Прочитав начало, ты, наверное, думаешь: "Да-а, не очень пока понятно, что происходит. Ну, Лена, или Елена Александровна, как её называл вежливый старичок, сосед по купе, ясно кто. Она студентка и, по-видимому, не очень преуспевающая в науках. Чуть не завалила практику в своём педагогическом институте и теперь едет на каникулы в Новгород. А остальные? Другая Лена, которая бежала по улице с Алёной, и Вишена, и Андрюша, и Пеночкин, и Серёжа, на чердаке у которого почему-то жил тот самый Дмитрий Николаевич, который теперь ищет какие-то "вещественные доказательства"? И Наталья Ивановна, приславшая Лене письмо? Даже имён всех сразу не запомнишь…"
Согласна - разобраться во всём этом трудно. Но я предупреждала, что это глава не первая. Теперь постараюсь познакомить тебя со всеми по порядку, а может быть, и не по порядку, а так, как это было на самом деле.
2. Лена
Глава про меня, а может быть, и не про меня
Елена Александровна - это я. Ты сам слышал, что меня так называл тот милый старичок в поезде. И не только он. Честное слово! Тогда, когда я давала урок на практике, - тоже. Целых сорок пять минут. Только об этом уроке лучше не вспоминать. Лучше расскажу про Лену.
Лена - это тоже я. Впрочем, может, это не совсем так. Ведь с тех пор прошло одиннадцать лет, и, конечно, та девочка, которую тогда называли Леной или Леночкой, а иногда и Ленкой, пожалуй, мало похожа на меня сегодняшнюю. Мне и в самом деле кажется, что Лена той поры - это совсем не я, а просто хорошо знакомая мне девочка. Я вижу эту девочку как бы со стороны и могу рассказать о ней объективно, то есть беспристрастно, непредвзято, справедливо.
Вот она, Лена, на многочисленных фотографиях. Круглое лицо. Две метёлочки вместо косичек. Большие капроновые банты. Свитер в полосочку - самый любимый, и джинсы - тоже любимые.
Лена с кошкой. Стоит, держит кошку в руках и улыбается. Зато у кошки вид не то сонный, не то сердитый. Наверное, спала кошка, уютно свернувшись клубком, а её разбудили и заставили сниматься. Кому это понравится? Фотография вообще-то хорошая. Только волосы у Лены на ней не светлые, как на самом деле, а тёмные. И кошка не серая, а почти что чёрная. Серёжа сказал: "Не то освещение".
Лена с Наткой. Обе сидят, поджав ноги, на диване. Они любят так сидеть и разговаривать. И эта фотография хорошая. Только вместо лиц у девочек какие-то расплывчатые пятна. "Из-за плохого фокуса", - сказал Серёжа. Про какой фокус он говорил, Лена тогда не поняла, но зато она прекрасно поняла, что Серёжа ещё не умеет снимать - ведь фотоаппарат ему подарили совсем недавно. А ещё Серёжа говорил: "Археолог обязательно должен быть хорошим фотографом!" Вот он и старался. Потому и фотографий той поры так много.
Вот Лена с бабушкой. Бабушка сидит в кухне на табуретке, а Лена стоит рядом. Бабушкина рука обнимает Лену. Бабушкины глаза смотрят на Лену. Обе - и бабушка и Лена - улыбаются. Сразу видно, что очень рады. Ещё бы! Ведь бабушка в тот день приехала к ним в гости.
А на этой фотографии все вместе - и Лена, и Андрюша, и Пеночкин, и ребята из КИСа, и их руководительница Ирина Александровна. Они гурьбой стоят на высоком холме возле маленькой древней церквушки. Ветер с Волхова треплет шарфик Ирины Александровны и волосы ребят. Волхова на фотографии не видно - он внизу под холмом. Если бы Серёжа сфотографировал их чуть пораньше, пока они ещё не поднялись на холм, то виден был бы и Волхов, и маленький прогулочный теплоходик, который привёз их сюда, на Рюриково городище.
Есть ещё два снимка. Это снимал не Серёжа, а совсем другой человек. И на фотографиях этих вовсе не Лена. На одной - палочка, похожая на гвоздь, только не железная, а костяная. Один конец её заострён, как у карандаша, на другом вырезана голова рыбы. На втором снимке - игрушка. Если посмотреть внимательно, можно разглядеть, что это вылепленная из глины птичка с отбитым хвостом. И костяная палочка, и неказистая птичка имеют самое прямое отношение к девочке с метёлочками вместо косичек по имени Лена.
