Часть II
Глава 14
Бостон 1817 год
Путь на юг в торговом фургоне занял две недели. Он огибал восточную границу Великих Северных Лесов в большом отдалении от горы Катадин, так что мы не видели ее снежной вершины, а затем дорога шла вдоль реки Кеннебек до самого Кэмдена. Эта часть штата была почти безлюдной. Она и теперь не слишком плотно заселена, а тогда там почти не было людей. Изредка мы проезжали мимо трапперов, время от времени останавливались вместе с ними на ночевку; возницам не терпелось с кем-нибудь распить бутылку виски.
Встречавшиеся нам трапперы были в основном из Французской Канады - или суровые, закаленные люди, или чудаки. Это занятие подходило тем, кто по натуре был либо отшельником, либо ярым поборником независимости. Некоторые из охотников показались мне полубезумцами. Они что-то нервно бормотали себе под нос, пока чистили и смазывали ружья, а потом принимались свежевать тушки пойманных в капканы зверей. Замерзших животных укладывали у костра, а когда тушки подтаивали, трапперы доставали особые ножи с тонкими лезвиями и начинали снимать со зверьков шкурки. Мне было тошно смотреть на то, как обнажается мокрая, красная плоть убитых животных. Не имея желания сидеть у костра с охотниками, я вместе с Титусом уходила к фургонам, а возницы с трапперами сидели у жаркого костра и пили виски.
Меня совсем не радовало изгнание, но, с другой стороны, я всегда мечтала повидать мир за пределами нашего городка. Жизнь в Сент-Эндрю была простая, но оказалось, что наш городок весьма цивилизован в сравнении с большой частью страны, где почти никто не обитал. Помимо трапперов, мы мало кого встретили по дороге до Кэмдена. Индейцы, коренные обитатели этих мест, давно ушли отсюда, но некоторые из них остались жить в поселениях европейцев или помогали трапперам. Ходили рассказы о поселенцах, которые, подражая индейцам, уходили из городов и устраивали нечто вроде индейских поселков, но таких было немного, и после первой зимы они обычно сдавались.
Путь через Великие Северные Леса обещал быть мрачным и таинственным. Пастор Гилберт предупреждал о том, что в этих краях путников подстерегают злые духи. Лесорубы клялись, что видели тут троллей и гоблинов - и этого следовало ожидать, поскольку большинство лесорубов были родом из Скандинавии, где про этих страшилищ рассказывали в сказках. Великие Северные Леса были дикими, эта часть страны словно бы сопротивлялась человеку. Проникать туда было рискованно. Там тебя могли съесть или превратить в дикаря, который на самом деле живет в каждом из нас. Большинство жителей Сент-Эндрю утверждало, что не верит во все эти россказни, но отправиться в одиночку в лес ночью мало кто решился бы.
Некоторые возницы любили пугать друг дружку, рассказывая страшные истории у костра. Это были истории про призраков, которых видели на кладбище, или про демонов, которые гнались за путниками в лесу. Я старалась по возможности избегать этих рассказов, но часто ничего не могла поделать, потому что костер был только один, а все мужчины жаждали развлечься. Судя по жутким рассказам возниц, они были либо отъявленными храбрецами, либо записными трусами, потому что, несмотря на свои байки про бродячих духов и баньши, все равно были готовы водить фургоны по этим безлюдным мрачным лесам.
Большинство историй рассказывали про привидения. Я слушала их, и вдруг мне стало ясно, что у всех призраков есть нечто общее: они преследуют живых, потому что у них на земле остались незаконченные дела. То ли они были убиты, то ли сами наложили на себя руки - в любом случае призраки не желали уходить в загробный мир, потому что чувствовали, что им больше место среди живых, чем среди мертвых. Иногда желая отомстить тому, кто был повинен в его смерти, а иногда не желая покидать возлюбленного, призрак держался поблизости от тех, с кем жил в свои последние дни. И конечно, я стала думать о Софии. Если уж кто-то имел право вернуться в этот мир привидением, так это она. Разгневалась ли бы София, вернувшись и обнаружив, что та, которая более всех была повинна в ее самоубийстве, покинула город? Отправилась ли бы она следом за мной? Быть может, она прокляла меня, лежа в могиле? Быть может, из-за нее я теперь так страдала? Я слушала жуткие рассказы возниц и только укреплялась в мысли о том, что проклята за свой грех.
Поэтому я испытала необычайную радость и облегчение, когда на нашем пути все чаще начали попадаться небольшие поселения; это означало, что мы приближаемся к более населенной, южной части территории Мэн, и мне уже не так долго осталось терпеть компанию возниц. И верно: через несколько дней пути вдоль реки Кеннебек мы прибыли в Кэмден - большой город на берегу океана. Там я впервые в жизни увидела море.
