночкин, как он учится?" Потому что взрослые почему-то всегда спрашивают, "как учится", как будто это самое главное в человеке. Но Дмитрий Николаевич ничего не спросил. Покосился сверху вниз на Лену и разрешил:
- Ладно, пусть идёт.
- Пеночкин! Если хочешь, иди с нами! - крикнула Лена, и Пеночкин радостно заскакал по улице, догоняя их.
В котловане Дмитрий Николаевич сразу же заторопился куда-то по своим делам. Лена опасливо посмотрела туда, где стоял стол Натальи Ивановны, и обрадовалась - Натальи Ивановны не было. И они с Пеночкиным без всяких помех отправились в домик сапожника. Синькова уже сидела на своём месте и просеивала землю. Лена поздоровалась с ней. Пеночкин шмыгнул носом и тоже поздоровался. Синькова посмотрела на Лену и на Пеночкина и сказала:
- Здравствуйте, здравствуйте. - А потом спросила: - Это что же, ещё один помощник явился?
Пеночкин ничего не сказал. А Лена сказала:
- Да!
Пеночкин хоть и хвалился, что найдёт, если его пустят, но не нашёл. А Лена опять нашла. В этот раз она нашла птичку. И вот с этой самой птички всё началось. Так, по крайней мере, мне кажется теперь.
Птичка была неказиста на вид. Вся какая-то облезлая, со всех сторон оббитая, грязно-рыжего цвета. Сделана она была из глины. Это Лена и сама догадалась. Она держала птичку на чёрной от земли ладошке, и её переполняла такая радость, что хотелось завизжать или запрыгать. Но она не прыгала и не визжала, потому что не знала, можно ли визжать и прыгать на раскопе. Она только ойкнула, и то не очень громко:
- Ой, смотрите!
Синькова и Пеночкин сразу поднялись и стали смотреть. И тут вдруг Лена испугалась, что Пеночкину может не понравиться эта птичка, как сначала ей самой не понравились похожие на старые тапочки замечательные поршни, которые шил сапожник в этом самом домике. Но тут на помощь Лене пришла Синькова. Она взяла птичку из рук Лены и осторожно стала обметать с неё кисточкой землю, а потом сказала:
- В прекрасной сохранности!..
А потом ещё сказала:
- Ну и глазастая девица! Прямо под землёй видит! Быть тебе археологом! Ну, пошли к Наталье Ивановне! Зарегистрируем твою находку.
Так в журнале Натальи Ивановны появилась новая запись.
"Керамика. Детская игрушка. Птичка-свистулька". Что эта глиняная птичка является свистулькой, определил Дмитрий Николаевич. На спине у птички была маленькая дырочка. Лена видела её, но не обратила внимания. А Дмитрий Николаевич обратил. Он поднёс птичку к губам, подул, и птичка тоненько засвистела.
- Если в эту дырочку бросить сухую горошину, птичка будет выводить трель, что твой соловей, - сказал Дмитрий Николаевич. А потом показал две едва приметные цветные полосочки на птичьем хвосте: одну - красную, другую - синюю. Да ещё маленькое синее пятнышко на грудке.
- Наверное, раньше птичка была покрашена? - догадалась Лена.
- Да. Была расписана яркими красками, - подтвердил Дмитрий Николаевич.
- А мне, Дима, можно посвистеть? - спросила Лена.
Дмитрий Николаевич огляделся по сторонам - наверное, смотрел, нет ли поблизости Натальи Ивановны.
- Ладно, свисти. На то и свистулька, чтобы свистеть. Только не очень громко.
Лена посвистела, а потом дала посвистеть Пеночкину.
С этой птички-свистульки всё и началось.
Лена спросила:
- Дима, а у сапожника был мальчик или девочка?
- Какой ещё мальчик? - спросил Дмитрий Николаевич. - И какая девочка?
- Ну, дети сапожника.
- А почему ты думаешь, что у сапожника были дети?
- А игрушки? Что же, сапожник сам свистел в свистульку? И тем кожаным мячиком тоже сам играл?
Лене вдруг очень захотелось, чтобы у сапожника были дети - мальчик и девочка. И в мячик свой кожаный играли, и в птичку-свистульку свистели, и чашку с синими цветочками разбили тоже они. Баловались и уронили.
Лене казалось, что она давно уже знакома с сапожником, и с его женой, и с ребятами. Теперь она бы их непременно узнала, если бы встретила на улице. Особенно мальчишку - такой белобрысый и весёлый.
22. Леший
Рассказ десятый
Сегодня Алёна, как воротилась из школы, сразу же села за прялку.
Летом кажется: зимы никогда и не будет. И думать не хочется о зиме. Но надо. Не зря говорят: "Запасай сани летом!" Летом стригут овец, и шерсть на торгу дешёвая. Купили Алёна с мамой полмешка шерсти. Напрядут пряжи, а потом будут вязать чулки и рукавицы, тёплые платки на голову. Правда, мама в последнее время часто прихварывает и долго прясть не может. Зато Алёна, Алёна уж постарается.