Про Лену, которую можно увидеть на Серёжиных фотографиях, говорят:
Учительница Нинель Викторовна: "Может хорошо учиться, когда хочет". (И сердится, когда Лена учится не очень хорошо.)
Мама: "Леночка очень рассеянна". (И не разрешает Лене зажигать керосинку, когда Лена остаётся дома одна.)
Серёжа: "Мам, скажи ей, чтобы она не приставала". (И смотрит по телевизору футбол, когда Лена хочет смотреть мультфильм или другую передачу для детей.)
Бабушка: "Ах ты моя ясочка! Умница ты моя!" (И непременно хочет чем-нибудь Лену накормить.)
Папа: "Ну, что ещё сегодня выдумал наш сорванец?" (И весело улыбается.)
Натка: "Лена - моя самая лучшая подруга!" (И кричит под окнами: "Ле-на, вы-хо-ди гу-лять!" или: "Я с ней не вожусь!" И стоит возле своего парадного такая сердитая, что даже бант на её голове топорщится, как уши у разгневанного слона.)
Андрюша: "Лена не отличница, но всё равно начитанная". (И возвращается домой из школы вместе с Леной и Наткой.)
Пеночкин: "Петрушка в красном колпаке! Лена - мена - перемена!" - и прочие разные глупости.
3. Алёна
Глава в какой-то степени тоже про меня. Потому что это я придумала Алёну, когда была Леной
Алёниных фотографий нет. Но это не беда, потому что Алёна с Леной похожи друг на дружку, будто сёстры-близнецы. Только у Алёны вместо метёлочек с большими капроновыми бантами толстенная золотистая коса. Ну и одета Алёна, конечно, ни в какие не в джинсы. На ней просторная, как рубаха, кофточка и длинный, чуть ли не до пят, сарафан. Но самое интересное - это то, что Алёна очень часто и думает и поступает так, как подумала и поступила бы на её месте Лена.
4. Вишена
И эта глава немного про Лену, потому что Вишену тоже придумала Лена. Ещё даже раньше, чем Алёну
Представь себе мальчишку: глаза озорные, белые волосы - хоть сто раз намажь их конопляным маслом, всё равно торчат вихрами. Длинная рубаха из грубого полотна подпоясана красным плетёным пояском, к которому с боку прикреплён узенький кожаный чехольчик. На ногах большие отцовские сапоги. А похож он… Вот какое странное дело: похож этот вихрастый мальчишка с озорными глазами иногда на Андрюшу, а иногда - на Пеночкина. Ты ещё их не знаешь - ни того, ни другого. Познакомишься с ними, и сам увидишь, когда на кого из них похож Вишена.
5. Дома и в школе
Рассказ первый
Вишена проснулся, но вставать ему не хотелось. Мальчишкам никогда не хочется вставать по утрам. Наверное, поэтому они чаще, чем девочки, опаздывают в школу. Так, по крайней мере, кажется Лене.
Так вот, вместо того, чтобы вставать, Вишена натянул по самые уши овчину, которой укрывался, и прикрыл глаза - пусть мать подумает, что он спит. Только разве от матери утаишься? Вроде и не глядит, а всё видит.
- Поднимайся, - сказала, - сынок. Встанешь раньше - шагнёшь дальше.
Топится печь, и в избе дымно. Правда, дым вьётся вверху под самой кровлей, а внизу на лавке - ничего, дышать можно. Вишена лежал и сквозь ресницы смотрел, как уползает в высокое, под самой стрехой, оконце дым. Скоро его и вовсе вытянет, и останется в избе тепло и хлебный дух. Тут Вишена опять услышал мамин голос:
- Кто пораньше встаёт, тот грибы берёт. А сонливый да ленивый идут после за крапивой.
Мать Вишены Ульяна всегда так складно говорит. Плетёт слова одно к другому, будто кружево. Хочешь не хочешь, а запомнишь. Вставать и в самом деле пора.
Вишена отбросил овчину и, не сходя с лавки, сунул ноги в сапоги. Мог бы в один сапог и обе ноги сунуть. Сапоги были широкие - отцовские.