Возница высадил нас с Титусом около порта, как было уговорено с моим отцом. Я взбежала на самый длинный причал и долго смотрела на зеленую морскую воду. Каким особенным был этот запах океана - соленый, грязный, грубый. Ветер был очень холодный и сильный - такой сильный, что почти невозможно было дышать. Ветер бил в лицо и развевал мои волосы. Он словно бросал мне вызов. В то же время океан был не похож ни на что из того, что я прежде видела. Из водных пространств раньше я видела только реку Аллагаш. Она была широкая, но все же ее противоположный берег был виден, были видны росшие вдоль него деревья. А когда я стояла лицом к океану, я видела только горизонт, и мне казалось, что океану нет ни конца ни края.
- Знаете, барышня, первые мореплаватели, отправившиеся в Америку, боялись, что упадут с края света, - услышала я голос Титуса.
Зеленый прибой и испугал, и заворожил меня. Я не могла оторвать глаз от океана, хотя успела промерзнуть до костей.
Учитель отвел меня в контору начальника порта. Там нас ждал старик с красным, обветренным лицом. Он указал нам, как пройти к небольшому кораблю, на котором я могла доплыть до Бостона, но предупредил, что судно тронется в путь только около полуночи, когда начнется прилив. Он предложил мне скоротать время в пабе. Там я могла поесть и попытаться уговорить хозяина позволить мне несколько часов поспать, если отыщется свободная кровать. Даже указал мне дорогу к ближайшему постоялому двору. Наверное, он пожалел меня, потому что я от впечатлений почти лишилась дара речи. "Если Кэмден такой большой город, - думала я, - то каков же Бостон?"
- Мисс Мак-Ильвре, - вмешался Титус, - я вынужден возразить. Вы не можете без сопровождения отправиться в паб. Нельзя вам также расхаживать в одиночку по улицам Кэмдена, пока вы будете ждать отправления корабля. Однако меня ждут в доме моего кузена. Я никак не могу оставаться с вами до конца дня.
- Какой еще у меня выбор? - спросила я. - Если у вас будет легче на сердце, проводите меня до паба и проверьте, все ли там пристойно, а потом поступайте, как пожелаете. Тогда вас не будет мучить совесть из-за того, что вы нарушили обещания, данные моему отцу.
В своей жизни я видела один-единственный паб - маленькое заведение Дотери в Сент-Эндрю. А этот паб в Кэмдене был просто огромен. Две барменши, длинные столы со скамьями, горячие блюда на заказ. Пиво здесь оказалось намного вкуснее, и я с горечью подумала о том, что жители моего городка очень многого лишены. Несправедливость сильно потрясла меня, хотя я не чувствовала себя достойной каких-либо привилегий. Я тосковала по дому и жалела себя, но скрывала свои чувства от Титуса, которому не терпелось отправиться по своим делам. В результате Титус решил, что в этом пабе нет ничего дурного, и передал меня на попечение хозяина заведения.
Я поела и нагляделась на незнакомцев, заходивших в паб, а потом приняла предложение хозяина вздремнуть на лежанке в кладовой до отправления корабля. Видимо, путешественники частенько коротали время в этой гостинице. Он обещал разбудить меня после захода солнца - задолго до того времени, когда мне нужно будет вернуться в порт.
Я лежала на узкой койке в кладовой без окон и обдумывала свое положение. Именно тогда, свернувшись калачиком в темноте и прижав руки к груди, я осознала, как одинока. Я выросла в маленьком городке, где меня все знали, где не было вопросов о том, где мое место, кто обо мне позаботится. Ни здесь, ни в Бостоне меня никто не знал и знать не хотел. Тяжелые слезы покатились по моим щекам. Мне было так жалко себя, так жалко… Я просто не в силах была представить себе тогда, как мог отец так сурово наказать меня.
Я очнулась в темноте, услышав стук в дверь.
- Тебе пора вставать, - крикнул хозяин, стоя по другую сторону двери, - иначе пропустишь свой корабль.
Я расплатилась с ним несколькими монетами, вынутыми из-за подкладки плаща, и согласилась на его предложение проводить меня до конторы начальника порта.
Быстро темнело и холодало. С океана к берегу потянулся туман. Людей на улицах было мало. Редкие пешеходы спешили домой, чтобы спрятаться от холода и тумана. Было страшновато. Я словно бы шла по мертвому городу. Хозяин гостиницы был очень добр ко мне. Несмотря на поздний час, он проводил меня до самого порта. Вскоре стал слышен плеск волн.