Наверное, много пряжи напряла бы в этот день Алёна, но едва принялась она за работу, на крыльце послышались торопливые шаги, и, распахнув двери, в избу влетела Оля. Закричала громким голосом:
- Алёна! Алёна! Идём в лес!
Алёна сердито замахала на Олю руками. Та испуганно прикрыла ладошкой рот, покосилась на Алёнину мать, заворочавшуюся на лавке, и зашептала:
- Пойдёшь? Все идут: и Мирослава, и Василина, и наша Зорька, и Глеб. Сыроеда говорит, уже земляная ягода поспела. Она ещё вчера большой туесок принесла.
Алёна посмотрела на мать. Спит. Ну и хорошо. Пусть поспит подольше. Сон, говорят, болезни прогоняет. А Алёна сходит за земляными ягодами. Может, мать их в охотку поест.
Алёна быстро отыскала в сенях туесок, прихватила и лукошко для грибов. Когда они с Олей вышли, все уже были в сборе. Не было только Вишены с Борисом. И Кукша, конечно, не пошла. Но Кукша с Борисом никогда не ходят ни за ягодами, ни за грибами. А зачем им ходить? Ещё с утра пораньше снарядила Ратиборова ключница в лес холопок. Велела каждой набрать полный кузовок земляных ягод. Утром к завтраку на боярский стол уже подавали земляные ягоды с мёдом и сливками.
А вот Мстиша очень хотела пойти, но её с собой не взяли. Надо же кому-нибудь остаться дома с Любавой.
- До свидания! До свидания! - помахала Оля рукой на прощанье маленькой Любаве, которая, держась за сестрин подол, несмело ступала босыми ножками.
Мстиша любит Любаву, но теперь она, утирая рукавом слёзы, сердито смотрела на сестрёнку. Алёна жалела Мстишу. Конечно же, ей обидно оставаться дома. Любава споткнулась, ушибла ножку и захныкала. Мстиша, осердясь, ещё и наподдала ей. За что и сама получила тумака от Оли.
- Не в последний раз идём. Земляная ягода только начинается, - сказал Глеб Мстише и заторопил: - Ну, пошли поскорей.
Спустились по улице Добрыни к Волхову и пошли берегом. Впереди Глеб, за ним поодаль Мирослава, Василина и Зорька. Когда нету Кукши, и Мирослава и Василина разговаривают с Зорькой по-доброму. Это они при Кукше выхваляются и важничают. Думают, она тогда с ними дружить станет.
- А Вишена почему в лес не пошёл? - спросила Алёна.
- Нету его дома, - отвечала Оля. - Глеб сказал, они с Бориской убежали купаться на Волхов. Только никому не велел говорить.
- Я бы тоже искупалась сейчас, - сказала Алёна, оглядываясь на серебристую, пронизанную солнцем воду, тихо плескавшуюся у пологого берега.
На Волхове летом приволье. Хочешь, кались на солнце, хочешь, отдыхай в прохладе под ивами. И сейчас уже на берегу полно народу. Полощутся на мелководье ребятишки, носятся друг за дружкой по лугу. У самого края, где лижет берег волна, по колено в воде стоят женщины. Согнув спины, колотят по воде вальками, вздымая тучу брызг. Стирают бельё и вытканные холсты. Бельё, отполоскав в текучей волховской воде, отжимают и складывают в корзины. Потом высушат, раскатают рубелем и каталкой, чтобы было гладкое, ровное. А холсты расстилают тут же на берегу, на траве, чтобы отбелились на солнышке. Новые холсты некрасивые, серые, жёсткие. А если несколько раз их отмочить и отбелить, становятся белыми как снег и мягкими.
Вот уже и вал. А за ним сразу начинается лес.
Шедший впереди Глеб остановился, поджидая остальных. Зорька сказала Алёне и Оле:
- Далеко от меня не отходите.
- Не отойдём, - Кивнула Алёна. - И аукаться будем.
- Аукаться - что! - ответила Зорька. - Леший тоже аукается. Тем и заманивает.
- Я страсть как боюсь лешего, - тихо проговорила Оля и испуганно огляделась, будто и впрямь опасалась, не сидит ли где, спрятавшись в ветвях, лесовик. - Вот и бабка Сыроеда недавно рассказывала, как он её заманивал - леший.
- Ох уж эта Сыроеда! - вмешалась в разговор Василина. - Повстречалась она мне как-то на улице, я и спросила: "Ты куда, Сыроеда, идёшь?" А она сердито так: "На кудыкину гору!" И как начала браниться.
- Ещё бы не бранилась! Разве можно кудыкать? - сказала Мирослава. - Куд услышит, пути не будет.
Ребята помолчали. Это всем известно: если услышит злой кудесник Куд, беды не оберёшься. Если по делу идёшь, дело не сладится. Если в лес, ничего не найдёшь: ни грибов, ни ягод.
- Это Куд. А леший сам первый никогда не трогает, - сказал Глеб.