Едва Вишена толкнул наружную дверь, его сразу охватило свежим ветром. По утрам от Волхова всегда тянет прохладой, даже в самый жаркий день. Вставало солнце. Оно уже выкатилось из-за леса - чистое и светлое, будто его с утра омыло волховской водой. Ветер растрепал в небе мглистые ночные облака, и теперь они плывут друг за дружкой в синеве, как паруса по Волхову. Весело возятся в земле куры. А в голубятне воркуют голуби.
Голубятня - подарок дяди Викулы, маминого брата. Дядя Викула плотник. Придёт в гости - за поясом топор. Дядя Викула на своём веку немало построил, или, как он сам говорит, срубил домов. Как-то шли они вместе по городу. Дядя Викула приостановился, кивнул головой: "Гляди, племяш, вот мой дом!"
Вишене понравился дом дяди Викулы. Весело глядит он оконцами, украшенными резными наличниками. Над крыльцом тоже вьётся деревянное кружево. Кровля островерхая. А над ней вытесан гривастый конёк.
На другой улице опять:
"И это, племяш, мой дом!"
Отец Вишены Горазд над дядей Викулой посмеивается:
"У тебя домов, как у зайца теремов. На каждой улице по дому, а жить негде".
"Правда, - подумал Вишена. - И у самого дяди Викулы худая избёнка, и у них дом неказист собой". И спросил:
"Дядя Викула, а почему ты не срубишь дом ни себе, ни нам?"
Дядя Викула усмехнулся, погладил Вишену по вихрам и пообещал:
"Срублю, племяш, не тужи!"
А пока построил он голубятню для Вишениных голубей. Ну и голубятня! Настоящий теремок! Не хуже, чем терем боярина Ратибора. Только у Ратибора терем большой, а у Вишениных голубей - маленький. И кровля не позолочена, как у боярских хором. Но всё равно такой голубятни нет больше ни у кого на всей их улице Добрыни. Одно только плохо: стоит голубятня над хлевушком, в котором живёт поросёнок. До того вредный! Вишена прозвал его Визгуном. Выйдешь утром, слышно, как он похрюкивает у себя в закуте.
Вишена подходит к хлевушку тихо-тихо. Но только ступит на первую перекладину приставной лесенки, Визгун как заверещит! Ну будто его кипятком ошпарили. И бух-бух - колотит в стену хлевушка. Стихнет, прислушиваясь, - не ушёл ли Вишена, а потом опять: бух-бух изо всей силы. И снова визжит истошным голосом на всю улицу. Верещит поросёнок, а попадает Вишене. Зато сейчас вредная животина пусть хоть зайдётся от визга! Вишене не страшно: только что мать с коромыслом через плечо ушла со двора. И отца с утра нет дома. Ушёл вместе со Жданом за кожами. Значит, и ругать Вишену некому.
Голуби в своём теремке доклёвывали пшено. Наверное, Ждан бросил им. Открыть бы сейчас дверцу, выпустить на волю птиц и смотреть, как в синем небе будет кружить голубиная стая… Хорошо бы, да нельзя. Отец узнает, рассердится. Дело ли - с утра пораньше гонять голубей?
Вишена, конечно, ещё бы полюбовался на голубей, но тут воротилась мать. Вишена мигом спрыгнул с лесенки. Подбежал к кадке, ополоснул лицо, утёрся висевшим на колышке расшитым полотенцем и побежал в дом. На столе уже стояла приготовленная матерью еда: корчажка молока и нарезанный крупными ломтями хлеб - мягкий, пахучий, только что испечённый. Хлеб - он всего вкуснее свежий. Ещё горячие караваи возвышаются на лавке, прикрытые чистым полотенцем. Потом мать уберёт хлеб в короб. И будет он там лежать, черствея, пока не подберут его весь до куска. Вишена обычно ждёт не дождётся дня, когда будут печь хлеб, а мать напечёт и вздыхает: свежего-то больше съедят, чем чёрствого.
Мать поторапливала:
- Опоздаешь на ученье!
Вишена быстро покончил с едой, надел чистую рубаху, привязал к поясу чехольчик с писалом, взял доску для письма и сбежал с крылечка.