Сквозь туман я увидела силуэт корабля, который должен был доставить меня в Бостон. На палубе горели фонари и освещали палубу и мачты. Полным ходом шли приготовления к отплытию: матросы взбирались на мачты, разворачивали паруса, в трюм закатывали бочонки, и корабль слегка покачивался на воде.
Теперь я понимаю, что это был непримечательный, маленький, самый простой грузовой корабль, но в то время он мне показался волшебным и огромным, как какой-нибудь британский линкор или арабская багала. Словом, это было первое морское судно, которое я увидела вблизи. От страха и волнения у меня сжалось горло. Теперь два эти чувства станут моими постоянными спутниками - страх перед неизвестностью и неистребимая жажда приключений. Я пошла по трапу на борт корабля. С каждым шагом я уходила все дальше от всего, что знала и любила; с каждым шагом все сильнее приближалась к моей загадочной новой жизни.
Глава 15
Несколько дней спустя корабль вошел в бостонскую гавань. К вечеру он встал у причала, но я дождалась сумерек и только тогда робко покинула палубу. В это время на корабле было тихо: другие пассажиры высадились, как только мы пришвартовались, и большую часть груза успели выгрузить. Матросов - по крайней мере, тех, чьи лица я запомнила, - я на палубе не увидела. Скорее всего, они уже наслаждались прелестями жизни на суше и веселились в каком-нибудь портовом кабаке. Питейных заведений вблизи порта было великое множество. Похоже, в мореплавании этот бизнес играл роль поважнее древесины и парусины.
Всю дорогу дул попутный ветер, поэтому мы прибыли в Бостон намного раньше, чем рассчитывал капитан, но очень скоро эта весть могла дойти до монастыря, и оттуда в порт должны были кого-то прислать за мной. На самом деле, капитан уже с любопытством поглядывал на меня, пока я сидела на палубе, и поинтересовался, не нужно ли подвезти меня, если я не знаю дорогу.
Мне не хотелось в монастырь. Я представляла его себе чем-то средним между работным домом и тюрьмой. Там меня ожидало наказание, там меня должны были всеми возможными средствами "исправить", исцелить от любви к Джонатану. Монахини должны были отнять у меня ребенка - то последнее, что соединяло меня с моим возлюбленным. Как я могла допустить такое?
С другой стороны, мне было очень страшно сходить на берег одной. Неуверенность, испытанная мною в Кэмдене, в Бостоне стала в сотню раз сильнее. Этот город казался мне громадным, бесконечным. Как мне вести себя здесь? К кому обратиться за помощью, где остановиться - особенно в моем положении? Я вдруг резко ощутила себя неотесанной деревенской девушкой, приехавшей в большой город из глуши.
Трусость и нерешительность заставили меня задержаться на корабле, но в конце концов боязнь лишиться ребенка вынудила меня рискнуть. Я решила: уж лучше буду спать в грязном проулке и зарабатывать на пропитание мытьем полов, чем позволю кому-нибудь забрать у меня дитя. Оставив сундук в портовой конторе, я в страхе пошла по улицам Бостона с одной маленькой сумочкой. Я надеялась, что заберу сундук, как только где-нибудь пристроюсь. Правда, монахини могли забрать его, обнаружив, что я пропала.
Уже почти стемнело, и меня поразило то, какой бурной была жизнь на улицах города. Люди выходили из пабов на улицы, толпы шагали по тротуарам, мимо проезжали кареты и повозки, нагруженные бочонками и ящиками, большими, как гробы. Одна улица шла на подъем, другая - на спуск. Я шла, обходя встречных, уворачиваясь от повозок. Уже через пятнадцать минут я не могла сказать, в какой стороне порт. Бостон казался мне суровым, негостеприимным местом. Сотни людей прошли мимо меня в тот вечер, но никто из них не обратил внимания на мое искаженное страхом лицо, на мои испуганные глаза, на то, как я бреду, не разбирая дороги. Никто не спросил, не нужна ли мне помощь.
Сумерки сменились темнотой. Зажглись фонари. Извозчиков стало меньше, люди заторопились по домам. Лавочники закрывали ставни, запирали двери. От страха мне сдавило грудь: где же я буду спать ночью? И завтрашней ночью, и потом… "Нет, - сказала я себе, - наперед загадывать нельзя, иначе я совсем отчаюсь. Пока надо найти ночлег на сегодня. Нужно что-то придумать, а не то я пожалею, что не отправилась в монастырь".