- Да, не трогает, - возразила Алёна. - Один охотник рассказывал отцу, как его леший целый день по лесу водил. То лисьим хвостом махнёт, то - беличьим. Охотник видит: лиса. Пустит стрелу. Целился метко. Сам видел, что попал. А подошёл к тому месту - ни лисы, ни стрелы. Потом белку увидал. Прицелился. Видит: попал. А подошёл поближе, и опять - ни белки, ни стрелы. Так и воротился ни с чем.
- Это он не со зла, - сказал Глеб. - Просто скучно ему в лесу одному, вот он и забавляется.
- Долго вы ещё тут стоять будете, лясы точить? - прикрикнула на ребят Зорька. - От вашего крику не то что звери - и грибы, и ягоды все попрячутся!
- Глеб, мы с тобой, - сказала Оля.
- Нет уж, ступайте с Зорькой, - отмахнулся Глеб. - А то вы у меня всегда из-под носа все грибы таскаете.
- Ладно, пойдём с Зорькой. Только ты далеко не уходи, - попросила Оля, оглядываясь всё так же боязливо.
Алёне тоже было боязно. Да и кто не испугается в лесу! Может, и в самом деле леший прячется где-нибудь поблизости. Ты его не видишь, а он тебя очень даже хорошо видит.
- Ау, Зорька! - позвала Алёна, хотя прекрасно видела Зорьку.
Та, наклонясь, собирала ягоды совсем рядом. Заглянула Алёна в Зорькин кузовок, подивилась: только пришли вроде, а в кузовке у Зорьки уже дна не видно. Всё покрыто ягодами - не то что у Алёны. Надо и самой поскорей собирать. Вон их полно, ягод, вокруг. Многие ещё не поспели. Один бочок краснеется, а другой зелёный. Но и спелых немало. Их и искать не надо. Сами просятся в туесок. Бери и клади.
Тихо в лесу. Слышно только, как стучит дятел да аукаются девицы:
- Ау, Алёна. Где ты?
- Я тут! Идите сюда! Тут ягод полно!
- И у нас полно! Мы с Зорькой уже полтуеска набрали! Иди к нам!
Собирает Алёна ягоды, а у самой из головы не идёт рассказ бабки Сыроеды.
Искала Сыроеда корень - копытень, который, отварив в козьем молоке, надо давать младенцам от боли в животе. Не любит копытень людского глаза, не любит и света солнечного.
"Но я-то знаю, где его искать, - хвалилась бабка Сыроеда, - у меня места приметные. А тут нет и нет. Словно кто-то до меня прошёл и вырыл весь корень". Вот и забрела бабка Сыроеда в самую чащобу, в густой орешник. Заглянула под куст, заглянула под другой и увидела: вот он, миленький! Сверху три круглых листочка на копытца похожие, а корень в земле. Только собралась она выкопать корешок, в соседнем бору кто-то как заколотит дубиной по древесным стволам, как закричит на весь лес дурным голосом, как захохочет. Ну кто это мог быть? Не иначе как леший. Это для него любимая забава. И корень он сюда под орешник спрятал. Он так всегда. Если хочет кого заманить, нарочно грибов накидает, ягод понасыплет. Пока собираешь их, совсем закрутишься, позабудешь, в какую сторону шёл. А то ещё кусты и деревья с места на место перетаскает. Это ему раз плюнуть. Заплутаешь, вот тут-то он и начнёт…
Подумала Алёна про лешего и ещё больше испугалась.
- Ау, - закричала она, - Оля! Зорька! Где вы?
Вдруг сверху шишка - бац, прямо на Алёну упала. Подняла Алёна голову, посмотрела. А на сосне белка. Не иначе как она в Алёну шишкой кинула. Рассердилась, наверное, что Алёна кричит тут под её деревом. За кустами ветка хрустнула. У Алёны сердце в пятки ушло. А что, если там медведь? Он тоже любит, говорят, лакомиться ягодами. Схватит и унесёт в свою берлогу. Так и будешь жить у него, как та девица Маша, про которую в сказке рассказывают.
- Алёна! Алёна! Иди к нам! - откликнулись Зорька с Ольгой в два голоса.
Алёна подхватила туесок, хотела бежать, да вдруг замерла. А что, если это вовсе не Зорька с Ольгой, а леший? Нарочно кричит людскими голосами - вглубь заманивает. Пойдёшь на голос, а там кусты колючие лапами цепляют за подол, чавкает под кочками чёрными губами топь… Огляделась вокруг и совсем обмерла: вот он, леший! На голове мохнатая шапка. Глаза выпучил и размахивает во все стороны костлявыми руками. Алёна туесок выронила, ягоды рассыпала. А тут над самым ухом:
- Алёна! Ты что, Алёна?
Смотрит - а это Глеб. Взял Алёну за руку и закричал:
- Ау, Зорька, Оля! Вот она, Алёна!
Алёна ему:
- Не кричи. Тут леший.
- Где?
- Да вот, - пролепетала Алёна. Посмотрела: нету лешего. Стоит сучковатое дерево и машет ветвями.
Глеб стал смеяться: мол, никакого лешего и не было - просто померещилось Алёне от страха. А Зорька с Олей и Мирослава с Василиной поверили.