Несмотря на ранний час, улица Добрыни уже проснулась. Над избами вились дымы. Перекликались голосистые петухи, лаяли собаки. Из чистенького домика, стоявшего на другой стороне улицы, вышел отец Алёны, кузнец Фома. Вишена поклонился ему и хотел было спросить про Алёну, но раздумал. И так ясно, что. Алёна давно уже ушла. Она никогда не опаздывает в школу. Фома кивнул Вишене и зашагал неторопливыми широкими шагами. Обычно он уходит ещё раньше и возвращается домой только к вечеру. Даже обедать не приходит. Кузня его находится далеко - за городским валом. Не нашагаешься туда-обратно.
Вишена бежал по улице, и отцовские сапоги громко бухали по бревенчатой мостовой. Возле усадьбы боярина Ратибора он замедлил шаги. Заглянул в щель между досками высокого забора. На просторном боярском дворе полным ходом шла работа. Работал, конечно, не сам боярин. Конюхи старательно чистили коней. Маленькая горбатая ключница, размахивая руками, что-то кричала сердитым голосом женщинам, таскавшим муку и овощи из амбара на кухню. Вишена посмотрел на высокое крыльцо боярского терема - может, Борис сейчас выйдет. Но Борис, как и Алёна, наверное, уже ушёл со своим холопом. Бориса утром в школу провожает холоп. А в полдень приходит забирать его домой. Вишена двинулся дальше. В это время отворились ворота, и с боярского двора вышли, неся большую плетеную корзину, горшечник Данила с сыном Глебом, приятелем Вишены. В другой руке у Данилы была лопата. Наверное, идут на берег Волхова - копать глину. Вишена поздоровался. Данила кивнул головой, а Глеб помахал рукой и завистливо посмотрел вслед Вишене.
Вишена быстро добежал до лавки Власия, где улица Добрыни пересекалась с Проезжей. Улица Добрыни дальше вела вниз к Волхову. Но Вишене нужно было не на Волхов, а в детинец. Вот уже видны его высокие бревенчатые стены с надворотными башнями. А за ними возвышаются купола Софийского собора.
Вишене кажется, что это стоят великаны волоты в шлемах. Пятеро - в простых, а шестой, словно князь, - в золотом. Потому что только один купол Софийского храма позолочен, а пять остальных покрыты свинцовыми плитами - тёмными, как вода в Волхове. А про волотов рассказывают старые люди, будто и в самом деле в давние времена жило в Новгороде такое племя богатырей-великанов. И поле, что простирается за городским валом, до сих пор называют Волотовым полем.
На Проезжей улице всегда людно. Толпами движутся богомольцы. Шагают, громко переговариваясь на непонятном языке, иноземцы - купцы и корабельщики. Приплыли с товарами на торг, всё распродали и теперь идут поглядеть на Софию, слух о которой дошёл и до их далёких земель.
Вишена свернул с мощёной дороги и по тропинке, вьющейся между зарослями бузины и черёмухи, побежал к небольшому бревенчатому домику, где размещалась школа. Ещё издали он увидел Бориса. Расстегнув отороченный мехом красный кафтанчик и сдвинув на затылок круглую бархатную шапку, Борис гонялся за юрким Васильком. Борис на ходу размахивал руками, будто закидывал аркан, а Василёк скакал, брыкая ногами и вскидывая голову.
- Чур, я конь! - закричал Вишена, подбегая к ним.
Но поиграть им не пришлось. В конце дубовой аллеи показался высокий худой монах в чёрной рясе.
- Отец Илларион! - крикнул кто-то из ребят, и, разом бросив играть, мальчишки и девчонки побежали навстречу учителю.
Проворный Василёк подбежал первым и, поздоровавшись, взял из рук учителя пачку берёстовых листков. Зато Вишене досталась книга. Прежде, чем взять её от учителя, Вишена поднял вверх руки, показывая, что они чисто вымыты. Вслед за отцом Илларионом ребята вошли в домик.
Когда все расселись на скамьях вокруг большого дубового стола, отец Илларион опустился на скамью и раскрыл книгу.