Я могла пойти только в паб или в гостиницу. Причем только в самую дешевую, учитывая, сколько у меня осталось монет. Я шла по жилому кварталу, пытаясь вспомнить, где в последний раз видела заведение. Может быть, ближе к порту? Возможно, но возвращаться обратно я опасалась. Мне казалось, что так я только укреплюсь в мысли о том, что не соображаю, что делаю, что мое положение - просто хуже не бывает. Я не помнила, как попала в этот район, с какой стороны пришла. Так что в каком-то смысле лучше было идти вперед.
Я впала в ступор. Стояла посреди улицы, гадая, куда идти, и не обращая внимания на извозчиков. Меня попросту могли переехать. Я не сразу заметила, что рядом со мной остановилась карета, не сразу услышала оклики.
- Мисс! Здравствуйте, мисс! - послышался голос из глубины кареты.
Карета была очень красивая - не то что наши грубые деревенские фургоны. Темное дерево было натерто маслом, дверцы украшала резьба. В карету были запряжены две гнедые лошади, гривы которых были украшены, как у цирковых, но при этом на лошадях лежали черные траурные попоны.
- Так вы говорите по-английски или нет?
В окошке кареты появилось лицо джентльмена в странной красивой треуголке, украшенной алыми перьями. Он был бледен, светловолос, с утонченным, аристократичным лицом. При этом он как-то странно морщил губы: казалось, все время чем-то недоволен. Я смотрела на него и гадала, зачем такой благородный господин обращается ко мне.
- О, давай-ка я попробую, - послышался из кареты женский голос.
Мужчина в треуголке отодвинулся от окошка, его место заняла женщина. Она была еще бледнее мужчины, ее лицо было белым как снег. На ней было очень темное платье из муаровой тафты. Возможно, ее кожа казалась такой бледной из-за цвета платья. Она была красива, но при этом в ней было что-то пугающее. За неискренне улыбающимися губами прятались заостренные зубы. Глаза голубые, но такие бледные, что казались сиреневыми. Волосы цвета лютика очень гладко зачесаны и убраны под красивую шляпку, сдвинутую набок.
- Не бойся, - проговорила женщина, прежде чем я успела осознать, что действительно немного побаиваюсь ее.
Я попятилась назад, а женщина открыла дверцу кареты и спустилась на мостовую, шурша пышным подолом тафтяного платья. Такого красивого наряда я еще ни разу в жизни не видела. Ткань была тончайшей, тут и там она была собрана в маленькие складочки и рюши. Лиф плотно облегал тонкую осиную талию. Женщина медленно протянула ко мне руку, затянутую в тонкую черную перчатку. Казалось, она боится спугнуть трусливую собачонку.
К мужчине в треугольной шляпе подсел еще один незнакомец.
- С тобой все хорошо? Мы с друзьями заметили, что ты какая-то растерянная, - сказала женщина и чуть более тепло улыбнулась.
- Я… ну… то есть… - промямлила я, смущенная тем, что кто-то обратил на меня внимание. В это мгновение мне отчаянно хотелось человеческой доброты и понимания.
- Вы только что приехали в Бостон? - спросил второй мужчина из кареты.
Он показался мне намного симпатичнее первого. Темные волосы, добрые глаза, мягкость - все это внушало доверие. Я кивнула.
- Вам есть где остановиться? Вы уж меня простите за такие догадки, но вид у вас какой-то сиротливый. Ни дома, ни друзей? - спросила женщина, поглаживая мою руку.
- Спасибо вам за заботу. Быть может, вы могли бы указать мне дорогу до ближайшего паба, - проговорила я, теребя в руках сумочку.
Тут высокий поджарый мужчина вышел из кареты и выхватил у меня сумочку:
- Мы поступим лучше. Мы приютим вас. На сегодняшнюю ночь.
Женщина взяла меня за руку и потянула к карете.
- Мы едем на вечеринку, - сообщила она. - Вы ведь любите вечеринки, не так ли?
- Я… я не знаю, - пролепетала я.
Что-то подсказывало мне: это опасно. Каким образом трое богатых, красиво одетых людей могли взяться из ниоткуда и спасти меня? Естественно и благоразумно было повести себя осторожно.
- Не говорите глупостей. Как можно не знать, любите вы вечеринки или нет? Их все любят. Там будет полно еды и питья. Там будет весело. А потом для вас найдется теплая постель, - заверил меня высокий мужчина и бросил мою сумочку внутрь кареты. - И потом: у вас есть предложения получше? Вы бы предпочли спать на улице? Вряд ли.