"Будет читать!" - обрадовался Вишена. Больше всего любит он, когда учитель читает или рассказывает разные удивительные истории. Однажды прочитал им отец Илларион про юношу. По приказу злого царя этого юношу бросили на съедение львам. Никому из ребят никогда не приходилось видеть живого льва. Даже в Зверином монастыре нет такого зверя. Там, правда, и монастыря никакого нет - дремучий лес, болота с замшелыми кочками да ещё избушка, в которой живут княжеские ловчие. Туда ездит на охоту сам князь со своими приближёнными боярами. Свалят лося или затравят волка. А иной раз и живьём возьмут зверя или звериных детёнышей. Посадят в клетку. Там и живут они под присмотром ловчих на потеху князю и его гостям. Поэтому и прозвали те места Звериным монастырём. Как раз на опушке этого леса стоит кузня Алёниного отца Фомы. Вишена не раз ходил туда вместе с Алёной. Видел и князя с другими охотниками, скакавших в лес на быстрых конях с копьями и рогатинами, со сворой лающих псов. Видел и зверей в княжеском зверинце - и медведя, и волка, и лису. А льва не видел.
"Львы очень лютые звери", - сказал отец Илларион, когда читал им про того юношу.
"Лютее волка?" - спрашивали ребята.
"Лютее, - отвечал отец Илларион. - От одного его рыка можно упасть замертво. А на вид он до того велик и страшен…"
"Больше медведя?" - шёпотом спросил кто-то из ребят.
"Больше, больше!" - отвечал отец Илларион.
"Больше коня?"
"Больше быка?" - спрашивали мальчишки. А девчонки визжали от страха и крестились.
Но боялись они зря. Львы не тронули юношу и даже стали ему верно служить.
"Этот юноша был святой", - сказал отец Илларион.
Вишена хотел было спросить его, что это значит - святой. Но отец Илларион стал уже рассказывать про другого юношу - ещё более удивительную историю. Его бросили в раскалённую печь, но он не сгорел, а вышел из огня живым и невредимым. И Вишена подумал, что святые - это, наверное, волшебники, такие же, как и те, про которых рассказывается в сказках. Одно время он даже решил стать святым. Плохо ли уметь творить всякие чудеса! Но потом учитель сказал, что святые всё время молятся и постятся. Один из них и вовсе ничего не ел, кроме лесных ягод и акрид. Акриды - это кузнечики, объяснил ребятам отец Илларион. И тогда Вишена раздумал становиться святым. Он не любит ни молитвы читать, ни поститься. А уж есть кузнечиков ни за что не станет!
Сегодня учитель читал о смелом воине Фёдоре и змие с огненной пастью. Свирепое чудище потребовало от жителей одного города, чтобы они выдавали ему на съедение каждый раз двенадцать девиц. Горько плакали отцы и матери несчастных. Услыхал про их беду молодой юноша по имени Фёдор. Взял своё острое копьё, вскочил на верного коня…
Вишена, конечно, рад, что Фёдор победил змия. Жаль только, что всё так быстро кончилось. Вишена готов слушать и слушать до самого вечера. Ребята, тихо сидевшие, пока учитель читал, словно очнулись, завозились, зашумели.
- Я бы тоже так его, копьём - раз, мечом - два! - размахивает руками Борис.
- А он бы тебя тоже - раз - и в огненную пасть! - Василёк скалит зубы и тянет к Борису скрюченные пальцы, будто когти.
- Тише, дети! - говорит учитель. - Вот посмотрите. - И показывает книгу.
Все разом вскакивают, потому что каждому хочется поскорей увидеть. До чего же красивая книга!
Будто маленькие ворота, раскрываются серебряные створки. На золотистом листе пергамента под заглавной строкой, написанной красной краской, чёрными рядами, будто войско, стоят ровные, чёткие буквы. А по краям - картинки.
- Молодой юноша - это и есть Фёдор, - показывает учитель.
И чудище тут же нарисовано. И правда страшное. Змеиная его спина, будто кольчужной бронёй, покрыта чешуёй с острыми шипами. Из разверзстой пасти - то ли пламя бьёт, то ли высунулся кроваво-красный язык…
Учитель закрыл книгу. Затворились маленькие серебряные ворота, за которыми, будто в сказочном тереме, остались и храбрый воин Фёдор и спасённая им девица, и поверженное чудище.
Отец Илларион отпустил учеников погулять. Ребята быстро высыпали наружу.
Тут же возле школьного домика расселись на траве девчонки с девчонками, мальчишки с мальчишками. Повытаскивали из туесков и корзинок еду: кто пирог с рыбой, капустой, морковью, горохом, кто медовый пряник или ковригу, кто просто ломоть хлеба.